В ГЛУБИНЫ СОЗНАНИЯ

Помните, мы отмечали, что еще Платон был озабочен отбором мифов, контролем за их творцами и за воспитателями душ? Не забывайте и другого: платоновские философы-правители, радетели о всеобщем счастье (в этом смысле генсек Л.

Но станете ли Вы оспаривать то, что в СССР сфера сознания делалась совершенно независимой от окружающей действительности? Ничто материальное не стесняло сознание и не определяло его. Сознание стало столь самостоятельным, что Власть и многие подданные могли уже не обращать внимания на реальную жизнь. Плохо у вас в городе, колхозе? Зато где-то в других местах, вот тут, совсем рядом, и везде — просто великолепно. Именно об этом великолепии повествовали фильмы, картины, книги, газеты, учебники. Сфера сознания превратилась в область должного, трактуя то, что должно быть, а не то, что есть. Не все, однако, просто в нашем «дивном новом мире». Естественно, власть, насаждающая «идеологию стабильности», делает это сознательно. Но она добивается своих целей еще и потому, что, как мы уже убеждались не раз, значительную часть населения психологически (а еще в каком плане?) такая власть устраивает, поскольку удовлетворяет ряд насущных потребностей. Полвека назад X. Арендт полагала, что люди как таковые (т. е. нечто большее, чем разновидность животных) «совершенно излишни для тоталитарных режимов», которые стремятся «не к деспотическому господству над людьми, а к установлению такой системы, в которой люди совершенно не нужны». «Тотальной власти можно достичь и затем сохранять ее только в мире условных рефлексов, в мире марионеток, лишенных слабейшего признака самопроизвольности»[433].

найти факты положительной самопроизвольности не составит труда). Или мы ошибаемся?

В СССР ведущие философы, вроде академика М. Б. Митина (пожалован орденом Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, Сталинской премией), боролись против идеи об интернациональном характере науки. Эти «ученые» отстаивали «марксистско-ленинское положение» о том, что все науки классовые и даже, как писал Митин в «Литературной газете» 9 марта 1949 г., «нет и не может быть единой мировой науки, нет и не может быть единого мирового естествознания». Идеология властно вторгалась в естественные науки, критикуя «идеалистическую» теорию Эйнштейна, как образец «загнивания» буржуазной физики, отбрасывая кибернетику и «формальную» генетику. Отвергались науки, рассматривавшие ту или иную форму неопределенности: квантовая физика, теория вероятностей, социология, статистика. Вместе с тем финансировались поиски, целью которых было закрепление внешних воздействий на объект. Советская классовая «наука» в лице академика К. М. Быкова, поощренного Сталинской премией, занималась исследованиями «в области влияния» мозга на деятельность человека и пыталась использовать теории Павлова для создания субъекта с заданными свойствами. Общее направление задавал «народный академик» Т. Д. Лысенко, всю жизнь посвятивший доказательству возможностей безграничного влияния на объект путем воспитания и передачи по наследству благоприобретенных качеств. Не надо быть «корифеем всех наук», чтобы понять, какие перспективы сулило осуществление «мичуринско-павловских» постулатов Лысенко: «Изменения условий жизни вынуждают изменяться сам тип развития... организмов. Видоизмененный тип развития является, таким образом, первопричиной изменения наследственности»[434]. Наиболее тонкое, точное и совершенное приспособление организма к окружающей среде, соответствие ей с помощью условных рефлексов, которые передаются по наследству, — мечта любого диктатора.

Конечно, можно наперекор всему сопротивляться и «в смертной схватке с целым морем бед» отстоять себя. Это — удел немногих, тех, кто предпочел быть собой всегда и в любых обстоятельствах, противостоял власти, насилию, рискуя жизнью. Те же, кто считал,

что лучше хоть что-то иметь (между прочим, и жизнь!), пусть и ценой утраты собственной индивидуальности, подчинялись правилам игры (неточнее ли: формировали правила?), навязываемым большинством (или — большинству?). Может быть, лучше говорить о некотором общем знаменателе разных индивидов, как Вы думаете? И почему не допустить, что «почвенная власть» не столько навязывает большинству, сколько сама, вырастая из него, генерирует и оформляет идеи, созвучные расплывчатым «эманациям народного духа»?

Но каков же общий знаменатель, объединявший многих жителей СССР в 30-50-е гг.? Допустимо говорить, как нам кажется, скорее о разновидности мифологизированного (Ю. Левада, И. Кон), чем тоталитарного (Л. Гозман, А. Эткинд) или авторитарного (Т. Адорно, Э. Фромм) сознания. Оставим терминологические споры специалистам. Но было бы интересно сравнить три подхода, которые, по нашему мнению, не отрицают друг друга. Взяв за основу схему Гозмана и Эткинда, мы воспользуемся остальными в тех случаях, когда они ее дополняют и уточняют1. Сразу оговорим свою позицию. Человек — чрезвычайно пластичное и адаптивное существо. Люди не только разные, но их подавляющее большинство обладает разнообразным набором всевозможных качеств. Однако, как у любого живого организма, у человека в определенных условиях наиболее ярко проявляются соответствующие качества. То, о чем мы собираемся говорить, было присуще многим жителям СССР. Но в разной степени.

