Деформация принципов бухгалтерского учета (1929—1953)
Уже в начале 1929 г. стали появляться зловещие намеки на то, что люди, возглавлявшие учет, проповедуют что-то не то, и стала намечаться великая чистка или, как говорил Иван Грозный, — «перебор людишек».
И «перебор» этот касался всей интеллигенции.Самый крупный залп по интеллигенции вообще и по бухгалтерам в частности был дан Э. Кольманом, чешским коммунистом (в конце 50-х годов он уедет в Швецию): «В балансоведении кладется в основу такая экономическая теория, из которой вытекает, что между СССР и капиталистической страной нет никакой разницы, а также даются такие указания, как, например, насчет метода определения товарных остатков, применение которых должно привести к скрытию недостач в дефицитных товарах и тем самым к созданию прорывов» [Большевик, 1931, №2, с. 74—75].
Под «методом определения товарных остатков» понималась оценка по себестоимости. Поскольку себестоимость почти всегда ниже продажной цены, то, по мнению Кольмана, в отчетности показывается заниженная величина товарной массы, что и приводит к искусственному дефициту в товароснабжении. Товаров много, но купить их нельзя, так как вредители на счетно-теоретическом фронте показывают их в меньшем, чем это нужно, объеме.
Большая дискуссия
Бухгалтеры поняли установку текущего момента и вот как откликнулись на приглашение принять участие в травле лучших: «Буржуазные реставраторы и апологеты всех рангов пытаются удержать за собою фронт теории, дезориентировать пролетарские массы в основных вопросах социалистического строительства, борясь за господство своей идеологии. Эти явления особенно
резко проявляются на счетно-теоретическом фронте. На этом участке идеологического фронта положение характеризуется полным отрывом теории от практики социалистического учета, наличием капиталистических концепций и вредительских установок. Такое глубоко нетерпимое положение, однако, долгое время оставалось не вскрытым.
Слабость марксистско-ленинских сил на фронте учета, недооценка теоретической борьбы на этом фронте со стороны организаций и учреждений, ведающих делом учета, прямое и косвенное содействие к изданию и распространению антимарксистских трудов по вопросам учета со стороны оппортунистических элементов, несвоевременная и, наконец, не отвечающая поставленным задачам счетная критика — вот та обстановка, которая до самого последнего времени благоприятствовала создавшемуся положению на счетно-теоретическом фронте» [На счетно-теоретическом фронте..., с. 3]. В таком разнузданном тоне обличение продолжалось: «Существующие счетные теории а) служат интересам апологетики капиталистического хозяйства; б) под прикрытием марксистско-ленинской терминологии искажают правду нашей социалистической экономики; в) будучи насквозь схоластичными, препятствуют разрешению конкретных задач, стоящих перед учетом, и тем самым играют реакционную роль, тормозя его реконструкцию; г) дезориентируют учащихся в основных вопросах социалистической экономики и политики Советской власти, искажая основы марксистско-ленинского учения; д) служат благодатной почвой для правооппортунистических установок в практике учета и хозяйствования; е) делают учет недоступным широким массам трудящихся, колхозников и рабочих, отрывая теорию от практики и наполняя учет отвлеченными надуманными схемами и содержанием; ж) проводят идеи надклассовости и аполитичности в счетных науках» [там же, с. 40—41].В этом обвинении были перечислены и «вредители», ими оказались все классики нашего учета, но больше всех досталось Рудановскому и Галагану.
О Рудановском, в частности, писали так: «Примером и ярким образцом подобного идеологического выступления является антимарксистская теория учета, возглавляемая Рудановским, схоластическо-формалистические мудрствования которого под прикрытием многочисленных математических формул в основном направлены против интересов пролетариата, строящего социализм» [там же, с. 28]. И далее в подтверждение этого обвинения перечислялись теории: «Учение Рудановского о балансе, которое складывалось им в течение двух с лишним десятков лет и пользуется громадным авторитетом среди работников учета, покоится на следующих основных теоретических положениях, которые им развиты, преобразованы и математически обоснованы.
