Диспропорции в народном хозяйстве на рубеже 1926/27 г.

Как оценить с точки зрения изложенных принципов то, что дает доклад Госплана о "контрольных цифрах народного хозяйства на 1926/27 г."?

В деле определения тех ресурсов, на которых может базироваться новое строительство в 1926/27 г., доклад Госплана оказался на этот раз несравненно более осторожным, чем год назад.

Однако в действительности дело обстоит иначе. Ибо мы должны поставить еще второй вопрос: даны ли цифры в таких соотношениях, которые обеспечивают равновесие хозяйственной системы? А на этот вопрос приходится ответить отрицательно, потому что в хозяйственной системе равновесие уже нарушено, между тем как "контрольные цифры" не исходят вовсе из того, что кардинальная задача текущего года заключается именно в том, чтобы его восстановить.

Для того чтобы строить, необходимо прежде всего изучить и оценить тот фундамент, на котором предполагается возведение здания.

Фундамент для хозяйственного строительства 1926/27 г., есть то состояние народного хозяйства Союза, которое создалось в предыдущие годы (в частности, в течение 1925/26 г.) и с которым мы входили в новый год. "Комиссия по контрольным цифрам", как сказано в докладе, поставила себе основной директивой в области экономической политики: "Всемерно развивать производительные силы страны, закрепляя в процессе этого развития позиции социализма, помня при этом, что социализм немыслим без роста производительных сил, но что не всякий рост производительных сил в Советском Союзе есть вместе с тем и рост социализма".

Между тем совершенно очевидно, что в пределах тех общих заданий, которые рассчитаны на много лет (в главе "индустриализация" совершенно правильно сказано: "индустриализация — директива экономической политики на длительный период времени"), имеются частные задания огромного хозяйственного значения, вытекающие из обстановки последнего года. Они требуют мероприятий, рассчитанных на ликвидацию тех противоречий, которые обнаружились в э т о й обстановке.

ничто не предвещает того, чтобы они могли исчезнуть сами собой, при любых хозяйственных планах, без специальных мер, направленных к их устранению.

Не ставя себе задачей их исчерпать, мы остановимся на некоторых из них. Мы имеем существенную диспропорцию (т. е. отсутствие равновесия) между темпом восстановления производства в промышленности и сельском хозяйстве, с одной стороны, и темпом восстановления нашей внешней торговли — с другой. В отношении производства и транспорта народное хозяйство, как известно, вплотную подошло к цифрам 1913 г., и в некоторых областях в наступающем 1926/27 г. начнется движение за пределы довоенных цифр. "Возможности дальнейшего развития за счет использования существующего оборудования и всего основного капитала в промышленности, на транспорте и в коммунальном хозяйстве будут, вероятно, в основном исчерпаны в текущем году", — пишет издание Госплана. Внешняя торговля стоит на уровне, отстающем от производства — если измерять разницу периодами времени — на несколько десятков лет. Вывоз составлял накануне войны около 1,5 млрд рублей в год. В среднем за первое десятилетие XX века он несколько превышал миллиард рублей. В 90-е гг. он достигал около 655 млн за год. В 80-е гг. он составлял 590 млн. При сопоставлении этих данных с современным экспортом, надо еще принять в расчет, что накануне войны мировые цены составляли примерно 2/3 современных, а в начале 80-х гг. они составляли всего около половины. Между тем данные об экспорте за последние годы дают следующие итоги:

Мы имели в последнее время во внешней торговле — при растущем производстве и растущих потребностях страны — квази стабилизацию, нарушаемую с 1924/25 г. лишь тем, что хлеб в урожайный год дал больший экспорт, чем в год неурожайный, и в год повторного хорошего сбора зерна обещает дать больше, чем в первый хороший сбор после неурожая. И мы имеем эту "стабилизацию" на уровне восьмидесятых годов прошлого столетия. Одного этого указания достаточно для того, чтобы зародить подозрение, что не все в области количественных соотношений между производством, потребностями и внешней торговлей обстоит благополучно.