Мифологизированное сознание отражает не реальный мир, а представление о нем, миф, в значительной степени навязанный извне и внедренный в человека. Показательно, что все те образы внешнего мира, о которых мы говорили выше и которые стали к началу 50-х гг.

с моноклем», «венценосные кровопускатели», «людоеды в митрах» и даже «рясофорные скулодробители». Клубятся «темные силы», таится «мрачная реакция», копит силы «черная рать мракобесов». И эту тьму прорезает «красная заря» «мирового пожара», разгоняет «красное знамя восстаний». «Картинка!» — издевается философ, еще не ведая, что вскоре будет зачислен в разряд «явно безумных» «философов- мракобесов», а красные зори станет встречать в лагере[435]. Через 25 лет эту «картинку» увидели многие.

Люди видят не то, что есть, а то, что должно быть. Подумайте, почему, однако, некорректно говорить, что это модификация исключительно традиционного и инфантильного сознания. Согласитесь: К. Леви-Строс убедительно доказал, что людям и в традиционном состоянии присуще логическое мышление, способное замечать противоречивость явлений и управляемое отнюдь не одними мистическими переживаниями. Мы нечасто встречали нормальных взрослых, намеревающихся петь и смеяться, как дети, среди упорной борьбы (кстати, направленной на разрушение всего мира насилия). Но разве психоанализ не показал, что нет существенного различия между состоянием психического здоровья и психического заболевания? И разве не прав К. Г. Юнг: мир и переживание мира имеют одну и ту же природу[436]?

Будем рассматривать коммунистическое (советское или ему подобное) мифологизированное сознание, оформившееся (в виде массового явления) не ранее второй половины 40-х, как синтез вер-аксиом, не требующих доказательства (поэтому такое сознание не воспринимает фактов, противоречащих сложившейся схеме).

Начнем с веры в простой мир. Все просто: есть мы и они. Мы — хорошие. Все, кто с нами, хорошие. Вы скажете: типичная «первобытная» логика. Возможно. Но первобытное мышление допускало три цвета: белый, красный и черный. Национал-социалистическая символика использовала их. А коммунистическая — еще проще. Красное и белое. Полутона отсутствуют. Компромиссы невозможны. Кто поет не с нами — уже против нас. Кто не поет — тоже. Всякая вера предполагает культ. В данном случае существуют культ простоты вообще и культ ее

носителя — простого человека. «Прост, как правда» — одна из высших оценок Ленина. Простота сталинских речей и писаний — высшее достижение человеческой мысли. Простой, прямой человек, говорящий правду («прямо резал правду-матку в глаза, не вилял»), — лучше, чем сложный («маскируется, гад»). «Душу нараспашку» видно до дна. И легко контролировать. Носители сложности отвергаются и осуждаются вместе с ней. Больше того: методично уничтожаются. В 1935-1939 гг. режиссеры Г. М. Козинцев и Л. 3. Трауберг «создают выдающееся кинопроизведение на историко-партийную тему» — «Трилогию о Максиме», которая «глубоко и правдиво рисует деятельность Коммунистической партии»[437] и т. д. В 1937 г. выходит фильм «Депутат Балтики» И. Е. Хейфеца и А. Г. Зархи. Среди героев картин — простые русские рабочие, способные цитировать Маркса с любого места. «Наш» рабочий физически крепок, смел, жизнерадостен. Предан партии и коммунизму. Беспощаден к врагам революции. Идеальный борец за народное счастье. Солдат партии. Он часто сталкивается с интеллигентами. Если интеллигент враг, то имеет отталкивающую неарийскую внешность, козлиную бородку, пенсне, галстук, шляпу и, как правило, нерусский акцент. «Наш» интеллигент — русский образованный человек, слабо разбирающийся в политике. Простой рабочий либо «выводит на чистую воду» интеллигента-вредителя, либо — на путь истинный «нашего» профессора.

Мир прост. Значит, изменить его «одним махом» не составит труда. Простота мира и легкость изменений воплощаются в вере в чудеса. «По щучьему велению, по моему хотению» Вас не устраивает? Тогда можно так: «Нам стоит только приналечь по-большевистски, дружно, / И мы заставим Волгу течь туда, куда нам нужно». Как писала X. Арендт,

здравому смыслу «противоречит не нигилистический принцип "все дозволено".. Здравый смысл и "нормальные люди" отказываются поверить в то, что все возможно»[438]. Нормальные советские люди отказаться не могли. Конечно, скажете Вы, ссылаясь на авторитет М. Левина или Р. Пайпса, иначе и быть не могло в социуме, выраставшем из традиционного аграрного состояния. Горожане в первом поколении сохранили верования и предрассудки традиционной деревни (Маркс писал об идиотизме сельской жизни, но это дело вкуса). Возразим: качество (и количество) «аграрного чуда» несопоставимо с коммунистическим. Перекрестить зевающий рот для оберега от нечистого, норовившего влезть в душу, — совсем не то, что разорить, сослать и пострелять полдеревни в борьбе с кулачеством и вредителями. Чудесное исцеление, снятие порчи, вызывание дождя — чудеса редкие, штучные, индивидуальные, можно сказать, индивидуализированные. Они не переворачивают картину мира, не меняют его самого.

