Насер был умеренно набожным мусульманином, но стремился не смешивать религию с политикой, что представлялось ему возвратом в прошлое. Это стало болезненно ясно мелким исламским партиям, поддержавшим его приход к власти. Самая серьезная среди них - «Братья-мусульмане» - уже в 1950-х годах начала активно, а зачастую и с применением насилия, выступать против него. Насер жестоко обрушился на эту партию, посадив в тюрьму более тысячи ее ведущих членов и в 1954 году казнив шестерых. Одним из таких заключенных стал Саид Кутб, болезненный человек и вдохновенный писатель. Он написал в тюрьме книгу под названием «Дорожные указатели». В некотором роде она положила начало современному политизированному исламу - или тому, что часто называют исламским фундаментализмом17. В своего книге Кутб порицал Насера как недостаточно набожного мусульманина, а его режим - как далекий от ислама. Он утверждал далее, что фактически столь же испорчен почти каждый современный арабский режим. В воображении Кутба рисовалось более совершенное, добродетельное государство, основанное на строгих принципах ислама, что было главной целью правоверных мусульман с 1880-х годов13. По мере того, как в течение десятилетий, последовавших за временем правления Насера, ближневосточные режимы становились все более далекими от народа, репрессивными и лицемерными, привлекательность фундаментализма росла. Он расцветал, так как «Братья-мусульмане» и другие подобные организации пытались дать людям, по крайней мере, ощущение смысла и цели их существования в меняющемся мире - чего не попытался сделать ни один из ближневосточных политических лидеров. В новаторской работе «Арабы в беде», точнее всего объясняющей надлом арабской политической культуры, ФуадАджами пишет: «Фундаменталистский призыв находит отклик, потому что приглашает людей к участию ... [в] противоположность такой политической культуре, которая низводит граждан до положения зрителей и предполагает, что те оставят решение всех проблем на усмотрение своих правителей. Во времена, когда будущее неопределенно, фундаментализм связывает людей с традицией, что снижает степень их смятения». Он дал арабам, недовольным своей судьбой, действенный язык противостояния ей. В этом отношении ислам уникален. Арабский мир - это политическая пустыня, где нет настоящих партий или свободной прессы и не хватает способов для выражения недовольства. В результате местом обсуждения вопросов политики стала мечеть, как единственная площадка, которую в мусульманских обществах невозможно запретить. Здесь концентрируются и взращиваются вся ненависть и оппозиция к правящим режимам. В этих странах языком оппозиции стал язык веры. Подобное сочетание религии и политики оказалось взрывоопасным. Религии, во всяком случая исходящие из авраамичес- ких традиций - иудаизм, христианство и ислам, - делают упор на абсолютных нравственных ценностях. Политика лее вся построена на компромиссах. В итоге СЛОЖИЛОСЬ безжалостное отношение к политической жизни, не учитывающее интересов оппонентов. Фундаменталистские организации занимались не только разговорами. Все они - и «Братья-мусульмане», и «Хамас», и «Хизболла» - активно оказывают социальные услуги, предоставляют медицинскую помощь, консультации и временное жилье. Тех, кто высоко ценит гражданское общество, смущает то обстоятельство, что на Ближнем Востоке подобные группы, нетерпимые к чужому мнению, и есть гражданское общество. Шерри Берман, изучавшая подъем фашистских партий в Европе, приводит интересную аналогию. Она подметила, что -фашисты часто демонстрировали высокую эффективность в предоставлении общественных услуг»: Когда государство или политические партии терпят крах, то есть когда они не способны дать ощущение справедливости или цели либо оказать базовые услуги, возникающий вакуум нередко заполняют другие организации. В исламских странах в религии есть уже готовый источник легитимности. Поэтому неудивительно, что она составляет фундамент, на котором произрастают подобные группы. Специфическая форма - исламский фундаментализм - присуща именно данному региону, но в основе своей действует примерно та же тенденция, что и при подъеме нацизма, фашизма и даже популизма в Соединенных Штатах. Если говорить о важнейшей