В книге, представляемой российскому читателю, я попытался в популярной и доступной форме рассказать о свободе и демократии, их содержании и истоках, а также о том, как на протяжении многих столетий - начиная с античных времен и до наших дней - они утверждались в различных обществах и определяли различные типы государственного устройства. Актуальность затронутых в книге вопросов очевидна. Сейчас во всем мире активно обсуждаются проблемы строительства свободного общества, пути перехода от авторитаризма к демократии. Многие страны, находящиеся на разных ступе- 11ях экономического и политического развития, имеющие свои этнокультурные и религиозные особенности, - от Индонезии до Боснии и России - стремятся стать либеральными демократиями. Но добиться этого удается не всем, и даже в тех случаях, которые внушают определенный оптимизм, налицо различия в темпах и успешности продвижения по избранному пути. 11оэтому нужно разобраться в том, как соотносятся свобода и демократия, какие факторы способствуют, а какие - препятствуют их развитию и воплощению в жизнь. Я убежден, что во второй половине XX века демократизация стала центральной тенденцией мирового развития. Демократическая волна, под которой я понимаю широкий комплекс обусловленных этой тенденцией явлений, затронула все сферы жизни современного человека - не только политическую, но и экономическую, финансовую, юридическую, культурную и религиозную. Вместе с тем в последние десятилетия люди начали понимать, что народовластие, или демократическую систему правления, не следует абсолютизировать и примитивизировать, поскольку это чревато перерождением общественно-государственного устройства и преобладанием частных интересов многочисленных меньшинств над общими интересами большинства. Об этом со всей очевидностью свидетельствует опыт Соединенных Штатов - страны, которую многие считают образцом современной либеральной демократии. Выдающийся американский философ Джон Дьюи еще в 192*7 г. провозгласил, что единственным лекарством от болезней демократической системы является ее развитие в направлении еще большей демократии. И действительно, общественное мнение Америки рассматривает демократию как инструмент, применимый в любых условиях и способный разрешить буквально все проблемы, стоящие на пути общественного прогресса. В США доминирует мнение, что чем больше демократии, тем лучше. Однако, как я показываю в своей книге, доведение этой идеи до абсурда - что может быть проиллюстрировано на примере Калифорнии, где начиная с 1990-х годов многие важнейшие решения стали приниматься посредством референдума, то есть методами прямой демократии, - ведет к снижению эффективности демократической системы и далее ее дискредитации. То же самое прослеживается и на федеральном уровне, особенно в центре законодательной власти - Конгрессе, который вынужден принимать законы и поправки к ним в условиях жесткого давления со стороны окопавшихся в Вашингтоне лоббистских группировок. Именно поэтому частные и сиюминутные интересы все чаще берут верх над долгосрочными целями общенационального характера. Результатом становится существенное снижение авторитета государственной власти на всех уровнях и во всех ее проявлениях. Основная проблема заключается в размывании и, в конечном счете, фактическом исчезновении в процессе всепроникающей демократизации того слоя гражданственно мыслящих и дальновидных профессионалов - политиков, предпринимателей и юристов, - которые готовы принять на себя ответственность за судьбы своей страны и ее народа. Речь идет XL о своего рода «демократической аристократии», или «элите» в том смысле, в каком использовал это понятие Алексис де Токвиль, - о той социальной группе, которая в XVIII- XIX столетиях и в первой половине XX века обеспечивала высокую эффективность и устойчивость системы американской демократии. В своей книге я призываю к восстановлению и укреплению механизмов «делегированной демократии», наделяющей избранных народом политических деятелей определенным иммунитетом от капризов изменчивого общественного мнения и воздействия групп особых интересов, что позволяет им сосредоточиться на стратегических проблемах общенациональной значимости. Проведенный мною анализ соотношения свободы и демократии вызвал живую реакцию в Америке, где стал предметом обсуждения на страницах как популярных, так и элитарных изданий. Хотя большинство отзывов оказались положительными, со стороны неоконсерваторов мои идеи встретили активное неприятие. Тем не менее, я надеюсь, что сумел побудить многих американцев к переосмыслению их представлений об устройстве современной цивилизации и помог им лучше понять реалии того мира, в котором они живут. Масла в огонь подлили и события, развернувшиеся в последнее время в Ираке. Как следует из логики моего исследования и как я подчеркивал во многих других своих выступлениях, мое отношение к развитию - или строительству - демократии в этой стране и на Ближнем Востоке в целом существенно отличается от того, что доминирует в администрации президента Дж. Буша. Сразу оговорюсь: речь идет не о провозглашаемых целях. Я полностью согласен с президентом в том, что необходимо помогать государствам Ближнего Востока в деле развития демократии. Э го соответствовало бы интересам всех народов планеты. Терроризм, с угрозой которого сталкиваются сейчас практически все страны, действительно исходит преимущественно с Ближнего Востока, где общества утратили четкие ориентиры и цели развития и, по сути, перестали нормально функционировать. В регионе возник своего рода порочный круг: правящие в арабских странах