Коммунистическое чудо неотвратимо, тотально, бесконечно. Хотя легко найти начало. Царь — дурак, буржуазия не хотела, помещики не могли, рабочие и крестьяне стремились, партия руководила, и вот: «Бежит матрос, бежит солдат, стреляют на ходу. Рабочий тащит пулемет, сейчас он вступит в бой. Висит плакат "Долой господ! Помещиков долой!" Несут отряды и полки полотна кумача. А впереди — большевики, гвардейцы Ильича». Ясное дело, взяли Зимний, и пожалуйста: «Так в Октябре мечта сбылась рабочих и крестьян!». Сразу с нулевой точки начался отсчет Новейшего времени всемирной истории.

Ни один самый темный мужик-язычник или богобоязненный старовер не поверит в чудеса «народных академиков» и сталинских лауреатов Т. Д. Лысенко или О. Б. Лепешинской. Дичь, вроде возникновения клетки из неклеточного вещества и необязательности клеточного деления, «мичуринско-лысенковская мысль» о том, что живое тело состоит как бы из отдельных элементов внешней среды, превратившихся в элементы живого тела (представили, так мы с Вами «как бы» и состоим), простой черноземец (и мы с Вами) не заметит. Чтобы понять, что процесс костеобразования в мутной нестерильной жидкости, равнозначный чуду, характеризует лишь состояние советской лженауки, потребуется определенный кругозор. Но любой коренной глуповец поднимет на смех человека, уверяющего, что твердая пшеница порождает мягкую, пшеница — рожь, капуста — брюкву, сосна — ель, пичужка

пеночка — кукушку. А «передовой советской мичуринской науке» все мало. Она смело заявляет: растительные клетки превращаются в животные — легко, вирусы и микробы могут превращаться в кристаллы и обратно — иногда, кристаллы становятся бактериями — порой, один вид рождается в недрах другого — всегда. Этот чудесный бред 20 лет изучали школьники по учебнику «Основы дарвинизма» и студенты по «Общей биологии». Им волей-неволей приходилось верить в чудо — книги с иными трактовками были уничтожены1.

Никто в русской деревне никогда не допускал мысли о вере в собственное всемогущество (точнее — в коллективное всемогущество). Это и понятно. Технические умения и навыки, знания естественных наук, которые ценят (как в СССР) за их прикладной характер, слабо затронули дореволюционного земледельца (даже если он работал отходником на фабрике). «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», «мы покоряем пространство и время, мы — молодые хозяева Земли» — это лишь часть формулы. Вторая составляющая: «Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца — пламенный мотор». А с другого конца еще не фашистской, но уже модернизированной Европы чуть раньше можно было услышать: «Так чего же ради оглядываться назад? Ведь мы вот-вот прорубим окно прямо в таинственный мир невозможного! Нет теперь ни Времени, ни Пространства. Мы живем уже в вечности, ведь в нашем мире царит одна только скорость». «Мы воспеваем человека за баранкой: руль насквозь пронзает Землю, и она несется по круговой орбите». Мичуринский призыв: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача!» — коренится не в традиционном сознании. Но немилосердные руки-крылья — это еще полбеды. Анатомируя человеческую деструктивность и анализируя всяческие «Манифесты футуризма», Э. Фромм пришел к неутешительным заключениям. Среди них есть и такие. Существует связь между деструктивностью и поклонением перед машинной мощью, во-первых. При определенных условиях эта связь достигает предельного выражения в некрофилии, имеющей единственную цель — превратить все живое в неживую материю, во-вторых. Таким образом, врагом некрофилии оказываются сама Жизнь и вся Природа2. Или, по крайней мере, человеческий «материал». Антигуманизм подобной веры очевиден.

При этом следует иметь в виду, что «мы» покоряем не только Пространство. Кстати, покоряем порой в специфической форме: «Есть в наших днях такая точность, / Что мальчики иных веков, / Наверно, будут плакать ночью / О времени большевиков... / Но мы еще дойдем до Ганга, / Но мы еще умрем в боях, / Чтоб от Японии до Англии / Сияла Родина моя». Такое вот «Лирическое отступление» 1940 г. Павла Когана. Но «мы» обуздали и Время. Ладно, если бы ограничились вмешательством в будущее посредством планов и полнейшего его предопределения с помощью «единственно научной марксистско-ленинской теории развития человечества». Но и прошлое стало управляемым, правда, в отличие от будущего, — абсолютно непредсказуемым. История страны и мира пе-

«-»              и                                          П«

реписывалась в зависимости от текущей политической конъюнктуры. В художественной литературе наилучшее изображение такого господства над прошлым дал Дж. Оруэлл в антиутопии «1984» (написана в 1949 г.). Гитлер стал союзником Сталина — пришлось немного скорректировать историю. Фильм «Александр Невский», снятый в 1938 г., по понятным причинам не пустили в прокат. Однако в 1941 г. он очень пригодился, и С. М. Эйзенштейн получил за него премию. Или, например, пламенный революционер и ленинец, большевик с 1903 г. вдруг объявлялся врагом народа. В таком случае он оказывался таковым буквально с первых дней сознательной жизни. Но «перестановкой» будущего и прошлого не ограничились. Стерли вообще все грани между настоящим и прочими временами, которые образовывали теперь один магический континуум1.

