В апреле 1994 г. студенты Школы бизнеса Маршалла в Южнокалифорнийском университете, посещавшие семинар д-ра Гилфорда Бэбкок- ка по инвестициям, получили редкостное угощение: человек, мнение которого о деньгах принято считать бесценным, дал им мощную порцию знаний о реальном мире. Перед ними выступил Чарлз Мангер, известный в инвестиционном сообществе как Чарли, — вице-председатель совета директоров Berkshire Hathaway, холдинговой компании, которой ру ководит самый прославленный инвестор в мире Уоррен Баффетт. Чарли, получивший юридическое образование, является партнером и другом Баффетта. У него репутация откровенного человека; где бы и когда бы он ни выступал, он всегда овладевает вниманием слушателей. Чарли Мангер — интеллектуальная драгоценность, несколько скрытая в тени его более прославленного партнера. В том, что он не на виду, Уоррен не виноват — просто сам Чарли предпочитает держаться незаметно. За исключением некоторых особых появлений на публике вроде упомянутого выступления в Южнокалифорнийском университете и той выдающейся роли, которую Чарли играет на годовых собраниях акционеров Berkshire Hathaway, он в основном остается вне поля зрения общественности. Даже на ежегодных собраниях акционеров он умышленно ограничивается краткими репликами, позволяя Баффетту отвечать на большинство задаваемых вопросов. Но время от времени у Мангера возникает желание добавить кое-что к сказанному Баффеттом, и, когда он говорит, акционеры напрягаются и подаются вперед, стараясь лучше видеть Чарли и улавливать каждое его слово. В тот апрельский день в классе д-ра Бэбкокка царила примерно такая же атмосфера. Студентам было известно, кого они слушают, и они собирались извлечь пользу из слов человека, обладающего значительным опытом инвестиционной деятельности. То, что они получили вместо практических рекомендаций, оказалось чем-то бесконечно более ценным. С самого начала Чарли созорничал, признав, что собирается сыграть со своими слушателями шутку. Вместо того чтобы обсуждать фондовый рынок, он намеревался поговорить о «выборе акций как о подразделе искусства практической мудрости»1. В течение полутора часов он бросал студентам вызов, требуя, чтобы они расширяли свои представления о рынке, о финансах, об экономике в целом и рассматривали эти предметы не как отдельные дисциплины, а как часть более широкого корпуса знаний, включающего также психологию, математику, физику, инженерные и гуманитарные науки. При таком широком видении, предположил Чарли, каждая дисциплина соединяется со всеми другими и в процессе этого усиливается. Вдумчивый человек из каждой дисциплины черпает важные интеллектуальные модели, ключевые идеи, которые комбинируются друг с другом, для того чтобы в результате дать целостное, непротиворечивое понимание. Люди, культивирующие такое видение, находятся уже на пути к обретению практической мудрости, а она является тем прочным интеллектуальным основанием, без которого успех на фондовом рынке (равно как и на любом ином поприще) оказывается всего лишь кратковременной, эфемерной случайностью. Для того чтобы донести свой тезис до ума слушателей, Чарли использовал запоминающуюся метафору, описывающую структуру замыкающихся друг на друге идей: решетку моделей. «Вам надо держать в голове модели, — объяснял он, — и попытаться упорядочить ваш опыт, умозрительный и непосредственный, в этой решетке моделей». Этот зрительный образ оказывает столь прямое воздействие, что слово «ре шетка» стало в инвестиционном сообществе чем-то вроде сокращения, которым упрощенно обозначают подход Мангера к инвестициям. К этой теме Чарли часто возвращается. Например, на годовых собраниях акционеров Berkshire Hathaway он нередко делает дополнения к ответам Баффетта на вопросы, цитируя фрагменты из какой-нибудь недавно прочитанной им книги. На первый взгляд цитаты, приводимые Чарли, казалось бы, не имеют прямого отношения к инвестированию, но благодаря его объяснениям быстро становятся уместными. Все это происходит не потому, что ответы Уоррена неполны. Вовсе нет. Просто