ГАНЬБУ И ПРОБЛЕМЫ ПАРТИЙНО-ГОСУДАРСТВЕННОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

Образование КНР явилось чрезвычайно важным рубежом, ознаменовавшим собой резкий рост значения, роли и функций ганьбу во всей общественно-политической жизни страны.

Деятельность КПК в первые после победы революции годы объективно отражала в основных своих направлениях интересы рабочего класса, однако в своей практической работе партия опиралась в первую очередь и главным образом на ганьбу и армию, не сумев на предыдущих этапах революционного процесса организовать, просветить, воспитать авангард рабочего класса, способный взять на себя выполнение задач государственного и хозяйственного строительства.

Армия была превращена в «гигантскую школу ганьбу». «Проблема кадров во всех областях работы,— писал Мао Цзэдун,— должна быть разрешена главным образом самой армией. И в этом вы должны отдавать себе ясный отчет» [330, с. 413]. Тогда же он следующим образом определял задачи, стоящие перед ганьбу: «Все армейокие кадры должны научиться принимать в свое ведение города и управлять ими. В городах они должны знать, как действовать в отношении империалистов и гоминьдановских реакционеров, как действовать в отношении буржуазии; они должны умело руководить рабочими и организовывать профсоюзы, умело мобилизовывать и организовывать молодежь, сплачивать и обучать кадровых работников в новых освобожденных районах, управлять промышленностью и торговлей, руководить учебными заведениями, газетами, телеграфным агентством и радиовещательными станциями, вести дипломатические дела, решать вопросы, связанные с демократическими партиями и народными организациями, регулировать отношения между городом и деревней, разрешать проблемы, связанные с продовольствием, углем и другими предметами первой необходимости, решать вопросы, связанные с банковским делом и финансами» [330, с.

Данная установка по сути дела ставила ганьбу и армию над всеми городскими классами и слоями населения, наделяла их функциями верховного арбитра в отношениях между рабочими и крестьянами, городом и деревней. В 1960 г. она была отнесена комиссией ЦК КПК, готовившей публикацию четвертого тома «Избранных произведений» Мао, к числу политических установок, сыгравших «огромную роль в разрешении проблемы с кадрами в новых освобожденных районах и в успешном развитии дела народной революции» [330, с. 412] и имеющих «великое значение на протяжении длительного исторического периода» [330, с. 441]. Вполне возможно, что как сама эта установка, так и ее более поздняя оценка отражали интересы и стремления многих групп и группировок в КПК, так как они получали возможность для своего укрепления, расширения сферы своего политического и идейного влияния. НОАК, воспринимаемая многими членами партия, если не подавляющим их большинством, в качестве «самостоятельной социальной прослойки» [155, с. 107], получила по Конституции 1954 г. и избирательному закону право на обязательное выделение своих делегатов во все представительные органы власти. Рабочий же класс подобного права не получил. Тем самым группы и группировки в КПК, приобретя огромный политический вес в общественно-политической жизни КНР, ограничили развитие рабочего класса, принизили его роль в продолжении революционного процесса.

Ганьбу персонифицировали законодательную и исполнительную власть в центре и на местах. Они стали представлять КПК и армию в органах власти снизу доверху, возглавили практически все государственные учреждения, организации, предприятия, сосредоточили в своих руках управление всей жизнью китайского общества.

Победа революции сделала возможным и необходимым ликвидацию всех и всяких особых местных властей, служивших опорой гоминьдановского режима, региональных милитаристских клик и тирании богатеев и мироедов, и создание единообразной на всей территории Китая системы органов власти и управления.

Точно определить численность ганьбу, темпы роста, распределение их по отраслям и видам деятельности довольно сложно.

