Россия и КНР - две наиболее важные страны мира, не относящиеся к числу либеральных демократий. Их попытки найти себе подходящие политические и экономические системы имеют огромное значение для всей планеты. Если бы обе они стали либеральными демократиями в западном духе, то во всех крупных державах возобладали бы стабильные режимы, управляемые на основе народного согласия и верховенства права. Конечно, это не принесло бы вечного мира; не исчезло бы и международное соперничество. Но вполне вероятно, что обстановка на планете стала бы более благодатной. К сожалению, эти государства движутся пока несколько иными путями. В Китае предприняты реформы в экономике и очень медленно преобразуются другие стороны правовой и административной системы, но крайне мало сделано с точки зрения демократизации. Россия, напротив, сначала предприняла крайне поспешные шаги по политическому реформированию. При Горбачеве гласности (политической открытости) было больше, нежели перестройки (экономической реорганизации). Отринув коммунизм, Россия быстро пошла на свободные и справедливые выборы в надежде, что они породят либеральную демократию западного толка. В начале 1990-х годов был также инициирован ряд экономических реформ с расчетом, что они приведут к капитализму «как на Западе»; но большая часть из них не удалась. Если представить ситуацию упрощенно, то Китай взялся переустраивать экономику до политической реорганизации, а Россия поступила прямо противоположным образом. Сегодня Россия представляет собой более свободное государство, чем КНР; в ней лучше обеспечены права личности и свобода прессы; ее экономика теоретически более открыта для конкуренции и иностранных инвестиций. Китай же остается закрытым обществом, где правит коммунистическая партия; однако по некоторым направлениям, прежде всего - хозяйственному и правовому, здесь происходит быстрая либерализация. Какая же из этих стран в конечном итоге окажется на более прямой дороге к либеральной демократии? Если ключом к поддержанию демократии являются экономическое развитие и наличие среднего класса, то Китай движется в правильном направлении. Его хозяйство за последние 25 лет продемонстрировало поразительный рост. Валовой национальный продукт России, напротив, сократился с 1991 года почти на 40 процентов и начал восстанавливаться только в последние годы, в основном - из-за повышения цен на нефть. Если КНР будет продолжать идти по нынешнему пути и развиваться прежними темпами, если там получит дальнейшее развитие верховенство закона, если укрепится буржуазия, а затем будет либерализована вся политика (правда, все это весьма существенные «если»), то в стране произойдет небывалый переход к подлинной демократии. Если же Россия продолжит идти по своему пути (а это тоже важное «если»), скатываясь к выборной автократии, при которой свободы, гарантированные в теории, будет все чаще нарушаться на практике, а коррупция встроена во всю политико-экономическую систему, то страна вполне может остать- сядемократической, но нелиберальной. Возможно, здесьсфор- мируется нечто подобное режимам, преобладавшим в Латинской Америке в 1960-1970-е годы: квазикапиталисти- ческим и основанным на альянсе нескольких правящих элит. В Латинской Америке такого рода смычка сложилась между крупным бизнесом и военными; в России речь идет об альянсе между олигархами и прежней коммунистической элитой. Подобные режимы установились почти на всей территории бывшего Советского Союза - в Средней Азии, Белоруссии, Украине, за исключением трех государств Балтии. Россия, осознано или нет, движется вопреки двум основ- ным урокам, которые можно извлечь из исторического опыта демократизации. Они гласят: делайте упор на реальное хозяйственное развитие и стройте эффективные политические институты. Москва отстает и в том, и в другом. Основополагающая проблема модернизации России состоит не в ее бедности, а, скорее, в богатстве. Школьников в советскую эпоху учили, что они живут в богатейшей стране мира. В данном случае коммунистическая пропаганда не лгала. Если бы мерилом национального богатства были природные ресурсы, то Россия с ее огромными запасами нефти, природного газа, бриллиантов, никеля и других минералов, возможно, возглавляла бы список наиболее развитых стран планеты. Эти ресурсы продлили жизнь советского коммунизма на целое поколение, но они же способствовали формированию неэффективного государства. В стране советской коммунистической утопии государству не нужны были налоговые пос тупления, поскольку оно владело всем хозяйством целиком. К\ 1970-м годам большая часть обрабатывающей промышленности оказалась никуда не годной. Фактически, в процессе производства стоимость продукции зачастую не возрастала, а снижалась, то есть сырье имело большую ценность, нежели изготовленный из него конечный продукт. При финансировании своих расходов советское государство почти полностью полагалось на доходы от продажи природных ресурсов. Поэтому, в отличие от диктатур в Южной Корее и на Тайване, оно никогда не задавало правил и не вырабатывало политики, облегчающей экономический рост. Богатые режимы с ущербной легитимностью нередко подкупают граждан разными поблажками, чтобы те не роптали (например, в Саудовской Аравии). А Советский Союз терроризировал собственное население. Москва отнюдь не намеревалась передать ресурсы гражданам, поскольку имела куда более грандиозные планы по их расходованию - такие как содержание огромного военного истеблишмента и помощь своим союзникам в «третьем мире». Когда советский коммунизм рухнул, преемники Горбачева унаследовали государство, достаточно сильное, чтобы устрашать собственный народ, но слишком слабое, чтобы управлять современной экономикой. 