когда Чарли удается связать идеи Баффетта со сходными идеями из других научных дисциплин, уровень понимания проблемы в группе повышается. Внимание, которое Чарли уделяет другим дисциплинам, целенаправленно. Чарли действует в твердой уверенности, что объединение заимствованных из разных дисциплин интеллектуальных моделей, совершенное таким образом, чтобы в результате возникла решетка, структура понимания, — это эффективный способ достижения лучших результатов в инвестиционной деятельности. Вероятность принятия правильных инвестиционных решений выше в тех случаях, когда идеи, почерпнутые из различных дисциплин, приводят к одинаковым выводам. Это и есть максимальный выигрыш — более широкое понимание делает нас более успешными инвесторами. Впрочем, последствия такого понимания гораздо шире. Люди, стремящиеся понять взаимосвязи, уже идут к обретению практической мудрости. Благодаря этому мы становимся не только более искусными инвесторами, но и более совершенными лидерами, более зрелыми гражданами, лучшими родителями, супругами и друзьями. Как достичь практической мудрости? Кратко говоря, достижение практической мудрости — последовательный процесс, который слагается, во-первых, из обретения ключевых концепций, моделей, заимствуемых из многих сфер знания, и, во-вторых, из обучения тому, как распознать черты сходства в этих ключевых моделях. Первое — вопрос самообразования; второе — получение навыков мыслить и видеть мир иначе. Обретение знания во многих областях науки — такая задача может показаться устрашающей. К счастью, вам нет нужды становиться специалистом в каждой из дисциплин. Вам надо всего лишь изучить основополагающие принципы — то, что Чарли называет великими идеями, — и усвоить их так хорошо, чтобы они всегда были при вас. Следующие главы этой книги должны послужить отправными точками в процессе такого самообразования. В каждой главе рассматривается конкретная дисциплина — физика, биология, социальные науки, психология, философия и литература — с точки зрения ее вклада в построение структуры моделей. Разумеется, мыслящему исследователю доступны и многие другие источники. Часто приходится слышать протесты: разве не это, по идее, должно давать нам высшее образование, которое учит нас важнейшим концепциям, выработанным в течение столетий? Конечно. Большинство педагогов со страстью будут доказывать вам, что наилучший способ «произ водства» хорошо образованных людей — обширная учебная программа, основанная на свободных искусствах и гуманитарных науках. В теории с этой позицией поспорят немногие. Но в действительности мы стали обществом, которое отдает предпочтение специализации, а не широте знаний. Это совершенно понятно. Поскольку студенты и их родители платят за высшее образование, они ожидают, что их инвестиции быстро окупятся и принесут прибыль в форме предложений хорошей работы после окончания высшего учебного заведения. Они знают, что большинство специалистов по подбору кадров в корпорациях стремятся нанимать работников, обладающих специализированными знаниями и способных непосредственно внести конкретный вклад в деятельность организации. Неудивительно, что бблыная часть современных студентов, сталкиваясь с подобным давлением, противится широкому, основанному на гуманитарных науках образованию, предпочитая ему базовую специальность. По ходу нашего повествования мы получим отличную модель того, из чего складывается хорошее образование. Возможно, нам следует обратить более пристальное внимание на приведенный ниже пример. ? ? ? ЛЕТОМ 1749 г. подписчики «Pennsylvania Gazette» вместе с очередным номером получили в виде приложения памфлет, автором которого был издатель этой газеты Бенджамин Франклин. Франклин назвал свой памфлет, озаглавленный «Proposals Relating to the Education of Youth in Pennsylvania» («Предложения, касающиеся образования молодежи в Пенсильвании»), «документом намеков», в котором выразил сожаление по поводу того, что «у молодежи провинции нет академии»2. Юноши в Коннектикуте и Массачусетсе уже посещали Йель и