«НЕСЧАСТЬЯ НАЧАЛИСЬ! ГОТОВЬТЕСЬ К НОВЫМ!»

Три паладина Свободы, три странствующих рыцаря Либерализма из Австро-Венгерской империи (типичные «безродные космополиты») Л. фон Мизес, Ф. фон Хайек и К. Поппер во второй половине 40-х годов (да и позднее) многими воспринимались как реликтовые обломки XVIII-XIX веков.

решением съезда КПСС в основу разработки новой программы партии (хотя всего-то «труда» набралось на небольшую брошюру). А жаль, потому что вместе с книгой К. Ясперса «Истоки истории и ее цель» (1949) названые трактаты пробудили бы мысль многих наших соотечественников на полвека ранее.

Вы, вероятно, знаете, что в тяжбе между коммунизмом (социализмом, коллективизмом) и либерализмом противников разделяют вовсе не цели? Марксистско-ленинский коммунизм стремится к свободному развитию каждого, как условию свободного развития всех. Но что могли бы возразить Маркс или Бухарин с Троцким на либеральное заявление: единственная прогрессивная политика — это политика, направленная на достижение свободы личности? Расхождения в ином. И среди главнейших — отношение к частной собственности. Собственность — это кража (П. Прудон), единственный путь к свободе — уничтожение частной собственности (К. Маркс, Ф. Энгельс), слышим мы с одной стороны. Тогда как с другой доносится: собственность — условие человеческой свободы (И.

Два обстоятельства исключают саму возможность эффективного централизованного управления. Во-первых, общество в целом (и экономика в частности) — естественная система, возникшая непреднамеренно. Оно — не искусственная система, не конструктор с набором деталей, которые мы произвольно переставляем с места на место. Поэтому ошибочно ожидать, что можно его перестроить или управлять им в целом. В лучшем случае мы в состоянии создать благоприятные условия для протекания процессов самоорганизации,

которые не подчинены никакой единой иерархии целей. Больше того, мы должны всегда оставлять шанс для таких направлений развития, которые невозможно заранее предугадать. Во-вторых, общество — система сложная, информация о ней находится в рассеянном состоянии. Между тем для принятия централизованных и обязательных для всех общих решений необходима концентрация информации обо всем. Управляющие, находящиеся на местах, должны были бы постоянно собирать информацию о непредсказуемо меняющейся ситуации и непрерывно передавать эти сведения центральному планирующему органу, получая в ответ точные предписания о том, что следует предпринять далее. Но в каждом конкретном месте изменения отнюдь не типичны, а любое решение будет означать возникновение новых многовариантных комбинаций.

Либералы полагают, что легко контролировать несложные ситуации с небольшим количеством простых объектов. Если же воздействующих факторов и самих объектов становится много, то единственный выход — децентрализация. Координация деятельности в таком случае обеспечивается не сознательным контролем, а системой мер, обеспечивающих индивида информацией. Только спонтанные и неконтролируемые усилия индивидов должны составлять фундамент сложной системы экономической деятельности. Чем сложнее структура, появления которой мы добиваемся, тем жестче границы для нашего вмешательства. Если мы собираемся обеспечить наибольшую свободу для всех, то обязаны ограничить свободу всех посредством единых абстрактных правил, предотвращающих произвол со стороны других людей и не позволяющих кому бы то ни было (и в особенности — государству) вмешиваться в сферу личной свободы каждого человека. Общие цели заменяются едиными абстрактными правилами. Первые гарантируют рабство и хаос, вторые обеспечивают простор для самой широкой свободы и разнообразия и ведут к большему порядку. Государство же должно ограничиться разработкой общих правил, применимых к ситуациям определенного типа, предоставив индивидам свободу во всем, что связано с обстоятельствами места и времени. Таким образом, действия государства становятся прогнози

руемыми и сами определяются известными правилами. Только на этом пути уцелеет свобода.

Если же Вы решаете в целях экономической эффективности прибегнуть к централизованному планированию и общей координации поначалу лишь одной экономики, то неизбежно придете к распространению контроля на всю жизнь людей. Планирующий Центр, распределяя ресурсы, рабочую силу, контролируя производство и определяя его цели, получает право пресекать любые попытки уклониться от директивного курса в производственной сфере и без труда контролирует наше потребление.

Ведь, чтобы справиться с таким грандиозным делом, как планирование экономической жизни, власти должны будут свести все многообразие человеческих способностей и склонностей к нескольким простым категориям, обеспечивающим взаимозаменяемость кадров, сознательно игнорируя все тонкие личностные различия. Поскольку в процессе планирования в принципе невозможно учитывать склонности индивидов, конкретный человек более чем когда-либо будет выступать как средство, используемое государством. Для успешного планирования нужна единая, общая для всех система ценностей — именно поэтому ограничения в материальной сфере непосредственно связаны с потерей духовной свободы. Управление облегчается наличием простых и стандартных объектов. Поэтому Центр вынужден взяться за формирование и воспитание человека, провозгласив или хотя бы осознав: если социализм не соответствует природе человека, то природа человека должна быть изменена.

