ЗНАНИЕ: ОБЩЕЕ БЛАГО

Доводы в пользу попечительства иногда зависят от представлений, что же такое общее благо (или общенародное благо, коллективное благо, общий интерес и т.д.) и каким образом может быть приобретено знание о составляющих общего блага.

Ради пояснения задачи я хотел бы сделать упрощающее предположение.

Давайте представим, что взрослый индивид, как правило, скорее всего лучше любого понимает свои интересы. В главе 7 я объясню, почему мне кажется разумным исходить из такого предположения при подготовке коллективных решений. Однако ради продолжения рассуждений я сейчас хотел бы допустить, что мы уже его приняли. Мы предполагаем, что взрослые, в отличие от детей, обычно не нуждаются в патерналистах-попечителях для выработки решений от их имени. Если общее благо состоит только из индивидуальных интересов и если мы можем прийти к согласию относительно некоторого удовлетворительного принципа агрегирования индивидуальных интересов — возможно, это будет принцип большинства, — тогда как в частной жизни патернализм оказывается ненужным и сомнительным, так и попечительство будет таковым в общественной жизни. Для достижения наилучшего из потенциальных коллективного решения относительно общего блага нам нужно только

108

Р. Даль. Демократия и ее критики

быть уверенными в том, что каждый индивид имел соответствующую возможность сделать свой выбор из имевшихся альтернатив (т. е. проголосовать) и что процесс достижения коллективного решения соответствовал некоему правилу агрегирования этих индивидуальных выборов в общественный выбор (с использованием, например, мажоритарного принципа).

Однако, если общее благо — это нечто большее, чем агрегация личных интересов, тогда для его достижения

и нужно нечто большее. В этом случае достижение общего блага потребует понимания, чем же оно отличается от комбинации индивидуальных интересов.

Если также верно следующее (а именно на этом настаивал в предыдущей главе Аристо): большинство людей главным образом озабочены своими частными интересами, то вряд ли можно надеяться, что они станут вникать в смысл общего блага, а еще меньше оснований полагать, что они предпримут усилия ради его достижения. Не было бы более осмотрительным в такой ситуации возложить задачу принятия решений, касающихся общего блага, на людей, специально подготовленных для понимания того, из чего складывается общее благо, и, разумеется, полных решимости его достичь? Короче говоря, разве не приходим мы — хотя и другим путем — к выводу, что лучшими правителями являются попечители, которые обладают как знанием, так и добродетелью? Из чего же состоит специальное знание попечителей? Очевидно, что это зависит от того, что понимать под общим благом. Доскональное исследование данного вопроса потребовало бы очень долгих блужданий в запутанных дебрях лингвистических и концептуальных ухищрений, туманных концепций и неверных путей. Но в данный момент можно обратиться и к более краткому исследованию.

Однако, прежде чем предпринять этот набег, важно нам самим помнить о препятствиях на пути к достижению полной и рациональной основы для морального суждения, о которых я только что упоминал. Рациональное обоснование суждения относительно блага какого-либо сообщества людей не легче рационального обоснования суждения относительно блага индивида. Пожалуй, даже гораздо труднее. Хочу еще раз указать, что, говоря о проблематичности моральных суждений, я отнюдь не утверждаю, будто поиск рационального обоснования является бессмысленным занятием. Как я уже упоминал, утверждения о том, что именно есть лучшее для индивида, Часть вторая. Противоборствующие критики 109

группы, страны или человечества, могут быть и чем-то значительно более основательным, нежели простые проявления произвольной и бессмысленной пристрастности (mere arbitrary and mindless expressions of taste): моральные суждения не должны быть чисто субъективными.

В суждениях об обоснованности положений относительно общего блага мы способны и обязаны использовать разум и опыт. Тем не менее ни одно утверждение типа «общенародное благо в конечном счете состоит из того-то и того-то» не может слыть «объективно истинным» в том же самом смысле, в каком многие положения в математике, логике или естественных науках считаются таковыми. Даже если мы придем к заключению, что общенародное • благо отличается от агрегации индивидуальных благ, то никакая группа мнимых попечителей не сможет обоснованно притязать на обладание «наукой управления», состоящей из «объективно истинного» знания общенародного блага. И еще: если мы верим, что общее благо есть нечто большее, чем агрегация индивидуальных интересов, то не будем ли мы больше склоняться к выводу, что ради понимания индивид должен обладать знаниями и опытом, которыми, по обоснованному допущению, большинство людей не может обладать? Очевидно, нам необходимо знать, отличается ли общее благо от агрегации индивидуальных интересов, и если да, то каким образом, коль скоро все же различия существуют, данный факт укрепляет позицию попечительства. Общенародное благо: органическое или антропоцентрическое

Со времен античности в дискуссиях об общем благе зачастую присутствовал налет мистицизма. Это был фантом, созданный организмическими интерпретациями коллективных существ.

