«МЫ ВНОСИМ ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ В ДЕРЕВНЮ (МЫ ЭТО СЧИТАЕМ СВОЕЙ ЗАСЛУГОЙ)»

В январе 1918 г. левые эсеры добились от большевиков согласия на принятие Основного закона о социализации земли. Ниже приводятся его основные положения. Оцените глубину экономической мысли составителей и перечислите неизбежные практические последствия реализации такого закона.

Всякая собственность на землю, недра, леса и воды отменялась. Земля переходила в пользование трудового народа и подлежала переделу. Ею в первую очередь должны наделяться безземельные и малоземельные. Распределение земли — уравнительное, по трудовой норме. Преимущественное развитие должны получить коллективные формы хозяйствования: коммуны, общины и т. п. Государственная монополия хлебной торговли подтверждалась.

Последний элемент — плод большевистского «творчества». Эсеры были против монополии. Спиридонова в обмен на ее отмену обещала Ленину поддержку при ратификации Брестского мира. В любом случае обе партии несут ответственность за закон. А что происходило в деревне?

К февралю 1918 г. конфисковано до 75 % помещичьих усадеб.

Интересное дело: чем позднее писали советские историки о событиях в деревне, тем более организованными представали эти события[677]. Между тем очевидцы и современники независимо от политической ориентации сообщали о погромах и разграблениях, которые на Украине в ряде губерний постигли до 60 % имений. Короленко, замечая, что «народ наш в общем все-таки не разбойник и не грабитель», подчеркивал, что уже с весны 1917 г. земельная реформа пошла «в сторону стихийного захвата», а при большевиках превратилась в стихийную «грабижку». Во многих местах имущество действительно не расхищалось, но, вспоминал Чернов, «нетерпение наиболее темных масс», «мужицкий большевизм», не желающая ничего ждать бесформенная стихия, с которой был не в силах совладать Октябрьский переворот, оборачивались тем,

что «великолепнейшие сельскохозяйственные постройки разбирались, и от них оставались лишь колонки уравнительно поделенных по числу дворов кирпичей»[678].

С весны начали делить землю. В подавляющем большинстве случаев — по едокам. В передел пошли все земли. Хутора и отруба сметены аграрной революцией. Общинно-бедняцкий дух торжествует. Знаменитый черный передел охватил деревню, в которую возвращались миллионы вооруженных озлобленных людей. К осени «распределили» 17 млн дес. За следующие два года — еще 5 млн. Вышла в среднем по России на душу прибавка в 0,4 дес. Но почти 3 млн крестьянских хозяйств, ранее безземельных или малоземельных, либо получили до 6 дес. на двор, либо удвоили площадь своих наделов[679]. Пайпс полагает, что за свою незначительную прибавку мужики заплатили очень дорого в связи с потерей банковских вкладов. Можно добавить к этому и введенный осенью 10-миллиардный единовременный налог (собрали лишь 1,5 млрд руб.)[680]. Но эти потери и поборы обрушились опять-таки на зажиточную и трудовую деревню.

Уравнительно делили скот, инвентарь, имущество. Курский уездный комиссариат земледелия приказал оставлять на хозяйство в 5 душ лошадь с жеребенком, при семье в 5-10 душ — 2 лошади и т. д. «Лишнее» передавали бедноте. Как видите, и здесь — учет и контроль, то есть социализм. Понятно, что до трети деревни — безлошадные, но остальные-то мужики разве хотели отдавать нажитое своим горбом? Делить поровну — вековечная мечта бедноты, лентяев, неудачников, но не справных хозяев. Поэтому власть и бедняки столкнулись с сопротивлением значительной массы крестьянства. Постоянные принудительные переделы, катастрофическая чересполосица, полная неурегулированность земельных отношений, грабежи, поборы со стороны голытьбы, ставшей властью, вывели из терпения «домовитых» мужиков.

И начинается весной 1918 г. крестьянская война. Только Воронежская, Тамбовская, Курская, Орловская губернии, где беднота увеличила наделы в 2-3 раза, дали более 50 крупных восстаний. Поднимались Поволжье, Белоруссия, Северо-Западные губернии.

Еще один клин, шедший из городов, корчившихся в муках голода, вбивала в деревню, раскалывая мужиков, центральная большевистская власть.