Указание на наличие диспропорции в этой области было подвергнуто осенью этого года небольшой дискуссии, следы которой можно найти в газетных отчетах об обсуждении "контрольных цифр" и в статьях, помещенных в "Экономической жизни" и в "Финансовой газете" [4].

Указание на то, что здесь имеется серьезное нарушение хозяйственного равновесия, встретило возражения, опиравшиеся на следующие аргументы. Во-первых, производство в Союзе не достигло довоенного уровня; а уменьшение производства на одну десятую может сопровождаться сокращением вывоза на четверть, на половину и больше, в зависимости от того, как продукция распределяется между внутренним потреблением и вывозом. Во-вторых, вывоз довоенного времени был сплошь и рядом вывозом не от избытка, а от голода; этого теперь больше нет и быть не должно. В-третьих, Советский Союз может вывозить только свои товарные излишки и к таким излишкам следует причислить лишь то, что нашему внутреннему рынку абсолютно не нужно. Мы вывозим столько, сколько у нас имеется излишков. Значит, здесь все в порядке.

Первые два следует признать в общем правильными [5]. Наш экспорт должен быть меньше довоенного как в силу того, что уровень довоенного производства еще не достигнут, так и в силу того, что финан- сово-налоговые, и особенно политические и социальные, изменения позволяют крестьянам (раньше недоедавшим) отчуждать меньше продуктов, чем все земледельческие хозяйства (помещичьи и крестьянские) выбрасывали на рынок в довоенное время.

Вместе с тем надо указать, что наш экспорт может отставать от довоенного без большого ущерба для народного хозяйства страны и, во всяком случае, без нарушения равновесия в народном хозяйстве, потому что в расчетном балансе Союза почти нет платежей по иностранным займам — государственным, железнодорожным, коммунальным, банковым и частным — и по переводу за границу прибылей иностранных предприятий, домицилированных до революции в России — платежей, достигавших сотен миллионов рублей и поглощавших до 20% экспортной выручки в довоенное время. Но правильность первых двух аргументов не колеблет утверждения, что темп восстановления внешней торговли не соответствует темпу восстановления других отраслей народного хозяйства.

Аргумент о том, что страны, связанные друг с другом внешней торговлей, обмениваются тем, что абсолютно не нужно их внутреннему рынку, конечно, неверен. Это было хорошо известно уже экономистам, писавшим в конце XVIII и в начале XIX столетий. Такой аргумент имеет еще смысл в отношении производства фабричных изделий, для которых совершенно не нашлось бы места на внутреннем рынке экспортирующей их индустриальной страны. Но его уже никак нельзя

применить в рассуждениях о современном экспорте Советского Союза. Масло, которое мы вывозили в 1925/26 г., не только можно было разместить внутри страны, но сплошь и рядом на внутреннем рынке его можно было продать значительно дороже, чем за границей. На внутреннем рынке было место и для хлеба, и для яиц, и для нефтепродуктов, и для многих лесных материалов, и, вероятно, для очень и очень значительной части других контингентов, которые тем не менее были включены в экспортный план и были вывезены за границу.

Страны обмениваются не своими абсолютными излишками, а своими относительными излишками. Они экспортируют те продукты, которые выгоднее послать за границу для покупки на вырученную валюту иностранного товара, чем реализовать их на внутреннем рынке. По этому принципу у нас составляется экспортный план. А в тех странах, в которых экспортного плана не существует, а торговля приводится в движение исключительно видами на прибыль и механизмом цен, там принцип обмена относительных излишков, в указанном смысле слова находит свое выражение во всем строении внутренних цен и в их соотношении с мировыми ценами.

Но, может быть, у нас не было и нет иотносительных излишков сверх того, что мы вывозим в настоящее время? Если их нет, то не существует и того нарушения равновесия, на которое указано выше, и вот почему: если все то, что остается в нашей стране, ей более необходимо, чем те иностранные товары, которые могли бы быть импортированы в случае расширения советского экспорта, то это значит, что использование всей продукции народного хозяйства Союза совершается правильно, в соответствии с действительными его потребностями, т. е. с максимальным народнохозяйственным эффектом. В этом случае нельзя говорить о нарушении равновесия или о диспропорции.