Когда мы говорим о благе индивида, мы более или менее понимаем, что мы подразумеваем под индивидом. Но когда мы говорим о неком коллективном существе, что же это такое? Разумеется, конкретным коллективом может быть полис, общество, нация, страна, государство или еще что-нибудь. Однако допустимо ли сравнивать город с индивидом, и если да, то каким образом? Иногда о коллективе в виде города говорят так, будто это живой организм; так что город может уподобляться индивиду. С античных времен к политическим сообществам применя-

110

Р. Даль. Демократия и ее критики

лись органические метафоры.

Однако не всегда ясно, как нам истолковывать метафору. Например, в «Политии» Сократ часто говорит о «городе в целом», как будто бы город — некая целостная сущность, подобная индивиду; он также переворачивает метафору, утверждая, что «индивид подобен городу» (577d) [Платон, т. 3, ч. 1: 399]'1'. Организм в качестве метафоры — это одно, но совершенно иное означает уподоблять организму общность. Должны ли мы серьезно рассматривать и города, и индивидов в виде принадлежащих, так сказать, к классу живых организмов?

Очевидно, что органическая метафора предполагает . особый способ мышления об общем благе. Одной из интерпретаций органической метафоры может быть следующая:

Равно как благо человека больше, чем «благо» его отдельной части, точно так же благо общности больше блага ее частей; благо города больше, чем благо его граждан; в силу этого общее благо не может быть в конечном счете сведено к благу людей, образующих общность.

Так как некоторые авторы, использующие органические метафоры, вероятно, отвергнут эту интерпретацию, то для различения называю это организмическим взглядом на общее благо.

Альтернативой организмическому взгляду позволительно назвать антропоцентрические (human-centered) основания для принятия решений.

Общее благо города или нации может быть всегда пересоставлено (decomposed) в то, что образует благо для

членов этого сообщества или для тех, кто находится под его воздействием. Общее благо не является чем-то отличающимся от интересов или блага людей, которые составляют такую общность или находятся под ее воздействием.

В противоположность организмической точке зрения данная посылка никогда не позволит протащить в общее благо что-либо, кроме блага людей, человеческих личностей.

Иногда считается, что организмический подход превосходит антропоцентрический в двух отношениях: во-первых, он допускает, что какая-либо система, особенно живая, не может всегда сводиться к сумме ее частей; во-вторых, он признает такие ценности, как порядок, общность и справедливость, которые не могут быть объяс-нены при антропоцентрическом подходе. Однако оба этих критических замечания свидетельствуют о непонимании антропоцентрической посылки.

Часть вторая. Противоборствующие критики 111 Сообщества как системы, а не агрегаты

Антропоцентрический постулат не предполагает «методологического индивидуализма», то есть доктрины, утверждающей, что социальные явления могут быть объяснены только с помощью фактов, связанных с людьми8. Так как системы состоят не только из частей, но равно и из связей между частями, то свойства системы не всегда сводятся к свойствам ее элементов. Раз сообщество — не просто совокупность отдельных индивидов, а также и отношений между ними и различными подсистемами, то отсюда следует, что характеристики сообщества не сводимы к индивидуальным характеристикам9.

Однако проблема заключается не в том, что коллектив может иметь свойства, которые не сводимы к качествам отдельных людей. Если мы верим, что некоторое свойство человеческой системы (например, справедливость или политическое равенство) — есть ценность, то не повышается ли ценность этого качества потому, что оно приносит пользу системе совершенно независимо от той значимости, которую оно может иметь для людей в системе? Или, наоборот, свойство имеет ценность потому, что оно приносит пользу людям, составляющим систему? Что означало бы первое утверждение — неясно. Я думаю, что попытки прояснить это непременно кончатся ничем при столкновении с простым вопросом: почему мы, люди, должны оценивать какую-нибудь человеческую систему выше или вне той ценности, которую она имеет для нас? Если мы отвергнем организмический подход, антропоцентрический подход позволит нам понять ценности, которые люди извлекают для себя из жизни какого-либо сообщества или сообществ. Мы сможем увидеть, почему происходит таким образом с помощью рассмотрения некоторых возможных ценностей сообщества. Частные интересы и коллективные интересы

Антропоцентрический подход никоим образом не уменьшает значения ценностей, которые зависят от принадлежности к какой-либо группе или сообществу: альтруизм, любовь, дружба, товарищество, братство, участие, справедливость, порядок, безопасность, лояльность и т.п.

Модели и теории общества и поведения, которые подчеркивают индивидуализм и минимизируют важность связей внутри сообщества или коллективных интересов, являются антропоцентрическими.

