Основателем Ордена тамплиеров в советской России явился А.А.Карелин — сначала народоволец, народник, затем какое-то время эсер (?), а с 1905 г. убежденный анархист, вынужденный эмигрировать во Францию11. В Россию он вернулся в августе 1917 г., имея уже не только тамплиерское посвящение, но и задание основать здесь Восточный отряд Ордена тамплиеров. Будучи после П.А.Кропоткина крупней шим теоретиком анархизма, писателем и организатором различных изданий в эмиграции, Карелин и по приезде в Россию развернул бурную анархистскую деятельность сначала в Петрограде, а затем в Москве, где уже в 1918 г. создал и фактически возглавил две федерации — Всероссийскую федерацию анархистов (ВФА) и Всероссийскую федерацию анархистов-коммунистов (ВФАК). Авторитет Карелина, его энциклопедические познания, поразительный талант привлекать к себе людей, умение выслушивать их и уважать чужие мнения, снискали ему уважение представителей других партий12 и выдвинули, вместе с его сподвижниками Р.Эрмандом и А.Ю.Ге, во ВЦИК от анархистов на правах фракции (наблюдательной). Такое положение вместе с широкими дружескими связями в советских верхах (напр., с А.С.Ену- кидзе) оказалось столь прочным, что практически до своей смерти 20.03.26 г. Карелин выступал как бы «гарантом» существования легального анархистского издательства «Голос труда», общественного Комитета по увековечению памяти П.А.Кропот- кина и самого Музея П.А.Кропоткина в Москве, ставшего последним центром (и памятником) анархистского движения. Из показаний Н.А.Ладыженского в процессе следствия по «сочинскому делу», а затем по делу «Ордена Света» осенью 1930 г. явствует, что первые шаги к созданию Ордена тамплиеров на российской почве Карелин предпринял не позднее 1919 г., имея в числе своих ближайших сподвижников анархиста Н.К.Богомолова (гимназического приятеля Ладыженского, через которого тот и был представлен Карелину) и преподавателя математики в московских вузах А.А.Солоновича. В этой беседе, по утверждению Ладыженского, Карелин предлагал использовать формы орденской организации «для распространению идей анархизма»13. Последнее можно расценить двояко: как попытку закамуфлировать подлинно орденские устремления мистического плана от сподвижников-анархистов, не признававших никакой «мистики», или, наоборот, как попытку скрыть за духовным движением явление политического характера, на чем в своих обвинениях против мистиков неизменно настаивали органы ОГПУ-НКВД. Двойственность эта существовала на протяжении ряда лет до полного разгром властями того и другого движения, вызывая путаницу, недоумение окружающих, взаимные упреки, а также установившееся за тамплиерами наименование их «анархо-мистиками». Впрочем, иначе, вероятно, и не могло быть, ибо такая политико-идеологическая двойственность вызывалась еще и условиями среды, в которой действовали тамплиеры. Так, будучи математиком, преподавателем математики в разных вузах Москвы, в первую очередь в МВТУ им. Баумана, А.А.Солонович, человек талантливый и экспансивный, работал одновременно по распространению тех и других идей в преподавательской и студенческой среде, причем, если в первой он мог говорить со своими коллегами на языке науки, то к студенчеству требовался более простой и действенный подход с позиций современности и актуальности. Все начиналось с приватных, нелегальных кружков, в которых Солонович читал лекции, посвященные философии и политэкономии. Они начинались историческим обзором и критикой материализма, в следующем цикле переходили к утверждению идеалистического мировоззрения, к раскрытию мистического понимания мира и человека, а затем к изложению философских систем Востока, в том числе гностицизма. Изложение основ мировоззрения дополнялось лекциями по истории литературы и искусства, которые читали другие тамплиеры, например, А.С.Поль, блестящий лектор, закончивший не только Московский университет по зарубежной экономике и экономгеографии, но еще и Государственный институт слова, и в последующие годы, до своей смерти в 1965 г., остававшийся кумиром двух или трех поколений выпускников театральных вузов Москвы. Наличие в среде тамплиеров старших степеней преподавателей московских вузов, преимущественно математиков, связанных с 1-м МГУ и МВТУ им. Баумана (А.А.Солонович, Д.А.Бем, Е.К.Бренев, С.Р.Ляшук, А.