Конечно, никакая мифология не имеет конкретного творца, и в советской мифологии проявляется весь набор фольклорных стереотипов. Вполне возможно, что вера во Власть и Вождя, как ее верховного носителя и представителя, архетипична и еще до всякой «ювелирской работы» имелся готовый фон, созданный структурами традиционного, архетипического массового сознания. Никто не станет опровергать известный факт крестьянского обожествления царя, игравшего в народной мифологии роль Отца большого семейства (царь-батюшка). Но позволительно усомниться как в отсутствии особой умелости в сознательном конструировании сталинской мифологии, так и в доминировании крестьянских архаических «потоков сознания»[439]. Ничего

специфически социалистического или марксистского в культе Вождя нет. А в культе Власти? Зная, что учинили Власть и Сталин с мужиками, продолжаете ли Вы настаивать на причудливой гипотезе о крестьянских корнях культа Сталина? Не больше ли истины в наблюдении М. Малия: культ Сталина, как до того — культ Ленина, породил не народ, а партия, для которой требовался талисман, подтверждающий «верность курса»[440]? «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить» — это не христианство, а язычество. Или не так? М. Левин, пожалуй, с этим не согласится. Ленинский мавзолей и культ для исследователя — советские символы, порождаемые спецификой православия как обрядовой религии. И много Вы знаете мавзолеев на земле святорусской? (Конечно, мощи святых сокрыты по монастырям и храмам, но это — иное.) А с другой стороны, если Вам случалось бывать во Франции и бродить по залам Отеля инвалидов, не задумывались ли Вы над природой культа Наполеона? Или, блуждая в подземельях уродливого Пантеона, не ломали ли Вы голову по поводу культов вообще и их живучести в модернизированном обществе в частности? Сталинская мифология власти, сотворение Антихриста (помните: Иуда-Троцкий?) — вроде бы не большевистские традиции. (Возразим сразу. Иудушка-Троцкий — ленинское изобретение. Правда, это скорее от Иудушки Головлева из романа М. Е. Салтыкова-Щедрина. Но суть — изменническая — та же.) Может быть, здесь так или иначе проявилось церковное образование Сталина. Но точнее выглядит диагноз, выводящий сталинский культ из общей стратегии обожествления Государства[441]. Что такое «культ» на индивидуальном уровне? Наделение человека несвойственными ему сверхъестественными качествами и преклонение перед ним. Советские коммунисты и их лидеры после 1934 г. не были знакомы с социологией. Но Маркса некоторые из них все-таки читали. А «старина Карл» задолго до М. Вебера писал, что бюрократия «имеет в своем обладании государство. Это есть ее частная собственность». Считая саму себя «конечной целью государства», бюрократия делает свои «формальные» цели «своим содержанием» и всюду вступает в конфликт с «реальными» целями. Государственные задачи превращаются в канцелярские, канцелярские — в государственные. Как видите, антиутилитаризм и способность пренебрегать всеми интересами в интересах чисто вымышленной

реальности, приписываемые X. Арендт исключительно тоталитарным системам, неплохо себя чувствуют и в «нормальном государстве». Но дальше, дальше... «Всеобщий дух бюрократии, — пишет Маркс, — есть тайна, таинство... Открытый дух государства, а также и государственное мышление представляется поэтому бюрократии предательством по отношению к ее тайне. Авторитет есть поэтому принцип ее знания, и обожествление авторитета есть ее образ мыслей»[442]. Тут, впрочем, есть еще предположенье. Когда индивид перестает быть частью своего природного социального мира, выделяется из него и процесс индивидуализации достигает определенного уровня завершения, то рвутся первичные узы, дававшие чувство уверенности и принадлежности. «Личность выделилась, но не способна реализовать свою свободу; она подавлена тревогой, сомнением, чувством бессилия». И пытается «обрести защиту во "вторичных узах"». «Такой человек восхищается властью и хочет подчиняться», слившись с нею. Но «в то же время он хочет сам быть властью, чтобы другие подчинялись ему». Верховный носитель власти наделяется волшебными качествами и функционирует как «волшебный помощник» (заметим от себя: это типичный персонаж любой, в том числе русской, народной сказки). Помимо чувства вины или страха перед внешним авторитетом, может возникать (в случае интернализации индивидом законов и санкций нравственных и моральных законодателей) более эффективный регулятор поведения — совесть. «Очень часто такое взаимодействие между интернализацией внешнего авторитета и проекцией собственных идеальных образов на авторитет выливается в неколебимую веру в идеальный характер авторитета, веру, не допускающую сомнений даже при наличии противоречащих ей эмпирических доказательств». Если мы отыщем «совокупность доминантных побуждений, мотивирующих поведение» человека «изнутри», то приблизимся к разгадке авторитарной личности[443]. Ну уж нет, возражает психоаналитикам этнограф. «Будучи членами общества, люди не действуют соответственно своим индивидуальным ощущениям: каждый человек ощущает и действует так, как ему позволяется или предписывается. Обычаи даны человеку как внешние нормы до возникновения внутренних чувств, и эти вне-

чувственные нормы детерминируют индивидуальные чувства, как и обстоятельства, в которых те смогут или должны будут проявиться»[444]. Вы тут видите решение? Мы, полагая, что невозможно выделить один- два преобладающих фактора среди множества (фольклор, пропаганда, психология и т. п.), усматриваем здесь проблему.

