«Социалистическое» гражданское общество?

Новая идея демократического или «социалистического» гражданского общества, которая впервые в общих чертах была сформулирована авторами из Центральной Европы, вызывает беспокойство у многих консерваторов и либералов1.

Многое можно было бы сказать в ответ на такого рода (инспирированный марксизмом) вопрос. Лучше всего начать с двух предварительных замечаний, которые помогут сформулировать проблему, исследуемую в данной главе.

Второе предварительное замечание дополняет это соображение относительно проблемы редукционизма. В традиционной марксистской трактовке разграничения гражданского общества и государства упускается из виду, что появление термина «гражданское общество» датируется более ранним временем, нежели возникновение буржуазии, и он получает детальную разработку, к примеру, в классической и средневековой политической мысли5.

Продолжать рассуждать о разграничении государства и гражданского общества, видя в последнем эквивалент капитализма, значит идти наперекор целым традициям богатого идеями и плодотворного политического дискурса. Это иссушает рог изобилия, поставляющий политические идеи, которые превосходят современную политическую мысль — по крайней мере, по глубине осмысления ряда «вечных» вопросов ограничения и распределения власти — и которые нельзя поэтому предать забвению в затхлой атмосфере библиотек и архивов. Предложение так переопределить социализм, чтобы он стал равнозначным сохранению и демократическому преобразованию разделения гражданского общества и государства, предполагает возрождение и развитие характерного для раннего модерна интереса к гражданскому обществу и «границам деятельности государства» (если воспользоваться названием оказавшего в свое время сильное влияние на умы трактата Вильгельма фон Гумбольдта, написанного в начале 1790-х годов6). Это предложение выражает причастность памяти, обращенной в будущее, воспоминание о тех, кто был отлучен, восстановление или «возврат» утраченного богатства авторов, текстов и контекстов, которые были отброшены социалистической традицией как «устаревшие» или «буржуазные»7. Этот тип обращенной в будущее памяти — дальновидной политической теории, не забывающей о прошлом, — может сыграть сегодня важную роль в оживлении творческого демократического мышления. Это может оказаться мощным оружием в руках тех, кто выступает сегодня (часто во имя будущих поколений) за расширение демократии. Живая демократическая память позволяет осознать, что в настоящий момент разработка новых и стимулирующих направлений зависит от критики, разрушающей привычные стереотипы мышления, отчасти благодаря тому, что такая критика напоминает нам о том, чему грозит забвение.

Надо признать, что демократическая теория, культивирующая живую память, затушевывает общепринятое деление на левых и правых. Традиционно считалось, что правых можно узнать по их ностальгии и обращенности к прошлому, тогда как левые, опираясь на настоящее, обычно с оптимизмом смотрят в будущее. Принятый в этом очерке подход отрицает это бесполезное деление. Здесь отвергается мнение, будто традиция является исключительной собственностью консерваторов. Короткая память не позволяет смотреть далеко в будущее. Жизнеспособность демократической теории следует оценивать не по ее способности забывать прошлое и воспринимать «новое», а напротив — по тому, в какой мере она учитывает «взрывные» темы прежних систем политической мысли и позволяет их творчески перерабатывать.

* Учет интересов государства (франц.)- — Прим. персе.

Рассмотрим традицию «либерального» дискурса, сложившуюся в эпоху раннего модерна, в период с Гражданской войны в Англии до неудавшихся революций 1848 года. Эта традиция не просто стремилась создать в мире благоприятные условия для капитализма, как утверждают столь разные авторы, как Ласки, Хоркхаймер и Адорно8, и все еще нередко предполагают многие социалисты. Раннюю либерально-политическую философию интересовал не только рост современного ей капитализма. В ней уделялось немало внимания и фундаментальной проблеме совмещения свободы различных индивидов, групп и классов с политическим порядком и принуждением.

В стремлении либералов ограничить государственную власть центральное место занимала их попытка провести границу между государственным аппаратом и догосударствен-ным или негосударственным состоянием. Можно выделить пять различных вариантов (или моделей) проведения этого теоретического разграничения негосударственной и государственной сфер и, следовательно, пять видов установления границ легитимной деятельности государства.

(а) В первом варианте (представленном в трудах Бодена, Гоббса, Спинозы и других) государство рассматривается как полное отрицание естественного состояния. Это догосударст- венное состояние иногда изображается как относительно мирное, но чаще всего оно считается крайне нестабильным и антиобщественным, то есть состоянием непрекращающейся войны.