Гарвард, в Вирджинии был Колледж Уильяма и Мэри, в Нью-Джерси студентов обслуживал Колледж Нью-Джерси (позднее ставший Принстонским университетом). А Филадельфия, крупнейший и богатейший город североамериканских колоний, известный как американские Афины, не имела учреждения, которое давало бы высшее образование. В своем памфлете Франклин разъяснял, как исправить это положение, и предлагал учредить Публичную академию Филадельфии. Для того времени концепция Франклина была уникальной. Гарвард, Йель, Принстон и Колледж Уильяма и Мэри были учебными заведениями для духовенства; в их программах акцент делался на классических исследованиях, а не на практических науках, которые готовили бы молодых людей к занятиям бизнесом и к государственной службе. Франклин надеялся, что филадельфийская академия будет уделять внимание и традиционным классическим наукам (которые он называл «орнаментальными), и практическим дисциплинам. «Что касается учебы, — писал он, — то было бы хорошо, если б их смогли учить всему полезному и всему орнаментальному. Но искусство вечно, а их жизнь коротка. Поэтому предлагается, чтобы они изучали все то, что, скорее всего, будет наиболее полезным и наиболее орнаментальным, с учетом тех нескольких профессий, к которым они предназначили себя». Сегодня Публичная филадельфийская академия Франклина называется Пенсильванским университетом. Д-р Ричард Бимен, декан университетского Колледжа искусств и наук, так описывает масштаб достижений Франклина3: «Бенджамин Франклин предложил первую современную светскую программу обучения и выбрал для этого удачное время». В XVIII в. объем знаний в мире резко и стремительно расширялся за счет открытий в математике и естественных науках, и классическая программа, предусматривавшая изучение древнегреческого, латыни и Библии, была уже недостаточна для объяснения этих новых знаний. Франклин предложил включить новые сферы знаний в программу академии и пошел еще дальше, посоветовав студентам обретать комплексы навыков, необходимых для того, чтобы добиться успехов на поприще бизнеса и государственной службы. К этим навыкам он относил умение писать, считать, чертить, а также умение выступать перед публикой. Как только студенты овладеют этими базисными навыками, говорил Франклин, они смогут уделить внимание получению знаний. «Полезные знания почти любого рода можно обрести благодаря изучению истории», — писал Франклин. Однако он имел в виду нечто гораздо большее, чем то определение, которое мы традиционно придаем исторической науке. Для Франклина понятие «история» охватывало все, что имело значение, все, что заслуживало усво ения. Побуждая молодых людей к изучению истории, Франклин хотел, чтобы они осваивали философию, логику, математику, религию, науку управления, право, химию, биологию, медицину, агрономию, физику и иностранные языки. Людям, которые сомневались в том, что столь тяжкая работа действительно необходима, Франклин отвечал, что учение — не бремя, а дар. Надо читать труды по всеобщей истории, говорил Франклин, «это даст вам целостное представление о делах человеческих». «Бенджамин Франклин был основоположником, родоначальником гуманитарного образования, — указывает Бимен. — Он занимался воспитанием привычек мышления. Филадельфийская академия была имевшей широкую основу платформой пожизненного учения. Разумеется, Франклин являл собой идеальную модель человека, который учился всю жизнь. Он сохранял открытость ума, а его интеллектуальные устремления полностью получали удовлетворение. Как педагог он — мой герой». Бимен продолжает: «Успех Бенджамина Франклина как педагога основывался на трех постоянных принципах. Во-первых, студент обретал комплекс базисных навыков: он должен был уметь читать, писать, считать, быть физически подготовлен и уметь выступать перед публикой. Затем студента вводили в различные науки. И наконец, его учили культивировать свойства ума путем постижения взаимосвязей, существующих между различными научными дисциплинами». НА ПРОТЯЖЕНИИ 250 ЛЕТ, прошедших с момента, когда Франклин выдвинул