9. Будущее свободы К несчастью, Ельцин усугубил сложности российского политического развития. Сторонники оправдывали его деспотические действия, указывая, причем справедливо, что президент боролся с глубоко окопавшимися и опасными антидемократическими силами. Однако политический лидер должен не столько разрушать, сколько созидать. Джавахарлал Неру боролся против британских колониальных властей и провел за это почти 13 лет в тюрьме; однако в качестве премьер-министра независимой Индии он еще долгие годы сохранял созданные теми политические институты. Нельсон Мандела возглавлял радикальное и яростное сопротивление апартеиду, а придя к власти, протянул руку белому населению Южной Африки, чтобы создать многорасовую страну. В отличие от Неру и Манделы, Ельцин маЛо что сделал для выстраивания в России политических институтов. Фактически, он активно содействовал ослаблению почти всех конкурирующих ему центров власти - судов, губернаторов и законодательных органов. Конституция 1993 года, которую он оставил России, - это настоящее бедствие. Она породила слабый парламент, зависимую судебную власть и президентство вне всякого контроля. Особенно прискорбно то, что Ельцин не основал политической партии. Он легко мог осуществить это, объединив все реформистские силы страны. Такой шаг, как никакой другой, гарантировал бы, что российская демократия получит развитие и станет подлинной. Но Ельцин не сделал ничего подобного. А ведь партии - это механизм, посредством которого люди в современных обществах выражают, согласовывают и утверждают свои нравственные и политические ценности. Историк американской демократии Клинтон Росситер написал однажды: «Нет Америки без демократии, демократии без политики, политики без партий». Его утверждение справедливо применительно к любой стране. Без партий политика становится игрой отдельных личностей, групп интересов и диктаторов. Это вполне подходит к описанию российской демократии. Путин развил главное, что унаследовал от Ельцина, - институт суперпрезидентства, а не либеральные реформы. В первый же год своего пребывания у власти Путин перераспреде лил власть в России в свою пользу. Главными объектами его наступления стали губернаторы, которых он фактически лишил полномочий, назначив семерых своих представителей надзирать за 89 регионами. Кроме того, он удалил губернаторов из верхней палаты Федерального Собрания. Их место заняли законодатели, отбираемые Кремлем. Более того, любой губернатор теперь может быть смещен, если президент сочтет, что гот нарушил закон. Путин также убедил Г осу дарственную Думу принять законодательство, сократившее налоговые поступления, приходящиеся на долю регионов. Другими мишенями для Путина стали средства массовой информации и пресловутые российские олигархи, которым он стал угрожать проверками, арестами и тюремным заключением. Такая стратегия запугивания дала свои результаты. Свободы прессы в России практически больше существует. В апреле 2000 года консорциум, связанный с Кремлем, захватил последнюю общенациональную независимую телекомпанию НТВ, уволив большую часть ее ведущих сотрудников. Когда же уволенные журналисты попытались найти пристанище на другом телеканале, находившемся в собственности основателя НТВ В. Гусинского, на их нового нанимателя тотчас же ополчились налоговые органы. Печатные средства массовой информации пока остаются номинально независимыми, но теперь по всем вопросам они строго придерживаются правительственной линии1. Действуя подобным образом, Путин реализует волю своего электората. Как следует из результатов опроса, проведенного фондом «Общественное мнение» в 2000 году, 57 процентов россиян одобрило введенную президентом цензуру в средствах массовой информации. Еще большее количество респондентов поддержало его нападки на олигархов, многие из которых считаются весьма темными личностями. Российские олигархи обрели богатство, используя нечистоплотные средства, и наращивают его еще более сомнительными способами. Губернаторами нередко являются люди, чрезвычайно предрасположенные к коррупции. Но когда Путин натравливает спецслужбы на бизнесменов и политиков, которые не нравятся лично ему, он тем самым подрывает принцип верхо венства закона. Один мелкий олигарх (с достаточно приличной репутацией) однажды рассказывал мне в Москве: «Каждый из нас нарушил тог или иной закон. В России иначе невозможно заниматься бизнесом. Путину это известно. Поэтому глупо говорить, будто он всего лишь проводит в жизнь законы. Он использует их избирательно в политических целях». Применение закона в качестве политического орудия извращает идею равенства всех перед законом. Еще важнее долговременные последствия того, как Путин «снимает стружку» со своих противников. Плюрализм опирается на соревнующиеся между собой центры силы. Один из немногочисленных либералов в российском парламенте В. Рыжков проводит наглядное сопоставление с прошлым Европы: «Графы и бароны, боровшиеся с королевской властью, вряд ли сами были добродетельными людьми. Однако они сдерживали короля. Проблему в России в случае успеха линии Путина составляет то, что не останется абсолютно никого, кто мог бы сдерживать Кремль. Нам снова остается лишь верить в доброго царя»2. Путин - хороший царь. Он хочет построить современную Россию. Он верит, что России нужны порядок и эффективно функционирующее государство, чтобы либерализовать ее экономику. В случае успеха Путин мог бы помочь России стать нормальной промышленно развитой страной с некоторыми из черт либерализма, подразумеваемыми таким статусом. «В начале 1990-х годов образцом для России служила посткоммунистическая Польша. Теперь таким примером служит Чили времен Пиночета», - говорит Рыжков. Модель Пиночета, конечно, возможна; ведь в конечном итоге он привел свою страну к либеральной демократии. Вместе с тем странно выглядит аргументация в пользу российского пути к демократии, когда лидер громит оппозицию, затыкает рты средствам массовой информации и запрещает политические партии, а затем путем декретов либерализует экономику, - и это со временем якобы может обеспечить подлинную демократию. Получается, что нелиберальная демократия хороша тем, что может случайно породить либерального автократа, а тот, возможно, когда-нибудь приведет свою страну к подлинной либеральной демократии. Это аргумент в пользу либеральных деспотов, но не демократии. К сожалению, сохраняется вероятность того, что Путин (а скорее всего, один из его преемников) окажется злым царем и применит свою гигантскую власть в меиее благородных целях. Такое уже не раз бывало в прошлом.