АРСЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ НАСОНОВ. БИОГРАФИЯ И ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ
В. А. Кучкин В ряду историков, посвятивших жизнь изучению средневековой России, почетное место занимает Арсений Николаевич Насонов. Ученый большой культуры, тонкий знаток исторических источников — той основы, без которой немыслимо создание серьезных трудов по истории,— А. Н. Насонов вместе с тем блестяще владел строго научной методикой исследования и исторического построения, дав в итоге новые концепции тех периодов и тех сторон прошлого нашей страны, которые он изучал. Значителен и весом его вклад в развитие советской исторической науки. Перу А. Н. Насонова принадлежат три крупные монографии, несколько десятков статей, ряд разделов в коллективных трудах. Не одно поколение специалистов разных профилей будет обращаться к таким публикациям, как «Псковские летописи» и «Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов», с благодарностью поминая А. Н. Насонова, необычайно тщательно издавшего эти драгоценные памятники русской истории и культуры. Тематика исследований ученого отличалась глубоким своеобразием. Он брался за разработку таких проблем, которые ранее или совершенно не ставились, или в лучшем случае только намечались в науке. К ним относятся прежде всего вскрытая А. Н. Насоновым история политики татаро-монголов в покоренных русских землях, а также прослеженный им процесс формирования государственной территории Древней Руси. Особое место в творчестве А. Н. Насонова занимала разработка вопросов истории русского летописания. Более половины научных трудов исследователя посвящено данной проблематике. В этой сложной области исторического знания А, Н. Насонов был и остается авторитетом первой величины. Один из наиболее ярких последователей замечательного русского ученого, основоположника современной летописной текстологии академика А. А. Шахматова, А. Н. Насонов во многом развил и дополнил его методику., тесно связав появление летописных сводов с фактами социально- экономической и политической жизни средневековой Руси. Биография и творческий путь А. Н. Насонова — пример большой целеустремленной работы, последовательного воплощения в жизнь зародившихся еще на студенческой скамье творческих замыслов, образец бескорыстного служения исторической науке, интересоваться которой он начал в детские годы. Родился А. Н. Насонов 27 (15) августа 1898 г. в г. Евпатории !. Его отец — известный биолог академик Н. В. Насонов, мать — Е. А. Корнилова — приходилась внучкой герою Севастопольской обороны вице-адмиралу В. А. Корнилову. Гуманитарные наклонности обнаружились у Арсения Николаевича очень рано. В детстве же проявился и его интерес к истории. Его возникновению в определенной степени способствовал родной дядя А. Н. Насонова А. А. Корнилов, известный своими трудами по истории России XIX в. Очень большое и серьезное влияние па будущего исследователя оказал другой крупный историк Д. М. Петрушевский, друг семьи Насоновых. Когда А. Н. Насонов был уже гимназистом (он учился сначала в 1-м Петербургском реальном училище, а затем в петербургской классической гимназии К. Мая, где было хорошо поставлено преподавание истории), он, по его собственному признанию, с увлечением читал начавшие выходить с 1910 г. тома «Русской истории с древнейших времен» М. Н. Покровского. Этот труд привлекал к себе молодежь, и многие революционно настроенные студенты — старшие товарищи и друзья Арсения Николаевича — даже сдавали экзамены по истории России по работе М. Н. Покровского. Среди таких студентов был и Н. В. Крыленко — будущий Главковерх и Наркомюст СССР, хороший знакомый Насоновых. После окончания в 1916 г. с серебряной медалью гимназии А. Н. Насонов, увлекавшийся еще и живописью и сам прекрасно рисовавший, поступил на архитектурный факультет Академии художеств, где начал заниматься в мастерской известного зодчего JI. В. Руднева. Но занятия в Академии художеств его разочаровали. Призвания к архитектуре молодой студент не почувствовал. Пересилила любовь к истории, и после недолгого пребывания в Академии в том же 1916 г. А. Н. Насонов перешел на историко-филологический факультет Петроградского университета. Тогда на факультете преподавал цвет русской исторической науки того времени: профессора А. А. Шахматов, А. С. Лап- по-Данилевский, М. И. Ростовцев, С. Ф. Платонов, А. Е. Пресняков, А. С. Жебелев, Б. А. Тураев, И. М. Гревс и др. В семинаре проф. М. Д. Приселкова А. Н. Насонов начал изучать Лаврентьевскую летопись, а под руководством проф. А. И. Заозерского вместе с В. Н. Кашиным, П. О. Файнштейном и А. А. Степановым стал заниматься разработкой вотчинного архива князей Юсуповых 1. Работал он и в семинаре проф. С. В. Рождественского. Учась в Петроградском университете, А. Н. Насонов одновремен- но прослушал курс экономической статистики у проф. Никольского на экономическом факультете 1-го Петроградского политехнического института. Учебу прервала служба в Красной Армии, куда Арсений Николаевич был призван в феврале 1920 г. Служба оказалась короткой, и уже в декабре J 920 г. будущий историк возобновил занятия в университете. Когда при Петроградском университете был организован рабочий факультет, то А. Н. Насонов, будучи студентом последнего курса, начал читать лекции на этом факультете, внося свою лепту в приобщение к историческим знаниям получивших возможность учиться рабочих и крестьян. Историко-филологический факультет университета к тому времени был преобразован в факультет общественных наук. В 1922 г. А. Н. Насонов упешно закончил университет и был оставлен при кафедре русской истории факультета для подготовки к профессорскому званию. Одновременно он был зачислен научным сотрудником 2-го разряда Исследовательского исторического института при университете. В процессе подготовки к профессорскому званию необходимо было сдать магистерский экзамен. Для него А. Н. Насонов должен был подготовить десять тем. Семь из них касались русской истории, три — всеобщей. По истории России были предложены следующие вопросы: 1. Князь и город в Ростово-Суздальской земле (XII и первая половина XIII в.); 2. Монгольское иго и его значение в истории Древней Руси; 3. Земские соборы на Руси; 4. Областное управление XVI—XVII вв.; 5. В. Н. Татищев как историк и как человек своего