Давайте-ка сменим ракурс и для начала посетим... детский сад, где воспитательница проводит утренник, посвященный дню рождения

В.              И. Ленина. Воспитательница: «Дети! Сегодня мы празднуем великую дату — день рождения вождя трудящихся всего мира Владимира Ильича Ленина! Саша, что ты знаешь о Владимире Ильиче?» Саша: «Когда был Ленин маленький с курчавой головой, он тоже бегал в валенках по горке ледяной!» Воспитательница: «Аты, Сережа?» Сережа: «Когда Владимир Ильич ходил в школу, он всегда делал уроки и хорошо учился. Он всегда говорил правду. Один раз разбил чашку. А маме все равно сказал!» Воспитательница: «Молодец! А теперь Анечка расскажет нам стихотворение». Анечка: «В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора. / "Я поведу тебя в музей", — сказала мне сестра. / Вот через площадь мы идем и входим, наконец, / В большой красивый красный дом, похожий на дворец. / Из зала в зал переходя, здесь движется народ. / Вся жизнь великого вождя передо мной встает». Воспитательница: «Продолжай, Андрюша». Андрюша: «Часы — по ним он узнавал, когда идти в Совет! Перо... его он ... чтобы писать декрет... Я-я позабыл...». Воспитательница: «Ну, не плачь, не плачь! Ребята, кто нам расскажет про Ленина и печника?» Маша: «Я! Я могу!» Катя: «Нет! Я! Один раз жил печник, у него не было никаких угодий. Он один раз смотрит: "по лугу по заливному без дороги напрямик" идет какой- то дядька. А потом получилось, когда печник его поругал плохими словами, что это не дядька, а Владимир Ильич...» Маша (перебивая): «Печник как крикнет "Как фамилия?" А Владимир Ильич и говорит: "Ленин, просто отвечает. Ленин, тут и сел старик"». Петя: «Посадили, что ли?» Все хором: «Дурак ты, Петька! Военный потом пришел звать печку чинить». Воспитательница: «Дети! Дети! Петя ошибся. Петя, ты не учил стишок?» Петя: «Нет, я больше не буду». Воспитательница: «Анечка, что же было дальше?» Анечка: «Владимир Ильич похвалил печника за хорошую работу. Он сначала ему сказал "хорошо ругаться можешь". А потом он ему говорит: "Хорошо работать можешь, очень хорошо, старик". А дед пришел потом к старухе и говорит, что с Лени

ным чай пил!» Воспитательница: «Но враги ранили Владимира Ильича отравленной пулей. Он заболел и умер». Саша: «Камень на камень, кирпич на кирпич. Умер наш Ленин, Владимир Ильич! Музыка играет, барабаны бьют. Ворота открывают, Ленина несут». Воспитательница: «Но у нас, ребята, есть товарищ Иосиф Виссарионович Сталин! И под его руководством мы идем к победе коммунизма!»

Вернувшись из детсада, перелистаем газеты. Читать не надо. Посмотрим «картинки». Слухи о том, что портреты Сталина встречались на каждой странице, сильно преувеличены. В «Сталинградской правде» за 1944-1945 гг. Сталин появлялся в праздничные дни. Номера за 8 и 9 мая 1945 г. открывают портреты Верховного главнокомандующего в обрамлении его же приказов. Фотографий иных людей в этих выпусках нет. Первая страница «Правды» 27 июня 1945 г. или «Красной звезды» 9 мая 1946 г. построены по тому же принципу. В партийной газете Сталина окружают указы президиума Верховного Совета о присвоении Сталину Иосифу Виссарионовичу звания Героя Советского Союза и награждении его же орденом Победы. Но вот что примечательно. Сталин, облаченный в маршальский мундир, в полный рост стоит в своем кабинете и вроде бы смотрит на Устав ООН, помещенный между указами. Поскольку Устав без подписи, его легко принять за редакционную статью, обычно редактировавшуюся Сталиным. А в армейской газете одинокий Генералиссимус поздравляет народ с годовщиной Победы, опираясь на маленькую статейку об успехе очередного займа. Обратите внимание на размеры персонажей в многофигурных композициях. «Правда» 1 января 1931 г. подводит итоги двух лет первой пятилетки и изображает «два исторических ряда фактов»: генеральную линию и генеральскую линию. Гигантский Сталин, возвышаясь над корпусами гигантов пятилетки и прикрывая их могучей спиной, спокойно смотрит, заложив руки в карманы, на карликов-генералов, нацеливших большую пушку на «фундамент социалистической экономики». «Крестьянская газета» б ноября 1933 г., возгласив здравицу 1б-й годовщине Октября и «Пролетарской революции во всем мире», рисует улыбающегося широкоплечего Сталина, позади которого — маленькие «трудящиеся», тракторишки, заводики и силуэт Ленина. «Труд» от 30 декабря 1936 г.: смеющийся Сталин смотрит с фотографии на маленьких пионеров, весело кружащих вокруг елки. Тут же — статья о елке, стихи, указы