С. Пастухов), обеспечивало постоянный контакт со студенческой средой, в которой особенной популярностью пользовался тогда именно анархизм. Занятия с анархически настроенной молодежью в первичных кружках общеобразовательного типа, где старшие рыцари читали лекции по истории философии, истории искусства и литературы, истории религий, строились таким образом, что незаметно для слушателей происходил их качественный отбор, когда наиболее способных и развитых приглашали уже в другие кружки, где уровень преподавания и сюжеты занятий были значительно более серьезными. Большинство же первичных слушателей начинало посещать библиотеку-читальню Кропоткинского музея, ходить на доклады членов Анархической секции Кропоткинского Комитета и т.п. Кружки оказывались недолговечны и потому, что многие из них подвергались разгрому, а их участники — высылке; разобщенность, случайность упоминания имен участников, не позволяют пока выяснить ни их количество, ни их окружение, ни дальнейшую судьбу, Так, например, только в результате случайного сопоставления, казалось бы, никак между собою не связанных дела В.С.Пикунова (1926 г.) и проходивших по делу «Ордена Света» А.И.Смоленцевой и И.Е.Рытавцева (1930 г.) удалось выяснить их причастность к одному кругу анархической студенческой молодежи Москвы; однако только благодаря личным воспоминаниям вдовы Пикунова, B. И.Филоматовой, стало возможным установить тот факт, что кружок, собиравшийся в доме А.И. Смоленцевой, был самым теснейшим образом связан с квартирой А.А.Карелина во 2-м Доме Советов (гостиница «Националь»), а та, в свою очередь, — с анархистами и анархо-мистиками Сергиева Посада, окрестностями Сочи и с г. Батумом. Столь же сложны и разнообразны оказываются связи преподавательского корпуса Ордена тамплиеров, если представить, что преподаватель МВТУ С.Р.Ляшук, убежденный анархист и анархо-мистик, о встречах с которым в ссылке вспоминает в своих мемуарах писатель О.В.Волков14, был женат на сестре поэта и математика C. П.Боброва, разделявшего, к слову сказать, этот круг идей своего зятя; Е.К.Бренев, тоже математик, был женат на М.В. Коваленской, близкой родственнице С.М.Соловьева, через которого (и через эллиниста В.О.Нилендера) он был связан с мистически настроенной интеллигенцией Москвы, в том числе и с А.Белым (Б.Н.Бугае- вым); Д.А.Бем, тоже преподаватель математики в московских вузах, одновременно являлся заместителем заведующего музеем П.А.Кропоткина, жил в здании музея и был, как указано в одной из служебных справок, сохранившихся в следственном деле, «учителем и другом детей Троцкого». О мистических же интересах Л.Д.Троцко- го известно по его дружбе с П.А.Флоренским и еще некоторым признакам, отмеченным в мемуарах С.А.Волкова15. Несколько особняком от этой группы стоял Н.И.Проферансов, являвшийся одним из ближайших сподвижников Карелина. Жизненный путь и внутренний облик этого человека, его устремления, интересы и работа во многом остаются пока загадкой для исследователя. Из крайне скупых биографических данных, сообщенных им во время следствия 1930 г., а равным образом из показаний других лиц, знакомых с ним (таких оказалось мало), следует, что уже в гимназические и студенческие годы он принимал активное участие в революционном движении сначала в Туле, потом в Москве как член военной организации РСДРП(б), сидел в тюрьмах, в 1917 г. был членом Московского Совета, редактором газеты «Советы» и «Солдат-гражданин», в начале 20-х гг. читал лекции в Народном университете в г. Пятигорске, затем работал в Москве, в Институте Маркса-Энгельса, заведующим отделом изучения социальных движений, потом техническим редактором в Большой советской энциклопе- дии16. Его связи с кружками московской интеллигенции оказались глубоко законспирированными, поскольку они так и не всплыли в процессе следствия, а сам он называть какие-либо имена категорически отказался. Поэтому в обвинительном заключении против него следствие могло использовать только показания членов периферических организаций Ордена тамплиеров — участников нижегородского кружка («Орден Духа»), которых он «опекал», и отдельных подследственных по «сочинскому делу», арестованных одновременно с ним в августе 1930 г. на черноморском побережье Кавказа. Между тем, именно перу Н.И.Проферансова, как выясняется из одного примечания В.В.Налимова, принадлежала «Легенда о рыцаре Гуго де Лонкле»17, имевшая широкое распространение наряду с собственно тамплиерскими легендами (опубликована как «Сказание о Рыцаре»: Призыв, М., 1992, с. 79-90), а сам он, как следует из последнего письма ко мне И.Н.Иловайской, написанного в феврале 1995 г., был руководителем рыцарского кружка, который она сама посещала после получения посвящения от Б.М.Власенко. Не менее загадочной фигурой пока остается и другой ближайший сподвижник Карелина по анархистской и орденской деятельности — Н.