Во-первых, судя по выступлению Мао Цзэдуна на совещании в Бэйдайхэ в августе 1958 г., точными данными на сей счет даже ЦК КПК и китайское правительство длительное время не располагали. На протяжении многих лет в КНР не существовало единой централизованной системы подбора и расстановки ганьбу по номенклатуре и отраслям. В КПК, например, подобная система была создана только в середине 50-х годов и охватывала ганьбу, занятых в партийном аппарате от уезда и выше (см. [155, с. 112]). Во-вторых, численность ганьбу сплошь да рядом определялась не только и не столько штатными расписаниями государственных, партийных и общественных организаций, сколько их финансовыми возможностями и местными интересами13. В этой связи особенно трудно установить численность ганьбу по всей совокупности организаций, находящихся в подчинении уездов: в волостях, кооперативах, «коммунах». Именно здесь оказалась сосредоточенной основная и наиболее пестрая, с точки зрения экономических интересов, масса ганьбу: государственные служащие, кооперативные кадры, работники, находящиеся частично на содержании государства, частично — на содержании кооперативов, «коммун». Соответственно в категорию рабочих и служащих стала включаться только часть общей численности ганьбу. Помимо большой части ганьбу «коммун», в их число не входят также ганьбу НОАК, а также армейских производственно-строительных корпусов.

О численности ганьбу, находящихся на содержании государственных органов, КПК, профсоюзов и КСМК, можно судить только по отрывочным сведениям. Поэтому представленные в табл. 13 данные, возможно, не совсем точно отражают темпы ее роста в 50-х годах.

При изучении вопроса о численности ганьбу обращают на себя внимание следующие моменты.

В целом деление ганьбу на «поколения» по такому принципу имеет под собой вполне реальную основу. Каждое из них отличалось не только своим количественным, но в еще большей степени социальным составом, идейно-политическим и практическим опытом работы. Скажем, до образования КНР в среде, ганьбу не было и не могло быть большого числа руководителей производства. Восстановление и развитие крупной промышленности, станов- Численность, тыс. человек Прирост** всего в том числе женщин абсолютный, тыс. человек относительный, % всего в том числе женщин всего в том числе женщин 1949 720 — ? ? 1952 3310 i50*** 2590 — 78.2 — 1955 5260 764 1950 614**** 37.1 30 4**** 1958 7920 1000***** 2660 236 33.4 24,0 1963 20000 12080 60.4 — * [155. с. 351. 390—391; 535. с. 106; 596. 30.IX.1952].

** По отношению к предыдущему указанному в таблице

году.

*** Данные за 1951 г.

**** За 1952—1955 гг.

***** Как сообщалось, в стране насчитывался «почти миллион» женщин-ганьбу.

ление совершенно новых ее отраслей, с одной стороны, и осуществление кооперирования сельского хозяйства и ремесла — с другой,, диктовали появление в массовом масштабе таких ганьбу, каких до того либо не было совсем, либо было ничтожно мало14.

Во-вторых, ганьбу — по-преимуществу мужчины.

В-третьих, ганьбу — главным образом ханьцы. В 1957 г. в стране насчитывалось в общей сложности немногим более в400 тыс. ганьбу — представителей нацменьшинств (т. е. примерно 5% общей численности этого слоя) [552, 1958, № 3, с. 22]. Согласно данным на конец 1957 г., среди ханьцев ганьбу составляли 0,93%г а среди других, неханьских народов Китая — 0,59% общей численности населения. Если исключить из этого расчета Автономный район Внутренняя Монголия (где последний показатель достигал 1,7%) и пров. Цзилинь (1,3%), то удельный вес ганьбу — представителей нацменьшинств будет существенно ниже; в некоторых районах он равнялся всего 0,2% численности коренного населения [552, 1957, № 5, с. 36]. В 60-е годы сколько-нибудь заметных улучшений в этом отношении не произошло. В ходе «культурной революции» по национальным кадрам был нанесен серьезный удар, многие из них подверглись репрессиям.