В действительности, однако, относительные излишки имеются, и наличие их, с точки зрения рационально построенного народнохозяйственного плана, не подлежит никакому сомнению. Что является таким излишком в народнохозяйственном смысле слова? Тот продукт, который целесообразно вывезти за границу для ввоза оттуда другого, необходимого в Советском Союзе товара, т.е. тот продукт, который меньше нужен в Союзе, чем его иностранный эквивалент. Отвлечемся на несколько мгновений от денежной оболочки, покрывающей интересующие нас здесь хозяйственные отношения и искажающей их действительное содержание в тех случаях, когда в денежной системе что-либо не в порядке и оболочка оказывается сморщенной. Можно ли сказать, что сверх масла, яиц или зерна, экспортируемых в настоящее время, в Союзе нет больше таких же продуктов, которые можно было бы обменять с выгодой для нашего народного хозяйства на иностранные това

ры? Никто из тех, кто так или иначе причастен к составлению экспортно-импортных планов, вероятно, не сомневается в том, что такие продукты в нашей стране еще существуют. Когда составители "Контрольных цифр" в главе, посвященной товарообороту и внешней торговле, говорят о причинах, "сдерживающих расширение экспортных контингентов", и называют здесь "ненормальное оседание продукции сельского хозяйства в деревне" (с.84), то они, очевидно, имеют в виду, что с народнохозяйственной точки зрения правильнее было бы вывезти еще часть этой продукции, чем оставлять ее внутри страны в качестве запаса или для дополнительного потребления. И действительно, не может быть никакого сомнения в том, что для народного хозяйства выгодно было бы обменять еще несколько десятков миллионов пудов зерна сверх существующего плана на фабричное оборудование, сельскохозяйственные машины, красители, цветные металлы, промышленное сырье ит. п.. Экспортно-импортный план не идет на такое расширение не потому, что составители его сомневаются в выгодности этой операции, а потому, что они сомневаются в возможности закупить дополнительные экспортные товары, т. е. сомневаются в том, что производители их продадут. С народнохозяйственной точки зрения экспортно-импортная торговля, во всяком случае, отстает от того уровня, которого она должна была бы достигнуть при условии наиболее рационального использования всей существующей продукции. С народнохозяйственной точки зрения излишки для вывоза, следовательно, существуют.

Да и достаточно было бы исчислить в натуре эквивалентное отношение между нашими товарами — хлебом, маслом, яйцами, нефтепродуктами, лесными материалами, с одной стороны, и иностранными товарами — сырьем, вспомогательными производственными материалами и недостаточными готовыми фабрикатами — с другой стороны (приняв в расчет и транспортные расходы, и таможенные пошлины), для того чтобы стало ясно, что мы должны иметь неиспользованные излишки для экспорта. Если же мы их вывезти не можем и реальные излишки становятся "невидимыми", то это происходит вследствие денежной оболочки, сдвинувшей натуральные отношения и исказившей их потому, что в механизме денежного обращения что- то, очевидно, не в полном порядке. Об этом сдвиге — о несоответствии между покупательной силой и курсом червонца — мы будем еще говорить в дальнейшем.

Но пусть даже эти "относительные экспортные излишки" имеются, если мысленно прорвать денежную оболочку и посмотреть на то, что происходит под нею. Может быть, и без их использования существующий импорт достаточно полно покрывает наши потребности? Этот вопрос мы, признаться, ставим только "порядка ради". Нам нужно еще и сырье, и оборудование, и множество готовых изделий, не вырабатываемых в Союзе или вырабатываемых в недостаточном количестве для покрытия неотложных потребностей народного хозяйства. Это знает всякий занимающийся проблемами советской экономии. Мы ввозим далеко не все, что нужно промышленности и сельскому хозяйству. Мы почти совершенно не ввозим готовых изделий, и притом не потому, что такой ввоз был бы признан нецелесообразным, а по "валютным соображениям", т. е. вследствие недостаточности нашего экспорта.