К.Богомолов, один из секретарей ВФАК и «Черного Креста помощи заключенным и нуждающимся анархистам», организованного Карелиным вскоре после 1905 г. в эмиграции. Причастность Богомолова к анархизму как к политическому движению не вызывает сомнений. Гораздо больше вопросов могло бы возникнуть относительно его орденской работы, которую сам он категорически отвергал. В этой части остается положиться на показания уже упомянутого Н.А.Ладыженского, и, что более важно, на показания известного антропософа, тамплиера и розенкрейцера М.И.Сизова, называвшего на допросе 1933 г. в числе наиболее старых тамплиеров высокой степени посвящения Богомолова, стоящего в этом списке после А.А.Солоновича, Д.А.Бема, Н.А.Проферансова и его, М.И.Сизова. Не останавливаясь специально на истории Ордена и его первоначальном составе, Сизов называет еще восемь его членов, имевших к 1933 г. 10-ю степень посвящения (всего в Ордене тамплиеров было двенадцать степеней посвящения), которые, по его словам, жили в то время в Москве: Б.М.Власенко, А.О.Солоно- вич (жена А.А.Солоновича), Ю.А.Завадский, профессор математики В.М.Комаревс- кий, профессор права В.А.Краснокутский, Н.Н.Нотгафт и В.В.Губерт-Поспелова18. М.И.Сизов совершенно определенно указывал, что Орден тамплиеров в России был открыт в 1920 г. и целью его было «содействовать движению человечества в такой форме бытия и сознания, которая определялась бы высшими духовными началами»19. Эта дата— 1920 г. — подтверждается, с одной стороны, показаниями М.И.Сизова от 26.04.33 г., в которых он называет время вступления в Орден отдельных тамплиеров (А.О.Солонович — в 1920 г., Б.М.Власенко, Н.П.Киселев и В.В.Губерт-Поспелова — в 1921— 1922 гг.20, а с другой — показаниями В.И.Жданова 30.04.42 г., повторяющими его показания 01.12.32 г., что уже в 1920 г. он, вместе с Ф.П.Веревиным, Л.ГСудейки- ным и П.А.Флоренским, посещал тамплиерский кружок на квартире Д.А.Бема, где слушал его лекции по истории Атлантиды21, Очень важно, что вполне независимые показания М.И.Сизова подтверждают показания Ладыженского в том плане, что Орден должен был не стоять в стороне от политической борьбы, а воздействовать на нее через свои организации, как то имело место в 20-х гг. через анархо-мистиков, которые в свою очередь направлялись отдельными тамплиерами22. Такое признание вместе с перечнем некоторых членов Ордена, среди которых оказываются и антропософы, позволяет попытаться решить вопрос о связующем звене между первым составом Ордена тамплиеров и возникшем позднее «Орденом Света», как одной из центральных орденских филиаций, принявшей на себя после смерти Карелина руководящую роль в орденском движении и поставившей его на более высокое научное и духовное обоснование, в конечном счете совершенно отмежевавшись от политического анархизма. Как сейчас можно с уверенностью утверждать, первым звеном, связавшим Карелина с творческой, в частности с театральной интеллигенцией Москвы, стала Е.Т.Бекле- шова, впоследствии известный художник по куклам, жившая в 1918—1920 гг. вместе со своим мужем и сыном в гостинице «Националь» дверь в дверь с квартирой Карелиных. На квартире Беклешовых собирались московские артисты, в первую очередь артисты МХАТа и его Первой Студии, среди которых были А.А.Гейрот, М.А.Чехов и, по- видимому, В.С.Смышляев. С другой стороны известно, что близким другом Беклешо- вой еще по Варшаве был Б.М.Власенко, названный М.И.Сизовым, через свою жену, Е.В.Власенко, тесно связанный со Студией Ю. А. Завадского, с А.В.Уйттенховеном и другими тамплиерами. Если учесть, что одним из первых тамплиеров, привлеченных в Орден Карелиным, стала именно Е.Т.Беклешова, то понятно, по каким направлениям могла распространяться известность его и влияние. Ориентирами здесь могут служить, во-первых, сообщение М.И.Сизова о времени официального открытия Ордена (точнее — Восточного отряда Ордена тамплиеров) в 1920 г. и, во-вторых, показание поэта, писателя и переводчика П.А.Аренского на допросе 03.07.37 г., что в Орден он вместе со своей тогдашней женой, В.А.Завадской, был вовлечен А.А.Солоновичем только в 1923 г., когда познакомился с ним на квартире В.С.Смышляева.23 Последний факт представляет особенный интерес в том плане, что Аренский еще осенью 1920 г. прослушал курс лекций по оккультизму в Минске и в сентябре того же года получил розенкрейцерское посвящение от Б.М.Зубакина24 вместе с С.М.Эйзенштейном25. Возвращение из Минска в Москву в последних числах сентября 1920 г. положило конец не только собраниям новооткрытой «ложи», но и контактам неофитов с со своим наставником. Тем более интригующим выглядят воспоминания С.