Нельзя также пройти мимо нездоровых явлений в процессе формирования ганьбу-неханьцев. Они комплектовались отнюдь не только за счет представителей трудящихся, проявивших организаторские способности, имевших какой-то минимум знаний и опыта для руководящей работы. КПК специально рекомендовала обратить внимание в данной связи на недоучившихся молодых людей, старую интеллигенцию, прежних военно-административных чиновников, капиталистов и их управляющих, мелких производителей, представителей высшей знати и религиозных деятелей ([552, 1957, .№ 5, с. 36]. При этом численность ганьбу-неханьцев росла значительно быстрее, нежели рабочих — представителей тех же народов: уже в 1957 г. первых было в 2 раза больше, нежели вторых (см. [552, 1958, № 1, с. 74, № 3, с. 22]). В то же время рост числа ганьбу-неханьцев сопровождался возрастающим недоверием к ним со стороны центральных властей и КПК.

Несмотря на высокие темпы роста численности ганьбу, в 50-е годы в КНР неизменно говорилось об их острой нехватке15. Столь же постоянно отмечался и быстрый процесс бюрократизации аппарата 16.

Согласно материалам массового обследования, охватившего рабочих и служащих, работавших на 30 сентября 1955 г. в государственных, кооперативных и государственно-частных предприятиях и хозяйственных организациях, а также государственных органах власти и управления от уезда и выше, в КНР насчитывалось более 4,5 млн. работников административно-управленческого персонала, составлявших 29,6% общей численности обследованных рабочих и служащих [193, с. 274—275]. Из них около 1,6 млн. человек (10,3%) работали в государственных учреждениях. По данным этого обследования, единственного в своем роде за все годы существования КНР, на каждых 100 служащих в государственных административных органах приходилось 49 работников руководящего звена, в том числе: на 100 служащих в центральных органах — 104 руководителя, в учреждениях провинций, автономных районов и городов центрального подчинения — 61, в учреждениях уездов и автономных уездов — 41 руководитель. Абсолютное большинство этих руководителей несомненно были ганьбу. Но если это так, то уже в 1955 г. сложилась парадоксальная ситуация: с высокой трибуны VIII съезда говорилось о недостатке ганьбу, но в центральном аппарате их было больше, нежели обычных служащих, а на местах в среднем на каждых двух служащих приходился один ганьбу. Уже эти цифры свидетельствовали о далеко зашедшем процессе бюрократизации аппарата.

Главным источником пополнения костяка ганьбу, особенно высокопоставленных, практически на протяжении всех 50-х и в начале 60-х годов служила НОАК. До конца 1955 г. из армии на гражданскую работу были направлены 5 млн. человек .[155, с. 204]. К 1959 г. она смогла выделить для использования на гражданской работе еще 2 млн. человек '[552, 1959, № 15, с. 11]. Таким образом, если число рабочих, ставших в 50-х годах руководящими работниками всех рангов, исчислялось тысячами или в лучшем случае десятками тысяч, то армия, состоявшая в значительной мере из крестьян и люмпен-пролетариев, направляла на руководящие должности во все сферы деятельности миллионы человек.

Данных о социальном происхождении ганьбу очень мало, они крайне разрозненны и часто противоречивы, позволяя в лучшем случае характеризовать лишь отдельные «поколения» ганьбу. Говоря, например, о ганьбу высшего эшелона власти, о тех, кто в подавляющем большинстве вступил в революционное движение задолго до победы революции, Мао Цзэдун отмечал: «Наши министры, заместители министров, начальники управлений и кадровые работники провинциального уровня в известной части вышли из семей помещиков, кулаков или же зажиточных середняков, отцы которых — помещики, до сих пор лишенные избирательного права» [331, с. 422].

Существуют более детальные, но в то же время неудовлетворительные сведения о новом пополнении ганьбу в период аграрной реформы и демократических преобразований, т. е. в 1950—1952 гг. 57,7% из почти 3 млн. новых ганьбу были крестьянами и рабочими, активистами массовых движений тех лет, 40,1% являлись членами КПК, воинами НОАК (часть из них составляли «прогрессивные элементы», прошедшие краткосрочную подготовку), 2,2% пришлось на выпускников вузов [596, 30.IX.1952]. В данном случае о социальном положении почти половины пополнения ганьбу ничего толком не сказано. Ясно только, что в 50-е, как и в 70-е, годы за термином «прогрессивные элементы» стояли выходцы из привилегированных слоев общества. В составе же выпускников вузов в то время только единицы являлись выходцами из семей рабочих и крестьян.