свое предложение, американские педагоги спорят о наилучшем методе подготовки молодых умов, а администраторы высших учебных заведений продолжают исправлять учебные программы в надежде привлечь самых способных, самых талантливых студентов. Есть и критики современной системы образования, причем многие из их замечаний представляются обоснованными. Тем не менее наша система образования, при всех ее недостатках, дает вполне хорошие результаты, обеспечивая студентов навыками и генерируя знания, что соответствует первым двум главным принципам Франклина. Правда, нашему образованию зачастую не хватает третьего принципа Франклина: оно не культивирует те свойства мышления, которые стремятся связать воедино различные отрасли знаний. Мы можем изменить такое положение дел. Даже если годы нашего формального обучения в высших учебных заведениях позади, мы имеем возможность самостоятельно искать связи между идеями из различных сфер знания, связи, которые приводят к истинному пониманию. ? ? ? РАЗУМЕЕТСЯ, ЛЕГКО заметить: культивирование «свойств мышления» по Франклину, как очень удачно назвал это профессор Бимен, есть ключ к достижению того, что Чарли Мангер называет практической мудростью. Но одно дело — видеть, другое — действовать. Культивирование «свойств мышления» претит сложившемуся способу мышления многих из нас. После того как мы потратили немало лет на обучение одной специальности, нас теперь просят учиться другим наукам. Нам говорят, что не надо ограничиваться узкими рамками той дисциплины, в которой мы стали специалистами; нас призывают перепрыгивать через интеллектуальные барьеры и учиться смотреть на то, что находится за этими барьерами. Для инвесторов награда за усилия огромна. Если вы позволите себе заглянуть за ближайшие барьеры, то сможете замечать сходные черты в других областях знания и распознавать шаблоны идей. Затем, по мере того как одна концепция будет усиливать другую, потом еще одну и еще одну, вы начнете понимать, что находитесь на верном пути. Ключ лежит в обнаружении связей между идеями. К счастью для нас, человеческий мозг уже работает по этому алгоритму. ? ? ? В 1895 г. молодой студент-старшекурсник Гарвардского университета Эдвард Торндайк под руководством психолога и философа Уильяма Джеймса начал изучать поведение животных. Далее мы еще встретим м-ра Джеймса, правда, в ином качестве, а пока нас интересуют Торндайк и его новаторские исследования процесса обучения людей и животных. Эдвард Торндайк был первым ученым, разработавшим концепцию того, что ныне мы называем системой «стимул— реакция», в пределах которой происходит обучение, когда между стимулами и реакциями на них возникают ассоциации (взаимосвязи). Торндайк продолжил свои исследования в Университете Колумбии, где тесно сотрудничал с Робертом С. Вудвортом. Они вместе изучали процесс передачи знаний. В опубликованной в 1901 г. статье Торндайк и Вудворт пришли к выводу, что обучение в одной сфере не облегчает обучения в других сферах; скорее, утверждали они, знания передаются только тогда, когда и в первоначальной, и в новой ситуациях присутствуют сходные элементы. Другими словами, если мы понимаем явление А и узнаем в явлении Б нечто, имеющее сходство с А, то мы на пути к постижению явления Б. С этой точки зрения обучение новым концепциям имеет меньшее отношение к изменению способности людей учиться, нежели к существованию общих черт. Мы изучаем новые объекты не потому, что ка- ким-то образом стали способнее и умнее, а потому, что научились лучше распознавать структуры объектов. ВЫДВИНУТАЯ ЭДВАРДОМ ТОРНДАЙКОМ теория обучения составляет основу существующей в современной когнитивной науке теории, которую называют коннекционизмом. (Когнитивные науки изучают процессы работы мозга — то, как мы думаем, учимся, рассуждаем, запоминаем и принимаем решения.) Коннекционизм, построенный на основе проведенного Торндайком исследования взаимосвязей стимулов и реакций, утверждает, что обучение — это процесс проб и ошибок, в ходе которого благоприятные реакции на новые ситуации (или