Комиссия по контрольным цифрам высказывается в одном из мест своего доклада по вопросу о внешней торговле в следующих словах. Занимаясь проблемой развертывания всей промышленности, она выявляла "лимиты, кладущие предел желательному развертыванию". "Идя таким путем, комиссия нащупала первый лимит — в области наших внешнехозяйственных отношений. Ориентируясь на экспортные возможности, учитывая задачи в области накопления валютных ресурсов, комиссия строила свои предположения об импорте и соответственно приспособляла соприкасающиеся с импортом части промышленности, а по ним равнялись и остальные элементы" (с. 19). И в другом месте доклад повторяет, что "экспорт (а следовательно и              импорт)              является одним из

основных лимитов              нашего хозяйствен

ного развития индустриализации" (с.85). А между тем в контрольных цифрах импортный лимит взят был еще значительно выше, чем это соответствует осторожной оценке экспортных перспектив с учетом необходимого валютного накопления.

Если все планы приходится сокращать, потому что ограниченность экспорта заставляет построить недостаточный импортный план, что значит экспорт, и вместе с ним импорт, не поспевают за выросшими уже потребностями народного хозяйства. Здесь "узкое место", которое жмет и не позволяет развернуть производство. Здесь нарушено равновесие хозяйственной системы. И это есть первый случай в том ряду, элементы которого мы должны перечислить на настоящих страницах. Второй случай соприкасается с первым и вытекает из него, хотя он и не вполне тождествен с ним. В импортных товарах существует потребность, которая за недостатком экспорта не может быть покрыта полностью. На импортные товары остается неудовлетворенный спрос. Но импортные товары, как известно, приходится покупать на доллары и фунты. Следовательно, спрос на иностранные товары превращается в спрос на иностранную валюту, а неудовлетворенный спрос на оборудование, сырье и другие предметы иностранного происхождения, становится неудовлетворенным спросом на иностранные банкноты. М ы говорим здесь только о спросе, относящемся к внешней торговле.

Под спросом в экономике разумеют не простое желание приобрести какой-либо товар и не голую потребность в этом товаре. Желание иметь тысячу фунтов, основанное хотя бы на самых уважительных потребностях, не есть спрос на фунты, если лицо, желающее их иметь, не может и не готово заплатить за них столько, сколько они стоят. И если мы отмечали выше, что существует неудовлетворенный спрос на иностранную валюту, то мы имели в виду, что находится большее число покупателей валюты, чем то, которое действительно может получить ее в банках. А это сводится к тому, что курс перестает быть точкой равновесия между спросом и предложением, т. е. что в рассматриваемой сфере хозяйственных явлений, равновесие нарушено. Повторяем: мы говорим лишь о спросе, относящемся к внешней торговле.

Но действительно ли это утверждение правильно в условиях монополии внешней торговли и действующего у нас валютного законода

тельства? Не игнорируем ли мы существенную особенность нашей хозяйственной системы? Ведь монополия внешней торговли, отметая часть спроса, действует как и система таможенных пошлин с тою, однако, разницей, что при последней спрос как бы уничтожается совсем, ибо импортеру нет расчета уплатить высокий таможенный сбор и он совсем уходит с валютного рынка, а при лицензионной системе у импортера "расчет" остается, но нет административного разрешения на ввоз, и он как бы продолжает оставаться в преддверии валютного рынка, дожидаясь момента, когда лицензия будет ему дана. Спрос отметается в обоих случаях. Но в одном — этот спрос как бы исчезает, и, для того чтобы увидеть его, надо вскрыть то, что имело бы место при ином таможенном тарифе, а в другом случае спрос остается на поверхности и виден невооруженным глазом.

