БЮРОКРАТИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ И ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИНСТИТУТОВ

Деятельность внутренне сплоченных групп и группировок, вступавших то в один, то в другие союзы, сговоры, коалиции, вела к тому, что партия постоянно находилась в состоянии скрытого раскола, наиболее вредного для развития рабочего движения.

В результате сосуществования, противоборства и столкновений различных идейно-политических направлений, течений, веяний в КПК в государственном и организационном строительстве КНР в целом сложились столь же разные тенденции: демократизации общественно-политической жизни, создания системы органов власти и организаций трудящихся, обеспечивающих укрепление и развитие строя народной демократии, и прямо противоположная — пресечения развития демократических норм и принципов, институтов и порядков, разрыва единства законодательной и исполнительной власти, возвышения последней над обществом, бюрократизации аппарата.

В начале 50-х годов профсоюзы, комсомол, демократическая организация женщин, творческие союзы стали постепенно превращаться в своеобразный механизм, связывающий КПК и органы власти с широкими массами трудящихся, налаживающий их воспитание и вовлечение в управление всеми делами общества и государства.

Огромное политическое значение имело кооперирование сельского хозяйства и ремесленного производства. Кооперативы обеспечили поголовную организацию многомиллионного крестьянства,, а также мелких товаропроизводителей города и деревни. В условиях развития экономических форм смычки города и деревни, государственного и кооперативного секторов, нормальных взаимоотношений государства с крестьянами и кустарями кооперативы могли стать постоянно действующим механизмом объединения крестьян и кустарей и их участия в делах общества и государства. Несмотря на целый ряд серьезных недостатков и просчетов, допущенных в ходе кооперирования, поначалу их развитие благодаря усилиям здоровых сил партии шло именно в этом направлении: в деревне стали складываться формы совместного обсуждения крестьянами хозяйственных и других вопросов жизни своих коллективов, использоваться разные методы и приемы обеспечения гласности результатов работы коллектива и его отдельных членов, учитывающие почти поголовную неграмотность крестьян, И т. д.

Процесс демократизации общественно-политической жизни развивался болезненно, далеко не с тем размахом и широтой, которого требовали реальные условия страны. Так, профсоюзное строительство стопорилось обстановкой непрерывных обвинений профсоюзов со стороны части сил КПК то в «экономизме», то в «анархо-синдикализме», в результате чего к началу «культурной революции» они так и не смогли охватить всех рабочих и служащих страны. Бюрократизация деятельности профсоюзов, явственно обозначившаяся уже в середине 50-х годов, стала неуклонно вести к их отрыву от широких масс трудящихся. Было заторможена развитие и других массовых организаций — комсомола, женской организации, творческих союзов. Да и сама КПК не могла найти в себе силы для утверждения элементарных основ внутрипартийной демократии.

В высшей степени поучительна в этой связи судьба выборных руководящих органов КПК. В партии они не получили сколько- нибудь заметного развития. Во всей ее истории только однажды прошли выборы делегатов на съезд партии, а именно на ее VIII съезд (подробнее см. [393, с. 131—139]). КПК оставалась военно-политической организацией.

В региональных организациях КПК не успели сложиться традиции совместного обсуждения специфических местных проблем, разработки с их учетом особых методов и приемов проведения в жизнь общих принципов партийной политики и общепартийных решений, коллективной ответственности за деятельность всей орга низации, не был накоплен опыт коллективного руководства всеми сторонами общественной жизни на местах.

Коллективное руководство высших органов региональных организаций КПК сплошь да рядом подменялось административной деятельностью партийного аппарата. Подобная ситуация серьезно затрудняла активизацию здоровых сил партии и в то же время открывала широкие возможности для непролетарских сил, домогавшихся безраздельного господства в партии и пытавшихся манипулировать ею, спекулировать на ее имени и авторитете. Неразвитость региональных организаций КПК оказывала огромное отрицательное воздействие на жизнедеятельность всей партии, снижала идейно-теоретический и политический уровень ее работы. На более низких уровнях положение было зачастую не менее, если не более сложным: городские, районные, окружные, уездные конференции КПК, как правило, созывались еще реже, нежели региональные.

^ Странную и противоречивую картину являла собой внутрипар-

' тийная жизнь КПК. Партия вела сложную двойную жизнь: она то и дело торжественно провозглашала в качестве «незыблемых» демократические нормы и принципы своей организации и деятельности и совершенно забывала о них сразу же после принятия соответствующих решений и рекомендаций. И никогда партия не анализировала причины систематического, повседневного нарушения уставных норм ее деятельности.