В старой деревне зерно продавали все слои, независимо от состоятельности, поэтому мужики молили о свободе торговли. Так не дать ли ее? Но она ликвидирована введением монополии государства, не только стремившегося единолично торговать хлебом, но и установившего твердые закупочные цены, которые были ниже рыночных. Объяснять ли, почему местная (советская!) власть отменила хлебную монополию Центра? Губернские съезды Советов в Вятке, Самаре, Симбирске, Казани, Астрахани, Тамбове голосовали против монополии.

Ленин реагировал мгновенно и однозначно. «[Д]ля спасения от голода вести и провести беспощадную и террористическую борьбу и войну против крестьянской и иной буржуазии», «надо организовать великий "крестовый поход" против спекулянтов хлебом, кулаков, мироедов, дезорганизаторов, взяточников». «Только собрав весь хлеб в общие мешки, мы можем победить голод, и все равно хлеба будет только в обрез». «Кажется, что эта борьба только за хлеб; на самом деле это — борьба за социализм». «Это — уже не "общереволюционная" а именно коммунистическая задача»[682]. Начинаются реквизиции зерна, расстрелы «спекулянтов» на месте.

В мае СНК и ВЦИК законодательно оформили этот политический выбор, введя в стране продовольственную диктатуру. Хлебная мо

нополия провозглашалась незыблемой. Лица, имеющие излишки хлеба и не сдающие их государству, считались врагами народа.

Председатель ВЦИК Я. М. Свердлов требовал расколоть деревню на два непримиримых лагеря и разжечь гражданскую войну. Жертв будет меньше, убеждал он колеблющихся, если коммунисты организуют бедноту до того, как «кулаки организуются и нападут на нас»[685]. Поэтому 11 июня ВЦИК издает декрет «Об организации и снабжении деревенской бедноты». Продорганам предписывалось создавать комитеты бедноты, задача которых — изымать хлеб, распределять его среди бедняков, снабжать города. Комбеды на деле заменяли общекрестьянские Советы диктатурой бедноты. Ленин обнадежил большевиков: «И нами теперь сделан первый и величайший шаг социалистической революции в деревне... только теперь, когда мы на этот путь вступили, социализм перестал быть только фразой и становится живым делом»[686]. К концу года уже почти 130 тыс. комбедов, состоявших из рабочих, бывших фронтовиков и бедноты, не просто выколачивали хлеб из деревни, но и требовали передать им всю власть на местах.

среднем 5-7 человек, которые не пашут, не сеют, не строят, а заняты исключительно учетом и контролем. Революция дала им одно — власть, и терять ее они не собирались. Даже формальная ликвидация комбедов предполагала создание ими новых Советов. Прочтите книгу А. Веселого «Россия, кровью умытая». Вы многое поймете. Не забывайте: принимая решения весной-летом 1918 г., Ленин исходил из своих дореволюционных исследований деревни, в которых он пришел к выводу, что беднота составляет не менее 65 % крестьянства, середняки — не более 25 %, а «крестьянская буржуазия» — 10 %. При этом вождь большевиков полагал, что первые две категории практически не торгуют хлебом. Ничего общего с действительностью эти выкладки не имели.

Левые эсеры обрушились на большевиков с жесточайшей критикой, обвиняя их в контрреволюции и войне против трудового крестьянства. Мария Спиридонова пересказывала Ленину мужицкие письма: в комбеды идет одно хулиганье, они катаются на крестьянских лошадях, приказывают в каждой избе по очереди готовить себе обед, отбирают деньги. Недовольство огромное растет и вот-вот вырвется наружу. Села в несколько тысяч человек уже встают стеной! Отмахнувшись от «бесхарактерных и путаных людей», Ленин не унимался. «Все излишки хлеба принадлежат государству», любой крестьянин, собравший хлеб своим трудом, но прячущий зерно, «превращается в эксплуататора — хуже разбойника». Врагом народа становится всякий торгующий крестьянин, каждый рабочий, занятый спекуляцией[687]. Но жить-то как, если власть не в силах накормить голодных? И где же тогда «народ», если все — его враги?

Завершалось лето, близился сбор урожая. СНК издает очередную серию декретов с характерными названиями: «О привлечении к заготовкам хлеба рабочих организаций», «Об организации уборочных и уборочно-реквизиционных отрядов», «Положение о заградительных реквизиционных продотрядах». Ленин написал воззвание «Товарищи рабочие! Идем в последний, решительный бой!». Черкнул письмецо нижегородским рабочим, в котором выражал надежду, что «товарищи рабочие свой превосходный план массового движения с пулеметами за хлебом осуществят как истинные революционеры»[688]. Не забывайте, это лишь кажется, что идет борьба только за хлеб...