Введение к новому изданию

Примерно полтора столетия назад из интеллектуальной и политической жизни практически исчезла тема гражданского общества, и еще не так давно, всего десять лет назад, сам этот термин казался непривычным на слух, старомодным и в определенных кругах даже воспринимался с цинизмом и враждебностью.

* Еженедельное литературное приложение к английской газеге «Тайме», в котором печатаются литературные обзоры и рецензии па новые книги. — Прим. перее.

В своих исследовательских проектах по теме гражданского общества и государства я предвосхитил это развитие событий. Задуманные п написанные в Лондоне и Берлине в то десятилетие, которое завершилось европейскими революция

ми 1989 1991 гг., эти проекты в итоге были опубликованы в виде издания, состоящего из двух томов, озаглавленных «Демократия и гражданское общество» и «Гражданское общество и государство: новые европейские перспективы»2. В этих работах я попытался изложить и разъяснить тему гражданского общества тем, кого это развитие событий удивляет или сбивает с толку — например, по той причине, что они жили там (скажем, в России), где до недавнего времени не существовало термина, эквивалентного «civil Society». Эти работы адресованы также и другой аудитории, в частности читателям в Соединенных Штатах, где практически та же самая тема гражданского общества обсуждалась в ином ключе, например, в рамках сходных (но, думается, менее плодотворных) дискуссий о политических опасностях, связанных со снижением способности граждан к объединению в группы, с их склонностью «идти в одиночку», — а также в ходе дискуссий о философских и политических достоинствах «ком-мунитаризма» и «либерализма».

Мои исследовательские проекты по проблемам гражданского общества были задуманы при довольно необычных обстоятельствах.

Благодаря постановке н решению этих вопросов «Демократия и гражданское общество» п «Гражданское общество и государство» вошли в разряд тех книг с удачной судьбой, которым после их выхода в свет сопутствует теплый прием. Эти работы внесли свой вклад в упорную борьбу за возвращение с книжных полок далекого прошлого понятийной пары «государство-гражданское общество», и, если судить по высокому спросу на них и великому множеству рецензий, переводов, интервью, откликов и даже пиратских изданий, они способствовали, насколько это было возможно, популяризации категории гражданского общества и ее водворению в центр исследований в разнообразных отраслях гуманитарного знания.

В книгах «Демократия и гражданское общество» и «Гражданское общество и государство» анализируется, как

возникла в Европе в конце 18 века и как разрабатывалась в начале 19 века идея разграничения гражданского общества и государства. В них показано, что термин «гражданское общество» (societas civilas), который традиционно применялся для обозначения мирного политического строя, управляемого на основе закона, стал вместо этого использоваться для обозначения отдельной институциональной сферы жизни, не совпадающей с институтами государственной власти, существующими на данной территории. Особое внимание в книгах уделяется тому, как в период с 1750 по 1850 гг. термин «гражданское общество» становился все более многозначным, превращаясь в предмет оживленных споров и обсуждений. Со времен Американской революции многие авторы стали использовать термин «гражданское общество» — надо признать, в самых разных н запутанных смыслах — для обозначения динамичных сетей взаимосвязанных неправительственных институтов, таких как рыночная экономика, семьи, благотворительные группы, клубы и добровольные объединения, независимые церкви и издательства. В две эти книги вложено немало усилий для решения философской задачи — реконструировать идею гражданского общества, взяв за основу его трактовки, предложенные в начале эпохи модерна. «Гражданское общество», в том значении, в каком я использовал этот термин десятилетие назад и продолжаю использовать сегодня, — это идеально-типическая категория (idealtyp в смысле Макса Вебера), одновременно описывающая и предвосхищающая сложный и динамичный ансамбль охраняемых законом неправительственных институтов, которым присуща тенденция к ненасильственности, самоорганизации и саморефлекспвности и которые находятся в постоянных трениях друг с другом и с институтами государственной власти; последние же «оформляют», ограничивают и делают возможной их деятельность.

В «Демократии и гражданском обществе» и «Гражданском обществе и государстве» предпринята попытка показать на примерах, как полезен рассматриваемый термин для анализа событий прошлого — таких как неравномерное географическое распространение абсолютистских государств, возникновение присущих модерну форм отстранения женщин от участия в общественной жизни пли преобразование европейских нравов в «цивилизованные».

