Предисловие

В данных очерках вновь выносятся на обсуждение темы, ставшие центральными для демократической мысли с 18-го столетня.

Кому-то из читателей это может показаться бесполезной затеей. В конце концов, двадцатый век тем и отличается от всех предыдущих, что почти псе его правительства, партии и движения претендуют на роль выразителей подлинной демократии. В смысловом плане это всеобщее предпочтение демократии означает успех оказываемого народными массами давления. Ибо до середины 19 века требование демократии было основным орудием в руках тех, кто не имел власти. Оно вызывало раздражение у европейских государственных деятелей, равно как и у господствующих классов, которые нередко из страха прибегали к грубым мерам самозащиты. Когда Бсрк в 1790 г. (в «Размышлениях о революции во Франции») заявил, что полная демократия — это самая бес-

стыдная вещь в мире, он подвел итог двухтысячелетней истории сопротивления власть имущих признанию легитимности демократии. Со времен Бёрка слово «демократия» претерпело постепенную, хотя и постоянно оспариваемую, переоценку. Однако внушает беспокойство тот парадокс, что растущая респектабельность демократии обернулась в итоге разочарованием, — разумеется, если под демократией понимать (как это делаю я) плюралистическую систему власти, при которой решения, значимые для разных по размеру коллективов, принимаются в рамках гражданского общества н государства напрямую или опосредованно всеми их членами. В сегодняшней Европе демократии, понимаемой в этом смысле, повсеместно угрожают разнообразные антидемократические силы и тенденции.

В данных очерках я хотел бы начать полемику с этой закоснелой ортодоксией. Здесь я пытаюсь в нетрадиционной и конструктивной манере порассуждать о возможностях выживания и процветания европейской демократической традиции. Очерки содержат непредвзятую, бескомпромиссно плюралистическую, космополитическую и подкрепленную историческим опытом концепцию демократии. Метод обос нования этой концепции имеет несколько отличительных особенностей. Поскольку этот метод часто не формулируют в явном виде — а порой сознательно утаивают, — его следует изложить, хотя бы для того, чтобы разъяснить общее направление моей аргументации.

Прежде всего, своими доводами в пользу требования большей и лучшей демократии я сознательно охватываю довольно обширную область. Для меня неприемлема самодовольно-ограниченная позиция тех, кто видит в демократии лишь правление на основе партийной конкуренции, принципа большинства и правопорядка. Исследуемый предмет значительно шире. Он охватывает, с одной стороны, такие темы, как суверенитет, революция, идеология и угрозы гражданским и политическим свободам, таящиеся в «невидимой»* государственной власти, неоконсерватизме и режимах советского типа, а с другой стороны, включает в себя группу новых вопросов, связанных с реструктурированием мировой экономики, непрекращающимся загрязнением экосистемы, упадком партийной политики и возникновением новых социальных движений.

Кроме того, предлагаемая здесь интерпретация демократии подлинно плюралистична в философском и политическом смысле.

* Здесь содержится неявная ссылка па идею Адама Смита с «невидимой руке», которая в условиях рынка направляет каждого индивида, преследующего свои цели, к общему благу, хотя .->то и не входило в его намерения. См.: Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 1962. — Прим. пе]ка.

Еще одной отличительной особенностью этих очерков является то, что они построены на материале Европы. Европейские тенденции развития занимают центральное место в моем анализе, поскольку судьбы западноевропейских демократий сегодня как никогда прежде переплетены друг с другом и поскольку англосаксонские страны в своих дискуссиях о демократии, по-прежнему сфокусированных на анализе собственного опыта этих стран, должны многое усвоить из опыта континентальных соседей. В соответствии с таким подходом я суммирую здесь — насколько мне известно, впервые — ключевые аспекты вдохновляющего возрождения духа демократии в странах Центрально-Восточной Европы, которые, но существу, в последние четыре десятилетия были стерты с карты западной политической мысли.

Отмечу также, что эта книга служит подготовкой к обоснованию дальновидной и учитывающей опыт прошлого демократической политики. В вопросах демократии прошлое имеет решающее значение для настоящего. Традиция — это не частная собственность консерваторов. Я покажу, что жизнеспособность современной демократической теории нужно оценивать не по ее умению забывать прошлое и впитывать «новое», а, по крайней мере отчасти, но ее способности возвращаться к тем темам, которые оказались взрывными для прежних систем социально-политической мысли, в особенности времен Просвещения, и, опираясь на эти темы, творчески их перерабатывать. В этом плане очень симптоматичны мои постоянные ссылки на социально-политическую мысль эпохи демократических революций — в Европе это период с 1760 г., — когда узы верноподданничества были разорваны и многие люди ощутили унизительность своего подчинения существующей власти.

* Термином «модерн» Дж. Кии, и согласии с традицией, влиятельной и западной философии, обозначает эпоху Нового и новейшего времени. Соответственно, к началу модерна, или к раннему модерну, автор относит не только события и персоналии, хронологически принадлежащие к начальному этапу истории Нового времени (Болпнгброк. Бёрк, Влипни гон) по н такие процессы, как. например, становление системы политических партии, происходившее па всем протяжении 19 века {прим. пе)}ев.).

