ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА (20 ФЕВРАЛЯ - 3 ИЮНЯ 1907 г.)

В первой Думе крестьяне-трудовики упорно повторяли: «Мы сразу же желаем покончить с крупным и средним землевладением и стереть помещичье сословие». «Скажем твердо и раз навсегда: земля должна отойти к нам вся и бесплатно»[448].

До открытия второй Думы Столыпин провел в порядке чрезвычайного законодательства ряд аграрных законов. С августа 1906 г. для продажи крестьянам по цене на 20 % ниже рыночной в оборот пускалось 5,5 млн дес. удельных и казенных земель, 11 млн дес. лесных угодий. Закон от 5 октября 1906 г. уравнивал крестьян в правах с другими сословиями, снимал ограничения на передвижение. Община не могла препятствовать выходу из нее, семейные разделы не требовали согласия общины. Земские начальники лишались права наказывать мужиков. Обнародованный 9 ноября основной указ гласил, что отныне каждый домохозяин, владеющий надельною землею на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собою в личную собственность причитающейся ему части этой земли. Крестьянский банк получил распоряжение предоставлять мужикам, покидающим общину, льготные ссуды. Началось переселение малоземельных за Урал, на казенные земли. Но не поздно ли спохватилось правительство?

Столыпин не был ни оголтелым реакционером, ни прекраснодушным реформатором. Он понимал, что «[р]еформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большой мере недостатки внутреннего уклада. Если заняться исключительно борьбою с рево- люциею, то в лучшем случае устраним последствие, а не причину... К тому же этот путь реформ торжественно возвещен [Государем]... идти назад нельзя... там, где правительство побеждало революцию (Пруссия, Австрия), оно успевало не исключительно физическою силою, а тем, что, опираясь на силу, само становилось во главе реформ.

Премьер собирался сотрудничать с Думой при условии принятия ею правительственных проектов. Но на что он мог надеяться после выборов, давших такие результаты (см. табл. 3)? Социалистические фракции готовились взрывать Думу изнутри и углублять революцию. Кадеты, решив беречь Думу, перешли к тактике «правильной осады» правительства. Какие-то шансы на сотрудничество появились после того, как Столыпин, встретившись с Милюковым (вновь не ставшим депутатом), обещал в обмен на осуждение кадетами левого террора легализовать их партию. Павел Николаевич согласился, но не сумел убедить остальных вождей, требовавших, чтобы правительство прекратило стрелять первым. ЦК заявил, что лучше пожертвовать партией, чем обречь ее на моральную гибель в случае подобной сделки.

Вот в эту Думу и явился Столыпин со своей программой. Высокий, статный, с мужественным лицом и ораторским талантом, он говорил не как чиновник, а как государственный человек. «Крупность Столыпина раздражала оппозицию», — заметили журналисты. А он, бросив левым: «Не запугаете!», вам «нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!», отчеканил, что правительство никогда не допустит «ответственности перед Думой» и будет осуществлять собственный курс. Ариадна Тыркова полагала, что государственный темперамент главы правительства столкнулся с книжным догматизмом оппозиции, которой не хватило политического чутья, чтобы вместе с премьером «замирить Россию»[450]. Но в этом ли проблема?

Даже смягченный кадетский аграрный проект (без принудительного отчуждения и национализации, с выплатой крестьянами части стоимости земли и проч.) не устроил премьера. Тем более он отверг идеи трудовиков, предупредив, что правительство не позволит «обезземелить 130 тыс. владельцев и... оторвать их от привычного и полезного для государства труда»[451].

В ответ он услышал от крестьянских депутатов: «Эти земли, которые принадлежат народу, — нам говорят, покупайте их...

У Вас найдется что возразить мужикам? А вот кадеты отыскали способ и вместе с правыми большинством в 47 голосов заблокировали совместное решение левых о требовании принудительного отчуждения частновладельческих земель и немедленной отмены столыпинского аграрного законодательства. Кадеты рассчитывали на то, что таким образом открывают дорогу к сотрудничеству с властью. Но правительственная печать открыто заявила: уступки кадетам бесполезны — у них нет ни нравственного авторитета над левыми, ни способности выразить народные желания[453]. Оказалось, что кадеты, как партия реформ и центра, без революции — ничто! Или мы ошибаемся?

Надо ли объяснять, почему 3 июня 1907 г. царским указом Дума была распущена и почему никто не поднялся в ее защиту?