Найдется немало разных доводов против этого предубеждения или подозрения, будто термин «гражданское общество» уже устарел. Многочисленны и аргументы в пользу самого гражданского общества.

* Устаревшая идея (франц.).- Прим. перев.

В этих книгах демократия понимается как особый тип политической системы, в которой институты гражданского общества и государства имеют тенденцию функционировать как два необходимых элемента, как отдельные и одновременно стыкующиеся, разные и вместе с тем взаимозависимые, внутренние сочленения в системе, где власть — осуществляется ли она в семье, совете директоров корпорации или в правительственном учреждении — всегда может стать предметом публичного обсуждения, компромисса и соглашения.

Такой пересмотр понятия демократии идет вразрез с самодовольно-ограниченной позицией тех, кого устраивает простая трактовка демократии как правления на основе периодических выборов, партийной конкуренции, принципа большинства и правопорядка.

Отчасти благодаря моим рабочим контактам с посттоталитарными режимами Чехословакии, Польши и Югославии, в «Демократии и гражданском обществе» сделан еще один шаг вперед. В этой работе я попытался наметить вехи новой демократической интерпретации демократии, которая была бы подлинно плюралистичной в философском и политическом смысле. Предлагаемой здесь трактовке демократии чужд самонадеянный поиск высшей истины и окончательных решений. Она ставит под сомнение нашу дурную привычку поклоняться так называемым универсальным императивам и с высокомерием относиться к случайностям. Как утверждается в книге, демократические теории политики не должны уступать искушению придавать универсальное значение отдельным укладам жизни. Основное внимание следует уделять противодействию той тревожной тенденции, о которой отчетливо свидетельствуют обломки политических систем, оставленные после себя 20-м веком: с помощью дубинок, камней и идеологий навязывать себе и другим предпочтительное мировоззрение. Как утверждается в «Демократии и гражданском обществе», мы тем верней достигнем этой цели, если переопределим демократию как институционально закрепленное обязательство ставить под сомнение призывы к поклонению Великим идеалам и отстаивать больший плюрализм, делая упор на институциональную сложность и подотчетность власти обществу и создавая тем самым барьеры на пути ее опасной концентрации.

* Спасительная критика (нем.).- Прим. перев.

Выраженная в «Демократии и гражданском обществе» приверженность плюрализму и принципу распределения власти, в свою очередь, концептуально связана с обоснованием необходимости дальновидной демократической политики, умеющей учиться у прошлого. Разделяя уверенность в том, что в вопросах демократии прошлое имеет решающее значение для настоящего, что традиция — это не частная собственность консерваторов и что (согласно известному высказыванию Жана Старобински) ключевым элементом мировоззрения эпохи модерна является присутствие прошлого в настоящем, которое в своем стремлении вытеснить прошлое постоянно предъявляет к нему претензии, я в «Демократии и гражданском обществе» и в сопутствующем ей томе старался убедить читателей в том, что жизнеспособность демократической теории и политики зависит не от способности забывать прошлое, а, по крайней мере отчасти, от умения восстанавливать, реконструировать и творчески перерабатывать старую, но не исчерпавшую своих возможностей политическую терминологию, применяя ее к заметно изменившимся обстоятельствам. Обращение к тому, что Вальтер Беньямнн назвал rettende Kritik*, явствует из моих постоянных ссылок в этих книгах на социально-политическую мысль периода демократических революций, наступившего в европейской истории после 1760 г., когда узы верноподданничества были разорваны и многие люди ощутили унизительность своего подчинения существующей власти. В «Демократии и гражданском обществе» и «Гражданском обществе и государстве» подчеркивается особое значение предложенного в начале эпохи модерна разграничения «общества» и «государства» — вопреки снисходительному отношению к нему последующих поколений. В этих двух книгах показывается, что введенное в 18 веке разграничение гражданского общества и государства должно задавать той современной политике и вместе с тем само должно сообразовываться с ней. Мы подчеркиваем, что процесс демократизации нельзя отождествлять с распространением тотальной государственной власти на негосударственную сферу гражданского общества. Вместе с тем подчеркивается и обратное — что демократизацию нельзя определять и как упразднение государства и достижение стихийно складывающегося соглашения между гражданами, живущими в гражданском обществе. Не имеющий завершения демократический проект должен прокладывать себе путь между этими двумя неосуществимыми крайностями. Демократия — это всегда трудный, непрерывно расширяющийся процесс распределения власти и публичного контроля за ее исполнением в рамках политики, отмеченной наличием институционально разных — но всегда связанных между собой — сфер гражданского общества п государства.