времени; 6. Крепостное хозяйство XIX в.; 7. История Священного союза. По зарубежной истории надо было подготовить темы: 1. Иконоборчество и роль Федора Студита; 2. Поместье каролингской эпохи; 3. Германия в первой половине XIX в. и оппозиционное движение 40-х годов2. Перечень тем для магистерского экзамена весьма показателен. Нетрудно видеть, что несколько сюжетов по русской истории включены в перечень прежде всего потому, что они интересовали самого начинающего ученого, эти вопросы так или иначе уже изучались им в университетских семинарах. Не случайно поэтому, что по прошествии нескольких лет А. Н. Насонов опубликовал статью по первой теме, дал серию статей по теме шестой, а по второй теме выпустил монографию. Готовясь к сдаче экзамена по проблеме «Князь и город в Ростово-Суздальской земле», А. Н. Насонов тщательно изучил труды Н. М. Карамзина, М. П. Погодина, С. М. Соловьева, И. Д. Беляева, Н. И. Костомарова, Д. А. Корсакова, К. Д. Кавелина, В. И. Сергеевича, Д. Я. Самоквасова и А. Е. Преснякова, учел новейшие работы по русскому летописанию А. А. Шахматова, использовал данные археологии и нумизматики3. В резуль тате было написано целое исследование. Начатое в 1922 г., оно было закончено в 1923 г. 4 А в 1924 г. в печати появилась первая большая статья А. Н. Насонова — «Князь и город в Ростово-Суздальской земле», изданная в сборнике «Века», вышедшем под редакцией университетских учителей автора — А. И. За- озерского и М. Д. Приселкова. Молодого ученого заинтересовал вопрос, который уже давно разрабатывался в русской исторической науке, но и до наших дней остается проблемой сложной и дискуссионной. Речь шла о путях развития Северо-Восточной Руси в домонгольское время. Было ли это развитие своеобразным, особым или в своих главных чертах оно было схожим с развитием общества в других волостях- княжениях Киевской Русп? Большинство историков отыскивало своеобразие в исторической эволюции русского Северо-Востока. В. О. Ключевский, например, проводил мысль о кпязе-колони- заторе, князе-хозяине в Ростово-Суздальской земле, и это помогало ему в дальнейшем объяснять происхождение московского единодержавия. А. Н. Насонов выступил с критикой этой концепции, полагая, вслед за В. И. Сергеевичем, что ход развития Северо-Восточного края был таким же, как и соседних русских княжеств5. Общность развития выражалась в существовании в докняжеский период городов — центров волостей и веча в городе- центре как руководящего органа волости. Это была основная мысль статьи А. Н. Насонова. Она разделяется и сегодняшней историографией. Справедливо было и указание автора на существование в Ростовской земле местной знати, руководившей политической жизнью волости еще до появления здесь князей1. Однако утверждение А. Н. Насонова, что эта знать являлась торговой по своему происхождению 6 (взгляд, сложившийся, возможно, под влиянием идей М. Н. Покровского), не было обосновано материалом. Неточны были и пекоторые текстологические изыскания молодого исследователя, в частности вывод о том, что важная запись под 1162 г. в Ипатьевской летописи о самовластии Андрея Боголюбского — ростовского происхождения 7. Зато уже в первом печатном труде исследователя было верно подмечено существование владимирского свода конца 30-х годов XIII в. великого князя Юрия Всеволодовича. К такому выводу Арсений Николаевич пришел на основании сравнительного изучения Лаврентьевской и Воскресепской летописей 8. Через 39 лет это положепие было обстоятельно раскрыто и аргументировано в другой статье — «Лаврентьевская летопись PI владимирское великокняжеское летописание первой половины XIII в.» и. Первый печатный труд А. Н. Насонова не прошел незамеченным. В Саратове тогда еще мало кому известный С. В. Юшков использовал выводы А. Н. Насонова в работе «Феодальные отношения в Киевской Руси», опубликованной год спустя после выхода в свет статьи о князе п городе в Ростово-Суздальской земле 9. В июле 1923 г. Исследовательский исторический институт при Петроградском университете был закрыт. Однако Арсений Николаевич продолжал свои дальнейшие исторические изыскания. Зимой 1923/24 г. он завершил обработку материала по истории вотчинного хозяйства князей Юсуповых. Итогом явились две большие статьи о крепостной вотчине XIX в., напечатанные в 1926 и 1928 гг. Кроме того, в 1926 г. были опубликованы основные выводы из проделанной работы. В русской историографии тема о крупных вотчинах в России накануне и в период падения крепостного права была совершенно не разработана. Вотчинные архивы находились в частных руках, и доступ к ним исследователей был практически закрыт. Только после Октябрьской революции, когда' ленинским декретом «О реорганизации и централизации архивного дела» архивы были объединены и частные архивы поступили в государственные хранилища, стала возможной их разработка. В делавшей первые шаги советской исторической науке началось плодотворное изучение вопросов экономической и социальной истории русской деревни XIX столетия. А. Н. Насонов был в числе пионеров этого направления исторической мысли. Его исследования были посвящены хозяйственной характеристике владений князей Юсуповых, разбросанных в Курской, Харьковской, Воронежской и Полтавской губерниях. Административным центром этих владений была слобода Ракитная. Тщательно проанализировав документы Ракитняиской вотчинной конторы, ученый нарисовал широкую и разностороннюю картину жизни крупной вотчины в период кризиса феодальной системы. Помещик-крепостник даже в середине XIX в. оставался настоящим феодальным государем для своих крестьян. Власть над крестьянами и собственность на землю позволили Юсуповым приспособиться к условиям растущего капиталистического внешнего хлебпого рынка. В расположенных в черноземной полосе владениях Юсуповых вместо оброка была введена барщина. Ее рост за счет увеличения господской запашки и интенсификации труда крепостных крестьян привел на первых порах к повышению доходности имений, но затем начался хозяйственный упадок. Принуждения сверх меры, массовые экзекуции повлекли за собой общее обеднение крестьян, занятых на обработке господской земли. В связи с этим контора Юсуповых меняет формы управления крестьянами и предпринимает меры для стабилизации их хозяйств, препятствуя имущественному расслоению среди крепостных. Одновременно на