причине подъема исламского фундаментализма в арабском мире, то это полный провал политических институтов. Исламский фундаментализм получил мощный толчок к развитию в 1979 году, когда аятолла Рухолла Хомейни сверг проамерикански настроенного иранского шаха. Революция в Иране показала, что некоторые группы общества способны померяться силой с правителем страны. Она также позволила обнаружить, что в обществе, находящемся в процессе развития, даже, казалось бы, доброкачественные факторы прогресса - например, образование - могут усугублять неблагополучие. До 1970-х годов большинство мусульман на Ближнем Востоке были неграмотны и жили в деревнях и небольших городках. Они практиковали своего рода деревенский ислам, адаптированный к местным культурным традициям и нормальным людским стремлениям. Эти сельские жители отличались плюрализмом взглядов и терпимостью; они зачастую поклонялись святым, посещали священные места, пели религиозные гимны и ценили искусство - хотя формально ислам всего этого не дозволяет. Однако к 1970-м годам эти сообщества пережили процесс урбанизации. Люди стали уезжать из деревень в города и столицы в поисках работы. Их религиозный опыт не коренился более в определенном месте со своими обычаями и традициями. В то же время они учились читать и обнару жили, что новое поколение писателей, проповедников и учителей выступает в защиту нового ислама. Это была уже абстрактная вера, не укорененная в историческом опыте, но педантичная и пуританская - ислам высокой пробы в противоположность исламу уличного базара. В Иране аятолла Хомейни применил мощную технологию: аудиокассеты. Даже в 1970-е годы, которые он провел в изгнании в Париже, его проповеди распространялись по всему Ирану и стали средством сопротивления репрессивному шахскому режиму. Но они также несли людям новый, озлобленный, аскетический ислам, согласно которому Запад считался злом, Америка - «Большим Сатаной», а с неверными нужно было бороться. В использовании языка ислама в качестве орудия политики Хомейни был не одинок. Мыслящие люди, разочарованные половинчатой или слишком поспешной модернизацией, ввергшей их существование в хаос, писали книги, направленные против вестернизации, и называли современного иранца - человека наполовину западного, наполовину восточного - «перекати-полем». Модные интеллектуалы, писавшие свои труды нередко в комфортных условиях Лондона или Парижа, критиковали американские секуляризм и потребительство, призывая к исламской альтернативе. Когда подобные теории распространились по арабскому миру, они стали привлекать не беднейших из бедных, для которых вестернизация была чудом, поскольку подразумевала наличие еды и медицинской помощи. Их лучше воспринимали орды образованных арабов, приезжавших в города Ближнего Востока или стремившихся получить образование и работу на Западе. Они были дезориентированы и готовы к тому, чтобы поверить, что выход из состояния смятения - обращение к новому, «истинному» исламу. Среди суннитов подъем исламского фундаментализма был обусловлен и ускорен тем фактом, что ислам - в высшей степени эгалитарная религия. На протяжении большей части его истории именно это придавало силы людям, чувствовавшим себя беспомощными. Но это также означает, что ни один мусульманин не вправе задаваться вопросом, кто является «правоверным мусульманином». В средние века сложилось нефор мальное мнение, что право высказываться на подобные темы принадлежит только религиозным ученым и клирикам (улемам)14. Однако идеологи фундаментализма, начиная с пакистанца Маулана Маудуди и Кутба и заканчивая их последователями, вторглись в эту сферу. Они постоянно и во всеуслышание высказывают свои суждения о том, кто является «истинным мусульманином». Фактически они отлучают от ислама тех, чьи представления о нем не соответствуют их собственным. Такой процесс поверг мусульманский мир в ужасное состояние. Политические лидеры не рискуют противостоять нарастающей волне исламизма. Интеллектуалы и общественная элита, репутация которых сильно пострадала от раболепной поддержки официальной правительственной линии, также боятся высказываться против распоясавшегося духовенства. В итоге умеренно настроенные мусульмане неохотно критикуют или разоблачают фанатизм