Проблемы социалистической партии компромисса

Что касается социалистических партий компромисса, а также однопартийных систем советского типа, то они находятся в совершенно ином институциональном контексте, им

присуща принципиально иная организационная форма, иной способ функционирования; поэтому в настоящее время им совершенно не грозят ни названные выше, ни любые другие соизмеримые по масштабу проблемы.

Эти основополагающие вопросы актуальны потому, что социалистическая партия компромисса переживает сейчас отнюдь не лучшие времена. Одним из признаков такого положения (а эти признаки могут быть различными в зависимости от особенностей межпартийной конкуренции, электоральной системы и социалистической традиции в каждой отдельно взятой западноевропейской стране) являются повсеместные поражения партий компромисса на выборах в 70-е годы — данную тенденцию удалось переломить, да и то не вполне, лишь в Норвегии и Швеции, а также в странах Средиземноморья (Португалии, Испании, Греции), ранее находившихся под властью военных деспотий.

Несомненно, отчасти эта электоральная обеспокоенность и утрата доверия к партиям компромисса проистекает из самоотождествления их с кейнсианскими стратегиями по созданию общества всеобщего благоденствия, такими как обеспечение полной занятости в сфере труда и капитала, проведение политики социального обеспечения и защита национального государства под надзором американцев. А так как подобные стратегии на протяжении последних двух десятилетий встречали на своем пути все возрастающие трудности практического свойства, отождествление социалистических партий компромисса с государством всеобщего благоденствия оказалось для них помехой на выборах и при проведении собственной политики. В отсутствие свежих теорий и новой политики партии компромисса склонны впадать в состояние настороженности и ностальгии; в их распоряжении нет связных объяснений провала кейнсианской политики создания государства всеобщего благоденствия, как и средств исправления положения. Данная тенденция усугубляется отсутствием былого единения на выборах (что также связано с провалом кейнсианства) между профсоюзами и электоратом из числа рабочих и среднего класса, на которое, как правило, полагались партии компромисса с 1945 г.27

Эти факторы — кризис кейнсианской стратегии государства всеобщего благоденствия, недальновидность политиков и дробление прежних электоральных единств — помогают объяснить повсеместный характер потерь, понесенных на выборах партиями компромисса в 70-е годы. Между тем, причины их нынешних проблем более глубоки и масштабны.

(а) Первый фактор дестабилизации связан с прогрессирующей утратой партийной формой ее центральной роли в качестве представителя гражданского общества. Действительная роль политических партий, включая и их социалистическую разновидность, куда более ограниченна, чем это можно себе представить, судя по тому вниманию, которое уделяют им щедрые средства массовой информации. Партии компромисса уже нельзя с полным правом считать центральной опосредующей структурой (или «связным») между гражданским обществом и кейнсианским государством всеобщего благоденствия. Они стремительно утрачивают способность играть роль «пряжки» (как это сказано в классическом описании Беджгота), соединяющей граждан с властями. В таких отраслях, как промышленность и энергетика, назначение зарплат и окладов, проведение налоговой политики и политики социального обеспечения, взаимодействие между гражданским обществом и государством все в большей степени определяется процессами, находящимися за рамками парламентской деятельности, а возможно, и за пределами сферы прямого контроля правящей партии, будь то партия социалистическая или антисоциалистическая.

Важной иллюстрацией названной тенденции является неуклонная (хотя и периодически прерываемая) экспансия корпоратистских институтов, специализирующихся на функционалистских формах репрезентации социальных интересов. Хотя историю свою корпоратистские институты ведут с последней четверти 19 века, с тех пор им удалось изрядно распространиться во многих сферах политики, проникнув на самые разные «уровни», существующие между государством и гражданским обществом28.