о              награждениях. Через два дня «Правда», поздравляя страну с новым годом, через всю первую полосу пускает... новогодний парад. Слева —

занимающий треть рисунка улыбающийся Сталин (под ним крупными буквами название статьи: «НАС ВЕДЕТ ВЕЛИКИЙ КОРМЧИЙ»). Вроде бы он стоит на Красной площади. А справа небольшие танки, самолетики, людишки под лозунгом «Да здравствует Сталинская Конституция». И портрет маленького улыбающегося Ленина. Владимир Ильич в колонне трудящихся приветствует генсека и рапортует ему об успехах. Наконец, «Правда» 7 марта 1953 г. на полный разворот дает фотографию «В Колонном зале Дома Союзов б марта 1953 года. Руководители Партии и Правительства у гроба товарища И. В. Сталина». Гигантский, сраженный смертью «товарищ» в обрамлении венков, постановлений и группы карликов-руководителей. Поскольку виден один закрытый глаз, а в зале полумрак, то может показаться, что все происходит в пещере циклопа Полифема, перегородившего своим телом выход. Но это — вредная аллюзия.

Уточнение «образа Вождя» осуществлялось с помощью «исторических» фильмов. Трилогия «о ликах бессмертной Власти»: «Александр Невский», «Петр Первый», «Иван Грозный» — предлагает трактовку Абсолютной Власти. Вы легко назовете ее функции и особенности, место в общей системе мифологии, стоит лишь вспомнить ключевые эпизоды. Обратите внимание: князь Александр ловит рыбу вместе с холопами, царь Петр хлещет водку с матросами, царь Иван — с простыми опричниками. Правители в гуще народа, выходцы из которого — их ближайшие и надежные подручники (Меньшиков и Малюта — «типичные представители»). Могучие (в том числе в физическом смысле) герои идут к одной цели: созданию мощного Государства, Великой Державы. Им мешают злые бояре. «Бояришки» открыли немцам ворота Пскова, готовятся сдать Новгород, сплели заговор вокруг царя Ивана, окрутили царевича Алексея. Всюду измена! Даже народ не всегда сразу понимает историческую правоту Государя: восстают стрельцы, упираются раскольники, юродивые (замечаете подмену?). Но злых бояр и ослушников Государевой воли казнят жестокими казнями, а народ, буквально призвавший героев «володети нами», славит сурового, но справедливого владыку. Ради великой цели жертвуют жизнями, покоем, личным счастьем. Постоянно говорят о Руси, русских. Их превосходство над прочими народами очевидно. Былинный дружинник князя Александра одной оглоблей побивает десятки немцев. После петровских реформ могучая русская армия громит шведов на всех фронтах, и англичане, убоявшись мощи нашего флота, убираются восвояси (мощь русского оружия воспевали фильмы «Суворов», «Адми

рал Нахимов», «Адмирал Ушаков» и др.). Нескончаемая киноэпопея о Ленине-Сталине — «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году», «Человек с ружьем», «Великое зарево», «Оборона Царицына», «Клятва», «Незабываемый 1919-й», «Падение Берлина», их творцы-режиссеры М. М. Ромм, С. И. Юткевич, М. Э. Чиаурели, актеры Б. В. Щукин («Ленин»), М. Г. Геловани («Сталин») намертво впечатали пропагандистские стереотипы в сознание советских людей. Удивительно не то, что по этим картинам преподавалась история, создавались скульптуры, барельефы, полотна, складывался образ народных Вождей, находящихся «в гуще масс», простых, открытых, доступных. Интересно сравнение «образов» Ленина и Сталина. Ильич мелковат, подвижен, даже, пожалуй, суетлив, сыплет скороговоркой слова. Его окружают враги, распознать которых он сам не в состоянии. Бухарин обманывает ближайшего и столь же доверчивого сотрудника Ленина, в результате чего Ильич, по его словам, «получил пулю от интеллигенции». Раненый Ленин не знает, что его ждет, и требует позвать Сталина, с которым необходимо посоветоваться (эта фраза, как подлинная, потом войдет в юбилейный «Огонек»). Едва придя в себя, весь в бинтах, Владимир Ильич приглашает Иосифа Виссарионовича, усаживает его в кресло, а сам пристраивается на стульчике сбоку. Странно, однако: мифический Ленин почти ничего не делает как Вождь, разве что выступает перед «массами». Он либо скрывается от врагов, либо ранен ими, и, поскольку весьма добр, похоже, страдает через собственную доброту и человечность. Сталин иной: крупный, монументальный, основательный, неторопливый, немногословный. Он выслушивает, анализирует и дает советы, разоблачает изменников, действует. Скромный организатор Октября, спаситель Ильича, мыслитель, он бесстрашен и героичен. Вот мы видим его на ступеньках поезда, со всех сторон окруженного белыми. Товарищ Сталин отважно рубает саблей подвернувшихся беляков и, естественно, спасает Царицын и Революцию. За Сталиным — последнее слово. Он — Высшая Инстанция.