фундаменталистов. Как и в случае Северной Ирландии, они вынуждены беспокоиться о личной безопасности, поскольку могут пострадать, если выскажутся открыто. Даже столь высокочтимый деятель, как Нагиб Мах- фуз, был убит в Египте за излишне критичные замечания в адрес исламистов. Большинство же населения просто запугано и молчит. Я наблюдал за подобной трансформацией в Индии, где вырос сам. Богатый оттенками, колоритный, многообразный и беззаботный ислам моей юности превращается в непреклонную, пуританскую веру, насаждаемую мелкими церковными служителями и религиозными комиссарами. Это особенно четко проявляется в умеренных монархиях Персидского залива, в частности - в Саудовской Аравии. Саудовский режим ввязался в опасную игру: пытаясь отвлечь внимание от своих сомнительных экономических и политических достижений, он предоставил свободу действий самым радикальным церковникам в надежде набрать легитимность за счет связки с ними. Образовательная система страны находится в руках бюрократов от религии со средневековым мышлением. В течение последних трех десятилетий члены королевского дома Саудовской Аравии - в основном, через частные фонды - финансировали религиозные школы (медресе) и центры, распространяющие ваххабизм (жесткий, опустошенный ва риант ислама, которого придерживается большинство исламских фундаменталистов) по всему миру. За эти 30 лет медресе, финансировавшиеся из Саудовской Аравии, напекли десятки тысяч полуобразованных, фанатичных мусульман, с большим подозрением взирающих на современный мир и людей иного вероисповедания. В рамках подобного мировоззрения Америка почти всегда рассматривается как средоточие порока. Такой фундаментализм распространился, как инфекция, не только в других арабских обществах, но и за пределами арабского мира. Он часто несет с собой отчетливо проарабскую политическую программу. Так, мусульмане Индонезии, 20 лет назад не знавшие, где находится Палестина, сегодня воинственно встают на ее сторону. Арабское влияние распространяется даже в сфере архитектуры. В своих зданиях мусульманский мир всегда сочетал арабские и местные черта (что можно наблюдать и в Индии, и на острове Ява, и в России). Однако теперь в таких странах, как Индонезия и Малайзия, местную культуру игнорируют, считая ее недостаточно исламской (читай: арабской). В Пакистане ситуация с импортированным фундаментализмом сложилась особенно неблагополучно. В 1980-е годы, когда страной 11 лет правил генерал Зия уль-Хак, раздавив политических оппонентов и оппозиционные партии, диктатор решил, что ему нужны союзники. Он нашел их в лице местных фундаменталистов, которые и обеспечили ему политическую поддержку. При содействии финансистов и функционеров из Саудовской Аравии, он открыл но всей стране множество медресе. Война в Афганистане привлекала религиозных фанатиков, жаждавших вступить в бой с безбожным коммунизмом. Участники джихада (священной войны против неверных) в основном прибывали с Аравийского полуострова. Без саудовских денег и людей движение «Талибан» не смогло бы существовать, а Пакистан не стал бы тем оплотом фундаментализма, каковым он являегся теперь. То, что Зия уль- Хак воспользовался исламской поддержкой, обеспечило ему некоторую легитимность, но одновременно стало разъедать общественную ткань страны. Теперь в Пакистане полно вооруженных радикалов, которые сначала поддержали «Талибан», затем присоединились к борьбе в Кашмире, а теперь пытаются подорвать светский режим генерала Первеза Мушаррафа. Они заразили правовую и политическую систему средневековыми идеями о богохульстве, подчиненной роли женщин и пороках современного банковского дела. Подобная ситуация сложилась не только в Пакистане. Аналогичные процессы разворачиваются и в столь не похожих друг на друга странах, как Йемен, Индонезия и Филиппины. В 1980-1990-е годы между Ираном и Саудовской Аравией, двумя наиболее теократическими государствами на Ближнем Востоке, возникло своеобразное соревнование за право считаться крупнейшей религиозной державой исламского мира. В результате некогда мелкие, маргинальные направления ислама, распространение которых ограничивалось некоторыми странами Ближнего Востока, теперь прижились по всему миру. Произошла глобализация радикального ислама.