М. Эйзенштейна, не без ироничного юмора касающегося этих сюжетов в одной из глав своих мемуаров. Занятия в Москве «тайноведением» уже без Зубакина не только были продолжены, но к ним (т.е. к Аренскому и Эйзенштейну) примкнули В.С.Смышляев и М.А.Чехов. Поскольку уже к 1923 г. Чехов становится безусловным адептом Р.Штей- нера и антропософии, остается думать, что указанная Аренским дата знакомства его с А.А.Солоновичем не верна, ее следует опустить до осени 1920 или начала 1921 г., предположив, что именно Аренский, вскоре женившийся на В.А.Завадской, сестре Ю.А.Завадского, и переехавший к ним в Мансуровский переулок, ввел свою жену и своего шурина сначала к А.А.Карелину, а затем и в Орден. Впрочем, могло быть и наоборот, это дело не меняет. Такие расчеты подкрепляются другим обстоятельством — получением в 1922—1923 гг. тамплиерского посвящения от Карелина двоюродным братом Аренского, композитором и астрономом С.А.Кондратьевым, а также его женой, индологом и переводчиком, М.И.Клягиной, сотрудницей П.А.Аренского, что не могло быть позднее июня 1923 г., поскольку в это время Кондратьев надолго уехал в Монголию в составе экспедиции П.К.Козлова. Отец Кондратьева был директором Пулковской обсерватории, игравшей, к слову сказать, большую и до сих пор еще не оцененную роль в культурной жизни Петербурга/Петрограда, а с указанного момента ставшей, как можно догадываться, одним из центров по распространению в научной среде Петрограда тамплиерских идей. Именно там, по-видимому, произошло первоначальное знакомство Ю.А.Завадского с уже упоминавшимся мною М.М.Брендстедом, обрусевшим датчанином, анархо-мистиком и тамплиером, сблизившимся с Карелиным и после смерти последнего даже вошедшим в так называемый Карелинский Комитет (Комитет по увековечению памяти А. А. Карелина, созданный по аналогии с таким же Комитетом Кропоткина). С Пулковым также связаны имена метеорологов (астрономов) тамплиеров А.А.Синягина26 и М.А.Лорис-Меликова, причем первый из них играл определенную роль в становлении нижегородской филиации «Ордена Духа» и был дружен с известным синологом Ю.К.Щуцким и Ф.Б.Ростопчиным, а через них —и с кругами петроградских востоковедов, с которыми через П.К.Козлова и совместные с ним монгольские экспедиции связан был и С.А.Кондратьев. О значении Пулкова в тамплиерском движении свидетельствуют также аресты в 30-х гг. ряда его научных сотрудников по обвинению в связях с анархо-мистиками. Наконец, при решении поставленного вопроса стоит обратить внимание на показание М.И.Сизова на допросах 1933 г. о М.А.Чехове, как тамплиере высокой степени посвящения27, что могло произойти только между 1920 и 1923 годом, когда он сблизился с А.Белым и началась их совместная работа над постановкой «Петербурга» в МХАТе 2-м. Трудность заключается в том, что нам почти совершенно ничего не известно о работе Ордена в эти годы, когда единственным бесспорным фактом остается отъезд в 1922 г. Р.Эрманда28 в Америку с целью возродить в Соединенных Штатах русско язычную газету, основанную некогда еще Карелиным. И здесь одна загадка порождает другую, поскольку о самом Роберте З. Эрманде мне ничего не известно, кроме того, что такой человек существовал и стал редактором указанной газеты под псевдонимом Е.Долинин. Новая газета «Рассвет» — «орган российских рабочих организаций Соединенных Штатов и Канады» — переняла эстафету у своей предшественницы, выходившей под названием «Американские известия», и, сейчас это можно сказать определенно, сыграла немаловажную роль для развития и организации массы российских эмигрантов как упомянутых двух стран, так и всей русскоязычной диаспоры на протяжении 20-х и 30-х гг. нашего века. Большого формата, выходившая на четырех (иногда на шести) полосах, газета рассказывала о жизни в советской России, ее культуре, научных открытиях, хозяйстве, репрессиях, имела довольно большой литературный отдел, освещала жизнь русских рабочих и эмигрантов в Соединенных Штатах, а в целом представляла читателю своевременную и объективную информацию обо всем, происходившем в мире, почему имела подписчиков на всех континентах и даже попадала в СССР. Для исследователя это издание интересно в первую очередь находящимися на его страницах многочисленными публикациями работ А.А.Карелина (статьи, заметки, пьесы- диалоги, проникнутые мистическими и анархическими идеями, главы так и не увидевшей света монографии по вопросам политической экономии Западной Европы), статьями А.А.Солоновича, А.С.Пастухова, В.С.Смышляева, Е.З.Моравского и ряда московских анархистов (А.