Новый поворот в аграрно-крестьянскойполитике Советской власти

Однако мелкое крестьянское хозяйство, на котором базировался аграрный сектор российской экономики, ограничивало возможности такой перекачки. Это обстоятельство, а также задачи создания социально-однородного и политически монолитного общества, предопределили ускоренное обобществление крестьянского сельского хозяйства страны. Того же требовали и интересы укрепления обороноспособности страны, особенно если учесть реально растущую угрозу войны. Эти соображения были отражены в докладе сектора обороны Госплана СССР Совету Труда и Обороны страны, посвященном вопросам учета интересов обороны в первом пятилетием плане. Намечаемое планом существенное увеличение доли

обобществленных крестьянских хозяйств было признано в этом документе социально-экономическим мероприятием, которое всецело отвечало интересам обороны страны. «Не приходится сомневаться, — подчеркивалось в докладе, — что в условиях войны, когда особенно важно сохранение возможностей регулирования, обобществленный сектор будет иметь исключительное значение. Столь же важно наличие крупных производственных единиц, легче поддающихся плановому воздействию, чем многочисленная масса мелких, распыленных крестьянских хозяйств».

Курс на перевод распыленных крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства наметил XV съезд ВКП(б), состоявшийся в декабре 1927 г. Одновременно он выдвинул задачу «развивать дальше наступление на кулачество», принять «ряд новых мер, ограничивающих развитие капитализма в деревне и ведущих крестьянское хозяйство по направлению к социализму».

Политика наступления на кулачество выразилась в произвольном применении усиленного индивидуального обложения зажиточного крестьянства сельскохозяйственным налогом, а затем и системы твердых заданий по хлебозаготовкам (при невыполнении эти задания увеличивались в несколько раз), принудительном выкупе тракторов и сложных машин, изъятии земельных излишков, резком сокращении, а вскоре и прекращении кредитования и снабжения этого слоя деревни средствами производства.

Печальную память оставила по себе эта политика в отечественной деревне, главным образом, потому, что в накаленной обстановке тех лет ярлык «кулака» — «буржуя» нередко наклеивался на состоятельного, крепкого, пусть и прижимистого хозяина-труженика, способного при нормальных условиях накормить не только себя, но и всю страну.

Во многом произвольное нагнетание борьбы с кулачеством резко возросло с выходом в свет летом 1929 г. Постановления «О нецелесообразности приема кулака в состав колхозов и необходимости систематической работы по очистке колхозов от кулацких элементов, пытающихся разлагать колхозы изнутри» . Этим решением и без того уже подвергнутые экономическому и политическому остракизму многие зажиточные семьи были поставлены буквально в безвыходное положение, лишались будущего. При активной поддержке сельчан вроде Игнашки Сопронова, чей собирательный образ талантливо воссоздал на страницах романа «Кануны» Василий Белов, была развязана кампания чистки колхозов от кулаков, причем само вступление последних в колхозы рассматривалось как уголовное деяние, а созданные с их участием колхозы квалифицировались как лжеколхозы. В сентябре 1929 г. ВЦИК и СНК РСФСР дополнили Уголовный кодекс республики статьями, в которых уголовно наказуемыми деяниями объявлялись как образование таких колхозов, так и содействие в их организации и деятельности.

Но сколь бы ни была значима политика наступления на кулачество, все же основной вектор нового партийно-государ ственного курса в деревне, как показали дальнейшие события, отражали те решения XV съезда ВКП(б), в которых говорилось о переводе мелкого крестьянского хозяйства на рельсы крупного производства.

На их основе весной 1928 г. Наркомзем и Колхозцентр РСФСР составили проект пятилетнего плана коллективизации крестьянских хозяйств, согласно которому к концу пятилетки, т.е. к 1933 г., предусматривалось вовлечь в колхозы 1,1 млн хозяйств (4% от их общего количества в республике). Летом того же года Союз союзов сельскохозяйственной кооперации эту цифру увеличил до 3 млн хозяйств (12%). А в утвержденном весной 1929 г. пятилетием плане намечалось коллективизировать уже 4—4,5 млн хозяйств, т.е. 16—18% их общего числа.

Как можно объяснить тот факт, что в течение года цифры плана увеличились в несколько раз, а их окончательный вариант в 4 раза превышал первоначальный?

Во-первых, это связано с тем, что темпы колхозного движения на практике оказались более быстрыми, чем вначале предполагалось: к июню 1929 г. в колхозах насчитывалось уже более миллиона крестьянских хозяйств или примерно столько, сколько первоначально планировалось на конец пятилетки. Во-вторых, руководители партии и государства надеялись ускоренным строительством колхозов и совхозов форсировать решение хлебной проблемы, которая особенно обострилась в 1928—1929 гг.

Со второй половины 1929 г. масштабы и темпы колхозного строительства заметно возросли. Если к лету 1929 г. в колхозах значился примерно 1 млн крестьянских хозяйств, то к октябрю того же года — 1,9 млн; уровень же коллективизации поднялся с 3,9 до 7,6%. Особенно быстро росло число колхозов в основных зерновых районах: Северном Кавказе, Нижне- и Средне-Волжском краях. Здесь число колхозников за 4 месяца 1929 г. (июнь—сентябрь) увеличилось в 2—3 раза.

