ДОКУМЕНТ 4 О ПРАВОСЛАВИИ И ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

П. Н. Милюков: «Религия не только не могла создать русского психического склада, но, напротив, она сама пострадала от элементарности этого склада. При самых разнообразных взглядах на византийскую форму религиозности, воспринятую Россией, нельзя не согласиться в одном: в своем источнике эта религиозность стояла неизмеримо выше того, что могло быть из нее воспринято на первых порах Русью...

К. Д. Кавелин: «Не православие заражено формализмом, а мы восприняли его преимущественно с формальной, внешней, обрядовой стороны, потому что по степени развития были неспособны подняться до внутреннего, духовного содержания христианства... Русский и православный, в народном понятии, одно и то же; православный, хотя бы и не русский по происхождению, все-таки считается русским; природный русский, но не православной веры, не признается за русского». (Наш умственный строй. М., 1989. С. 201, 199.)

В.              С. Соловьев: «В силу... исторических условий — разобщения с Европой, воздействия монголов и одностороннего влияния визан

тизма — сложился в московском государстве духовный и жизненный строй, который никак нельзя назвать истинно христианским...

Как в понятии русских людей, начиная с московской эпохи, само христианство утратило присущее ему универсальное значение и превратилось в религиозный атрибут русской народности, так, естественно, и церковь перестала быть самостоятельною социальною группою, слилась в одно нераздельное целое с национальным государством, усвоила себе вполне его политическую задачу и историческое назначение». (Сочинения в двух томах. Т. 1. М., 1989. С. 417-418.)

С.              С. Аверинцев: «[Русская святость имеет общие предпосылки с византийской]. Но эмоциональная ее окраска иная: она отвечает впечатлительности молодого народа, куда более патриархальным условиям жизни... Если святой грозен, он до того грозен, что верующая душа может только по-детски робеть и расстилаться в трепете. Если он кроток, его кротость —такая бездна, что от нее, может быть, еще страшнее. [Это единое противостояние лежит] в самых основаниях Святой Руси... От них же происходят [особая] безответственность, даже беспомощность», «страстотерпцы», «специфически русский вариант жестокости» — крутизна. Здесь учат «не терпимости, а терпению». (Византия и Русь: два типа духовности / Новый мир. № 9. 1988. С. 231-233.)

Б. Н. Флоря: «На всем протяжении Средневековья Древняя Русь ощущала себя частью того мира, который историк Дмитрий Оболенский назвал «Византийским содружеством». [К середине XV века оно] перестало существовать, и православная Россия оказалась одна в чужом окружении, которое ощущалось как инославное и потому враждебное...

прочно укоренилась в сознании русского общества. Ощущение острого противостояния своей страны и внешнего мира получило новую пищу с распространением Реформации на землях... западных соседей России — Великого княжества Литовского, Ливонии, Швеции. Наиболее ярким... признаком, отличавшим носителей новых христианских учений, было их иконоборчество... На древнерусское общество, воспитанное в многовековой православной традиции почитания икон... все это производило сильнейшее отрицательное впечатление... Если ранее на людей, живших в этих странах, смотрели как на христиан, хотя и худших, чем православные, то теперь стало складываться представление, что эти страны вообще отпали от христианского мира. «В тех странах, — писал Иван IV... — несть христиан...». В этих условиях возрастала роль царя и православного Российского государства в распространении и утверждении в мире единственной истинной веры — православия... Повторяя слова византийского книжника... Иосиф [Волоцкий] утверждал, что «царь оубо естеством подобен человеку, властию же подобен есть вышнему Богу». Власть его, как власть Бога, абсолютна и неограниченна — великий князь московский «государем государь», «которого суд не посужается»... власть московского государя является не только абсолютной, но и всесторонней. Важнейшей задачей его власти было соблюдение порядка в обществе... Иосиф... еще более важной задачей власти считал ее обязанность вести подданных по пути к спасению. Осуществляя эту важную миссию... царь подчиняет своему руководству и саму церковь... Иосиф Волоцкий... делал ударение на роли власти в очищении мира от зла, от явлений, которые нарушают спокойствие в обществе и угрожают чистоте веры... Благодаря его творчеству в древнерусском общественном сознании прочно утвердилось представление о том, что главной обязанностью государя является очищение общества от носителей пороков, которые угрожают стабильности социальной и духовной жизни».

П. Н. Милюков: В 50-60-е годы XVII в. «на одной стороне стоял Никон, вооруженный авторитетом восточных патриархов... На другой... очутилась вся масса ревнителей русского благочестия, приученная авторитетом церкви верить в непогрешимость этого благочестия и в русскую всемирно-историческую задачу — сохранить его неприкосновенным до второго пришествия. Что должна была теперь делать вся эта масса?... Так... отделялось русское народное благочестие от благочестия

господствующей церкви. Болезненный и обильный последствиями разрыв между интеллигенцией и народом, за который славянофилы упрекали Петра, совершился полувеком раньше. Этот разрыв произошел в сфере гораздо более деликатной, нежели та, которую непосредственно задевала петровская реформа... первой и главной причиной разрыва были вопросы совести». (Очерки... С. 52, 54.)