пашню переводится дворовая челядь, сокращаются расходы внутри имения. В итоге, несмотря на связь с рынком, происходит своеобразная натурализация поместья, что в целом, несомненно, серьезно задерживало хозяйственное развитие страны. Реформа 1861 г. сломала сложившийся порядок в южнорусских имениях Юсуповых, но она оставила в их руках наиболее плодородные земли, которые владельцы начали раздавать в аренду своим бывшим крепостным. Экономическая мощь феодала-земле владельца сохранилась. В трех указанных работах А. Н. Насонов наметил тот круг проблем, предложил ту методику их разработки, которые позднее стали основными при изучении вотчинного хозяйства дореформенной России. Однако более к вопросам позднего феодализма исследователь уже не возвращался. Объектом его изучения стали средние века русской истории. В 1924 г. А. Н. Насонов поступил на службу в Государственный Эрмитаж, где в течение трех лет работал в качестве исполняющего обязанности помощника хранителя Отдела нумизматики. Здесь он начал заниматься западноевропейской и русской нумизматикой XIV—XV вв., а также историей денежного обращения Золотой Орды, постепенно собирая материал для книги о монголах и Руси10. Одновременно продолжалась работа и над русскими источниками, в частности летописями. Зимой 1925 — весной 1926 г. А. Н. Насонов написал большое исследование о тверских летописных сводах. Это была новая тема в его занятиях, и он успешно, в течение всего лишь нескольких месяцев, завершил ее разработку. Для печатания работы нужен был отзыв одного из авторитетных специалистов. По воспоминаниям Арсения Николаевича, он обратился к академику В. М. Истрипу. Тот, хотя и болел и был занят изданием своего «Амартола», внимательно прочитал работу, а потом все допытывался у молодого автора, сам ли он ее написал. Рукопись, очевидно, произвела впечатление на маститого текстолога. По представлению В. М. Истрина главные результаты работы А. Н. Насонова были опубликованы в 1926 г. А четыре года спустя в печати появилось и основное исследование Арсения Ни колаевича о тверских летописях. По широте охвата материала, продуманной методике и тщательности его анализа исследование о тверских летописных памятниках сразу выдвинуло А. Н. Насонова в число наиболее авторитетных специалистов по истории русского летописания. Проблема тверского летописания, которой занялся А. Н. Насонов, была поставлена еще Н. М. Карамзиным 11. Касался ее, но в методическом отношении малоудачно, И. А. Тихомиров12. Важные и интересные наблюдения были сделаны А. А. Шахматовым13. Но только А. Н. Насонов провел систематическое выделение из русских летописных сводов фрагментов тверского летописания и воссоздал историю последнего. Внимательно рассмотрев окончание Лаврентьевской летописи, остатки тверского летописания в Рогожском летописце, Тверском сборнике, Никоновской летописи, Слове похвальном инока Фомы, А. Н. Насонов установил, что тверские летописные записи начались еще в конце XIII в., примерно с 1285 г. Местными записями пользовались занимавшие стол великого княжения во Владимире тверские князья Михаил Ярославич, Дмитрий и Александр Михайловичи, когда создавали в первой четверти XIV в. свои общерусские великокняжеские своды. Эти своды были продолжены в великое княжение московских князей, почему тверской летописный материал и сохранился в позднейшем великокняжеском московском и митрополичьем летописании. В Твери тверское великокняжеское летописание было продолжено в конце 30-х годов XIV в. и доведено до середины 70-х годов того же столетия. Разгром Твери в 1375 г. объединенными силами русских князей во главе с Дмитрием Ивановичем Московским привел к прекращению тверского летописного дела. Но в 80-х годах XIV столетия оно возобновилось. В начале XV в, создается обширный свод при тверской епископской кафедре, который кладется в основание свода Ивана Михайловича Тверского (1425 г.). Около того же времени появляется кашинский свод, отразившийся в Никоновской летописи. Примерно в 1455 г. создается сокращенная и переработанная редакция тверского свода великого князя Бориса Александровича, сохранившаяся до статьи 1375 г. в Рогожском летописце, а за более позднее время — только во второй части Тверского сборника. В последнем, однако, свод Бориса Тверского представлен не в чистом виде, а в московской переработке конца XV — начала XVI в., включившей в свой состав тверские известия и за вторую половину XV столетия. Таковы вкратце выводы, к которым пришел в результате своих разысканий о тверских летописных памятниках А. Н. Насонов. В построениях А. Н. Насонова есть ряд моментов, которые требуют дальнейшей разработки. Некоторые из них были скорректированы самим Арсением Николаевичем в момент печатания статьи14, другие должны быть исправлены на основании более поздних изысканий ученого15- Тем не менее ряд неясностей остается. Так, сомнения вызывает утверждение исследователя об отражении в Рогожском летописце тверского свода 1455 г. Оно построено на убеждении, что начало Рогожского летописца, т. е. известия до 1285 г.,— тверского происхождения. А поскольку в начальной части Рогожского летописца отразились поздние источники 1э, то и тверские сведения памятника за XIII—XIV столетия должны возводиться к своду 50-х годов XV в. князя Бориса Александровича. Между тем, как показывает филигранографическое обследование Рогожского летописца, сама рукопись памятника должна датироваться концом 40-х годов XV в. Поэтому отнесение тверского источника Рогожского летописца к 1455 г. едва ли возможно. Будущие исследователи должны, очевидно, внести некоторые поправки в общую схему тверского летописания, предложенную А. Н. Насоновым, а также найти в ней место для свода, отрывок из которого был опубликован Арсением Николаевичем в 1958 г.16 По некоторым данным видно, что этот отрывок сохранил текст свода более древнего, чем отразившийся в Рогожском летописце. В статье о тверских летописных памятниках Арсений Николаевич попутно пришел еще к одному очень важному для истории летописания выводу: о существовании митрополичьего летописания во второй половине XV — первых десятилетиях XVI в.17 Впоследствии изучение русского летописания XV—XVI столетий полностью подтвердило правильность заключения А. Н. Насонова. В 1927 г. Арсений Николаевич по болезни оставил службу в Эрмитаже. Тем не