Наконец, созданию развиваемой здесь концепции демократии способствовала и моя собственная радикальная критика социалистической традиции. Современный социализм уже нельзя назвать динамичным движением за коренное преобразование общества, каким он был в Европе столетие назад. Социализм утратил как уверенность в собственных силах, так и революционный энтузиазм. Сегодня представляется нелепой идея выступать с импровизированной трибуны в защиту социализма, хотя именно так поступали десятки тысяч людей в прошлом, а совсем недавно и я сам. Социалистические идеи и политика переживают тяжелые времена — социалистов раздирают сомнения, они поколеблены норажсниями, сбиты с толку бедствиями, которые сами же и породили. Возможно даже, уже прошло их историческое время, и теперь они обречены в полном истощении плестись в будущее, разделяя судьбу всех умирающих традиций.

Социалисты должны честно ответить на вопросы, поставленные их критиками: в какой стране социалистическим движениям и правительствам удалось воплотить в жизнь старые социалистические идеалы равенства, свободы и солидарности? — Неужели в Западной Европе, где «социализм» для большинства людей означает или недальновидный прагматизм социал-демократии, или нечетко сформулированные утопии, или мрачную реальность режимов советского типа с господствующим в них государством? Или, быть может, в Центральной Европе, где ключевые социалистические идеи и символы были узурпированы жестокими тоталитарными режимами, стремившимися подавить гражданское общество? А может быть, на периферии — в странах с такими социалистическими режимами, как в Эфиопии, которая выбрасывает миллионы на вооружения, а безземельных крестьян и толпы скелетов в лохмотьях, скитающиеся по ее земле в поисках справедливости, прячет за помпезными праздничными церемониями?

Подобные вопросы неизбежно порождают глубокие сомнения в том, что демократическая теория и политика могут чему-то научиться у социалистической традиции.

Мой ответ на эти жизненно важные вопросы не является ни оптимистическим, ни пессимистическим. Я не отрицаю, что у меня вызывает глубокое сомнение возможность возрождения социализма в Европе как живого дискурса — в отличие от простого возрождения немощных поздних социалистических режимов советского типа и социал-демократических партий, групп давления и правительств западного типа. На мой взгляд, остро назрела необходимость правдивого изучения теоретических и институциональных корней углубляющегося кризиса европейского социализма. Я готов признать, что в новых социальных движениях или, к примеру, в Центрально-Восточной Европе ярлык социализма во многих случаях вызывает больше недоразумений и затруднений, чем он того заслуживает. Однако данные очерки — это не реквием по социализму. В них проводится мысль, что знание причин современного бессилия и упадка социализма имеет фундаментальное значение не только для социалистов, но и для демократов всех разновидностей. Исходя из этого, я пытаюсь показать, каким образом можно и необходимо радикально изменить понимание социализма, превратив его в синоним демократизации гражданского общества и государства.

В этом плане книга, предлагаемая вниманию читателей, опирается на мою работу «Общественная жизнь и поздний капитализм», где вводится понятие демократических публичных сфер и отстаивается разграничение гражданского общества и государства. В этой работе я подчеркиваю, что демократизация не может обозначать распространения тотальной государственной власти на негосударственную сферу гражданского общества, а с другой стороны, ее нельзя понимать и как упразднение государства и достижение стихийно складывающегося соглашения между гражданами в рамках гражданского общества. Я утверждаю, что «демократическую дорогу к социализму» следует прокладывать между этими двумя неосуществимыми крайностями и что лучше всего ее представлять как трудный и длительный процесс распределения власти между разнообразными публичными сферами, существующими внутри институционально различных областей гражданского общества и государства и в области их взаимодействия.

В данной книге этот общий аргумент получает новое и более точное обоснование. Идея плюралистичное™ демократи

ческих публичных сфер и разграничения гражданского общества и государства и здесь остается центральной. Однако существенно большее значение придается социально-политической проблеме путей институциалнзации публичных сфер, существующих внутри государства и гражданского общества н в области их взаимодействия. Разработанные в результате этого проекты собраны в более конкретном и политически ориентированном дополнительном издании «Гражданское общество и государство: новые европейские перспективы», которое публикуется одновременно с данной книгой. Надеюсь, что обе книги будут способствовать дальнейшим усилиям по усовершенствованию и развитию идей в указанном направлении. Несколько дополнительных тем, связанных с разработанной в начале эпохи модерна теорией деспотической власти, методами современных диктатур и перспективами гражданского правления, я собираюсь рассмотреть в книге «Деспотии XX века», которая сейчас готовится к печати.

Я хотел бы выразить свою благодарность Анне дель Нево, Шарлотте Гренг, Малколму Имри, Аннет Кун, Нейлу Белто-иу и Колнн Робинсон из издательства «Версо» за их квалифицированную и ободряющую редакторскую помощь. Кроме того, я чувствую себя в долгу перед друзьями, коллегами и знакомыми политиками, на чьи предложения и критические замечания, высказанные при чтении черновых рукописен этих очерков, я старался здесь дать ответ. В их числе — Зиг-мунт Бауман, Э.Дж. Брейн, Пенелопа Коннелл, Бернард Крик, Граэм Дункан, Ференц Фехер, Вацлав Гавел, Бранен Хед, Дэвид Хелд, Агнес Хеллер, Питер Уве Хоэндал, Ян Каван, Юрген Кока, Артур Липов, Адам Михник, Клаус Оффе, Кристофер Пирсон, Дарка Подменик, Эдвард Томпсон, Ми-хал Вайда, Стюарт Виэр, Дэвид Вулф и Нэнси Вуд. Я хотел бы особо поблагодарить Томаша Мастнака, Пола Миэра и Уэнди Стоукса за их помощь и неустанную поддержку.

Лондон Ноябрь 1987