I/ В то же время внеуставный Военный совет при ЦК КПК, всекитайские, региональные и провинциальные совещания ганьбу, первые из которых на III пленуме ЦК КПК даже расценивались по своему значению как всекитайские партконференции [150у с.

Что же »касается представительных органов власти в центре и на местах, то в 1958 г., после создания «коммун», количество их в стране сразу же сократилось почти в 2 раза. В первой половине 60-х годов деятельность всей системы собраний народных представителей была постепенно свернута и вся полнота власти сосредоточилась в руках ганьбу, освободившихся от необходимости отчитываться перед народом (подробнее см. [253, с. 23—25]). В результате принципиального расхождения позиций отдельных групп и группировок и разношерстности идейно-политических направлений, течений и веяний КПК не удалось создать прочных основ демократической организации государства.

В обществе велась сложная, явная и тайная, организованная и стихийная борьба вокруг многих вопросов, связанных с попытками разработки и введения демократических порядков и институтов. По одним из них внешне, казалось бы, не было никакой борьбы, их решение «просто» блокировалось. Так, на протяжении многих лет была почти полностью парализована деятельность государственных органов по разработке целого ряда кодексов (см. [155, с. 247—251]). Только годы спустя, уже в ходе «культурной революции», в китайской печати проскользнули сведения о том, что маоисты всеми силами противились развертыванию работ в области юриспруденции (см. [275, с. 161]). По другим вопросам открытой борьбы между группами и группировками в КПК, на первый взгляд, также не велось, по ним даже принимались авторитетные решения. Однако они не выполнялись. Например, на VIII съезде КПК в 1956 г. и III пленуме ЦК КПК в 1957 г. говорилось о необходимости повсеместного использования новой формы участия трудящихся в управлении производством — собраний представителей рабочих и служащих. Были определены нормы, цели и функции их деятельности. Тем не менее эти органы не получили сколько-нибудь широкого распространения. В 60-е годы одни силы в КПК пытались наладить деятельность указанного общественного института, другие — либо активно противились данной работе, либо относились ко всему с ним связанному с полнейшим равнодушием.

На протяжении 50—60-х годов в стране буквально семимиль- 'ными шагами шел процесс бюрократизации. Интересы и сам образ жизни подавляющей массы китайского народа определялись ее принадлежностью к 120 млн. крестьянских дворов, представлявших собой питательную почву для появления всемогущественной и многочисленной бюрократии25. Море индивидуальных крестьянских хозяйств в начале 50-х годов и необъятная масса (более 740 тыс.) сельскохозяйственных производственных кооперативов в середине 50-х годов в обстановке неразвитости рынка и товарно-денежных отношений создавали более или менее равномерный уровень социально-экономического положения для подавляющей части населения на всей территории страны, что делало возможным и необходимым равномерное воздействие на однообразную массу из одного высшего центра. Крестьянство не в состоянии самостоятельно выражать и отстаивать свои интересы. Вследствие всего этого сложились предпосылки и условия для всестороннего и непосредственного вмешательства государственной власти и ее органов во все стороны повседневной жизни общества. Подобное вмешательство подстегивалось неразвитостью крупных, современных форм производства: фабрично-заводской промышленности, средств транспорта и связи.

Представители анархо-уравнительного течения, выступившие с конца 50-х годов глашатаями идей махрового национализма и велюкодержавия, особенно близких наименее политически и культурно развитым слоям общества, требовали всемерного ускорения темпов развития промышленности, сплошь да рядом не желая считаться с действительными возможностями и потребностями общества и государства. В свою очередь представители революцион ной демократии и иерархо-этатистского направления, несравненно более реалистично понимая реальные возможности и потребности страны, видели в быстрых темпах развития крупных, современных форм производства важнейшую материально-техническую предпосылку и непременное экономическое условие для дальнейшего общественно-политического прогресса страны.

Поспешные и непродуманные акции по коллективизации, а затем созданию «коммун» выбили из привычной социально-классовой колеи многомиллионные массы народа, а кризис начала 60-х годов, вызванный крахом «большого скачка», обнаружил отрыв партии и государства от широких народных масс. Часть групп и группировок в КПК в этой обстановке пошла на предельное ограничение общественно-политической самодеятельности членов- общества и соответственно расширение сферы деятельности исполнительных органов, развитие репрессивного аппарата.