менее он продолжал работу над интересовавшими его историческими сюжетами. В 1929 г. А. Н. Насонов опубликовал содержательную рецензию на книги Ф. В. Бал- лода «Старый и Новый Сарай, столицы Золотой Орды» и «Приволжские «Помпеи»», где подверг критике методику работы автора и его выводы 18. Тема «Монголы и Русь» была намечена А. Н. Насоновым давно. Она органически вытекала из стремления ученого к познанию закономерностей исторического развития Северо-Восточной Руси. Еще в своей статье о князе и городе в Ростово-Суздальской земле А. Н. Насонов, рассматривая проблему смены на территории Волго-Окского междуречья вечевой жизни удельным периодом (такова была точка зрения тогдашней историографии), приводил мнение В. И. Сергеевича, согласно которому «новые черты в отношениях князя к населению появляются только после татарского нашествия: татарская власть сразу уничтожила почву для проявления вечевой деятельности» 19. Если исследование 1924 г. было посвящено вечевой деятельности городов и внедрению в древнюю волость князей, то следующим этапом закономерно должна была стать проверка высказанного в историографии взгляда о влиянии монгольского ига на вечевую жизнь и социальные отношения Руси. Первоначально, собственно, работа о монголах и Руси и была написана с таким уклоном. Существовала вводная глава, где рассматривались, по словам автора, «некоторые вопросы истории домонгольской Руси» 20. Но в процессе разработки темы первоначальный замысел изменился и расширился. Речь пошла уже не только о Северо-Восточной, но и о Южной и Юго-Западной Руси. Были вскрыты корни политики татаро-монголов, исследованы ее социальная основа, конкретные проявления и последствия со времени установления ига и до первой четверти XV в. включительно. Чтобы осветить все эти вопросы, А. Н. Насонов изучил огромный фактический материал: русские летописи, княжеские духовные и договорные грамоты, акты, агиографическую литературу, арабские, китайские, венгерские и итальянские хроники, дипломатические отчеты, географические сочинения и описания путешествий. Овладев специально персидским языком, Арсений Николаевич сумел привлечь для своей темы персидские источники. Весьма широко использовал А. Н. Насонов данные золотоордынской и русской нумизматики, а также археологический материал. В 1934 г. работа была завершена, но книга вышла из печати лишь в 1940 г. Монография «Монголы и Русь» была и остается крупной вехой в советской историографии как по богатству собранных фактов, так и по тем выводам, к которым пришел автор ца основе их анализа. Если предшествовавшие исследователи исходили из мысли о пассивной роли Орды в истории русских земель и рассматривали русскую историю второй половины XIII—XV в. как естественное продолжение более ранних начал, не замечая тех качественных изменений, которые принесло с собой чужеземное завоевание, если А. Е. Пресняков сумел подметить элементы активной политики русских князей в отношении Орды21, то А. Н. Насонов доказал существование целенаправленной политики татаро-монгольских феодалов в покоренных русских землях. Эта политика, сопровождаемая грабежами и насилиями, имела постоянной целью сохранение феодальной раздробленности Руси, она являлась чрезвычайно серьезным препятствием для объединения русских земель в единое национальное государство. А. Н. Насонов ярко, научно точно и убедительно показал регрессивную историческую роль татаро-монгольского завоевания для покоренных народов. Их развитие затормозилось на целые столетия. В начале 30-х годов А. Н. Насонов, видимо, под влиянием своих занятий историей русско-ордынских отношений, заинтересовался вопросами взаимоотношений Руси с народами Кавказа и Причерноморья. В результате появилась статья о древнейших судьбах Тмуторокани 22. В 1935 г. А. Н. Насонов перешел на работу в Историко-ар- хеографический институт АН СССР, впоследствии преобразованный в Институт истории. Здесь он проработал до конца своих дней. В институте Арсений Николаевич по заданию дирекции начал заниматься разработкой истории русского летописания и подготовкой к печати русских летописных сводов. Эта тема стала основной в творчестве А. Н. Насонова на все последующие годы. К занятиям, надолго определившим его интересы, ученый, как всегда, отнесся очень добросовестно. Поучителен сам подход А. Н. Насонова к изучению проблемы. Прежде всего он ознакомился с творческим наследием крупнейшего авторитета в области изучения русского летописания академика А. А. Шахматова. В архиве покойного ученого он исследовал большую рукопись, в которой рассматривалось большинство известных в начале XX столетия русских летописных сводов. Во втором выпуске «Проблем источниковедения» А. Н. Насонов поместил обзор этой рукописи 23. Ценность обзора заключалась не только в ознакомлении широкой научной общественности с крупным трудом выдающегося исследователя, но и в том, что обзор показывал по существу эволюцию взглядов А. А. Шахматова на происхождение и состав различных памятников русского летописания. Для последнего нужно было очень внимательно изучить все опубликованные работы А. А. Шахматова по истории летописания и точно зафиксировать даже мельчайшие изменения в его мнениях по поводу того или иного свода. Такая кропотливая работа и была проделана А. Н. Насоновым. Во второй половине 30-х годов Арсений Николаевич принимается за изучение псковских летописей и подготавливает к изданию их тексты. В 1941 г. выходит из печати первый выпуск «Псковских летописей»24. Это был совершенно новый тип издания, в котором тексты были соединены с исследованием, явившимся итогом большой предварительной работы по выявлению и текстологическому сравнению всех списков псковских летописных памятников. Всего А. Н. Насонов изучил 24 списка псковских летописей25. Проанализировав тексты, А. Н. Насонов установил, что псковское летописание дошло не в двух, как считалось ранее, а в трех редакциях. Обнаруженный публикатором Тихановский список содержал древнейшую редакцию 1469 г. Псковской I летописи. А. Н. Насоновым также впервые были введены в научный оборот Погодинский I список и летописные отрывки из Копенгагенского сборника. Все издание было выполнено в высшей степени тщательно. Одновременно А. Н. Насоновым был подготовлен для печати и второй выпуск «Псковских летописей» 26. Однако он увидел свет только в 1955 