Эти соображения правильны. О спросе, хотя бы и платежеспособном, но не основанном на планах внешней торговли, в этом месте поэтому говорить не приходится. В этом нет и надобности, потому что на узость самого плана и диспропорцию, вытекающую из нее, указано было выше. Здесь речь идет о диспропорции уже в пределах плана. Необходимо точнее представить себе, каким образом здесь может иметь место случай нарушения равновесия.

Ввоз иностранных товаров происходит у нас по общему правилу (исключение составляет торговля по восточной границе) на основании лицензий, т. е. специальных разрешений соответствующего правительственного органа — в настоящее время "Лицензионного совещания" при Народном комиссариате торговли. Комиссариат торговли представляет на утверждение Совета Труда и Обороны импортный план, основанный на экспортном плане и на соображениях об имеющихся валютных ресурсах. Задачей "Лицензионного совещания" является выдача лицензий, т. е. разрешение на ввоз определенных партий товаров в пределах годового импортного плана с таким расчетом, чтобы предусмотренные последним потребности были по возможности равномерно удовлетворены и чтобы расход валюты распределялся по месяцам в соответствии с вероятными сроками поступления экспортной выручки. Если в годовом импортном плане и в постановлениях "Лицензионного совещания" имеются просчеты и ошибки, то выступает еще активно, опираясь на действующее валютное законодательство, "Особое валютное совещание" при Народном комиссариате финансов, без разрешения которого никто не может переводить валюту за границу (сверх невысокой нормы), а государственные и кооперативные учреждения и предприятия (которые по общему правилу одни и занимаются импортом) не могут также и покупать валюту.

Лицензионный порядок во внешней торговле является очень могущественным орудием регулирования спроса на иностранную валюту, а следовательно, и валютных курсов. Подкрепленный разрешительным порядком покупки и перевода за границу иностранной валюты, он действует, если и не безукоризненно, то, во всяком случае, с такою силой, которая позволяет выходить из очень серьезных затруднений. Доказательством тому может служить хотя бы наша валютная политика 1925/26 г. Однако следует прежде всего иметь в виду, что в лицензионной системе допущены некоторые изъятия: они относятся к внешней

торговле по восточной границе. Здесь укреплением, отражающим спрос на иностранную валюту, остается одно валютное законодательство, если только лицензионный барьер не заменяется другими торговыми ограничениями, что не всегда оказывается целесообразным и возможным. Один барьер действует слабее, чем два барьера, поэтому в сфере тех торговых и валютных отношений, которые относятся к востоку, прорывается торговый спрос на импортные товары и на иностранную валюту, ищущий удовлетворения обходными путями и готовый заплатить за фунты, кроны и проч. выше официального курса.

Однако даже там, где спрос не "прорывается" в обход планового порядка импорта, даже там, где лицензионное и валютное регулирование производится по возможности с исчерпывающей полнотой, нарушение равновесия оказывается возможным, по крайней мере, на время, и существо его обнаруживается тогда, если не в изменении курса, то в том, что курс начинает играть уже иную роль, чем прежде: он становится расчетной ценой, а не условием равновесия между спросом и предложением.

В обстановке той диспропорции, которая кратко описана была выше (п. 1), напор со стороны предприятий, нуждающихся в иностранных товарах, становится чрезвычайно велик. Естественно, что он находит влиятельную поддержку в тех ведомствах, которые обязаны блюсти интересы соответствующих отраслей хозяйства. Хозяйственные планы составляются и выполняются не в научной лаборатории. Они чаще отражают какой-нибудь компромисс, чем результат беспристрастных изысканий. Кроме того, в них возможны и просчеты, особенно вероятные тогда, когда стремление к импорту преобладает над спокойным размышлением об его возможных пределах. Лицензионный порядок не мог поэтому предотвратить то, что уже к началу 1925/26 г. у импортирующих организаций оказалось гораздо больше надежд на лицензии, прав на лицензии и даже полученных уже лицензий, чем могло быть реализовано в ближайшие сроки, без чрезмерного и нежелательного напряжения валютных ресурсов нашей банковой системы. "Особому валютному совещанию" пришлось тогда сыграть весьма активную, регулирующую роль. В качестве руководства стали составляться валютные планы, предусматривающие вероятные поступления валюты и устанавливающие, кому из импортеров наличные ресурсы будут предоставлены в течение ближайшего промежутка времени. Этим путем удалось избежать платежных затруднений. Однако ясно, что эти распределительные программы означают уже не что иное, как "плановое распределение" того товара, предложение которого недостаточно для удовлетворения платежеспособного и даже надлежаще признанного торгового спроса.