новые стимулы) фактически изменяют нейронные связи между клетками мозга. Иначе говоря, процесс обучения воздействует на синаптические связи между нейронами, которые постоянно приспосабливаются, по мере того как мозг узнает знакомые структуры и усваивает новую информацию. Мозг обладает способностью соединять соотносящиеся друг с другом связи в цепи и переносить уже обретенные знания на сходные ситуации; таким образом, интеллект можно считать функцией от числа усвоенных человеком связей. В последнее время коннекционизм привлекает значительное внимание как руководителей бизнеса, так и ученых, потому что эта теория составляет суть мощной новой системы информационной технологии, известной под названием «искусственные нейронные сети». Нейронные сети (как их чаще упрощенно называют) пытаются воспроизвести работу мозга точнее, чем это могут делать традиционные компьютеры. В мозгу нейроны функционируют в пределах групп, именуемых сетями, и каждый нейрон взаимосвязан с тысячами других нейронов. Таким образом, мозг можно представить как комплекс нейронных сетей. В свою очередь, искусственные нейронные сети — это «компьютеры», в общих чертах копирующие структуру мозга: они состоят из сотен блоков-процессоров (аналогичных нейронам), которые соединены с другими подобными блоками, встроенными в сложную сетевую структуру. (Удивительно, но скорость работы нейронов на несколько порядков уступает быстродействию кремниевых чипов, однако мозг восполняет Этот недостаток за счет огромного числа связей, которые позволяют ему работать с потрясающей эффективностью.) Огромная мощь нейронной сети (и то качество, которое придает ему принципиальное отличие от традиционного компьютера) состоит в том, что взвешивание связей между ее блоками можно регулировать, — аналогично регулируются синаптические связи мозга, которые усиливаются или ослабевают, а то и вовсе переключаются так, как это необходимо для выполнения различных задач. Нейронная сеть может обучаться. Как и человеческий мозг, нейронная сеть способна распознавать сложные структуры, упорядочивать новую информацию и строить ассоциативные связи между новыми данными. Мы только-только начинаем понимать, как можно применять эту технологию в мире бизнеса. Приведу лишь несколько примеров. Производители детского питания используют эту технологию для управления торговлей фьючерсами на скот. Для предприятий, занимающихся разливом безалкогольных напитков, эта технология выступает как «электронный нос», улавливающий и анализирующий неприятные запахи. Компании, работающие с кредитными картами, применяют ту же технологию для обнаружения поддельных подписей и случаев мошенничества посредством выявления отклонений в индивидуальных способах расходования денег. Компании, гарантирующие ипотечные займы, используют эту технологию при прогнозировании кредитоспособности заемщиков. Многие производители продовольственных продуктов с помощью этой технологии контролируют качество своей продукции. Авиакомпании применяют ее для прогнозирования спроса на полеты, а одна авиакомпания полагается на эту технологию при определении количества прохладительных напитков, которое, скорее всего, потребуют ее пассажиры. Почтовые службы используют нейронные сети для дешифровки скверных почерков, метеорологические службы — для составления прогнозов погоды, а компьютерные компании — для разработки программных продуктов, способных распознавать написанные от руки сообщения для передачи по факсу и строить рисунки, которые наносятся на бумажные салфетки для коктейлей. ? ? ? ПРОЦЕСС ПОСТРОЕНИЯ и использования решетки интеллектуальных моделей — это инновационный подход к мышлению. Многим неспециалистам такой процесс может казаться пугающим, пугающим до умственного паралича. К счастью, у этого процесса есть «дорожная карта», которая вполне понятна и которой легко следовать. Институт Санта-Фе, расположенный в одноименном городе (штат Нью-Мексико), — это многодисциплинарное исследовательское и образовательное учреждение, в котором собраны физики, биологи, математики, специалисты