г.27 Во втором выпуске публикатор обещал поместить очерк «О древнейшем периоде псковского летописания с кратким историографическим введением» 28. Обещание было выполнено, но в иной форме: статья на эту тему была напечатана в 1946 г.29 Но материал к нему А. Н. Насонов начал собирать также в довоенное время. Казалось бы, для очерка по летописной текстологии необходимо лишь учесть мнения предшественников о соотношении летописных текстов и изложить результаты собственных наблюдений над самими текстами. Однако Арсений Николаевич этим не ограничился. Он ставит задачу широко и при подготовке специального вопроса изучает всю литературу о средневековом Пскове, будь то работы по праву или исследования об экономическом быте древнего города30. В результате история псковского летописания в очерке А. Н. Насонова приобретает фон, становится объемной, она тесно увязывается со всей историей Псковской республики. Параллельно с подготовкой к печати псковских летописей и их изучением Арсений Николаевич должен был принять участие в подготовке проектировавшейся в предвоенные годы пятитомной «Истории СССР». Этот коллективный труд так и не увидел света, но подготовленный для него материал был использован А. Н. Насоновым при написании разделов в двух томах «Очерков истории СССР», опубликованных уже в 1953 и 1955 гг. Для пятитомника А. Н. Насонов написал очерк истории Ростово-Суздальской земли в домонгольское время31 и, видимо, ряд других параграфов, в частности по экономической истории России конца XV—XVI в. В архиве ученого сохранились выписки из различных работ по истории народного хозяйства России 32. В предвоенные годы у А. Н. Насонова зародилась и мысль о написании работы по исторической географии Древней Руси. Среди бумаг исследователя имеются составленные еще до войны перечни географических номенклатур различных княжеств Руси домонгольского времени 33. Очевидно, эти перечни являются результатом изучения большого количества летописных и других источников по истории Древнерусского государства, в которых встречаются упоминания о тех или иных географических наименованиях. После выхода в свет книги «Монголы и Русь» А. Н. Насонов представил ее к защите в качестве кандидатской диссертации. В 1941 г. защита состоялась и прошла успешно. Научную работу, творческие замыслы исследователя нарушило нападение фашистской Германии. В августе 1941 г. Арсений Николаевич эвакуировался в Ашхабад. Здесь он был назначен заведующим сектором истории Института истории, языка и литературы Туркменского филиала АН СССР. Под руководством А. Н. На сонова началась работа по подготовке «Очерков по истории Туркмении и туркменского народа» 34. Но в связи с призывом в ряды Красной Армии в 1942 г. ученый должен был оставить это начинание. В армии рядовой А. Н. Насонов вел большую пропагандистскую и лекционную работу, выступал перед рядовым и командным составом с лекциями на военно-патриотические и исторические темы. Вот некоторые из них: «Нашествие монголов и борьба с ними русского народа», «Александр Невский и немецкие захватчики XIII в.», «Минин и Пожарский», «Петр I», «Русские в Семилетней войне», «Мировое значение русского военного искусства», «Ломоносов — основоположник русской науки», «Версальский мир и возрождение германского империализма» и т. д.35 Живое слово историка звало к победе над захватчиками. В 1944 г., еще будучи на службе в армии, А. Н. Насонов приехал в Москву для защиты докторской диссертации. Ученому совету предлагалась для рассмотрения работа «Очерки по истории древнерусского летописания», состоявшая из очерков о летописании Твери и Пскова. Официальными оппонентами докторской диссертации А. Н. Насонова были профессор К. В. Базилевич, член- корр. АН СССР С. В. Бахрушин и тогда еще доктор исторических наук, профессор М. Н. Тихомиров. В своем отзыве К. В. Базилевич писал: «Представленные для защиты исследования по истории местного (областного) летописания являются весьма ценным приобретением нашей науки. Диссертант показал полную зрелость и самостоятельность своего исследовательского метода. В его лице наша марксистская историческая наука приобретает крупного специалиста, обладающего широким научным кругозором и в совершенстве владеющего специальным методом исследования в области труднейших источников — летописных памятников» 36. Высоко оценил работу диссертанта и С. В. Бахрушин. Вот несколько мест из его отзыва. «Будучи продолжателем дела Шахматова, А. Н. Насонов в своей диссертации показывает большое уменье пользоваться «шахматовским» методом критического анализа текстов». «А. Н. Насонову принадлежит заслуга выявления путем скрупулезной, можно сказать, мозаичной работы над летописными текстами следов нескольких великокняжеских тверских сводов (1326, 1409, 1425, 1455 и конца XV в.)». Говоря о разделе, посвященном псковскому летописанию, С. В. Бахрушин писал, что «тут, как и в очерке о тверском летописании, анализ текста и сравнение летописных редакций (в рукописи: летописной редакции.— В. К.) проделаны с исключительной тщательностью и строгостью» 37. К высокой оценке труда Арсения Николаевича присоединился и М. Н. Тихомиров: «Диссертант провел большую исследовательскую работу и пришел к ценным выводам, имеющим зна чение не только для истории древнерусского летописания, но и русской истории в целом». Вместе с тем М. Н. Тихомиров высказал ряд критических замечаний. Одно было методического характера. «Мне кажется,— писал он,— что эти построения о многочисленных погибших сводах являются не только гипотетическими, но и мало нужными для историка». В этом утверждении оппонент едва ли был прав. Веские доказательства существования утраченных летописных сводов обогащают наши представления о культуре средневековой Руси. И исследования А. Н. Насонова много дали в этом отношении. Другой упрек М. Н. Тихомирова сводился к тому, что, по его мнению, диссертант ошибочно соединил в один свод Тихановский и Погодинский списки Псковской I летописи. С точки зрения М. Н. Тихомирова, Погодинский список представляет собой особый свод, где псковская летопись была объединена с Новгородской V летописью, причем такая компиляция известна в ряде списков 38. Это замечание М. Н. Тихомирова более существенно, и оно должно быть принято во внимание при дальнейшей работе над псковскими летописями, хотя нужно иметь в