План распределения формально восстанавливает, конечно, равновесие между спросом и предложением. Кто не попадает в план, тот и не предъявляет спроса, и в самом плане расход всегда должен быть покрыт приходом. Но такое равновесие является уже кажущимся. Если только программа внешней торговли была согласована с другими хозяйственными программами (строительной, производственной и проч.), то пересмотр ее в порядке "планового распределения" валюты вносит, конечно, новое затруднение в осуществление всех хозяйственных программ.

Правда, тут речь идет о таком нарушении равновесия, которое может быть ликвидировано легче, чем другие его случаи. Дело ведь заключается здесь лишь в том, что и в рамках лицензионного регулирования спрос превысил предложение. Стоит усилить лицензионное регулирование или упорядочить его, если механизм стал плохо действовать, и в этих пределах все придет в норму. Описанный здесь случай можно будет тогда из перечня исключить, и официальный курс снова будет показателем действительного равновесия между предложением валюты со стороны экспортных предприятий и спросом на валюту импортных организаций, действующих на основании плана и полученных лицензий. Но мы вообще не пишем здесь о диспропорциях неустранимых. Все они, думается нам, могут быть преодолены. Что же касается столь легкого, по-видимому, способа преодоления данного случая нарушения равновесия, то следует заметить, что легкость приема получается лишь вследствие дальнейшего сжатия плана, т. е. импорта, а это ведет к тому, что диспропорция лишь несколько перемещается. Она исчезает в данном месте, но усиливает зато несоответствие между размерами импортного плана и потребностями в экспорте народного хозяйства — та диспропорция, о которой шла речь в пункте первом.

Мы имели пока в виду в этом параграфе только внешнеторговый и "плановый" или государственно уже признанный спрос, т. е. тот, который основан на утвержденных программах. Но существует еще и другой спрос, о котором следует сказать несколько слов. Это спрос частного рынка, имеющего в виду не использование валюты для внешней торговли, а ее накопление. Такому спросу принадлежит, конечно, совершенно иное значение, чем спросу импортному. Но о нем приходится упомянуть в этом месте потому, что объект у обоих один и тот же.

Опыт последнего пятилетия, в течение которого наше денежное обращение пережило многие испытания, показал, что этот спрос существует не всегда и не при всяких обстоятельствах. Мы имели за указанное пятилетие периоды быстро обесценивающейся, медленно скользящей, устойчивой и даже повышающейся в своем курсе и в своей покупательной силе советской валюты. Спрос на иностранные банкноты (и золото) зависел от состояния нашей собственной валюты, и в те периоды, когда положение ее упрочивалось или было прочно, частный спрос на иностранную валюту и золото сменялся даже частным предложением ранее накопленных запасов. Как бы ни относиться к вопросу о задачах денежной политики в отношении этого сектора валютного рынка, он представляет интерес в том отношении, что его состояние служит симптомом где-то и в чем-то нарушенного равновесия. Он не предъявляет совершенно беспричинного спроса на валюту и беспричинно не отдает ее. В системе товарно-денежного хозяйства, где имеются еще миллионы частных (хотя бы и мелких) хозяйств, его показания заслуживают серьезного внимания. Как известно, уже более года, как частный валютный рынок показывает спрос на иностранную валюту, превышающий предложение. Третий случай нарушения равновесия в том ряду, отдельные элементы которого мы хотим перечислить, заключается в разрыве между высотой наших товарных цен или покупательной силой червонца и его валютным паритетом. Цены поднялись на высоту, несоответствующую золотому паритету, и отсюда нерентабельность или недостаточная

рентабельность целого ряда отраслей экспортной торговли. В главе "СССР и мировое хозяйство" и "Контрольные цифры" отмечают, что "соотношение внутренних и внешних цен и их динамика были в последнее время факторами, тормозившими развитие нашего экспорта" (с. 158).