^ Можно констатировать в целом, что значительную часть ганьбу всех поколений составляли выходцы из непролетарских и не- крестья'ноких слоев населения. Например, в Шанхае в конце 1957 г. насчитывалось 267 тыс. ганьбу (не считая работавших в начальных и средних школах, а также на государственно-частных предприятиях). 80% из них влились в состав ганьбу после провозглашения КНР, в том числе более 56% из 37 тыс. ганьбу в ранге начальника отдела и выше. По словам Кэ Цинши, первого секретаря шанхайского горкома КПК, большинство всех этих ганьбу являлись «выходцами из непролетарских слоев, не прошли закалку в производственном труде и серьезной классовой борьбе, еще сохраняют в немалой степени непролетарскую идеологию и стиль» [552, 1958, № 4, с. 7]. Согласно данным о высших руководящих деятелях Уханя, на протяжении 1949—1957 гг. только 30% из них приходилось на долю выходцев из рабочих и крестьян, почти 45% составили представители буржуазии и 25% — мелкой буржуазии [497, с. 266]. Б. Ричмэн, обобщивший в своей книге сведения о

100 с лишним должностных лицах на 30 предприятиях промышленности, которые ему удалось посетить в 1966 г., свидетельствует, что 54% всех директоров и их заместителей, секретарей парткомов, главных инженеров, начальников отделов и цехов были выходцами из семей кулаков, помещиков, буржуазии, а также высшего административно-технического персонала >[529, с. 297].

1956—1959 гг. явились временем настоящего «скачка» общей численности ганьбу. Повсеместное создание кооперативов, а затем «коммун», в которых произошло слияние волостных органов власти с руководящими инстанциями местных хозяйственных, финансовых, культурно-просветительных и других органов, привело к тому, что крестьянство стало определять социальный состав основной массы ганьбу.

Одновременно ганьбу окончательно разделились на две неравные части: уездного и более высокого уровней, с одной стороны, и более низкого уровня — с другой. Их отличают разные процессы воспроизводства и кругооборота, у них различны степень связи с массами и соответственно, роль в общественной и политической жизни страны. Характеризуя политическую роль первых из них, Мао Цзэдун говорил: «Кадровые работники уездной инстанции и выше, которых насчитывается сотни тысяч человек, держат в своих руках судьбу страны» [331, с. 414].

Рост численности га'ньбу, расстановка их на всех ключевых постах во всех звеньях руководства экономикой, управления делами общества и государства сопровождались известной унификацией их общественного положения, которая выразилась в создании строгой иерархической системы, определившей не только четкую субординацию постов и должностей, различия в материальном положении ганьбу, но также разницу в степени их политической информированности и уровне общественно-политической деятельности — всекитайском, провинциальном, окружном (районном), уездном. Если, скажем, до 1956 г. 7з ганьбу в отличие от большинства представителей этого слоя и всей массы рабочих и служащих не получала заработной платы, а находилась на системе натурального снабжения (см. [596, 15.XI.1955]), то с 1956 г. все ганьбу были переведены на денежную заработную плату17. Оплата труда государственных служащих стала осуществляться по единой 30-разрядной тарифной сетке, определившей должностные оклады всех служащих, начиная с уборщиц и кончая председателем КНР. Соотношение между минимальным и максимальным окладами по этой сетке составило 1 : 20 18.

Единая тарифная сетка упорядочила иерархию ганьбу разных сфер деятельности и на постах различных наименований. После ее введения все посты и должности ганьбу государственных, партийных и общественных организаций, а также других сфер деятельности были разбиты на ранги. С тех пор ранги (разряды) стали четко определять положение ганьбу во всей общественно-политической системе страны вне зависимости от того, на какую работу он направлялся, степень его информированности, сопричастности ко всем видам деятельности на определенном уровне руководства обществом и государством, объем и характер социальных льгот и т. п.

Привилегированность ганьбу с тех пор стала не только общепризнанным фактом в КНР, но и регулируемым в общегосударственном масштабе общественным явлением.