виду, что не только А. Н. Насонов считал такую компиляцию чисто механической, но и А. А. Шахматов, извлекший из Погодинского списка (и близких к нему) текст Новгородской V летописи и оставивший в стороне ее псковское продолжение39. В приведенных отзывах оппонентов — не только характеристика диссертационной работы, но и высокая оценка современниками вклада А. Н. Насонова в изучение русского летописания. После защиты докторской диссертации А. Н. Насонов вернулся в армию, но в начале 1945 г. был демобилизован и вновь приступил к научной работе в Институте истории. В 1945 и 1946 гг. им были опубликованы две статьи, построенные на материале его докторской диссертации. Первая из них обобщала наблюдения над областным русским летописанием40, вторая была посвящена истории псковского летописания 41. Основными же объектами работ А. Н. Насонова конца 40-х годов были подготовка к изданию Новгородской I летописи и исследование о государственной территории Древней Руси. Новгородская I летопись принадлежит к числу ценнейших источников по истории Руси. Пергаменный Синодальный ее список является самым старшим среди сохранившихся списков крупных русских летописных сводов. Новгородская I летопись издавалась неоднократно начиная с XVIII в. Лучшее ее досоветское издание было осуществлено в 1888 г. П. И. Савваитовым42. Однако публи- нация А. Н. Насонова по уровню исполнения оставила далеко позади савваитовское издание. Вот что писал в своем отзыве о подготовленной А. Н. Насоновым к печати рукописи Новгородской I летописи известный археограф и источниковед, издатель «Правды Русской» В. П. Любимов: «Настоящий труд А. Н. Насонова может стать одним из самых цепных изданий Академии наук, приготовленных за последнее время. Ценно как то, что издаются древнейшие дошедшие до нас летописные памятники, так и высокое исполнение работы, потребовавшее больших знаний и упорного труда»43. Действительно, вышедшая в 1950 г. под редакцией А. Н. Насонова «Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов» стала одним из лучших изданий русских летописных памятников. В 1949 г. Арсений Николаевич закончил большое исследование о формировании государственной территории Древней Руси 44, которое было опубликовано два года спустя45. Историко-геогра- фическая тема, избранная А. Н. Насоновым для своей монографии, была необычной. Нельзя сказать, чтобы вопросы исторической географии не разрабатывались предшественниками А. Н. Насонова. Они изучались, но преимущественно в двух планах: история колонизации, которая зачастую прямо отождествлялась с процессом нарастания государственной территории, и история отдельных княжеств-волостей, необходимыми элементами которой были определение границ и локализация очерченпых в этих границах поселений. Причины же образования территории княжеств-волос- тей или совсем не обсуждались, или сводились к тривиальным объяснениям, вроде желания князей наделять владениями своих потомков. А. Н. Насонов поставил проблему совершенно иначе. Он рассматривал образование и рост государственной территории как следствие появления государства, возникшего в результате раскола общества на классы, когда меньшинство общества создает для поддержания своего господства над большинством аппарат насилия и принуждения — государственную власть. Применительно к Руси VIII—XIII вв. это выражалось в установлении дани и суда на подвластной государству территории 46. Дань и суд и были для историка теми существенными признаками, которые определяли отнесение той или иной территории к государственной. Как же распространялись дань и суд по Восточно-Европейской равнине? А. Н. Насонов очень четко показал, что процесс этот шел не равномерно, не путем постепенного охвата из какого-либо одного центра сначала близлежащей территории , затем более отдаленной и т. д., а скачкообразно, захватывая различные районы47. Наблюдения над таким «очаговым» нарастанием государственной территории, с одной стороны, и тот непреложный факт, что к XII в. во всех крупных городах Древней Руси сидели потомки Игоря и Святослава, княживших в X в. в Киеве, с другой стороны, заставляли исследователя ответить на вопрос о причинах и такой «очаговости» и такого единства. Ведь если дань и суд распространились из Киева, были результатом завоеваний киевских князей, то следовало ожидать именно постепенного, а не скачкообразного роста государственной территории. А. Н. Насонов сумел ответить на этот нелегкий вопрос. Он пришел к выводу о нескольких очагах возникновения государственности у восточных славян 48. Исходя из положений классиков марксизма-ленинизма, А. Н. Насонов доказывал, что в результате социально-экономического развития у различных восточнославянских племен в разных районах появляется феодализирующаяся знать, которая в своих интересах занималась распространением дани и суда на население округи, руководила местной политической жизнью. В этом отношении проанализированный Арсением Николаевичем исторический и географический материал во многом подтвердил его прежние выводы о роли знати в докпяжеский период, высказанные в работе «Князь и город в Ростово-Суздальской земле» 49. Наиболее ранний (VIII—IX вв.) очаг государственности у восточных славян возник в Среднем Поднепровье. Это первое восточнославянское государство охватывало сравнительно небольшую территорию так называемой «Русской земли» 50 с городами Киевом, Черниговом и П.