Первое — это аксиома Пачоли о равновеликое™ дебета и кредита; второе — аксиома Пизани — разграничение статики и динамики баланса; третье — принцип Леоте и Гильбо о перманентности инвентаря; четвертое — учение Бесты об оценке баланса и балансе как объекте учета; пятое — учение Чербони о логисмографии, дифференциации счетов; шестое — учение Росси о разграничении хозяйственной деятельности на три вида: экономическую, юридическую и административную; определение баланса как синонима
хозяйства, а учета как гармонического сочетания хозяйственных функций (теория функционального баланса); седьмое — учения Гюгли и Шротта — учение об оборотах, изменениях актива и пассива и т. д. Все упомянутые теории, представляющие собой так называемые классические учения итальянской, французской и отчасти немецкой буржуазных школ, Рудановским переработаны и преобразованы в соответствии с учениями: Штурма (о финансах), идеалиста-социолога Монтескье (о государственном строе), Шер- шеневича (общая теория права), Родбертуса, Бем-Баверка, Туган-Барановскош (политэкономия), Лассаля (юридическая концепция хозяйственных отношений) и пр. Кроме того, в части математического обоснования теории учета в работах Рудановского нашли широкое применение: теорема Лоренца (закон относительности); теорема Стеклова (полное соответствие областей внутренней и внешней); теорема Жордана (необходимость разграничения внутренней и внешней области); принцип Галлюа (противоположность признаков, построение комбинаций, внутренней и внешней области); принцип Дирихле (уравнение отношений области внутренней и внешней); принцип Бера (уравнение пределов путем разграничения); уравнение Лапласа (условие замкнутости отдельных функций); учение Чупрова (закон устойчивости); учение Майера (законы подобия, причинности и развития) и т. д.» [На счетно-теоретическом фронте..., с. 33].
Но основным вредителем признавали Галагана. Над ним был организован специальный показательный общественный суд. Заслуженного человека шельмовали перед всем миром.
«До самого последнего времени в существующих учебниках по счетоводству слово «совет» было исключительно редким. Это понятно хотя бы потому, что Галаган, например, утверждал, что «только в отдельных случаях для полного познания той или иной научной дисциплины необходимо выяснить ту социальную роль и то социальное значение, которые выполняет и имеет данная научная дисциплина» Больше того, проф. Галаган писал, что «в задачи общего счетоведения входят выработка и исследование таких приемов, которые в одинаковой мере могут применять при исследовании каких угодно единичных хозяйств», не видя якобы разницы между условиями капитализма и социализма» [там же, с. 13]. Это шельмование подытоживалось торжествующей записью: «Проф. Галаган ... пс*д давлением общественности признал не только отдельные свои ошибки, но и то, что в основе этих ошибок лежит законченная буржуазная идеология» [Спутник..., 1931, №6, с. 141]. В результате Галагану была запрещена педагогическая работа, и в 1938 г., не дожив до шестидесяти лет, он умер; Рудановский умер внезапно в 1934 г.Конечно, речь шла не об уголовных преступлениях, но от одних «общественных» обвинений люди умирали.
Критика носила трагический характер, позитивные предложения напоминали водевиль. Так, некто Д.И. Савошинский писал, что результатные счета якобы присущи только капиталистическому предприятию; социалистическое хозяйство в своей номенклатуре счетов не будет иметь ни счетов результатов, ни счетов капитала [Вестник ИГБЭ, т. 2, №1, с. 20].
Так было в Москве. Не лучше обстояло дело в провинции.
В 1930 г. в Ленинграде вышла книга под редакцией трех авторов: Н.А. Блатова, И.Н. Богословского и Н.С. Помазкова «Счетно-бухгалтерские курсы на дому». Вскоре появилась рецензия, разоблачающая буржуазную идеологию авторов: «В силу недостаточной бдительности советской общественности счетная литература часто служит еще пристанищем определенно буржуазной идеологии. Под видом «аполитичного» счетоводства все чаще протаскиваются и распространяются враждебные пролетариату взгляды» [Спутник..., 1931, №3, с.
71]. В том же номере журнала «Спутник конторщика и счетовода» Помазкова обвиняют в том, что он «написав одну, пожалуй, вредную в счетной литературе книгу «Счетные теории» ... стремился поставить счетную мысль на ложный путь» [там же, с. 72]. В №6 этого же журнала Блатов дает справку о том, что он болел и книгу издали без его ведома [там же, с. 143]. Однако редакция журнала «Спутник счетовода» это заявление не приняла во внимание, так как Блатов до разбора этой книги в журнале не протестовал против того, чтобы его имя включили в состав редакторов.Главными застрельщиками травли великих были люди бухгалтерского дна (Н.Н. Ласкин, М.Б. Гегечкори, Е.И. Глейх, П.Б. Клейман, Д.П. Андрианов и др.). У них тоже не было будущего. «Необходимо открыть сокрушительный огонь, — призывал Глейх, — и разгромить все троцкистские контрреволюционные вылазки в области теории учета и вместе с этим ударить со всей силой по всякого рода проявлениям гнилого либерализма в борьбе за марксистско-ленинскую теорию учета» [Спутник..., 1932, №1, с. 21].