('Наконец, крестьянская среда постоянно создавала избыточное и бедствующее население, не имевшее возможности существовать в деревне, не находившее, да и не имевшее с 1957 г. права искать своего места в городе и поэтому хватающееся за службу в армии и военизированных формированиях, за государственные должности. Давление массы нуждающихся в свою очередь заставляло увеличивать количество государственных и полугосударственных должностей. Все это, вместе взятое, стимулировало не только быстрый рост численности ганьбу, но и негативные процессы в их общественно-политическом и социально-экономическом положении.

'/ К середине 60-х годов «предметами правительственной деятельности», по выражению К. Маркса |8, с. 206], в КНР стали практически все стороны общественной и частной жизни, начиная с контроля за планированием рождаемости в семьях и использованием ими своих семейных бюджетов и кончая крупной промышленностью, перераспределением в национальном масштабе продовольственных и материальных ресурсов. Государство стало выступать в роли полупатриархального хозяина «своей рабочей силы»,, определять одних членов общества в печники, других — в повара,, третьих — в солдаты, вмешиваясь в распределение всего трудоспособного населения по видам работ, не считаясь при этом ни о семейным положением, ни с волей и желанием людей. 1 Исполнение такого рода функций всегда было и остается несовместимым с требованиями свободного и гласного волеизъявления, оно не терпит никакой критики, никакой инспекции со стороны народных масс, никакого посягательства на роль, функции и привилегии ганьбу. Как и во всяком обществе, где склонности и потребности вменяются в обязанности и где поэтому за умонастроения спрашивают столь же строго, сколь и за проступки, в КНР возникла — опять-таки в виде целой системы — придирчивая опека над мышлением и соответственно за всеми видами духовной деятельности. В стране к середине 60-х годов в общих чертах завершился процесс оформления нынешней исполнительной власти с ее громадной бюрократической машиной, военной и полувоенной организациями, с ее многосложным и искусственным государственным аппаратом, с многомиллионной армией ганьбу рядом с многомиллионной регулярной армией и с не менее крупными контингентами сил общественной безопасности, полиции и кадровыми отрядами ополчения. Сложился гигантский организм, покрывший как сеть все тело китайского общества, проникший во все поры его жизни.

Сам институт ганьбу приобрел ярко выраженные черты корпоративности и сословной замкнутости. В ряды ганьбу в принципе могут войти представители самых разных слоев населения, но выпасть из их состава, если не считать самого низового звена ганьбу, практически уже никто не в состоянии. В конце 50-х — начале 60-х годов складываются и входят в повседневную практику определенные нормы, писаные и неписаные правила и порядки, регламентирующие всю жизнь и деятельность ганьбу.

'/ Сложилась разветвленная, скрупулезно воспроизводящая иерархию ганьбу система их собраний и совещаний, практически предрешавших всю деятельность партии и государства. Об огромном их значении в жизни китайского общества можно судить уже по такому, например, факту, что конкретные вопросы создания «коммун» в 1958 г. обсуждались на совещаниях ганьбу в Наньнине (январь) и Чэнду (март), но даже 2-я сессия VIII съезда КПК (май) не смогла ни слова сказать по этому животрепещущему вопросу.

V Деятельность высших органов партии и государства стала укрываться плотными покровами тайны от взоров китайского общества. Для характеристики этого момента и духа корпоративности ганьбу достаточно, наверно, привести только пример с работами Мао Цзэдуна. С 1949 по 1966 г. в открытой печати за его подписью было опубликовано немногим более 10 выступлений, работ и кратких замечаний. Но фактичеоки, как выяснилось в последующие годы, за этот период, по ориентировочным подсчетам, его перу принадлежит более 100 выступлений, отдельных произведений, а также кратких замечаний или указаний27. Соответственно возникли предназначенные исключительно для ганьбу общегосударственные и региональные формы и методы информации, начиная от закрытых периодических изданий — например «Цанькао цзыляо» (см., например [334, с. 73]), «Цанькао сноси», «Гунцзо тунсюнь» (см., например [456, с. 167—177]) и др.— и кончая среднесрочными и краткосрочными курсами для проработки отдельных директивных указаний. Стало необходимым вводить даже специальные формы связи ганьбу с «массами» — системы их участия «в физическом труде» и «отправки в низы» (ся фан), опять- таки дифференцированные —с учетом иерархии ганьбу28. Наконец, сформировались особые, стимулировавшие распространение всеобщей подозрительности и взаимодоносительства, недоверия и страха формы и методы надзора за ганьбу, равно как и их проработки и чистки.