по компьютерным технологиям, психологи и экономисты, занимающиеся изучением сложных систем. Эти ученые пытаются понять строение и принципы действия иммунных систем, центральных нервных систем, экологических систем, экономик, а также предсказать их функционирование, и они остро заинтересованы в новых способах мышления. Джон Г. Холланд, профессор Мичиганского университета, работающий на двух факультетах (психологии и инженерных и компьютерных наук), — частый гость в Институте Санта-Фе, где он читает лекции об инновационном мышлении. По его мнению, инновационное мышление требует, чтобы мы совершили два важных шага. Во-первых, мы должны понять основы дисциплин, из которых намереваемся извлекать знания, и, во-вторых, нам необходимо осознать пользу и выгоды метафор. Очевидно, что первый шаг полностью соответствует первой фазе процесса обретения практической мудрости, описанного Чарли Манге- ром. Способность увязывать интеллектуальные модели и затем извлекать пользу из установленных связей предполагает, что вы понимаете основу каждой из составляющих решетку моделей. Если у вас нет ни малейшего представления о том, как действует каждая модель и какие явления она описывает, связывать интеллектуальные модели бесполезно. Впрочем, помните: вам вовсе не обязательно становиться глубоким специалистом по каждой из дисциплин; важно понимать основополагающие принципы. Второй шаг (нахождение метафор) может поначалу показаться удивительным, особенно если это ассоциируется у вас с уроками родного языка в девятом классе средней школы. Упрощенно говоря, метафора — это способ передачи смысла с помощью необычного языка, в котором слова не имеют своего буквального значения. Когда мы жалуемся: «Работа была сущим адом», мы на самом деле вовсе не подразумеваем, что весь день орудовали лопатой посреди пламени и горячего пепла, а скорее хотим поведать, причем со всей определенностью, что в офисе выдался трудный день. Примененная подобным образом метафора — это предельно сжатый, запо минающийся и зачастую красочный способ выражения чувств. В более глубоком смысле метафоры представляют собой не только необычный язык, но также образ мыслей и действия людей. Лингвисты Джордж Лейкофф и Марк Джонсон в книге «Metaphors We Live Ву» («Метафоры, в соответствии с которыми мы живем») высказывают предположение, что «наша обычная концептуальная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, по природе своей в сущности метафорична»4. Но, как утверждает Холланд, метафоры — нечто большее, чем просто красочная, яркая форма речи, даже больше, чем представление мыслей. Метафоры также помогают нам вводить идеи в модели. И это, говорит Холланд, составляет основу инновационного мышления. Так, прибегая к метафорам, вы можете передавать суть одной концепции, сравнивая ее с другой, общепонятной концепцией или используя простую модель для описания идеи, которая помогает осознать сложности, присущие похожей идее. В обоих случаях мы используем одну концепцию (концепцию-источник), для того чтобы лучше понять другую (концепцию-цель). Таким образом, метафоры не только выражают существующие идеи, но и стимулируют появление новых идей. В книге «Connections» («Связи»), в основу которой легла серия передач на канале PBS2, Джеймс Бёрк описывает несколько случаев, когда изобретатели приходили к открытиям, сначала подметив сходства, существовавшие между более ранним изобретением (источником) и тем, чего они хотели добиться (целью). Отличной иллюстрацией этой связи является автомобиль. Карбюратор автомобиля генетически связан с распылителем духов, который, в свою очередь, связан с одним жившим в XVIII в. итальянцем, пытавшимся понять, как обуздать гидравлическую энергию воды. Электрический пистолет, первоначально изобретенный Алессандро Вольта для проверки чистоты воздуха, в конце концов, 125 лет спустя, стал зажигать искрой топливо, распыленное карбюратором. Система передач автомобиля — прямой потомок водяного колеса, а происхождение поршней и цилиндров двигателя можно проследить до двигателя