А.Борового, И.В.Хархардина, В.С.Худолея и др.), сообщениями о преследовании анархистов в СССР, ожесточенной полемикой с издаваемым в Париже П.А.Аршиновым журналом «Дело труда», сыгравшем откровенно провокационную роль в расколе анарходвижения, и статьями отдельных эмигрантов и корреспондентов из России. Следующим шагом Эрманда-Долинина стала организация журнала «Пробуждение», уже целиком являвшегося органом анархо-мистиков, где политические и мировоззренческие акценты были расставлены гораздо явственнее, чем в газете, и где напечатаны работы ряда московских тамплиеров (А.А.Солоновича, А.С.Пастухова, Е.З.Моравского, Л.А.Никитина и др.) На этих изданиях я останавливаюсь столь подробно, во-первых потому, что находящиеся в них материалы до сих пор практически не введены в научный оборот, а сами издания оказались за пределами внимания исследователей, хотя их комплекты (разной степени полноты) все же имеются в бывших спецхранах наших центральных библиотек; во-вторых потому, что до сих пор ничего не известно о сохранности и местонахождении их архивов в США, долженствующих заключать первостепенной важности материал по интересующим нас проблемам, в том числе и рукописи московских анархо-мистиков и тамплиеров, которые в России были уничтожены в результате обысков и арестов. Широкое распространение тамплиерского (а в качестве «внешней» формы — анархо-мистического) движения в России приходится на 1924 г., как то можно заключить на основании показаний арестованных в 1930 г. тамплиеров и анархо- мистиков (Москва, Нижний Новгород и др.), тогда как активизация деятельности самого Карелина в качестве руководителя кружков «Ордена духа», одной из филиаций которого явилась нижегородская группа мистиков, приходится уже на период 1921—1922 гг. Об этом прямо свидетельствуют показания 29.03.28 г. Г.А.Панафидина, арестованного в связи с делом розенкрейцерского ордена «Эмеш редививус»29, и В.В.Губерт-Поспеловой от 12.03.1957 г., данные ею в связи с делом о реабилитации (см. Приложения). Факт подобной активизации анархо- мистиков, равно как и других известных мистических групп и орденов можно объяснять обострением именно в это время внутрипартийной борьбы в ВКП(б) в связи со смертью В.И.Ленина и последующим дележом ленинского наследства: все вместе это определило кратковременную передышку в политических репрессиях, возобновившихся по отношению к анархистам и мистикам только весной 1925 г. Подтверждением такого наблюдения об активизации деятельности тамплиеров, преодолевших замкнутость саморазвития именно в конце 1923 г., может служить история Белорусской государственной драматической студии в Москве (первого профессионального театрального вуза республики Белоруссия)30. Студия возникла осенью 1921 г. в Москве по просьбе правительства Белоруссии и под общим руководством МХАТа, которое в связи с отъездом основного ядра труппы во главе с К.С.Станиславским на гастроли за границу в 1922 г. перешло к Первой студии МХАТа, ставшей в 1924 г. МХАТом 2-м. В этой смене руководства решающее значение имело то обстоятельство, что с осени 1922 г. и до закрытия Студии в 1926 г. ее бессменным художественным руководителем являлся артист и режиссер Первой студии МХАТ В.С.Смышляев, бывший не просто тамплиером, но и обладателем одной из высоких степеней в Ордене. Факт этот, до самого последнего времени остававшийся неизвестным историкам театра, оказывается своего рода «ключом» к истории Студии и ее первых постановок, а равно и к достаточно сложным первым годам жизни витебского драматического театра им Я.Коласа (первоначально — БДТ-2, т.е. 2-й Белорусский государственный театр), созданного на основе Студии и ее репертуара постановлением Правительства Белоруссии в 1926 г. Речь идет как о прямых репрессиях, упавших на труппу БДТ-2 в начале 30-х гг. (В.К.Роговенко, К.Н.Санников), так и о целенаправленной газетной кампании против молодого театрального коллектива с обвинениями в «васильковой мистике», воспринимающимися сейчас, за давностью лет, всего лишь очередным измышлением белорусских партийных идеологов. На самом деле, все было не так просто. Обратившись к репертуару БДТ-2, составленному из спектаклей, подготовленных студийцами в Москве, можно заметить совершенно определенную мистериаль- ность постановок, открывающуюся народной драмой-мистерией «Царь Максимилиан» и далее разворачивающуюся мистериальной феерией «Апраметная», за которой следовали «Сон в летнюю ночь» Шекспира, «Вакханки» Еврипида и в качестве квинтэссенции мистической драмы души человеческой — «Эрос и Психея» Ю.