Отрицательная реакция на привилегированное положение гань- бу с самого начала была столь значительной, что вопрос о необходимости его ликвидации много раз поднимался на ответственных партийных и государственных совещаниях. На III пленуме ЦК КПК в 1957 г. говорилось, например, о необходимости преодолеть «тенденции к сектантству и привилегированности» ганьбу, раздавались призывы к членам партии «быть бескорыстными», «слиться воедино с массами», «разделить с ними радости и горе, жить одним с ними дыханием» [150, с. 55—56]. Данную позицию поддерживали представители разных направлений, например революционной демократии и анархо-уравнительного течения. Однако в КПК сложились настолько мощные силы, заинтересованные в сохранении привилегированности ганьбу, что III пленум ЦК КПК, одобрив решение о политике «низкой и рациональной заработной платы», практически на многие годы «заморозившей» уровень жизни широких трудящихся масс, ничего не предпринял в отношении ганьбу.

^ Характерной отличительной чертой института ганьбу, сохранившей свое огромное значение вплоть до конца 70-х годов, явилось сосредоточение в руках одного человека нескольких постов, должностей в разных сферах общественно-политической деятельности. Подобное положение только отчасти порождалось недостатком грамотных кадров. Ситуация не менялась и тогда, когда появились не только отдельные лица, способные выполнять те или иные специфические функции, но даже специальные подразделения. Главная причина этого явления скорее всего заключалась в том, что отдельные группы и группировки стремились всеми силами закрепить за собой определенные «сферы влияния», в том, что в КНР сохраняется тип отношений, «который можно охарактеризовать как патриархально-«клиентурный», основанный на личных связях, на включенности ганьбу в систему той или иной группы либо группировки В КПК.

Разумеется, сбрасывать со счетов острый недостаток кадров, получивших сколько-нибудь систематическое образование или обладающих элементарным уровнем грамотности, не приходится. Например, на VIII съезде профсоюзов в 1957 г. как о крупном достижении говорилось, что за период, прошедший после предыдущего съезда, удалось повысить с 33 до 56% удельный вед профсоюзных кадров, получивших начальное образование [146, с. 304]. Не было ничего удивительного в том, что на съезде констатировалось: «Общий уровень кадровых профсоюзных работников в настоящее время и уровень их административной работы отстает от развития социалистического строительства» [146, с. 306].

Наличие в среде ганьбу значительной массы малограмотных и некомпетентных работников, их в целом низкий политический и культурный кругозор имели серьезнейшие последствия для общественно-политической жизни страны19. Данное обстоятельство определяло и сам стиль деятельности аппарата КПК и государства, в частности формы и методы решения отдельных проблем и вопросов, и соответственно эффективность принимаемых м-ер.

Каждое более или менее серьезное мероприятие стало необходимым проводить в форме кампании путем проведения работы сначала в сравнительно небольшом количестве районов, предприятий, чтобы методом «наглядного примера» можно было подготовить необходимое число ганьбу, способных затем постепенно расширить масштабы работы и передать необходимые знания, опыт, приемы все более широкому (Кругу своих коллег. С этой же целью широко используется форма «рабочих бригад», комплектуемых за счет ганьбу, прошедших предварительную специальную подготовку и накопивших некоторый опыт проведения данной кампании. «Рабочие бригады» направляются на места, где их члены играют роль инструкторов, организаторов, контролеров, дублеров местных ганьбу в проведении каждого более или менее крупного мероприятия.