Однако они не предла-

112

Р. Даль. Демократия и ее критики

гают эгоизм или индивидуализм ни в качестве факта, ни как ценность. Разумеется, верно, что членство в каком-то сообществе есть благо почти для каждого, если не для каждого. Но если это так, то это благо, или интерес, должно быть включено в блага, или интересы, каждого либо почти каждого. Интересы личности могут быть — и обычно бывают — шире, чем личные или эгоистические интересы. То есть при защите антропоцентрического подхода я выбираю слово личность (person), а не индивид (individual); этим я хочу сделать упор на целостную личность, в том числе на все ее социальные аспекты. Если предполагается, что выражение человеческие интересы (human interests) охватывает все интересы кого-то как личности, как человеческого существа, то тогда человеческие интересы включают в себя принадлежность к некому сообществу, а в настоящее время — ко многим сообществам и коллективностям. Ценность принадлежности к сообществу дает приумножение личностям, составляющим сообщество, а не призрачному органическому существу, которое порождает ущерб или благополучие независимо от образующих его людей. Таким образом, с одной стороны, в то время как органическая метафора может быть полезной в качестве средства подчеркивания взаимозависимости людей и ценностей человеческого общения и близости, органическая (отличающаяся от организмической) концепция человеческой социабильности* не предполагает ничего, что не было бы полностью совместимо с антропоцентрической основой принятия коллективных решений 10. Если, с другой стороны, дискурс органичности (organic language) предназначается для выражения организмической концепции общего блага, то тогда он мне кажется откровенно ошибочным и затемняющим суть вопроса.

Если мы соглашаемся с антропоцентрическим подходом, то в этом случае понимание общего блага какого-либо коллектива требует знания интересов личностей и ничего более. Не могут быть доказаны утверждения, будто правители должны обладать знаниями относительно особого вида общего блага, которое состоит из чего-либо разнящегося с комбинацией интересов тех, кто составляет коллектив или находится под влиянием его политики.

Склонность людей к общению и к образованию сообществ.

Часть вторая. Противоборствующие критики 113 Коллективные решения: проблема композиции

Одно дело сказать, что общее благо состоит только из блага отдельных личностей. Но совершенно иное сказать, каким именно образом общее благо следует слагать из блага личностей. Для того чтобы составить (compose) общее благо из блага личностей, нам необходим некий удовлетворительный принцип, некоторое правило принятия решений11. Если новейшие дискуссии что-то и доказали, так только следующее: при определенных обстоятельствах любые правила принятия решений страдают серьезными недостатками. Поскольку демократии не было бы оправдания, если бы она не могла прибегать к честным процедурам выработки коллективных позиций, то ее часто упрекают именно за дефекты мажоритарного принципа и прочих демократических правил принятия решений. Может сложиться впечатление, что следует искать некую альтернативу демократии,

В главе 10 я еще поставлю вопрос о правлении большинства (majority rule)* и альтернативах ему. Здесь же мы остановимся на том, что доводы в пользу попечительства не в меньшей мере, чем в пользу демократии, предполагают, что коллективные решения иногда бывают очень желательными. Если попечители не всегда будут единодушны, то они тоже будут нуждаться в правилах принятия решений. Если ваши попечители не согласны друг с другом, спрашивал Демо у Аристоса, то каким образом они будут принимать решения, используя правило большинства (majority rule)? Вопрос демократа не может быть проигнорирован как легкомысленная тривиальность. Хотя сторонники попечительства явно стараются не упоминать о разногласиях между попечителями, полагать, что они не возникнут, равнозначно игнорированию всего опыта человечества. Если же разногласия будут иметь место — это, несомненно, случится — и если решения попечителей не станут просто произвольными, то тогда

Исходно категория правления большинства (правление множества) противопоставлялась категории правления немногих. Однако в современной англоязычной политологии омонимия слов rule как «правление» и rule как «правило» позволяет интерпретировать выражение majority rule в качестве «правила большинства». В примечании 1 к главе 10 Даль признается: «Следуя обычному словоупотреблению, я использую выражение правление большинства (majority rule) для краткой замены принципа правления большинства (the principle of majority rule)».

114

Р. Даль. Демократия и ее критики

им понадобятся правила принятия решений, для того чтобы урегулировать их разногласия. Из этого следует: коль скоро проблема определения четких правил принятия решений является значимой для демократического прогресса, она не менее серьезна для любого альтернативного процесса формирования коллективных решений, включая попечительство.

<< | >>

↑

Источник: Даль Р.. Демократия и ее критики / Пер. с англ. Под ред. М.В.Ильина. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН). — 576 с.. 2003

Еще по теме ЗНАНИЕ: ОБЩЕЕ БЛАГО:

- Бизнес, предпринимательство - Военное дело - Гуманитарные науки - Исторические науки - Маркетинг, реклама и торговля - Медицина - Менеджмент - Политология - Психологические дисциплины - Социология - Экологические дисциплины - Экономические науки - Юридические науки -