Централизованный отбор и воспитание коснутся как подданных, так и правящей элиты. Чем более образованы люди, тем более разнообразны их взгляды и вкусы и тем труднее ждать от них единодушия по поводу любой системы ценностей. Если Вы стремитесь достичь еди

нообразия взглядов, Вы должны вести поиск в тех слоях общества, для которых характерны низкий моральный и интеллектуальный уровень, примитивные, грубые вкусы и инстинкты. Необходимая централизованному управлению дисциплина требует единообразия.

Таким образом, ступив во имя счастья и справедливости на путь планирования, государство не сможет отказаться нести ответственность за судьбу и положение каждого человека, и мы оказываемся в тупике рабства и стагнации. Вопрос, кому что причитается, придется решать монопольно государственному аппарату. Государственная власть станет единственной формой власти, к которой в подобном обществе стремится человек. Государство становится тоталитарным, в нем все непредписанное — запрещено, свобода становится преступлением. На этом пути можно обрести уверенность в завтрашнем дне, ощущать социальную защищенность, получать гарантированную заработную плату и не бояться безработицы. Но Вы должны отдавать себе отчет в том, что, выбирая это, обрекаете себя на неотвратимые последствия. Или политическая свобода и экономическая эффективность (очередность может быть иной, т. к. эта пара неразрывно связана), или отсутствие того и другого. Невозможно уповать на то, что без политической свободы Ваша Система продемонстрирует экономические успехи и триумфы эффективности. Их явление в Системе — плод фальсификации. Как только увидите «факты, свидетельствующие об их наличии», берегитесь: Вас обманывают!

В целом, считал Хайек, мы имеем дело с фундаментальным конфликтом между двумя несовместимыми типами общественного устройства, которые часто называют по их наиболее характерным проявлениям коммерческим и военизированным. Желающим увидеть общество, в котором воплотились мечты многих поколений социалистов, ученый

Волкогонов Д.

предлагал обратить взоры не только к гитлеровской Германии или к СССР, но и к древней Спарте. Поппер тоже не сомневается в том, что сегодняшний тоталитаризм принадлежит традиции столь же старой, как и сама цивилизация. Именно поэтому Платон, взявший за образец для своей политической программы Спарту, оказывается у философа творцом тоталитарного варианта, тогда как принципиальные линии спартанской политики в основном сходятся с тенденциями современного тоталитаризма1.

Прежде чем делать выводы, взгляните на Спарту V века до нашей эры[382]. Важнейшей отличительной особенностью ее общественного строя являлось равенство. Спартанское руководство прилагало постоянные усилия для того, чтобы свести к минимуму возможность личного обогащения. Золото и серебро изымались из обращения, торговля ограничивалась. Землю, поделенную на равные участки, нельзя было ни продать, ни купить. Все спартанцы жили в одинаковых условиях, носили одинаковую, простую и грубую одежду, ели одинаковую пищу в общих столовых. Все необходимое производили местные ремесленники, а ввоз чужеземных изделий запрещался законом. Закон планомерно руководил всей жизнью спартанцев с рождения до смерти, предусматривал и регламентировал все, вплоть до формы усов и бороды. За соблюдением законов бдительно и неусыпно следили особые чиновники. Чтобы держать в повиновении государственных крестьян — илотов, работавших на государственной земле, спартанцы всю жизнь с неослабным усердием предавались военной подготовке, более не занимаясь ничем. Время от времени спартанцы устраивали среди илотов чистки- облавы, уничтожая самых сильных, смелых, умных. Опираясь на свое военное превосходство и непобедимую фалангу, Спарта стремилась установить контроль над всей Грецией. Однако великодержавные претензии Спарты опирались исключительно на военную силу.

В атмосфере сурового военно-полицейского режима с его доведенным до абсурда культом равенства, писали советские античники, постепенно исчезла яркая и своеобразная культура древней Спарты. После Тиртея, воспевшего подвиги, совершенные спартанскими воинами во время войн, Спарта не дала ни одного значительного поэта, ни одного философа, оратора, ученого. Экономика державы, повернув вспять, оказалась в состоянии почти натурального хозяйства. Полный застой в социально-экономической и политической жизни и крайнее духовное оскудение — такой ценой пришлось расплачиваться спартанцам за свою военную непобедимость. Замкнувшаяся в себе, отгородившаяся от всего мира глухой стеной вражды и недоверия, Спарта стала главным очагом политической реакции, опорой и надеждой всех врагов демократии.

Как видите, прослеживаются связь и взаимовлияние следующих элементов: равенство, планомерное развитие общества, духовное оскудение, социально-экономическая деградация, военно-полицейский режим, милитаризация, великодержавные и гегемонистские устремления, ксенофобия, реакция. Вы без труда все это отыщете и в СССР две с половиной тысячи лет спустя. Но что из этого следует? Или и в Спарте — социализм? Не спешите с ответом.