Жулавско- го31. Маленькие одноактные пьесы по ГМопассану, М.Сервантесу и др., а так же небольшая пьеса И.Бена «В былые времена», поставленная как своего рода дань «социальному заказу», не меняли картины, потому что основной акцент в воспитании актеров и режиссеров был сделан вполне сознательно на мистериальности театрального искусства вообще и на катарсисе актера, выступающего как бы посредником между миром трансцендентальным и зрителем. Даже в конспектах лекций Смышляева, сохранившихся в записи Т.А.Бондарчик32, можно почувствовать настойчиво проводимую линию аполитичности искусства и «чистоты служения» актера посредством своего таланта и приобретенного им мастерства остальному человечеству — тот лейтмотив служения вообще, который красной нитью проходит через легенды тамплиеров и который изначально был положен в основу Учения при создании (и восстановлении) Ордена. Вполне естественно, что тaк воспитанные бывшие студийцы в своем новом качестве уже государственных актеров не могли не вызывать раздражения, а затем и пристального внимания органов партийного контроля Белоруссии. Да и как могло быть иначе, если в том же 1923 г. В.С.Смышляев, утверждая программу занятий Студии, в качестве преподавателей пригласил туда своих друзей и сподвижников по Ордену, среди которых с достоверностью можно назвать П. А. Аренского, который читал историю драмы и поэтику, пианистку Е.ГКруссер, актера и режиссера 2-го МХАТа Б.М.Афонина, композитора В.Н.Крюкова, В.А.Зава- дскую, занимавшуюся со студийцами общей теорией музыки, Л.А.Никитина, читавшего историю искусства и архитектуры, курс оформления спектакля для будущих режиссеров и оформившего большинство спектаклей Студии, наконец, В.О.Ниленде- ра, читавшего курсы античной литературы и искусства33. Этот перечень имен, куда включены лишь те, чья близость Ордену не подлежит сомнению, впервые позволяет рассматривать тот или иной спектакль Студии не как обычную «постановку», а как целенаправленную попытку сценического воплоще ния определенных идей с целью проведения их воздействия на публику — совсем так, как то было зимой 1920/21 г. у Смышляева, Эйзенштейна и Никитина в их работе над «Мексиканцем» в театре Пролеткульта еще под влиянием лекций Б.М.Зуба- кина. Во всяком случае, будущему исследователю истории коллектива Белорусской драматической студии в Москве и его сценических достижений придется рассматривать эти спектакли через призму реализации идей тамплиеров, а саму Студию — как одну из первых «площадок», на которых разворачивалась деятельность «Ордена Света» в Москве. Другой, по-видимому гораздо более серьезной «площадкой», о которой теперь мы вряд ли сможем что-либо узнать, стала Студия Ю. А. Завадского, принимавшая участие во многих орденских мероприятиях как целиком, так и отдельными ее членами, из которых, к сожалению, уже никого не осталось в живых. В этом убеждает как участие самого Ю.А.Завадского в Ордене, так и воспоминания В.М.Филомато- вой относительно брата ее мужа, Валентина Сергеевича Пикунова, работавшего в данной Студии. Попытками расширения сферы деятельности Ордена в этом направлении, правда, не получившими развития и пресеченными бдительным Главреперткомом, были уже начатые репетициями два спектакля: «Золотой горшок» по Э.-Т.-А.Гофману в инсценировке П.А.Аренского на сцене 2-го МХАТ (режиссер В.С.Смышляев, художник Л.А.Никитин)34 и «Когда проснется спящий» по ГУэллсу в инсценировке П. Г Антокольского на сцене театра им. Е.Вахтангова (режиссеры Р.Н.Симонов и В.С.Смышляев, художник Л.А.Никитин). Трудно сказать, насколько это было связано с наличием в данных труппах устойчивых тамплиерских кружков, но о существовании там отдельных тамплиеров известно точно. Так, по показаниям ряда подследственных по делу «Ордена Света», во 2-м МХАТа членами Ордена были А.И.Благон- равов и Л.И.Дейкун, а в театре им. Е.Вахтангова — М.Ф.Астангов, В.К.Львова, А.М.Лобанов, И.М.Раппопорт и Р.Н.Симонов. В Московском детском театре работала одна из активных деятельниц Ордена ГЕ.Ивакинская, жена профессора географа А.С.Баркова, тоже тамплиера35. Имя Ивакинской заставляет вспомнить об организации, ныне прочно забытой исследователями московской жизни тех лет — о Государственном институте слова (ГИС), игравшем столь же важную роль в жизни московской интеллигенции первой половины 20-х гг., как Государственная академия художественных наук (ГАХН) в их второй половине. Как можно видеть по аттестату А.С.Поля36, закончившего это учебное заведение вместе с Ивакинской, профессорско-преподавательский состав Института в большинстве своем состоял из тех, кто в скором времени будет выслан за границу (И.