Далее в этой же статье называются и «троцкисты»: М.Х. Жебрак, автор «троцкистско-меньшевистской» книги «Основные элементы промышленного учета в СССР и за границей». Об этой книге в решении президиума ВОСУ было записано, что ее надо считать, «как явно троцкистскую контрабанду, протаскивающую контрреволюционный меньшевистский груз под прикрытием «аполитичности» и технизирования учета». Президиум сделал соответствующие оргвыводы и в отношении автора книги Жебрака, исключив его из состава организации. Книга, разумеется, была изъята. Любопытная деталь: редактором этой книги оказался Ласкин, про которого записали: «... содействовал выходу в свет вредной, троцкистско-меньшевистской контрабанды». Ласкин признал свою троцкистско-меньшевистскую сущность, обещал исправиться и был снят с занимаемых постов. Что посеешь, то и пожнешь. Из учета он был вычеркнут, и дальнейшее его существование никому не известно. В следующем номере того же журнала в передовой «За большевистскую бдительность на счетно-теоретическом фронте» про книгу Жебрака и о нем самом сказано определеннее: «...
автор этой книги на деле пропагандирует троцкистско- меньшевистское восхваление капиталистической системы и приукрашивание условий работы на капиталистических предприятиях» [там же, №2, с. 2]. Это писал уже Глейх.Такой маразм не мог не отразиться на теории и практике учета. Они начинают стремительно деградировать. Все лучшее, что веками накапливала
человеческая мысль, уничтожалось. Взрывали храмы, жгли книги, травили ученых. Беда не миновала и бухгалтерию. Среди бухгалтеров появились карьеристы (Ласкин, Глейх, Гегечкори, Клейман и др.), которые, пробивая себе дорогу и ошельмовывая лучших, сочиняя политические доносы, уверяли, что они «разливом второго потопа перемоют миров города» (Маяковский). Главным выводом из подобных утверждений стало к началу 30-х годов утверждение о принципиальных различиях между социалистическим и капиталистическим учетом. Из важнейших различий были отмечены следующие: во-первых, при капитализме бухгалтерский учет отражает процесс воспроизводства, основанный на частной собственности, при социализме этот процесс изучается в условиях общественной социалистической собственности; во- вторых, при капитализме бухгалтерский учет ограничен рамками одного предприятия, при социализме бухгалтерский учет — часть единой системы народнохозяйственного учета; в-третьих, при капитализме бухгалтерский учет есть частное дело отдельных предпринимателей, при социализме бухгалтерский учет ведется по плану счетов, единому для данной отрасли народного хозяйства; в-четвертых, при капитализме задачей учета становится выявление прибыли, а при социализме цель учета — отражение выполнения данным предприятием всего хозяйственного плана; в-пятых, при капитализме над бухгалтерским учетом безраздельно властвует коммерческая тайна, а в отчетности имеют место факты фальсификации, при социализме в бухгалтерском учете возникает объективная необходимость реально и правдиво отражать действительность [Кошкин, 1933, с. 19—20].
Конечно, различия в системах учета были. Теперь, когда мы сравниваем учет в административно-командной системе и в условиях рыночной экономики, то вынуждены отметить, что эти различия, вытекающие из разнообразия форм собственности, огромны. Монопольная государственная собственность на средства производства резко упрощает технику учета и при водит к тому, что эффективность хозяйственной деятельности определяется выполнением плана, а не величиной полученной прибыли. Таким образом, так или иначе, но главный вывод обвинителей подтверждается.
Кроме этого положения, было выдвинуто несколько конкретных установок, имевших большое значение для дальнейшей судьбы бухгалтерского учета в нашей стране.
Можно отметить три основных следствия этой большой дискуссии: 1) сферой применения бухгалтерского учета было признано все народное хозяйство*. Взгляд Галагана, имевший широкое признание до того, согласно которому предмет счетоведения ограничен единичным предприятием, был осужден; 2) параллельное существование двух дисциплин — счетоведения (как теории бухгалтерского учета) и счетоводства (практического применения
«Объектом социалистического учета, — писал А.С. Мендельсон, — является социалистическое строительство в широком смысле этого слова с включением в него как народного хозяйства, так и социально-культурного строительства» [Мендельсон, с. 5].
принципов счетоведения) — признано нецелесообразным, более того — нежелательным. Было решено создать единую научно-практическую дисциплину — бухгалтерский учет[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]; 3) двойная запись стала рассматриваться как метод, как прием учета, а не как объективно действующий закон.
Если первое положение давало простор и оправдание уже делавшимся тогда попыткам применить метод двойной бухгалтерии к учету всего народного хозяйства, а второе не могло оказать влияния на сущность бухгалтерских проблем, ибо не столь уже важно, под одним переплетом или в двух находятся теория и практика учета, то третье положение приобрело в дальнейшем огромное значение[***************************].