Н.              М. Никольский: «Со стороны организации [Никон] хотел исправить церковь, но не установлением в ней соборного начала, а посредством проведения в ней строго единовластия патриарха, не зависящего от царя, и посредством возвышения священства над царством. Рядом с царем всея Руси должен стоять патриарх всея Руси; он не должен делиться с царем ни доходами, ни почетом, ни властью... Никон заключает: «Сего ради яснейшее: царь имать быти менее архиерея и ему в повиновении... яко духовенство есть людие избранные и пома- зани святым духом», «священство боле есть царства: священство от Бога есть, от священства же царствии помазуются». Отсюда вытекало... что патриарх должен быть на Руси вторым государем, равным царю и даже большим его... Никон хотел реформировать организационное объединение русской церкви путем освобождения ее от подчинения государству... Эта затея, предпринятая совершенно вопреки ходу развития, наметившемуся еще со времени Иосифа Волоцкого, потерпела полное фиаско... все... влияние Никона опиралось не на какие-либо перемены в положении церкви по отношению к государству, а просто на личное доверие к Никону царя.

Р. Г. Скрынников: «Никон отнюдь не ограничился сферой церковных дел. Подпав под влияние Никона, царь Алексей всемерно поощрял его вмешательство в мирские дела и наконец узаконил дело, пожаловав патриарху чин «великого государя»... Никон верил в миссию Руси как спасителя мирового православия и освободителя страждущих под игом турок славянских народов... патриарх убедил [царя] возглавить поход в пределы Речи Посполитой, дабы оказать помощь православному славянскому населению Украины... Никон был поборником возрождения империи... он настаивал на включении католической Литвы в состав России и советовал царю завоевать также и Польшу... При Никоне [теория «Москва — третий Рим»] получила новую имперскую направленность. Идея мирового православного

царства, усвоенная царем Алексеем и Никоном, стала одной из главных причин раскола русской церкви. Поставив под свою власть Украину и имея в виду перспективу дальнейшего объединения православных народов Восточной Европы и Балкан, царь и его советники должны были позаботиться о достижении религиозного единства, без чего империя лишилась бы прочного фундамента. Достичь такого единства можно было [либо навязав православному миру] московские обряды и переводы, [либо внеся] исправления в московские обряды и книги, следуя новогреческим образцам. Никон избрал второй путь». (История Российская. IX-XVII вв. М.: Весь мир, 1997. С. 439-441, 446.)

П. Я. Чаадаев: «И сколько различных сторон, сколько ужасов заключает в себе одно слово: раб!... Эта ужасная язва, которая нас изводит, в чем же ее причина? Как могло случиться, что самая поразительная черта христианского общества как раз именно и есть та, от которой русский народ отрекся на лоне самого христианства? Откуда у нас это действие религии наоборот? Не знаю, но мне кажется, одно это могло бы заставить усомниться в православии, которым мы кичимся... по признанию самых даже упорных скептиков уничтожением крепостничества в Европе мы обязаны христианству...

Н.              А. Бердяев: «К. Леонтьев говорит, что русский человек может быть святым, но не может быть честным. Честность — западноевропейский идеал. Русский идеал — святость... У русского человека недостаточно сильно сознание того, что честность обязательна для каждого человека, что она связана с честью человека, что она формирует личность. Нравственная самодисциплина личности никогда у нас не рассматривалась как самостоятельная и высшая задача... Русское православие... не ставило слишком высоких нравственных задач личности среднего русского человека, в нем была огромная нравственная снисходительность. Русскому человеку было прежде всего предъявлено требование смирения. В награду за добродетель смирения ему все давалось и все разрешалось. Смирение и было единственной формой дисциплины личности. Лучше смиренно грешить, чем гордо совер

шенствоваться. Русский человек привык думать, что бесчестность — не великое зло, если он смиренен в душе, не гордится, не превозносится». (Судьба России. М., 1990. С. 75-76.)

В.              С. Соловьев: «Если в самом деле у нас легче встретить святого, чем просто честного человека... то ведь это есть национальный недостаток, в котором должно сознаться, а не преимущество, которым можно хвалиться». «... "убыла душа; подменен идеал, т. е. на месте идеала церкви очутился идеал государственный и правда внутренняя замещена правдой формальною, внешнею... На страже русского православия стоит государственная власть, с обнаженным, подъятым мечом — хранительница догматов господствующей веры и блюстительница всякого в святой церкви благочиния" [И. С. Аксаков] ...абсолютизм светской власти есть единственное начало нашего национального бытия... Церковь в России, лишенная всякой точки опоры, всякого центра единства вне национального Государства, по необходимости подпала в конце концов светской власти, а эта последняя, не имея более ничего на земле выше себя, не получая ниоткуда религиозной власти, с неменьшей необходимостью пришла к антихристианскому абсолютизму». (Сочинения... Т. 1. С. 597, Т. 2. С. 231, 247, 260.)

Г. И. Успенский: «Иван Ермолаевич в бога верил крепко, непоколебимо крепко, близость бога ощущал почти до осязания, а молитвы читал по-своему: «Верую во единого бога отца... и в небо и землю. Видимо-невидимо, слышимо-неслышимо. Припонтистился еси, распи- латился еси...» А дальше уж бог знает что было. Кончалось "Верую" так: "от лукавого. Аминь"». (Власть земли. М., 1985. С. 91.)