ереяславлем. С объединением в конце IX — начале X в. Киева с Новгородом возникло громадное Киевское государство, в котором «Русская земля» продолжала играть роль территориального и политического ядра. Знать «Русской земли» оказывала решающее воздействие на политику киевских князей. На протяжении X в. киевские князья распространили свою власть на значительное пространство Восточно-Европейской равнины. Захвату подвергались территории, где имелось значительное количество населения, а там уже шел процесс феодализации, существовала местная знать. Отсюда «очаговость» распространения власти киевских князей и в то же время определенное политическое единство Киевского государства. Под эгидой Киева происходила дальнейшая активизация военной организации местной знати, которая начинала усиленно распространять свой аппарат принуждения по территории местной округи. С ростом периферийных центров подрывалась власть Кие ва, но в то же время образовывалась единая государственная территория, хотя и разделенная на части границами княжеств и земель 51. Для обоснования своей концепции А. Н. Насонов привлек колоссальный фактический материал, практически все, чем располагала историческая наука по данной теме к середине XX в. Центральное место среди всей этой массы материала заняли летописные сведения. Тонкий знаток летописей, А. Н. Насонов очень строго подошел к отбору известий древнерусских сводчиков, не позволяя увлечь себя готовыми объяснениями и фактами легендарного характера, которыми так богата начальная часть русских летописных сводов и которыми, к сожалению, не пренебрегали его предшественники, особенно писавшие об отдельных землях- княжениях Древней Руси. В итоге благодаря глубине источниковедческого анализа и широте охвата материала получилась очень яркая картина формирования и роста государственной территории сначала на Юге, в Среднем Поднепровье, затем в Новгороде, Волыни, Полоцке, Смоленске, Ростово-Суздальской и Муромо-Рязан- ской землях. Нанесенные А. Н. Насоновым на карту древние поселения, подвластные названным центрам; наглядно показали, что территории древних кпяжеств-земель не совпадали с племенными территориями летописных полян, древлян, северян, кривичей, радимичей и т. д., вопреки мнению, высказывавшемуся еще М. П. Погодиным 52. Феодальные захваты не считались с родо-племенными границами. Тем самым исследование А. Н. Насонова лишний раз, хотя и в специфической области, подтвердило то положение исторического материализма, что образование государства — качественно новый этап в развитии общества. Параллельно с подготовкой к изданию Новгородской I летописи и написанием монографии о ««Русской земле» и образовании территории Древнерусского государства» А. Н. Насонов занимался разработкой некоторых проблем экономической истории русского средневековья. Начало этому было положено еще до войны. В архиве ученого сохранились две сравнительно большие, но неоконченные работы: «Эволюция рыболовных поселений на р. Ильмени» 53 и «К проблеме изучения хозяйственной истории древнерусского города (Старая Ладога)» 54. Судя по ссылкам в последнем исследовании на статью Е. А. Рыдзевской «Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной литературе», опубликованную в 1945 г., Арсений Николаевич продолжал изучать вопросы истории хозяйства и в послевоенные годы. В процессе работы А. Н. Насонов обнаружил в Центральном государственном архиве древних актов неизвестную до той поры писцовую книгу Вотской пятины 1568 г. Материал этой книги был использован в упомянутых статьях, а данные самих статей — в разделе «Рост общественного разделения труда и развитие внутреннего рынка» в конце XV — первой половине XVI в., подготовленном для «Очерков истории СССР» 55. Как крупный специалист в области отечественного источниковедения, А. Н. Насонов постановлением Президиума АН СССР от 9 марта 1951 г. утверждается членом Археографического совета Института истории АН СССР 56, позднее становится заместителем председателя совета, а в 1956 г. в связи с образованием при Отделении исторических наук Археографической комиссии — ее членом 57. В начале 50-х годов Арсений Николаевич сосредоточивает свои усилия преимущественно на изучении истории русского летописания. Были и другие объекты, была, в частности, большая редакторская работа, но главным оставалось летописание. В поисках новых летописных памятников А. Н. Насонов обследовал архивохранилища Москвы и Ленинграда. До розысков, предпринятых А. Н. Насоновым, считалось, что до нашего времени сохранилось около 200 списков русских летописных сводов разного времени58. Однако только в Центральном государственном архиве древних актов, Рукописном отделе Библиотеки им. В. И. Ленина и Отделе рукописей Государственного исторического музея Арсений Николаевич обнаружил более 1000 рукописей, содержавших летописные тексты 59. 173 из них он изучил со стороны состава, поскольку они представляли интерес для историков и филологов 60. Но в своем обзоре летописных памятников московских архивохранилищ А. Н. Насонов поместил сведения примерно о половине указанного им числа рукописей 61. Следовательно, будущим текстологам предстоит определить состав по меньшей мере еще 8 десятков рукописей, содержащих тексты, по мнению самого Арсения Николаевича немаловажные для истории русского летописания. В обзоре летописных памятников из собраний г. Ленинграда А. Н. Насонов дополнительно дал сведения еще о 20 рукописях с летописными текстами 62. С 1959 г. в «Проблемах источниковедения» начали выходить большие статьи Арсения Николаевича, посвященные вопросам русского летописания XI—XV вв. Впоследствии эти статьи со- ставили ряд глав его монографии «История русского летописания XI — начала XVIII века» 63. По широте поставленных проблем, глубине их разработки, многочисленным ценным частным выводам книга о русском летописании А. Н. Насонова встала в один ряд с классическими трудами по летописной тематике. Остановимся на наиболее значительных наблюдениях ученого, изложенных в названной монографии. Прежде всего обращают на себя внимание хронологические рамки исследования. История русского летописания доведена до 20-х годов XVIII в. В литературе о летописании это сделано впервые. А. Н. Насонову удалось обнаружить целый ряд летописных сводов конца XVI, XVII и первой четверти XVIII в., имевших общегосударственный, официальный характер. Особенно любопытны факты, прямо говорящие о заинтересованности Петра I в создании летописных историй своего времени64. А ведь до недавнего времени полагали, что летописание уже во второй половине XVI в. приходит в упадок, сходит почти на нет в XVII столетии, и если существует, то уже не как столичное, официальное, а как провинциальное или частное 65. Исследование А. Н. Насонова показало глубокую живучесть на протяжении почти восьми столетий русских летописных сводов как особой формы осмысления исторического прошлого, как специфических произведений письменности феодальной эпохи, которые «содержали опыт средневекового построения истории государства, народа или народов»66. Именно подход к летописным сводам как к средневековым концепциям исторического процесса позволил исследователю тесно связать раннюю историю летописания с развитием Древнерусского государства и древнерусской