Кстати, обратите внимание на следующее. В 1918-1954 гг. в СССР издано 17 млрд экземпляров брошюр и книг. «Работы тов. И. В. Сталина» составили 706 млн экземпляров, В. И. Ленина — 279 млн, К. Маркса и Ф. Энгельса — 65 млн[445]. Памятуя, что знаменитый второй параграф четвертой главы Краткого курса — «О диалектическом и историческом материализме» — принадлежит «перу Сталина», впору повторить за Маяковским: «Мы диалектику учили не по Гегелю». Но что с того?

Когда Вы будете делать выводы, учтите, что человек, подвергающийся пропаганде длительное время, в конце концов настолько проникается ею, что становится безразличным к ее содержанию, аргументам, логике. Однако это не иммунитет от пропаганды, а полное подчинение ей. Достаточно одного вида газеты или плаката, чтобы пробудить нужный Власти рефлекс. И чем больше индивид захвачен пропагандой, тем чувствительнее он не к ее содержанию, а к импульсам, которые она посылает. Даже слабый импульс приводит человека в действие. В силу непрерывности атаки пропаганды на психику, постоянной смены «углов атаки», человек, не успевая сосредоточиться на чем-то или обдумать предыдущее «послание», лишается способности к сопротивлению. Даже противоречивость сменяющих друг друга пропагандистских заявлений не может изменить этого беззащитного положения. Самой эффективной оказывается пропаганда, обращенная к наиболее примитивным и сильным чувствам. В первую очередь — к ненависти. Поэтому распространенным и беспроигрышным приемом становится фабрикация «козлов отпущения»1. Мы считаем нужным добавить и психоаналитическое наблюдение. Существует явление, именуемое «безумие по выбору». Наличие одного душевнобольного в семье позволяет другим членам семьи проецировать на него свой психоз. Выздоровление больного в таких случаях означает психологический крах для семьи, и открытые симптомы болезни начинают появляться у других. Некоторые исследователи полагают, что илоты для спартанцев выполняли аналогичную функцию «безумцев по выбору». Спартанцы могли фиксировать на них собственные скрытые пороки и неврозы, получая возможность всегда видеть свою «изнанку», воплощенную в илотах, со стороны. И что характерно: вся организация жизни спартанцев определялась постоянной угрозой восстания, которую они сами же создавали подчеркнуто жестоким обращением с илотами. Однако здесь мы встречаем явление по видимости иррациональное. Подвесив над головами этот дамоклов меч, спартанцы как будто не удовлетворились существующей опасностью, а прибавили к ней новую. Во времена, когда все города окружали себя крепостными стенами, вокруг Спарты было запрещено возводить укрепления[446].

Перечислить советских «илотов» 20-50-х годов легко. Труднее определить специфику нашей советской веры в собственную уникальность и ее оборотной стороны — советской ксенофобии, неистребимой веры в неистребимых врагов и неизбывной ненависти (пополам со страхом) к Западу-загранице. Сделайте это после знакомства с подобранными нами фактами. Или опровергните наш вывод.

Шутники, никогда не переводившиеся в СССР, придумали в «эпоху позднего репрессанса» такой анекдот. Академиям наук Германии, Франции и СССР предложили написать конкурсные работы на любую тему

о              слонах. Немцы сочинили труд «Политэкономия слоновьего стада». Французы представили эссе «Слоны и секс». «Коллективная монография» советских академиков называлась скромно: «Россия — родина слонов». Ядовитый сарказм этой, выражаясь языком того времени, злобной антисоветской и антипатриотической выходки, очерняющей наш самый передовой социалистический строй и его самую передовую в мире науку (речь не о монографии, а об анекдоте), понятен лишь в историческом — послевоенном — контексте. Уже в виде констатации скажем, что АН СССР окончательно доказала историческое превосходство русской науки над загнивающей наукой тлетворного Запада. Выяснилось, что Россия — родина практически всех основных открытий, перевернувших историю человечества. Закон сохранения вещества открыл не сомнительный откупщик А. Лавуазье, казненный по приговору Революционного трибунала в годы французской буржуазной революции, а наш русский гений-самоучка М. В. Ломоносов, подтвердивший, что демократизм русской (советской) науки состоит в том, что она служит интересам народа, но и создается выходцами из народа. Ломоносов — гениальный энциклопедист — первым начал борьбу с раболепным преклонением перед иностранной наукой. Его последователи поддержали славу русской науки. И. П. Кулибин, уникальный русский механик-самоучка, изобрел повозку- самокатку с коробкой передач, тормозом, подшипником качения и т. д. И. И. Ползунов — выдающийся русский теплотехник — автор такого решения проблем создания паровых двигателей, которого не знала мировая наука. Паровоз Е. А. и М. Е. Черепановых был самым грузоподъемным в мире. Самолет А. Ф. Можайского поднялся в воздух на 20 лет раньше самолета братьев У. и О. Райт. Русский академик Н. Г. Жуковский — «отец» не только русской, но и мировой авиации. Гениальный русский ученый К. Э. Циолковский — основоположник мирового ракетостроения. Радио, электролампа, парашют, самолет, танк, трактор, акваланг, подводная