Сложность проблем государственного и вообще любого организационного строительства в КНР определяется также принципиально разными взглядами отдельных течений в КПК относительно роли интеллигенции, равно как знаний, культуры, образования, в общественно-политической жизни страны. Одним из наиболее ярких проявлений этих различий во взглядах явилась возникшая в начале 50-х годов и продолжающаяся на протяжении всех последующих лет полемика вокруг темы «и красный и специалист». В периоды «большого окачка» и «культурной революции» раскрывалась подлинная подоплека длительной дискуссии, становилось ясным, что позиции некоторых сил в КПК были и остаются проникнутыми, если пользоваться словами В. И. Ленина, «самым невежественным духом, духом антиспецства» [106, с. 253]. Представители патриархально-милитаристского и анархо-уравНи- тельного направлений продемонстрировали в эти годы откровенное презрение к интеллигенции, знаниям, культуре. Во время «большого скачка» они оказали настолько сильное влияние* на высшие органы КПК, что даже в отчетном докладе ЦК КПК 2-й сессии VIII съезда КПК в 1958 г. знания, «квалификация, профессионализм были идентифицированы с капитализмом и буржуазией, расценены как главная составная часть «замшелых преград», стоящих на пути общественно-политического прогресса китайского обществу (см. [147, с. 48, 50, 63, 65]).

В этой связи нельзя 'не отметить еще одно чрезвычайно важное отличие в характере государственного строительства в первые годы после победы революции в КНР и СССР. Когда В. И. Ленин в 1918 г. выдвинул задачу: «Мы должны теперь Россией управлять» [95, с. 172], он говорил о ней как главной, центральной.

В работе «Очередные задачи Советской власти» В. И. Ленин указывал, что «вся трудность состоит в том, чтобы понять особенности перехода от главной задачи убеждения народа и военного подавления эксплуататоров к главной задаче управления» [95, ?с. 172—173]. Этот переход в Советской России неизмеримо облегчался самой сутью новой политической организации общества. «Задача создания политической власти,— говорил В. И. Ленин на VII экстренном съезде РКП (б),— была в высшей степени легка, ибо массы дали нам скелет, основу этой власти. Республика Советов родилась сразу» [93, с. 6]. Советы, сосредоточив в своих руках не только законодательную власть и контроль за проведением законов в жизнь, но и непосредственное исполнение законов, подняли к самостоятельному участию в управлении делами общества и государства десятки и десятки миллионов трудящихся. Советы дали «возможность соединять выгоды парламентаризма с выгодами непосредственной и прямой демократии, т. е. соединять в лице выборных представителей народа и законодательную функцию и исполнение законов» [91, с. 304—305].

В Китае положение было иным, несмотря на то что там была известна идея советов и накоплен известный опыт их создания и деятельности (см. [275, .с. 8—10]). После провозглашения КНР перед КПК и ее союзниками в революционной борьбе встали во всей своей полноте и сложности вопросы государственного строительства. Для их решения потребовался определенный период времени (1949—1954). Однако уже в конце 50-х годов выяснилось, что путь соединения «выгод парламентаризма с выгодами непосредственной и прямой демократии», обеспечивающий не только втягивание в управление всеми делами общества многомиллионные массы, но и подъем рабочего движения, является чуждцм для большинства групп и группировок в КПК, отношения между которыми начинали все более обостряться по мере появления новых условий классовой борьбы и новых задач развития революционною процесса после создания КНР.

КПК пришлось столкнуться с принципиально разным отношением отдельных группировок 1К дальнейшему развитию революционного процесса. Ко времени победы революции отдельные группы и группировки стали тяготеть к образованию двух основных блоков. Водораздел между ними проходил через принципиально разное отношение к городу, рабочему классу и интеллигенции, ко всему миру городской промышленной цивилизации, что в итоге •неизбежно означало коренные расхождения по чрезвычайно широкому кругу проблем и вопросов, включающих в себя и разное понимание характера социально-экономических и политических основ нового общества, и различные представления относительно движущих сил дальнейшего развития революционного процесса в стране, и далеко неодинаковое определение путей, форм, методов строительства этого общества.

К одному блоку явно тяготели представители одархо-уравни- гельного и патриархально-милитаристского направлений, воспринимавшие город, рабочий класс, интеллигенцию, городскую промышленную цивилизацию как нечто чуждое, непонятное и даже враждебное20. На другом полюсе стали сближаться друг с другом представители революционной демократии и иерархо-этатистского течения, которые не мыслили себе дальнейшего развития революционного процесса вне ситуации, когда «город ведет за собой деревню». Представители мелкобуржуазно-кулацкой тенденции некоторое время находились на перепутье: им многое импонировало во взглядах и настроениях глашатаев анархо-уравнительности, но во многом они тяготели и к позициям революционной демократии.