насоса, изобретенного Томасом Ньюкоменом для откачки воды из угольных шахт. Каждое крупное открытие связано с более ранней идеей, моделью, которая стимулировала оригинальное мышление. В нашем случае основной объект, который мы хотим лучше понять (модель-цель), — это фондовый рынок или экономика. С годами мы накопили в рамках финансовой дисциплины бесчисленное множество моделей-источников для объяснения происходящих на рынке процессов, но эти модели слишком часто подводят нас. Функционирование рынков и экономик во многих отношениях по-прежнему остается загадкой. Возможно, настало время расширить число дисциплин, к которым мы взываем в поиске понимания. Чем больше дисциплин нам надо иссле довать, тем больше вероятность того, что мы найдем сходства механизмов, которые прояснят загадки. Инновационное мышление, являющееся нашей целью, чаще всего возникает тогда, когда две или большее число моделей действуют в совокупности. ? ? ? ПОНЯТИЕ «РЕШЕТКА» САМО ПО СЕБЕ МЕТАФОРА. И на первый, поверхностный взгляд — очень простая метафора. Что такое решетка, известно всякому, и у большинства людей есть непосредственный опыт обращения с решетками. Вероятно, в Америке не найдется человека, кто, занимаясь тем, что называется «сделай сам», в какой-то момент не воспользовался бы решеткой, длина которой вдвое превышает ширину. Мы используем такие решетки для украшения оград, для создания тени над нашими патио и как опору, поддерживающую вьющиеся растения. Поэтому не нужно слишком богатого воображения, чтобы представить себе метафорическую решетку как поддерживающую структуру, которая упорядочивает набор интеллектуальных моделей. Однако, как и в случае многих других идей, поначалу кажущихся простыми, чем пристальнее мы изучаем метафору «решетка», тем сложнее становится эта метафора и тем труднее сохранять ее как сугубо интеллектуальную концепцию. Одним из понятных свойств человеческого ума является изменчивость, с которой он получает и обрабатывает информацию. Любой педагог знает: лучший способ научить чему-то новому одного человека не даст ни малейшего эффекта при обучении другого. Поэтому наиболее опытные педагоги имеют виртуальную связку разнообразных ключей, позволяющих открывать умы разных людей. Сходным образом я обнаружил, что использую разнообразные аналогии для представления концепции решетки интеллектуальных моделей. Говоря с теми, кто обладает знаниями высоких технологий, я часто сравниваю процесс построения решетки с конструированием нейронной сети — и такие люди моментально понимают огромные возможности этой концепции. Разговаривая с математиками, я могу попросить их подумать о концепциях, впервые явившихся Джорджу Булу и позднее формализованных гарвардским ученым Гарреттом Биркоффом в книге «Lattice Theory» («Теория решетки»); это дает нам двойное усиление сопоставимых теоретических структур, которые, по случайности, называют одинаково. Психологи легко соотносят решетку с коннекционизмом; педагоги связывают понятие «решетка» со способностью мозга искать и находить закономерности. Беседуя с людьми, чья зона интеллектуального комфорта прочно укоренена в гуманитарных науках, я говорю о ценности метафор как средства расширения пределов нашего понимания. Многие другие, не являющиеся, как и я, учеными, часто лучше всего откликаются на описание реальной решетки, в точках пересечения прутьев которой горят маленькие огоньки. Я наткнулся на эту аналогию однажды после полудня, когда глядел из окна на ограду моего заднего двора. Вся ограда была увенчана декоративной решеткой, которая зрительно разбива лась на секции, повторяющие обозначенные столбами секции самой ограды. Глядя на нее и размышляя об интеллектуальных моделях, я постепенно стал рассматривать каждую секцию решетки как одну из сфер знания: ближняя к гаражу секция стала психологией, следующая — биологией и т. д. В пределах каждой секции точки переплетения и соединения двух прутьев было легко представить как узлы. Затем, так как мозг перескакивает от одной аналогии к другой, я внезапно подумал о