Большинство читателей не удивит, что в первоначальном варианте этих книг, опубликованных десятилетие назад, мишенью для критики отчасти служил марксизм-ленинизм, особенно в той его сублимированной форме, которая была характерна для режимов «реального социализма», а если брать в более общем аспекте, то любая разновидность реально существующего левачества, которое почти или вообще не уделяет внимания разграничению государства и гражданского общества. В то время некоторые рецензенты и читатели правильно отмечали, что в этих книгах выражена твердая приверженность «левым», но при этом значительно реже признавалось, что такое определение моей позиции уместно лишь потому, что я пытаюсь произвести что-то вроде копер-никанского переворота в понимании различия между левыми и правыми. По моему убеждению, быть интеллектуалом, политическим сторонником или активистом левых значит признавать сложность мира, ставить под сомнение или вообще отвергать идеологии любого вида и осознавать необходимость демократизации идеи социализма под углом зрения прежнего разграничения государства и гражданского общества. Это значит выступать в поддержку социально-политических систем, демонстрирующих богатое разнообразие самоуправляемых институтов гражданского общества, в правовом отношении подконтрольных и подотчетных демократически организованным институтам государственной власти5. Демократический проект в нашем понимании несовместим с безоглядным и алчным распространением государ ствешюи власти на гражданское общество; но, с другой стороны, в указанных книгах отвергается и определение демократии — иногда предлагавшееся в 19 веке — как упраздне ния государства и достижения стихийно складывающегося соглашения между гражданами, живущими в гражданском обществе. Бесконечное движение к демократии предполагает, что граждане и правительства должны прокладывать путь между двумя этими неосуществимыми крайностями. В частности, в «Демократии и гражданском обществе» демократия предстает как трудный и расширяющийся процесс распределения подотчетной власти между многочисленными публичными сферами, которые существуют внутри институционально различных областей гражданского общества и государства и в области их взаимодействия. В книге открыто признается, что такое политическое устройство не гарантирует поддержку традиционных социалистических идей, в особенности тех, которые во главу угла ставят общественную собственность и контроль государства над средствами производства. В «Демократии и гражданском обществе» выдвигается на первый план другая, в конечном счете более здравая идея: демократические процедуры — применяются ли они на рабочем месте, в семье или в сфере транснационального бизнеса и политики — лучше любых других методов принятия решений, но не потому, что они обеспечивают лучшие результаты, а потому что им свойственно сводить к минимуму возможности для проявления высокомерия со стороны тех, кто принимает решения, благодаря предоставлению гражданам публичного права оценивать качество данных результатов (и пересматривать эти свои оценки).

С позиции демократической теории и политики, задача названных книг состоит не только в том, чтобы дать толчок обсуждению вопроса о пользе для современности созданных в конце 18 — начале 19 вв. образов гражданского общества. В них также предпринимается попытка возродить и критически развить замечательные идеи того времени относительно вечной проблемы — как распределять и контролировать власть в обществе. Эти книги послужили прелюдией к двум последующим и связанным с ними работам: книге «Средства массовой информации и демократия» (1991), в которой обсуждаются позитивные и негативные стороны характерной для 18 века постановки вопроса о политических функциях средств массовой информации, и книге «Том Пейн: политическая жизнь» (1995), которая представляет собой исследование жизни отдельного человека в эпоху демократического республиканизма в Атлантическом регионе (вторая половина 18 в.). Все эти четыре работы объединяет та мысль, что общественное недоверие к власти в его разнообразных проявлениях — это важная составляющая демократического наследия, полученного нами от эпохи раннего модерна. Например, до 1776 г. в большей части литературы, сходившей с печатных станков типографий в американских колониях, предполагалась теория политики, которая настолько поражает своей актуальностью, что кажется, будто она самым тесным образом связана с нашим временем. Многие колонисты отталкивались от той идеи, что движущей силой в любом политическом развитии, ключевой детерминантой любого политического разногласия является власть. Власть понималась

ими как осуществление суверенного права одних людей распоряжаться жизнью других, и в ней видели вечное искушение в делах человеческих. Уподобляемая наиболее часто акту посягательства, власть, как тогда говорили, носит захватнический характер, она словно зверь, рвущийся поглотить свою жертву, будь то свобода, закон или право. Ключевая проблема в делах человеческих, как предполагалось в этой литературе, состоит в том, чтобы сохранить свободу, изобретя эффективный способ обуздания власть имущих на основе распределения, контроля власти и обеспечения ее ответственного исполнения.