А.Ильин, Н.А.Бердяев, Г.Г.Шпет, С.Л.Франк) или сослан «в места отдаленные», причем один из них — юрист В.А.Краснокутский — был принят в Орден тамплиеров, как известно, еще самим А.А.Карелиным. Не приходится поэтому удивляться, что такая же участь постигла и часть их слушателей. Среди 33 подследственных, проходивших осенью 1930 г. по делу «Ордена Света» в Москве, шестеро были выпускниками этого института: Е.Г.Адамова, Н.В.Водовозов, П.Е.Корольков, А.С.Поль, Е.А.Поль, Е.Н.Смирнов, а Ю.А.Завадский вел в этом институте кружок на декламационном отделении. Из других известных мне мистиков, связанных с ГИС, кроме Г.Е.Ивакинской, можно назвать В.Д.Вознесенскую-Лиорко (по первому мужу37 — Лебедева38), после возвращения из ссылки ставшую женой М.М.Пришвина, и ее первого жениха, О.В.Поля, после окончания ГИСа принявшего монашество, уехавшего на Северный Кавказ и расстрелянного в 1929 г. Деятельность выпускников Института Слова была разнообразной, как были разнообразны возможности применения их сил. Часть их вела педагогическую работу в вузах (А.С.Поль, Н.В.Водовозов, Е.Н.Смирнов), что давало возможность общения с широкой студенческой аудиторией, у которой на всю жизнь откладывалось в памяти обаяние лекторов и те идеи духовного порядка, которые они могли почерпнуть из общения с ними. Другие, как Е.Г.Адамова и П.Е.Корольков, работали в библиотеках с читателями. Но, вероятно, наиболее серьезная работа шла в ГАХН, оставав шейся к концу 20-х гг. своего рода «центром свободомыслия» для научной и творческой интеллигенции советской столицы. Действительно, значение этого центра далеко выходило за пределы только научные, поскольку на заседания его секций и подсекций собирались (когда это можно установить по присутственным листам) гораздо более широкие круги интеллигенции, чем только интересующиеся тем или иным вопросом специалисты. Так было в Секции рассказывания и в Секции живой речи, где работали Е.ГАдамова и А.С.Поль; так было в Секции пространственных искусств, где на семинаре Н.М.Тарабукина по изучению творчества М.А.Врубеля выступали Л.А.Никитин, А.А.Солонович и Д.С.Недо- вич39; так было на Хореологической секции, где дважды проходили доклады В.И.Ав- диева с демонстрацией «живых картин» древнеегипетского танца, оформленные Л.А.Никитиным и поставленные Н.А.Леонтьевой при участии других «рыцарей»40. К сожалению, о влиянии Ордена на Московскую консерваторию известно только, что там преподавал В.С.Смышляев, дипломные спектакли оперного факультета оформлял Л.А.Никитин, один из подготовительных орденских кружков собирался на квартире некоего «Григория Петровича», профессора Консерватории, и что членом Ордена был другой ее профессор — известный тогда певец В.И.Садовников41. Столь же немного известно и о другом направлении в развитии деятельности Ордена — в сторону литературы, откуда известны имена писателя ГП.Шторма, входившего в кружок, который вел А.С.Поль, историка литературы Д.Д.Благого, переводчицы М.В.Коваленской, жены Е.К.Бренева, Э.С.Зеликовича, переводчика С.Б.Берне- ра, к которым теперь по ряду признаков можно присоединить и М.А.Булгакова. Среди искусствоведов членами Ордена был известный историк книжной графики А.А.Сидоров, состоявший одновременно в Ордене московских розенкрейцеров и имевший высокий масонский «градус», упоминавшийся выше Д.С.Недович и, возможно, А.Г Габричевский, игравший видную роль в ГАХН, а более широко — в культурной жизни Москвы того времени. Специфика темы, в еще большей степени — специфичность материала, о чем уже шла речь выше, трудность его обнаружения и получения, когда главным препятствием оказываются даже не столько ведомственные барьеры, сколько заурядное неведение, о ком именно требуется справка, поневоле ограничивают саму возможность раскрытия тайны, угадываемой ныне лишь по «структуре личных отношений» живших некогда людей, не всегда подтверждаемой документами. Вот почему остается лишь предполагать, что в те же 1923-25 гг. периферийные (подготовительные) тамплиерские кружки существовали в среде студентов Института живых восточных языков (позднее — Институт востоковедения), где учился Н.Р.Ланг и Е.ГСа- марская, из которых первый будет арестован и репрессирован в конце 1929 г. как руководитель Библиографического кружка при библиотеке-читальне музея П.А.Кропоткина, а вторая — арестована летом 1930 г., но затем освобождена в связи с доказанностью ее непричастности к собственно орденской организации. Работа Библиографического кружка, организованного Н.Р.Лангом в музее Кропоткина, носила вполне легальный характер изучения и описания работ М.