По меньшей мере до середины 50-х годов формирование этих двух блоков только намечалось. Представители анархо-уравни- тельного направления ка« единственно способные к сколько-нибудь творческой работе на одном из этих полюсов разных сил в КПК еще гае успели выработать ни ясной концепции развития Китая после победы революции, ни конкретной программы действий. Они вынуждены были поэтому некоторое время идти на поводу у представителей революционной демократии и примыкавших к ним представителей иерархо-этатистского направления, исходивших из реальных потребностей развития революционное процесса в КНР и творчески использовавших опыт Советского Союза в области государственного строительства, проведении социально-экономических преобразований в условиях многоуклад- ности экономики. Вплоть до середины 50-х годов эти силы партии в стратегическом и тактическом отношениях определяли направление развития »китайского общества.

Только с середины 50-х годов, когда Мао Цзэдун выступил с собственной концепцией нового общества, путей и методов его строительства, когда сформировалась платформа блока групп и группировок, принадлежавших к анархо-уравнительному, патриар- хально-милитаристскому и частично мелкобуржуазно-кулацкому течениям, положение стало меняться.

На государственное строительство в КНР оказали большое влияние не только позиции и сам процесс формирования этих блоков, но и противоречия во взглядах между отдельными течениями в КПК, тем более что каждое из них имело свои представления

о роли ганьбу в обществе, их функциях и прерогативах власти, формах и методах деятельности.

Для патриархально-милитаристского течения город представлял собой своеобразный «лакомый кусочек», где можно, если пользоваться словами Мао Цзэдуна, «хорошо пожить», «попировать вволю» (см., например, [329, т. 1, с. 185, 186, 187, 340]). Все существо его «позиций» сводилось к тому, чтобы, если опять-таки воспользоваться словами Мао Цзэдуна, «рассматривать вверенные им районы как свои вотчины» (см., например |329, т. 2, с. 122, 181, 183, 345, 353]). Развитие внутрипартийной демократии, демократических институтов и норм общественной и государственной жизни неизбежно означало полную ликвидацию этого течения.

Поэтому его представители не могли не явиться наиболее ярыми противниками любых проявлений демократии, любых шагов в сторону развития ее элементов.

Для анархо-уравнительного течения город был и остается олицетворением зла, разврата, власти денег, «снарядов в сахарной оболочке», перед которыми не могут устоять даже закаленные в боях герои (см. [330, с. 456]), и т. д. Одной из главных задач, стоящих перед КПК и государством, по их разумению, является превращение «города-потребителя» в «город-производитель»21 [330, с. 456].

Представители анархо-уравнительного течения подходили к проблемам демократии, управления, ганьбу с точки зрения главной задачи своей миссии: «направлять» народные массы так, «чтобы они смотрели вперед, а не назад» [329, т. 3, с. 272]. При этом апология «народа», его единства соседствовала, уживалась, дополнялась презрением к «народу» (народ — «почва», а «мы» — «семена», призванные «пускать корни и цвести» [330, с. 65]); необходимо очищать его создание так же, как «выметают сор из «9м- наты» (см., например [330, с. 17—21]). Поэтому ганьбу неизбежно наделялись исключительными политическими функциями проводников идей и установок руководства, «массы» же рассматривались в качестве объекта политического манипулирования: «Политическое влияние завоевано там, где пройдешься метлой» (см. [330, с. 238, 281—282]). Ганьбу должен быть непременно и прежде всего «красным», фанатично преданным руководству, идеям вождя, знать эти идеи и конкретные установки («держать в голове „цифры“» [330, с. 459—465]), уметь организовывать и руководить массами. Коль скоро «найдена» идея перестройки общества, то партия и ганьбу должны твердой рукой направить движение общёст- ва сообразно этой идее. При этом необходимо воспитать или перевоспитать тех, кто поддается воспитанию и перевоспитанию, заставить подчиниться остальных, учитывая, что они — «рабочая сила государства» [330, с. 225—226].