В конце июля 1929 г. Чкаловский район Средне-Волжского края выступил с инициативой объявить его районом сплошной коллективизации.

Чтобы поддержать это движение, отдел ЦК ВКП(б) по работе в деревне созвал в августе того же года совещание, на котором рассматривался вопрос о коллективизации целых районов. Идея сплошной коллективизации зерновых районов стала проводиться в жизнь. В осенние месяцы 1929 г. при краевых, областных и окружных комитетах партии создаются комиссии содействия коллективизации. Деятельность партийно-государственных и хозяйственных организаций и учреждений деревни, политическая работа в массах все в большей мере подчинялись задаче строительства колхозов. С каждым днем усиливалась пропаганда этого дела в печати.

Вслед за Средне-Волжским краем районы сплошной коллективизации стали появляться и в других краях и областях. На Северном Кавказе приступили к сплошной коллективизации почти одновременно семь районов, на Нижней Волге — пять, в Центрально-Черноземной области — тоже пять, в Уральской области — три. Постепенно аналогичное движение распространяется и на отдельные районы потребляющей полосы. Всего в августе 1929 г. на территории РСФСР насчитывалось 24 района, где проводилась сплошная коллективизация. В некоторых из них в колхозах значилось до 50% крестьянских дворов, но в большинстве охват колхозами не превышал 15— 20% дворов.

Тогда же на Нижней Волге возник ставший символическим для всей так называемой «революции сверху» почин осуществить сплошную коллективизацию в масштабе целого округа — Хоперского. В конце августа 1929 г. окружной комитет партии решил завершить сплошную коллективизацию в течение пятилетки. Ровно через неделю Колхозцентр республики, рассмотрев представленные Хоперским округом материалы о темпах и условиях развития коллективного движения, счел необходимым «проведение сплошной коллективизации всего округа (осуществить) в течение текущей пятилетки».

Подобные квази-успехи были достигнуты в основном методами администрирования и насилия. Это вынужден был признать Баранов в письме, оглашенном на ноябрьском 1929 г. Пленуме ЦК ВКП(б): «Местными органами проводится система ударности и кампанейства, — подчеркивалось в названном документе. — Вся работа по организации проходила под лозунгом: “Кто больше”. На местах директивы округа иногда преломлялись в лозунг: “Кто не идет в колхоз, тот враг Советской власти”. Широкой массовой работы не проводилось... Имели место случаи широкого обещания тракторов и кредитов: “Все дадут — идите в колхоз”... Совокупность этих причин дает формально пока 60% , а может быть, пока пишу письмо, и 70% коллективизации. Качественную сторону колхозов мы не изучили... Таким образом, получается сильнейший разрыв между количественным ростом и качественной организацией крупных производств. Если сейчас же не принять мер к укреплению колхозов, дело может себя скомпрометировать. Колхозы начнут разваливаться».

Таким образом, Хоперский полигон сплошной коллективизации воочию продемонстрировал основные недуги деревенской «революции сверху», которые после распространения во всесоюзном масштабе получат из уст Сталина наименование «перегибов» генеральной линии, отнесенных им исключительно в пассив потерявших голову местных партийных, советских и иных активистов.

Хоперский эксперимент для той поры не являлся чем-то из ряда вон выходящим. Аналогичные тенденции, может быть только в менее концентрированном виде, наблюдались и у первопроходцев массовой коллективизации в других, прежде всего, зерновых регионах страны. Северо-Кавказский крайком ВКП(б) еще 19 июня 1929 г. одобрил предложение Северо-Осетинского облисполкома о вовлечении в колхозы к 1932 гг. всех крестьянских хозяйств. К 10 октября в

колхозах области числилось уже более трети хозяйств. Средневолжский облисполком констатировал, что вместо намеченных планом 5,5% к 1 октября уровень коллективизации в области месяцем раньше достиг 7,5% . На Украине к октябрю в колхозах было 10,4% дворов против 5,6% в июне. А в степной части эти показатели были в 1,5 раза выше. Несомненно, здесь, как и в Хоперском округе, колхозы зачастую создавались административным путем.

Эти и другие факты некоторые исследователи характеризуют как гонку коллективизации, которая уже осенью 1929 г. охватила, вместе с зерновыми, потребляющие и национальные районы, гонку, подстегиваемую стремлением Сталина и его ближайшего окружения ускоренными темпами решить не только задачу обобществления крестьянского хозяйства, но и остро стоявшую зерновую проблему. Тут не все так просто. Во-первых, гонка коллективизации развернулась несколько позже, а, во-вторых, ее начальная география историками излишне расширена. Наконец, нет подтверждений столь раннему подстегиванию Сталиным и его сторонниками процесса коллективизации. Но объективности ради добавим, что надлежащих мер по пресечению произвола и насилия в колхозном строительстве ни ЦК, ни правительство до весны 1930 г. не предпринимали. Более того, и позже борьба с левацкими перехлестами велась явно непоследовательно.