народности. Критически пересмотрев данные А. А. Шахматова о древнейшем периоде русско го летописания, А. Н. Насонов подтвердил в делом его схему. Летописные своды начали создаваться в эпоху Ярослава Мудрого, когда окрепло Киевское государство, когда в Киеве необычайно интенсивно начала развиваться литературная работа. Это не значит, что летописные записи не велись в более раннее время. Возможно, они появились еще в X в. при киевской Десятинной церкви. Однако своды — большие летописные компиляции, включавшие отдельные летописные записи, произведения литературы и фольклора,— возникают лишь в XI в.67 В дальнейшем летописание охватывает все новые и новые центры. Скрупулезное сопоставление текстов Ипатьевской и Лаврентьевской летописей за XII столетие (после «Повести временных лет») позволило А. Н. Насонову прийти к выводу об отражении в Лаврентьевской летописи киевского летописного свода более ранней редакции, чем в Ипатьевской летописи, хотя этот киевский источник и дошел в сокращенном виде по сравнению со сводом, сохранившимся в Ипатьевской летописи 68. Сокращение было сделано в Переяславле Южном, летописание которого в значительной степени было основано на киевских сводах. Позднее переяславский свод с киевской основой был использован на Северо-Востоке при создании свода времен Андрея Боголюбского. Объяснение происхождения южнорусских известий XII в. Лаврентьевской летописи позволило А. Н. Насонову решить вопрос и о черниговских известиях Ипатьевской летописи, которые, как оказалось, были соединены с киевскими и переяславскими текстами не ранее конца 50-х годов XII в. 69 Сложный текстологический анализ, проведенный исследователем, в основном безупречен. Кажется, есть только один момент, вызывающий сомнение. Под 6635 г. в Лаврентьевской летописи дважды упоминается Курск как владение Ярополка Переяславского70. Таких упоминаний нет в Ипатьевской летописи 71, и Арсений Николаевич решил, что указание на Курск вставлено в Переяславле при обработке киевского источника72. Но наблюдение над текстом Ипатьевской летописи показывает 73, что были сделаны не вставки в Лаврентьевскую, а изъятия из Ипатьевской летописи, причем пропуски эти не случайны. Очевидно, в период княжения в Киеве черниговских князей, претендовавших на Курск, в киевском летописании постарались устранить упоминания о принадлежности спорного города Переяславлю. К весьма ценным результатам пришел А. Н. Насонов, определяя текст южнорусского источника свода Феодосия-Филиппа, т. е. общего источника свода 1479 г. и Ермолинской летописи74. Восстановив текст свода 1479 г. по Эрмитажному списку этого свода и Уваровскому списку свода конца XV в., А. Н. Насонов извлек из реконструкции все те известия, которые могли восходить к Софийской I, Новгородской IV или Троицкой летописям 75, т. е. к источникам не южнорусским. В результате столь сложной работы обнаружилась нить известий, отсутствующих в указанных летописях и повествующих о событиях в Южной Руси. Сравнение показало, что южнорусский источник свода Феодосия-Филиппа был близок Ипатьевской летописи, в то же время несколько отличаясь от нее76. Так было доказано существование южнорусского свода XII в. в редакции, отличной от известной по Ипатьевской летописи. Как справедливо указал в свое время Д. С. Лихачев, результат работы А. Н. Насонова позволяет определить и источник галицко-волынских статей XII в. Ипатьевского свода77. Эта задача еще ждет своего текстологического решения. Изучая свод 1479 г. в его связи с другими летописными памятниками, А. Н. Насонов сделал важное открытие относительно основного источника Ермолинской летописи. Ранее считалось, что текст этой летописи примерно до 1425 г. представляет собой сокращение Владимирского полихрона (свода митрополита Фотия), который сохранился фрагментарно в составе позднейшего летописания78. Сличение Московского свода 1479 г. с Ермолинской летописью, проведенное А. Н. Насоновым, показало, что основным источником Ермолинской летописи был общерусский митрополичий свод времен Феодосия-Филиппа79. Это не значит, конечно, что сама Ермолинская летопись — памятник митрополичьего летописания. Выборка из свода Феодосия-Филиппа могла быть сделана не только в Москве, но и в других центрах, в частности в Ростове, с которым А. А. Шахматов связывал появление протографа Ермолинской летописи. А. Н. Насонов продолжил работу А. А. Шахматова и показал, что Ермолинская летопись и в части после 1425 г. дает материал, относящийся к Ростовской епархии 80. Все результаты, достигнутые ученым в его исследовании о судьбах русского летописания, явились плодом поистине титани ческой работы по кропотливейшему сличению между собой многочисленных летописных текстов. Арсений Николаевич никогда не позволял себе строить выводы и обобщения на основе выборочного сравнения, выхватывания отдельных кусков текста, которые подкрепляли бы априорную авторскую концепцию. Ои всегда подчеркивал необходимость сплошного сопоставления текстов и постоянно указывал на опасность субъективных заключений, основанных на выборочном методе 81. Проблемы происхождения отдельных летописных статей он всегда решал в плане единства частного и общего, записи и свода. Характерен в этом отношении его анализ рассказов об убиении Андрея Боголюбского, читающихся в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях. Обычно оба рассказа рассматривались как две самостоятельные повести, механически вставленные в летописный текст. А. Н. Насонов очень тонко показал, что оба рассказа нельзя отрывать от истории сохранивших их сводов, в рассказах обнаруживаются те же редакционные дополнения, какие были характерны для сводов в целом 82. Построенные на материале, идущие от показаний источника выводы А. Н. Насонова надолго сохранят точность и достоверность. * * * Книга «История русского летописапия XI — начала XVIII века» не была закончена исследователем. Смерть пришла тогда, когда оставалось дописать несколько страниц заключения. А. Н. Насонов умер 23 апреля 1965 г. Из жизни ушел не только большой ученый, но и мягкий, сердечный человек, готовый всегда прийти на помощь, поделиться своими обширными знаниями. Светлая память об А. Н. Насонове сохранится в сердцах тех, кто знал его, а труды исследователя будут служить образцами тому, кто избрал в своей жизни нелегкую профессию историка.