лодка и множество других полезных вещей впервые появились именно в России. Но царское правительство, засилье иностранцев и преклонение перед иностранной наукой мешали внедрению изобретений. Хуже того, продажные псевдоученые и корыстные западные бизнесмены похищали наши изобретения и наживались на патентах, полученных обманным путем. Но истинные русские патриоты продолжали, как изобретатель радио А. С. Попов, работать на Родине. Как трудно им жилось, как они боролись, искали и не сдавались, можно было воочию наблюдать на экране. Кинокартины о Попове, Павлове и Мичурине, М. И. Глинке и М. П. Мусоргском вышли после войны. Да что там радио и Глинка! «Могучие творческие силы русского народа» с древнейших времен имели «ярко выраженную самобытность», что выразилось в истинно народном «изобретении русской печки»1. Вся отечественная история — триумфальное шествие русской науки и культуры. Со времен Древней Руси наша Великая Родина — самая крупная (Киевская Русь — больше империи Карла Великого, Московская Русь — в несколько раз больше всех европейских стран, вместе взятых), самая богатая, культурная, мощная Великая Держава. Удивительно, но все народы, входившие в ее состав, изначально поселились в границах будущего СССР. «Войти в состав» — великая честь. Россия никогда не была тюрьмой народов, колониальной империей. Она не захватывала новых земель, а воссоединяла, возвращала исконно русское. В нее вообще входят добровольно. Территориальный рост страны — прогрессивное дело. Борьба народов за независимость против наступления России объявлена явлением реакционным (ну, посудите сами, куда им было деваться, если надвигалась явно непрогрессивная Великобритания?). Герои национально-освободительных движений становились агентами англо-французского империализма и сепаратистами. Как клерикальный и антинародный осужден и запрещен татарский эпос «Идегей». Калмыцкий эпос «Джангар» нельзя было печатать по причине сотрудничества калмыков с немцами, киргизский «Манас» — как памятник феодальной реакции, поэмы А. Навои — как создания проповедника мусульманского мракобесия. Феодально-националистические мотивы обнаружены в узбекском «Аппамыше» и азербайджанском «Китаби деде Коркуд». Множество сказок мусульманских народов не могли увидеть свет из-за воспевания якобы пантюркизма. Зато многомиллионными тиражами издают русские народные сказки, роскошно оформляют тома русских

ОрловА. М. Русская отопительная и вентиляционная техника. М., 1950.

былин. В центре коммунистической столицы к 800-летию Москвы воздвигают конную статую «преславного дебошана» (как сказал бы Петр Первый, попавший у Сталина после войны в опалу за космополитизм, преклонение перед иностранными модами и техникой), русского князя- вояки, тирана и пьяницы Юрия Долгорукого. Воистину: «Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!»

Но почему от всего этого разит ксенофобией? Почему «советский» и «русский» стали синонимами? Откуда эта неуемная гордыня в стране «березового ситца»? Герой народной сказки, отправляясь за тридевять земель в тридесятое царство, берет с собой не великолепный русский акваланг, чудесный русский трактор или гениальных русских слонов. Как правило, не складывается у него счастливая жизнь. Беда с ним приключилась. Потому что живет он не в сказочной земле. «Что кинул он в краю родном»? Не очень ясно. Однако в краю далеком ищет он горе избыть, добыть счастья, ума, жену, яблочек золотых или на худой конец молодильных, каковых местная мичуринско-лысенковская наука не сподобилась произвесть. В общем, того, чего здесь нет. Ударники феодального труда в порядке перевыполнения плана куют ему 30 пар сапог да посохов железных (то есть «чугуна и стали на душу населения вполне»). И, прихватив сухариков каменных, уходит странничек. Не вопит он: «Броня моя, растудыть, крепка! Ой-да танки моя, танки быстрыя!». Меч-кладенец и прочих помощничков находит за пределами своей земли. Темные силы не гнетут его злобно. Враги попадаются не чаще, чем люди и звери добрые. В некотором изнывающем под бременем изобилия и счастья царстве-государстве находит он такие диковинки, что и не снились нашим мудрецам. Чудес герою отмерено ровно три. Творит он их не в трудовом коллективе, а индивидуально. Естественно, и немногочисленные помощнички службишку справляют. Часто — не бескорыстно. Во всяком случае не во имя светлых идеалов. Обогащенный космополитическими достижениями, возвращается герой на родину и живет счастливо1. Что мы этим хотим сказать, товарищи? Мы этим хотим сказать одно. Будьте бдительны!

Мы собрали некоторые факты, застрявшие в глубинах памяти, по крайней мере, одного поколения советских людей (см. также ХРЕСТОМАТИЮ, Документ 21). Об этих фактах эти люди предпочитают не говорить. Но, родившись в 30-е — начале 40-х, они и сейчас остаются

Подробно волшебные сюжеты рассмотрены в: Пропп В. Я, Исторические корни волшебной сказки. СПб., 1996.

носителями рассмотренного нами лишь частично мифологизированного сознания и все еще воспроизводят его. Обращаем на это внимание потому, что полагаем некорректным широко распространенное упование на исчезновение подобного сознания по мере повышения образовательного уровня, уровня жизни и т. п. Подозреваем наличие иных факторов, честь перечисления которых выпадает Вам.