Покупательная сила червонца была очень высока в первые месяцы после его выпуска — она была в то время выше, чем покупательная сила золота в мировом хозяйстве, — затем она понизилась, после этого временно стабилизировалась, затем снова упала. Мы не думаем, чтобы такие вещи, как соответствие покупательной силы и курса возможно было измерять с абсолютной точностью. У нас нет еще таких методов измерения. Но при достаточно крупных расхождениях суть явления становится, во всяком случае, ясной. Бесспорно, что покупательная сила червонца на рубеже 1923 г. была слишком высока, а что в 1926 г. она стала слишком низкой. Весьма вероятно, что она была уже слишком низка ко времени формального завершения денежной реформы, так что и тогда стояла задача снижения цен для закрепления реформы. Во всяком случае, она снизилась чрезмерно, когда после периода стабилизации 1924/25 г. (по розничному индексу) или даже периода некоторого снижения того же года (по индексу оптовому) с осени 1925 г. начался подъем товарных цен. Несколько цифр покажут точнее, что совершалось в этой области.

При просмотре этих цифр и при суждении о степени изменения покупательной силы валюты в течение последнего года надо иметь в виду следующие обстоятельства. Оптовый индекс не отражает изменений в условиях расчета между трестами и покупателями; между тем эти условия за последний год значительно склонились в пользу продавцов. Далее индексы не учитывают изменения качества товара, которое по текстильной промышленности (шерстяные ткани) было очень велико. Наконец, индексы построены в ряде случаев на ценах недостаточных товаров, т. е. на таких ценах, которыми не устанавливается равновесие между спросом и предложением. В силу всех этих обстоятельств, имеющих силу в особенности в отношении индекса оптовых цен Госплана, действительное изменение цен, вероятно, скорее характеризуется показаниями индекса розничных цен, судя по которому цены повысились за последний год примерно на десять процентов. За предшествующий год цены (в общем итоге за год) были сравнительно стабильны. А перед этим они тоже повысились за год на 10 %, если считать по индексу оптовых цен, и еще гораздо сильнее (на 26%), если считать по розничному индексу.

Что касается курса иностранных валют, то с ним произошло в начале 1924 г., при проведении денежной реформы, как раз обратное явление. Он снизился в течение первого квартала этого года примерно на 10 — 12%, как раз в период повышения товарных цен. Тогда уже получилось расхождение между курсом и покупательной силой, которое

по временам смягчалось, но так и осталось непреодоленным, испытав значительное обострение в 1925/26 г. (особенно в первую половину его), когда росту нашего уровня цен сопутствовало снижение мировых цен. Первые четыре — пять месяцев 1926 календарного года были особенно неблагоприятны в этом отношении. Позднее положение несколько смягчилось.

Всех этих обстоятельств было достаточно для того, чтобы вызвать диспропорцию, которая приобрела для народного хозяйства серьезное значение. По поговорке нужна только соломинка для того, чтобы переломить спину нагруженного до предельной нормы верблюда. То же и с диспропорцией между ценами и курсами. Подъем цен в течение 1925/26 г. оказался достаточным для того, чтобы создать в описываемой области серьезный случай нарушения равновесия, потому что советские цены к этому времени были уже высоки, а цены на мировом рынке с этого времени падали.