Указание на факт упрочения двойственного государства не является простым повторением тезиса о том, что с момента зарождения социалистических партий существовали некие механизмы принятия решений, действовавшие параллельно с политическими партиями и находящиеся вис парламентских структур. Данный тезис имеет широкое хождение в рамках социалистической традиции. Ведь одной нз важнейших движущих сил социалистических движений 19 — начала 20 вв. являлась их способность доносить до сознания широких масс то, сколь важна роль как политических факторов (т. е. государственной бюрократии), так и социальных сил (таких как сила частного капитала) в предопределении результатов «буржуазной» партийной политики. Такую же прозорливость проявили социалисты и во время нынешнего кризиса, охватившего кейнснапскне государства всеобщего благоденствия. Например, ими справедливо подчеркивается, что приходящие к власти социалистические правительства обладают ограниченной возможностью для маневра в области социально-экономической и внешней политики, так как и внутри страны и за ее пределами этим правительствам противостоят огромные силы частного капитала и государства30. Однако не менее значим для нынешних корпоратистских институтов такой новый фактор, как возникновение формальных и неформальных внепарламентских «приводных ремней», обеспечивающих ключевым властным группам общества, а также государственным чиновникам возможность вести переговоры и осуществлять ту или иную политику по широкому кругу проблем, затрагивающих множество групп, которые вовсе не имеют доступа или имеют лишь ограниченный доступ к данному переговорному процессу.

Это развитие корпоратистских отношений между гражданским обществом и государством стало объектом публичной критики со стороны неоконсерваторов (см.

(б) Дестабилизация партий компромисса обусловлена не только децентрализацией их внутри сложной системы взаимодействий между гражданским обществом и государством.

Другим дестабилизирующим фактором является увеличивающийся вакуум власти, существующий между рядовыми активистами (в особенности теми, кто хранит приверженность старомодной, классической политике «чистой оппозиции» и в силу этого противостоит тенденции заключения компромиссов с «буржуазной» партийной системой) и их руководством.

Вопреки данным ряда последних исследований31, вакуум власти в сфере между руководством социалистических партий и рядовыми руководителями не является чем-то новым. Аналогичную тенденцию подметили уже Сорель и Мнхельс, указавшие на то, что и в период существования бескомпромиссных социалистических партий имела место бюрократизация процесса принятия партийных решений и наблюдалось падение активности рядовых членов партии.

враждебность однопартийным социалистическим системам, была бы сходна с моделью демократического централизма12 и, кроме того, ослабляла бы или заглушала (и тем самым отвращала от себя) присутствующие в ней активные «левацкие» силы, сосуществовать с которыми данной относительно беспринципной, не обладающей никакой программой и открытой для всех партии компромисса не так-то легко.

Эти попытки руководства партии компромисса дерадика-лизировать партию, заставить ее порвать с. собственным оппозиционным прошлым, снизить активность (некоторых слоев) своих рядовых членов, — свидетельствующие о разрастании вакуума власти между руководством и рядовыми, — увеличивают вероятность внутрипартийных конфликтов, а также утраты партией легитимности в средствах массовой информации. Кроме того, данная тактика руководства чревата утратой партией ее легитимности в глазах низовых активистов. Последние указывают на то, что партия теряет ориентацию, становится все менее способной к четкому определению смысла «социалистических» целей и, следовательно, утрачивает собственное лицо и сознание взятой на себя миссии. Вследствие этого общеизвестными стали искажения политической линии партий компромисса, принимающие особенно злостный характер в случаях, когда данная партия находится у власти (как это имело место в ходе серьезных дебатов конца 60-х годов между «молодыми социалистами» (Juso) и руководством СДПГ по поводу проводимой последней Mittelklassestrategie*) либо переживает серьезное поражение на выборах (примером тому конфликт начала 80-х годов между британской партией лейбористов и увриерист-ским** Воинствующим Течением (Militant Tendency).

* сгратегней сродного класса (нем.). - Прим.перев. ** от ouvrier - рабочий (франц.). Прим. перев.

(в) Оказывается, растущее внимание партии компромисса к собственному руководству является еще одним источником дестабилизации в партии. На заре существования парит компромисса такие авторы, как Шумпетер и Кнркхаймер, выделяли как наиболее важную функцию политических партий выдвижение кандидатов для утверждения их народом в качестве должностных лиц". Однако им не удалось в полной мере предвидеть мощную, усиливаемую индустрией средств массовой коммуникации тенденцию к появлению партий, находящихся под сильным влиянием собственных лидеров. Небывалое развитие средств массовой коммуникации, в особенности телевидения, сыграло решающую роль при формировании политики лидерского типа, а в этом случае организационные механизмы партии компромисса утрачивают центральное значение в реализации выборной стратегии. На начальных стадиях существования партий компромисса лидерам приходилось более непосредственно полагаться на стратегию мобилизации организационных ресурсов партии для обеспечения необходимых контактов с. избирателями — партия брала на себя организацию рукопожатий, распространения листовок, целования детей и прочих мероприятий, сопутствующих поездкам по стране. Теперь же лидеры все чаще обходятся без применения подобной тактики, устанавливая прямой контакт с избирателями при помощи средств массовой информации и новейших информационных технологий (так называемого «компьютерного заточения» и «политики кредитной карточки»).