Отсюда вытекали примитивные представления о государственном и организационном строительстве вообще: государством может и должна управлять только небольшая группа людей, вовлечение широких масс трудящихся в управление всеми делами общества и государства бессмысленно, да и невозможно («государство организуется из части (меньшинства) господствующего класса» [331, с. 454] )22. Проблемы государственного и организационного строительства сводились »к вопросам воспитания, подбора и расстановки доверенных ганьбу и подготовки их смены. Столь же примитивными были соображения сторонников анархоуравнительного течения о демократии: она представлялась им всего лишь средством реализации идей вождя (необходимо ликвидировать «голое администрирование», «рукоприкладство и ругань», «самостийничанье» и т. д. и т. п.) (см., например, [329, т. 2, с. 104, 325, 356, т. 4, с. 75 и др.]).

Представителям мелкобуржуазно-кулацкого течения наверняка должна была импонировать проповедь равенства, исходившая от представителей анархо-уравнительного направления, их вражда к городу и всем слоям городского населения.

Для иерархо-этатистского течения главная проблема дня, судя по всему, представлялась не столько в определении четкой социально-экономической программы развития общества, сколько в создании эффективного государственного аппарата, а также действенных норм и принципов его функционирования. Они не сознавали всю глубину и все значение задач государственного строительства, отделив их от проблем становления и развития революционно-демократической диктатуры, или сводили все существо этого вопроса лишь к серьезной подготовке, правильному подбору и целесообразной расстановке компетентных кадров. Одной из главных задач в их представлении являлось превращение ганьбу в специалистов управления и хозяйствования либо замена ганьбу на таких специалистов. Они сосредоточивали свое внимание на определении наиболее рациональной степени централизации управления и его структуры, точном распределении прав и обязанностей центральных и местных органов власти, создании системы планирования, учитывающей неразвитость крупного производства, развитии финансовой и банковской системы, обеспечивающей предельную концентрацию накоплений, подготовке знающих и компетентных кадров руководителей. Возможно, для многих представителей этого течения ближе был идеал технократа, нежели политического деятеля. Их взгляды на демократию, хотя и страдавшие известной ограниченностью, все же были существенно более развитыми, нежели у представителей анархо-уравнительной тенденции. С их точки зрения, необходимы определенная ступень гласности в деятельности органов власти и партии, постоянно действующая система предварительного обсуждения политики, делающая возможной выбор наиболее рациональных ее вариантов (Мао Цзэдун считал подобные требования проявлением «ультрадемократизма» [329, т. 1, с. 177—178]).

Наиболее последовательные позиции занимала революционная демократия, особенно марксистско-ленинские силы. Для них одной из самых главных задач явилось определение характера, форм и методов деятельности партии и органов власти в условиях своеобразной расстановки классовых и социальных сил в КНР23, создание конкретного механизма, стройной системы организации революционно-демократической диктатуры, обеспечивающей объединение и участие в делах общества и государства многомиллионных трудящихся масс, возрастание роли рабочего класса в общественно-политической жизни страны24. Именно им принадлежит основная заслуга в создании и развитии целой системы массовых организаций: профсоюзов, комсомола, женщин, творческой интеллигенции, и др.,— призванных объединить широкие массы, обеспечить тесную связь КПК со всеми слоями населения и тем самым последовательность и обстоятельность развития революционного процесса. Они стремились осуществить свой идеал руководителя: политического деятеля, обладающего основательной марксистской подготовкой, широко образованного, культурного, знающего, тесно связанного с массами, пользующегося их полным доверием, избираемого трудящимися и постоянно отчитывающегося перед ними, лишенного особого общественно-политического статуса и привилегий.

Эта часть партии явно понимала, что решение узловых проблем стратегии и тактики партии требовало всестороннего подхода, что оно невозможно без установления самых тесных связей партии с рабочим классом, без вовлечения трудящихся масс в управление делами общества и государства, -без разработки специальных мер и промежуточных этапов на пути строительства социализма, без продуманной разветвленной системы экономических методов воздействия государства на многоукладную экономику страны.