(б) Согласно второму варианту (Пуфендорф, Локк, Кант, физиократы, Адам Фергюсон и другие мыслители шотланд- ского Просвещения), общество носит естественный характер. Государство должно его охранять и управлять им, но назна- чение государства не состоит в том, чтобы прийти на смену естественному состоянию (как это предполагается в моде- ли (а)). Скорее, государство — это орудие, с помощью кото- рого общество осуществляет или совершенствует свою (по- тенциальную) свободу и равенство. По словам Канта, в усло- виях естественного состояния вполне может существовать общество, но отнюдь не гражданское (b?rgerliche) общество, то есть не политическое устройство, обеспечивающее и га- рантирующее право собственности благодаря публичным за- конам. Поскольку в этом втором варианте подчеркивается важность сохранения и совершенствования естественного состояния, для него характерно стирание различия между гражданским обществом и государством (Локк, например, использует латинское выражение societas civilis для обозначения не догосударственного существования, а политического общества — стало быть, и государства).

(в) Третий вариант, в котором модель Пуфендорфа-Лок- ка почти достигает своего предельного выражения, наиболее ярко представлен в ответе Томаса Пейна на памфлет Бёрка «Размышления о революции во Франции». Здесь впервые становится центральной тема «гражданское общество против государства». Государство воспринимается как неизбежное зло, а естественное общество — как безусловное благо. Госу- дарство — это не что иное, как общественная власть, делеги- рованная ради общей пользы общества. С точки зрения Пси- на, людям свойственна естественная склонность к жизни в обществе, которое существовало до возникновения госу- дарства п в котором благодаря взаимному переплетению ин- тересов п солидарности обеспечивается всеобщая безопас- ность и мир. Таким образом, чем совершеннее гражданское общество, тем в большей мере оно само управляет собствен- ными делами и тем меньше возможностей оно оставляет пра- вительству. Существует обратная зависимость между soci?t? libre, gouvernement simple* и soci?t? contrainte, gouvernement compliqu?** (Бастиа).

* Свободное общество, простое правительство (франц.). - Прим. перев. ** Несвободное общество, сложное правительство (франц.). - Прим.трев.

(г) Согласно четвертому варианту (Гегель), задача госу- дарства состоит в том, чтобы охранять гражданское общест- во, возвышаясь над ним и ставя ему пределы. В гражданском обществе усматривается не естественное состояние свободы (как это имело место в модели (в)), но исторически склады- вающееся устройство нравственной жизни, охватывающее собой экономику, общественные группы давления и институ- ты, ответственные за исполнение гражданского права и «со- циалыюе обеспечение». Государство не является ни полным отрицанием общества, пребывающего в состоянии непрекращающейся войны (Гоббс, Спиноза), ни инструментом его совершенствования (Пуфендорф, Локк). Как новый момент, оно ставит пределы гражданскому обществу и охраняет его независимость в целях его преобразования из «формальной всеобщности» в «органическую реальность». Гражданское общество нуждается в институционально обособленном суверенном государстве и одновременно создает для него необходимые условия, а государство объединяет части гражданского общества в самоопределяемое целое и тем самым поднимает нравственную жизнь до всеобъемлющего, высшего единства. Только признавая гражданское общество и сохраняя его подчиненное положение, государство может обеспечить его свободу.

(д) Пятый вариант ведет что-то вроде арьергардного сражения против предшествующей ему модели. Здесь высказывается опасение, что новые формы государственного вмешательства подавляют гражданское общество. Подчеркивается важность защиты и обновления гражданского общества, понимаемого как самоорганизующаяся, гарантируемая законом сфера, которая не находится в непосредственной зависимости от государства. Этот взгляд ярко выражен в трудах Джона Стюарта Милля п отчетливо проявляется в обсуждении Токвилем нового, присущего эпохе модерна, типа всенародно избираемого деспотизма. Главная политическая проблема модерна здесь видится в том, каким образом можно сохранить движение к равенству, начатое демократизацией, поставив заслоны на пути злоупотреблений государственной властью, поглощения государством гражданского общества и лишения граждан их свобод.

Выборочный обзор этих моделей государственной власти позволит преодолеть незнание истории и полнейшую неопределенность и путаницу в вопросе разграничения государства и гражданского общества, продемонстрированные недавними дискуссиями4. Кроме того, это поможет выявить ограниченность марксистского понимания государства и гражданского общества эпохи модерна и тем самым подготовить почву для создания более точной и убедительной концепции демократического гражданского общества.