Несомненно, данное развитие событий не означает простого переключения с политики партийного типа на политику лидерского тина. Сохраняющаяся зависимость партии компромисса от таких средств ведения кампании, как агитационная литература, плакаты и митинги на местах, обусловливает нужду в сильной партийной организации. И все же имеет место процесс постоянного вытеснения этих старых, более трудоемких форм саморекламы капиталоемкими средствами, особенно телевидением. Следствием подобных изменений является то, что электорату все чаще предлагают образ лидера и все реже — некую абстракцию, называемую «партиен». Средства массовой информации а за ними и партия — начинаю! всерьез интересоваться руководством партии компромисса. Благодаря тому размаху, с каким ведется постоянная кампания,

І лава четвертая

партийный VUU/AUJIUJM:

управляемая средствами массовой информации (со всеми этими слухами, пустословием и драматизацией событий), — кампания, фиксирующая и неустанно комментирующая каждый шаг руководства партии компромисса, — стиль лидера партии, его сексуальная привлекательность и эмоциональность, его манера одеваться превращаются в факторы, имеющие решающее значение для судьбы всей партии. Именно поэтому внутрипартийные баталии, направленные на поддержку лидера или против него, стали столь неотъемлемой чертой социалистической партии компромисса. С другой стороны, по этой же причине успехи партий и само их выживание все в большей мере зависели от их собственных лидеров, возымевших над ними огромную власть, не имеющую, пожалуй, прецедентов в истории социалистических партий. Мало кто из лидеров партии компромисса устоит перед соблазном думать и действовать в духе Le Roi Soleil*, говоря «Le parti, c'est moi» **. И последнее: пристальный интерес средств массовой информации к лидерам партий явился причиной того, что в глазах электората партии начали утрачивать свое лицо. Четко обозначилась тенденция голосовать не за партию, а «за лидера», тенденция «идти за лидером», а не за партией31.

Следствием нынешнего дестабилизирующего воздействия на партию компромисса трех этих факторов в совокупности — снижения эффективности партии как «приводного ремня» между гражданским обществом и государством, увеличения вакуума власти между руководством и традиционно мыслящими рядовыми, усиления зависимости партии от руководства — не могло не стать нарастание амбивалентности в отношении к партии со стороны многих групп гражданского общества. В частности, партия перестает пользоваться особым вниманием голосующего электората и, вопреки утверждениям Михельса, поддержка, оказываемая ей сторонниками и рядовыми членами, ослабевает.

* Короля-Солнца (франц.). — Прим. перев. ** Партия это я (франц.). — Прим. перев.

Конечно, утрата партией компромисса легитимности есть не более чем тенденция. Несомненно, следует избегать глобальных утверждений относительно упадка или близкого конца таких партий. Ясно, что время социалистической партии компромисса еще не прошло. И избавление от ее слабостей могут принести будущие события (война или политический кризис), которым в условиях позднекапиталистической системы соответствуют такие сдвиги, как укрепление или преобразование партий. В этом очевидное различие между судьбами данной и однопартийной систем: последняя в настоящее время почти полностью утратила свой престиж и находится во власти антипартийных настроений. Упадок же партии компромисса не абсолютен. Неприятие ее не выливается в непосредственную реакцию голосующего электората. Здесь идут подспудные и, с точки зрения самих партий компромисса, более тревожные процессы. Они заявляют о себе постепенным нарастанием усталости от самого феномена партийности, вследствие чего и активисты, и электорат уже не выказывают выраженного стремления самоидентифицироваться с партией (как это было на заре существования партий компромисса) и либо занимают позицию некоего неотчетливого, отстраненного равнодушия, либо ограничиваются тактической поддержкой партии компромисса. И даже в случае сохранения устойчивой самоидеитнфикацни с партией происходит охлаждение к ней в эмоциональном плане. Социалистическая партия компромисса может похвастаться тем, что она остается «широкой церковью»*, правда, она все в меньшей мере может претендовать на роль «светской церкви», объединяющей в стремлении к общим идеалам как истово верующих, так и сочувствующих.