внешнем рождественском убранстве двора, и пред моим умственным взором явились крошечные лампочки, мерцающие в каждом узле решетки. Предположим, я силюсь понять какую-то тенденцию рынка (рыночный тренд) или принять инвестиционное решение. Я налагаю неопределенность на эту решетку. Рассматривая вопрос с позиций биологии, я мог бы увидеть, как вспыхивает несколько лампочек. Если я перейду к следующей секции, допустим, к психологии, то, возможно, загорится еще несколько лампочек. А если бы новые лампочки загорались и при переходе к следующей секции, а потом к еще одной, я понял бы, что могу идти вперед с обоснованной уверенностью, поскольку мои мысли, поначалу нерешительные, теперь получили бы подтверждение. И наоборот: если бы в процессе размышления над проблемой не вспыхнуло никаких огоньков, я воспринял бы это как ясное указание на то, что двигаться вперед не стоит. Такова мощь решетки интеллектуальных моделей, и эта мощь выходит за рамки узкой проблемы выбора акций. Решетка способна подвести нас к пониманию всего спектра рыночных сил — новых предприятий, отраслей и трендов, новых формирующихся рынков, денежных потоков, международных сдвигов, экономики в целом и действий людей, работающих на рынках. ? ? ? ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА ПОСЛЕ того как Чарли Мангер озадачил студентов Южнокалифорнийского университета, постигающих финансовые науки, призывом рассматривать инвестирование как подраздел практической мудрости, он повторил идею решетки моделей в Стэнфордской школе права, на этот раз — в более развернутой, подробной форме5. Чарли начал со своей центральной темы: настоящий и долгосрочный успех приходит к тем людям, которые прилагают усилия, направленные сначала на построение решетки интеллектуальных моделей, а затем на то, чтобы научиться мыслить ассоциативно, многодисциплинарным образом. Чарли предупредил, что это потребует определенного труда, особенно в том случае, если полученное вами образование принудило вас к узкой специализации. Но как только эти модели прочно займут место в вашем уме, вы окажетесь интеллектуально оснащенными, для того чтобы решать множество самых разнообразных задач. «Вы сможете потянуться и взять ту модель, которая дает самое лучшее решение стоящей перед вами проблемы. Все, что вам надо сделать, — это знать и развивать правильные алгоритмы мышления». Несомненно, Бенджамин Франклин согласился бы g этой мыслью. Я уверен: людей, желающих попытаться открыть комбинации различных моделей, ожидают необычайные награды. Когда это происходит, в дело вступает то, что Чарли называет «особенно мощными силами». Результат действия таких сил превосходит результат простого сложения. Это мощь взрыва критической массы, то, о чем Мангер, мастер красочного языка, говорит: «эффект прозрения». Развитие способности мыслить о финансах и инвестировании как об элементе единого целого, как об одном сегменте общей совокупности знаний — такова суть философии инвестирования, излагаемой в этой книге. Правильное развитие такой способности приносит эффект прозрения. Полагаю, что в этом — самая большая надежда на долгосрочный успех нашей инвестиционной деятельности. Давайте теперь предоставим Чарли Мангеру заключительное слово. Отвечая на вопросы студентов Стэнфордской школы права, интересовавшихся процессом открытия моделей, Чарли заметил: Практическая мудрость по большей части очень, очень проста. Есть сравнительно небольшое число дисциплин и сравнительно малое количество подлинно крупных идей. А вычисление этих величин доставляет огромное удовольствие, даже больше того — удовольствие, которое никогда не заканчивается. Вдобавок это удовольствие приносит большие деньги, как я могу засвидетельствовать на основании моего личного опыта. То, к чему я вас так настойчиво призываю, не так уж трудно сделать. А награда за усилия — просто ошеломляющая... Это поможет вам в бизнесе. В занятиях юриспруденцией. В жизни. И в любви... Это повысит вашу способность быть полезными для других, для себя и сделает вашу жизнь более радостной.