Процентов на десять наш индекс был уже "перенапряжен" ко времени окончания денежной реформы (учитывая даже, что в силу многих причин мы должны иметь сравнительно высокий индекс). В течение 1925/26 г. к этим десяти процентам прибавилось примерно еще столько же. К этим двадцати процентам (в смысле установления размеров разрыва между нашими ценами и мировыми) прибавилось еще и снижение мировых цен процентов на пять, и создалась диспропорция, которая стала заметно отражаться на состоянии экспортной торговли.

4. Четвертая диспропорция, о которой здесь следует упомянуть, заключается в расхождении между оптовыми и розничными ценами, а также в расхождении между ценами государственно-кооперативной торговли и ценами в частной торговле или, другими словами, в существовании в стране двойного уровня цен. Полное единообразие цен вообще едва ли может и едва ли должно обязательно иметь место. Но то расхождение цен, которое стало наблюдаться уже к осени 1924 г. и еще более выросло в 1925/26 г. представляет собой явление настолько крупное, что оно должно быть включено в описываемый ряд- Эта диспропорция относится, главным образом, к промышленным изделиям, но она существует отчасти и в отношении продуктов сельского хозяйства.

Индекс промышленных изделий достиг своей низшей точки в прошлом году в течение лета, и мы поэтому приведем цифры, характеризующие эволюцию от лета прошлого до осени нынешнего года.

Индексы, приведенные в этой таблице, мало сравнимы как по методам обработки материала, так и по номенклатуре товаров. На осно

вании этих данных нельзя поэтому судить о том, насколько розничные цены выше оптовых. Они не показывают размеров так называемых оптовых накидок. Но они достаточны для того, чтобы обнаружить, насколько различны результаты движения оптовых и розничных цен в течение описываемого периода. Если розничные цены повышались быстрее оптовых, то это значит, что дистанция между теми или другими возросла. Образование этой возросшей дистанции относится, главным образом, к первой половине 1925/26 г., но цифры показывают, что движение цен во вторую половину года не возвратило их к тому уровню, на котором они стояли в исходный момент. Сопоставление с индексом ВСНХ, который не приведен выше, особенно показательно. Этот индекс (отпускных цен) почти стабилен, в то время как оптовые цены возрастают на 1/15, а розничные поднимаются на 1 /5.

Столь же отчетливо цифры обнаруживают те сдвиги, которые произошли в соотношениях между ценами в кооперативной и в частной торговле, причем и здесь следует обращать внимание лишь на тенденции движения цен, так как непосредственно друг с другом частные и кооперативные цены мало сопоставимы (в некоторых случаях явно учитываются различные сорта товаров). Данные относятся только к Москве и исчислены Конъюнктурным институтом.

Снижение кооперативных цен свидетельствует, скорее всего, о том, что кооперативная сеть ныне строже придерживается в Москве установленных накидок, чем раньше. Частные цены ориентировались по состоянию спроса и все более отклонялись от кооперативных цен. Для некоторых товаров отклонения эти стали огромны.

Два уровня цен означают, что по ценам более низким нельзя было насытить рынок, т. е. удовлетворить весь спрос. Ненасыщенность рынка иначе называется бестоварьем. Явление бестоварья не было чем-ли- бо новым для нас в 1925/26 г., но оно обострилось в течение этого года в связи с ростом спроса, за которым не поспевало предложение. К

концу года в официальных списках недостаточных товаров числилось: ткани бумажные и шерстяные, льняные и джутовые мешки, бумажная пряжа, выделанная кожа, кровельное железо, оцинкованное железо, гвозди, инструментальная сталь, оконное стекло и стеклянная посуда, бумага, растительные масла и еще несколько товаров.

Наличие бестоварья свидетельствует о том, что цена не выполняет своей функции установления равновесия между спросом и предложением, почему мы и относим явления, отмечаемые в этом пункте, к случаям нарушения равновесия в нашей хозяйственной системе.

Этими проблемами исчерпаны, конечно, не все диспропорции, которые можно встретить в тех или других частях нашего народного хозяйства, но мы ограничиваемся здесь упоминанием о тех, которые теснее всего связаны с условиями кредитной политики и состоянием нашего денежного обращения.