* «Широкая церковь» («broad church*) - название одного из течений англиканской церкви, представляющего собой компромиссный вариант между «высокой церковью» (тяготеющей к католицизму) и «низкой церковью» (протестантской). — Прим. перев.

(г) Возрастание безразличия и практицизма масс в отношении партии компромисса не только служит причиной широко обсуждаемой ныне практики тактического голосования и непостоянства электорального поведения. Оно является

также и той почвой, на которой произрастают социальные движения. Последние можно рассматривать и как некий непреднамеренный результат деятельности партий компромисса, и как четвертый фактор нынешней дестабилизации этих партий'". Развивая структуру как видимых, так и «подспудных» публичных сфер, являющихся предметом обсуждения и деятельности и зачастую находящихся вне партийной системы или «под» ней, социальные движения (такие как феминистское, экологическое и движение чернокожих) ставят важные вопросы не только касательно распределения и легитимности макросоциальных властных полномочий. Такие движения к тому же ставят под сомнение и преобразуют установившиеся коренные модели взаимодействия, существующие внутри гражданского общества. Они придают общественное звучание чувствам недовольства и неуверенности в будущем дне; они изменяют общие для всех представления о времени, пространстве и «нормальности»; они исходят из убеждения, что в соответствии с этими безусловными правилами пространства, времени и межличностных отношений гражданское общество может быть расширено и демократизировано. Именно в этом смысле социальные движения Запада являются партнерами демократической оппозиции и социальных движений в странах, где господствуют режимы советского типа. Всем им свойственна определенная аитиполитичность — в том смысле, что в своей деятельности опп не руководствуются ни эпическими фантазиями о захвате и трансформации государственной власти, ни более скромными притязаниями на участие в партийной политике. Вместо этого они видят свою главную задачу в кажущемся банальным деле доведения до сознания общества и изменения менее заметных сфер микровластных отношений, внутри которых они формируются и действуют.

Вот почему социальные движения ставят под сомнение утверждение (выдвигавшееся в период расцвета партии компромисса, например, Энтони Даунсом™), согласно которому избиратели поступили бы разумно, если бы делегировали все или часть своих полномочий по принятию политических решепий партиям компромисса — и неважно, насколько серьезными или верными будут эти решения. Новые движения ставят это утверждение с ног на голову: если партия компромисса не может предложить желаемых альтернативных решений тех проблем, которые представляются важными рядовым гражданам и к которым они относятся весьма эмоционально, то данные граждане поступили бы разумно, если бы сочли партию компромисса ненужной или мешающей и, следовательно, нуждающейся в исправлении посредством инициатив, идущих извне партийной системы. Социальные движения стимулируют интерес общества к двум ключевым темам: той, что, с одной стороны, не любой важный конфликт можно в конечном счете соотнести с единственным источником энергии (как в случае классовых антагонизмов); и что, с другой стороны, пи один отдельный класс, ни одно движение или политическая организация не способны играть роль защитника всех частных интересов. Отсюда присущая социальным движениям тенденция конфликтовать с партией компромисса. Последняя обвиняется представителями этих движений в недооценке роли широких масс в жизни партии и в стремлении отгородиться (под предлогом выработки «реалистичных программ») от ряда спорных вопросов - как раз тех, которые признаются движением в качестве жизненно важных'7. В этом плане чрезмерная вовлеченность партии компромисса в блок партий, противостоящих антисоциалистическим партиям, оборачивается против нее самой. Заявляя о себе как о партии умеренных целей, ставя во главу угла уже урегулированные вопросы и формулируя стратегии, отличающиеся расплывчатостью и крайней гибкостью, партия компромисса навлекает на себя обвинения в уклонении от решения вопросов и в отказе от собственных эгалитарных и либертарных социалистических задач. Утверждается, что она сменила изначально присущую ей функцию активного представителя гражданского общества на функцию распорядителя, контролера и ограничителя тех требований, которые гражданское общество способно предъявить государству. Считается, что партия компромисса принижает значимость своих членов и сторонников, отводя им роль послушных инструментов маневрирования и проведения собственной оппортунистической политики, опирающейся на деньги и на средства массовой информации.