у Кастовость, корпоративность, сословная обособленность ганьбу в свою очередь вызвали многосложные социально-политические последствия. Полный переход в руки ганьбу государственного, политического, военного и экономического управления создал в китайском обществе огромный перевес сил в их пользу, так что роль и значение этого слоя в повседневной жизни страны оказались несравненно более крупными, нежели его доля в населении. В условиях временной слабости обоих классов — рабочих и крестьян, а также губительных для общества массовых и глубоких процессов деклассирования, обусловленных как быстрой и радикальной ломкой прежних социальных устоев существования при неизменной материально-технической базе ремесленного и сельскохозяйственного производства, так и неустойчивостью, непрерывными изменениями новых условий существования, сами ганьбу оказались в трясине разложения и загнивания.

Неподотчетность и бесконтрольность ганьбу способствовали быстрому развитию в их среде явлений деклассирования, вызвали широкое распространение таких порочных явлений, как подчинение интересов дела интересам карьеры, буквальная драка за посты и должности вместо борьбы за идеи и принципы, погоня за наживой, сопровождавшаяся воровством, коррупцией, спекуляцией. Произвол ганьбу принял устрашающие масштабы. Сообщалось, например, о том, что в шести уездах пров. Хунань в 1956 г. не менее 11% руководящих работников в кооперативах занимались расхищением общественных фондов. При этом отмечалось, что «многие сельские ганьбу продолжают действовать противозаконно, устраивают обыски в домах, арестовывают, пытают, насильственно принуждают людей вступать в брак, а также расхищают общественную собственность» [591, 8.VII.1956]. Мао Цзэдун, выступая на совещании в Ханькоу 6 апреля 1958 г., вынужден был говорить о том, что «плохой стиль некоторых ганьбу» не отличается от го- миньдановского, а в отдельных случаях даже хуже его. Он характеризовал действия таких ганьбу как «поведение рабовладельцев» 470, с. 182] и сетовал на распространение «духа рабовладельцев» 470, с. 183]. Согласно материалам обследования 1-го корпуса "IOAK в 1961 г., из-за дикого своеволия ганьбу «умерло неестественной смертью» 10% членов семей военнослужащих этого соединения (подробнее см. [456, с. 168]).

Чуть ли не каждые два года в стране проводились шумные кампании «упорядочения стиля», в ходе которых провозглашалась, в частности, необходимость уничтожения в среде ганьбу своеволия, воровства, коррупции, спекуляции. Эти кампании в лучшем случае вскрывали лишь наиболее вопиющие случаи разложения и загнивания аппарата государства и партии (о которых, впрочем, почти никогда не ставили в известность общественность страны), однако они оставляли в неприкосновенности все причины, непрерывно порождавшие подобные явления.

В начале 60-х годов в стране сложилась обстановка культа личности Мао Цзэдуна, дополняемая и развиваемая культом должности, культом власти ганьбу. Характерно, что в повседневной жизни исчезает обращение к ганьбу как «товарищу», ганьбу начинают именовать только по занимаемой должности даже на страницах китайской печати. Культ личности Мао Цзэдуна, культ должности, равно как и культ власти ганьбу, порождали и усиливали всепроникающую ложь, ханжество и двуличие, недоверие и презрение вышестоящих ганьбу к нижестоящим, всех ганьбу — к трудящимся, «простолюдинам». Привычным стало отчитываться в выражениях типа «в основном», «в общих чертах», за которыми можно было скрыть все что угодно: кричать «ура», когда ничего еще практически не сделано, утаивать любые провалы, затыкать рот критикам и недовольным, удовлетворять ярость догматиков, нетерпеливых и реалистов. Ганьбу стараются замаскировать перед глазами вышестоящего начальника плохое и выставить напоказ хорошее. Возник какой-то нескончаемый заговор беззастенчивой лести, заговор против истины с единственной целью доставить удовлетворение вышестоящему начальству, которое, по неизменным утверждениям прессы, желает блага для всех и это благо творит, т. е. в конечном счете Мао Цзэдуну, объявленному абсолютно непогрешимым, бесконечно мудрым, денно и нощно пекущимся о благе народа.

Противоборство группировок привело к весьма характерному результату: за всю историю КПК нельзя найти буквально ни одной установки, ни одного лозунга, в которые бы не вкладывали различного содержания в один и тот же период, которые не пережили бы неоднократных изменений в толковании. Этим же объясняется и иной общественно-политический феномен — аморфность, неопределенность лозунгов и установок КПК, начиная с формулировки генеральной линии партии, предложенной Мао Цзэ- дуном и принятой 2-й сессией VIII съезда КПК, и таких, казалось бы, фундаментальных установок, как, например, «линии масс», и кончая конкретными лозунгами и призывами типа «В промышленности учиться у Дацина», «В сельском хозяйстве учиться у Да- чжая».