А.Баку- нина и П.А.Кропоткина, однако проходила не в замкнутой музейной обстановке, а велась силами студентов педагогического факультета 2-го МГУ и уже работавших пе- дагогов42. Естественно, что эти научные занятия должны были приобрести со временем политическую окраску, подготовив сознание участников к пересмотру идеологической базы коммунистов. Вероятно, нечто похожее существовало и в стенах МВТУ им. Баумана, где учился брат Н.Р.Ланга — Ю.Р.Ланг, сам не участвовавший в орденском движении, но выступавший, как можно полагать, связующим звеном между братом-анархистом и некоторыми своими соучениками, т.к. известно, что на его квартире с лекциями не раз выступали «старшие рыцари», среди которых были А.А.Солонович и А.С.Поль. Сколько было подобных кружков по Москве, как широко распространялось влияние тамплиеров на студенческую молодежь — остается лишь гадать, но что в это духовное движение так или иначе были вовлечены сотни студентов, сомневаться не приходится. Еще меньше пока известно об иногородней периферии Ордена. С достоверностью известно о существовании тамплиерской (анархо-мистической) молодежной организации в Нижнем Новгороде («Орден рыцарей Духа»), где в последних числах июня 1930 г. было арестовано 12 человек, в основном окончивших агрохимический факультет Нижегородского университета, в том числе и несколько ссыль- ных43. Последние, имевшие связи с Москвой, по-видимому, содействовали возникновению этого кружка при поддержке А.С.Пастухова, а затем и Н.И.Проферансова (к нему члены кружка ездили за советами, литературой и посвящением). Другое влияние шло из Ленинграда в виде приездов А.А.Синягина, снабжавшего нижегородский кружок текстами легенд и собственными сочинениями, и З.И.Рожновой (Рож- невой?), студентки-медички, само появление которых свидетельствует о наличии тамплиерских (анархо-мистических) кружков в городе на Неве. Менее ясна пока роль, которую сыграли в нижегородском анархо-мистическом движении такие представители литературной интеллигенции, как В.Л. Комаро- вич и Е.К.Моравский, выступавшие в кружке с лекциями по истории литературы. Судьба Е.К.Моравского и его личность мне совершенно неизвестны, а высказанное мною ранее предположение, что ему могли принадлежать статьи в газете «Рассвет» и в журнале «Пробуждение», подписанные Е.З.Моравским, безусловно опровергается как напечатанным Е.З.Моравским в «Рассвете» уже 27.03.26 г. некрологом А.А.Карелину (т.е. через неделю после смерти и через четыре дня после получения сообщения о ней в Нью-Йорке) и последующими его же воспоминаниями о совместной работе с Карелиным в Москве на рубеже 20-х годов, так и прямым указанием М.А.Владимирова о нахождении Е.К. Моравского в Нижнем Новгороде еще в декабре 1929 г.44 Что касается Комаровича, то с 1924 г. и до своей смерти в 1942 г. он жил в Ленинграде, преподавал в ЛГУ и был тесно связан с Пушкинским Домом. Следует отметить, что в отличие от анархо-мистических студенческих кружков Москвы, где переплетались, вытесняя друг друга, мистика и анархизм, духовные устремления и политика, нижегородский кружок для большинства его членов, похоже, имел значение некоторой интеллектуальной игры, своего рода «формы времяпрепровождения», которую наполняли литературные устремления большинства (почти все писали стихи и прозу), возможность общения, разговоров и споров, немного — флирт, а в целом — тяга к таинственному и запретному, столь характерная для юности вообще, которая скрашивала серость и убогость провинциальной жизни, усугубленной еще периодической безработицей тех лет. Существовавший одновременно с нижегородским кружок в Свердловске (Екатеринбург), носивший название «Микруэ», т.е. «Мистический кружок Эона», в котором центральной фигурой был Н.А.Ладыженский, приятель Н.К.Богомолова, получивший от последнего посвящение в тамплиеры и дважды — орденские легенды, судя по имеющимся пока материалам не перерос в сколько-нибудь реальную организацию, а его члены не перешагнули границы дружеских бесед, на которых обсуждались книги по оккультизму и евангельские тексты. Последующий переезд Ладыженского на Северный Кавказ и его арест в связи с «сочинским делом» и там не выявил каких-либо организационных образований, показав только наличие множества съехавшихся сюда мистически настроенных людей — теософов, антропософов, сектантов, богоискателей, толстовцев, вегетарианцев, среди которых обращалась и тамп- лиерская литература, поскольку многие оказывались лично связаны с московскими тамплиерами (Н.И.Проферансовым, Н.А.Богомоловым и др.)45. 1.