«Демократия и гражданское общество» и «Гражданское общество и государство» не содержат такого натуралистического видения власти как некоего зверя, однако в этих книгах выражено стремление сохранить и возродить характерное для начала эпохи модерна настороженное отношение к власти. Это означает, что пересмотренная теория демократии позволяет занять твердую позицию касательно господствующей в западной политической мысли тенденции определять политические системы как отношения по поводу власти между правящей верхушкой и низами. История политической мысли в основном была историей, написанной с точки зрения верхов. Господствующей традицией, начиная с «Политика» Платона и «Киропедии» Ксенофонта и кончая «Левиафаном» Гоббса и «Диктатурой» Шмитта, было изображение политической власти с позиции правителей. Цель состояла в том, чтобы обосновать — с помощью различных первопринципов легитимности — право властей управлять и долг подданных подчиняться. В число первопринципов входят Бог, воля народа, природа (как самостийная сила, кгагсе, как закон разума пли естественное право), апелляции к истории ИЛИ, как в случае юридического позитивизма, акцентирование факта существования законов, создаваемых и проводимых в жизнь властями, которых назначает сама политическая система.

Безусловно, эта господствующая тенденция подвергается все большим нападкам в эпоху модерна. Все решительнее ставятся во главу угла нрава тех, кем управляют, — эта обрат-

Введение к новому изданию

ная сторона луны в западной политической мысли. Естественные права индивида, свобода, достаток и счастье граждан, право сопротивления несправедливым законам, разделение властей, свобода прессы, верховенство закона, временные ограничения на осуществление исполнительной и законодательной власти, — эти и другие принципы, полагавшиеся независимыми от политической власти, которая обязана их соблюдать и защищать, были выдвинуты в противовес олигархическим и государственническим теориям политики. Цель книг «Демократия и гражданское общество» и «Гражданское общество н государство» состоит в том, чтобы реабилитировать, восстановить и развить далее выражаемый этими принципами «дух» распределения власти. Достигается это главным образом обоснованием того, что мониторинг и общественный контроль за исполнением власти лучше всего осуществляется при демократическом строе со свойственным ему институциональным разделением гражданского общества и государства. В условиях этого распределения власти при демократии государственные деятели и институты постоянно вынуждаются уважать, защищать и делить власть с гражданскими деятелями и институтами — равно как гражданские лица в охраняемом государством неоднородном и состоящем из сложной «сети» институтов гражданском обществе также побуждаются признавать социальные различия и делить друг с другом власть. Короче говоря, демократия понимается как разделенная на две части и саморефлекспвная система власти, в которой и правители, и управляемые получают каждодневное напоминание о том, что тем, кто осуществляет власть над другими, нельзя творить произвол и что (как выразился Спиноза) даже суверены вынуждены, по сути, признавать, что они не способны заставить стол питаться травой.

Джон Кип

Центр изучения демократии, Лондон Октябрь 1998

пвеиение к новому изаанию

Примечания

| «Times Literary Supplement». Number 4940 (December 5, 1997),

p. 30.

2 Keane J. Democracy and Civil Society: On the Predicaments of European Socialism, the Prospects for Democracy, and the Problem of Controlling Social and Political Power. London and N.Y., 1988; «Civil Society and the State: New European Perspectives». Ed. Keane 1 London and N.Y., 1988.

KeaneJ. Public Life and Late Capitalism. Cambridge and N.Y.. 1984.

KeaneJ. Civil Society: Old Images, New Visions. London and Stanford, 1998.

- См. МОЮ работу: «Democracy and the Decline of the Left* // Democracy and Dictatorship. The Nature and Limits of State Power. Ed. Bobbio N. Oxford, 1989, p. vi-xxviii.