авторитарные и репрес сивные политические режимы подавляют любое проявление инакомыслия и оппозиции, порождая тем самым ультрарадикальные фундаменталистские движения, не останавливающиеся перед насилием. Этот замкнутый круг можно разорвать только с помощью демократических реформ, перехода к большей социальной и политической открытости. В развертывании этих процессов немалую роль может сыграть внешний фактор, как это уже имело место в Германии и Японии после Второй мировой войны. Но у меня есть расхождения с нынешней администрацией в вопросе выбора средств достижения поставленных целей. Я убежден, что строительство подлинной демократии - длительный и сложный процесс. Военные методы играют в нем наименьшую роль; при этом они нередко оказываются контрпродуктивными. Неизмеримо более важно постепенное выстраивание институтов, способных защитить человека от произвола власти. Этот процесс имеет массу проявлений - от основополагающих конституционных реформ до проведения экономических преобразований и организации постоянных культурных обменов. Конечная цель такого процесса - в формировании легитимного государства, которое подразумевает самоограничение власти, а также гражданского общества, принимающего и поддерживающего культуру демократии. Вместе с тем не теряет своей актуальности задача искоренения радикального исламского фундаментализма. Это необходимо не только для обеспечения глобальной безопасности, но и для сохранения и спасения самой мусульманской религии и культуры. Радикальный ислам - это силовая доктрина, и ему должно быть нанесено военное поражение. С «Аль-Каи- дой» и подобными ей группировками невозможно разговаривать на языке аргументов и вести сколь-либо конструктивный диалог. К такому выводу пришли не только в Соединенных Штатах, но и во многих других странам, в числе которых есть и мусульманские, такие как Индонезия, Марокко и Саудовская Аравия. Фундаменталисты хотят вернуть мир в VIII век, в эпоху зарождения и первоначальной экспансии магометанства. Они выступают против собственных правительств не потому, что считают их репрессивными или коррумпированными, а потому, что те представляются им отступившими от средневековых мусульманских канонов. Это полное искажение идей ислама. В сложившейся ситуации существует только один выход: решительно отвечать на любой акт террора. Но параллельно с этим нужно вести культурную, политическую и идеологическую борьбу за умы и сердца мусульман. Фактически речь идет о напряженной борьбе идей. Необходимы не спорадические акции возмездия, а кропотливая работа, связанная, например, с поощрением обсуждения злободневных вопросов на страницах местных журналов и газет, с предоставлением приверженцам умеренных взглядов возможности открыто и широко высказываться на темы, связанные с исламской трактовкой современных проблем, прав женщин, экономических и финансовых аспектов развития. Начиная военную операцию против Саддама Хусейна, администрация Буша предполагала что избавив Ирак от диктатора, сделавшего это государство международным изгоем, быстро достигнет поставленной цели: силой обеспечить расцвет иракской демократии. Но пока мы видим, что ни быстрая военная победа, ни пленение Саддама, ни даже формальная передача власти от временной американской администрации к правительству, составленному из самих иракцев, не обеспечили желаемого результата. Для формирования в Ираке действенной демократической системы потребуется кропотливая и обстоятельная работа на протяжении длительного периода времени. Даже в тех случаях, которые можно считать примерами успешного строительства демократий - в Германии, Японии, на Тайване, в Южной Корее, Чили, - речь шла о весьма постепенном и продолжительном процессе, когда сначала разворачивалась экономическая реформа, затем - правовая, и лишь потом, с формированием широкого среднего класса, появлялись зачатки гражданского общества. Скоропалительные решения и короткие пути не ведут к демократии. Исходным пунктом для строительства демократического режима является достижение элементарного общественного порядка. К сожалению, в Ираке именно этот аспект проблемы был проигнорирован временной администрацией. Не от неслись к нему с должным вниманием и в Пентагоне, и в Белом доме. Допущено множество ошибок; более того, совершен ряд преступлений, и все это естественным образом породило в Ираке и других арабских странах атмосферу антиамериканизма. В результате шансы перехода этой страны к подлинной демократии выглядят сегодня невысокими. Но еще не все потеряно, и процесс может вернуться в нормальное русло, если только администрация Буша исправит допущенные ошибки. В первую очередь важно добиться поддержки со стороны международного сообщества, когда не одни Соединенные Штаты, но и другие ведущие демократии помогали бы Ираку в строительстве демократического общества, а коалиционные войска не воспринимались бы как оккупационные силы. Режим Саддама Хусейна действительно представлял серьезную проблему для США. Рано или поздно с ним необходимо было покончить. Но на это следовало получить международное одобрение и санкцию Организации Объединенных Наций. Курс же, который начали проводить американцы после достижения военной победы, стал просто катастрофическим, и на его корректировку пошли лишь недавно. Силы военной группировки оказались недостаточными, американское руководство не сразу признало необходимость вовлечения ООН в иракские дела и не учло, что не только у Соединенных Штатов, но и у других стран могут иметься законные интересы, ущемляемые ходом развития событий в Ираке. Сегодня многие утверждают, что США потерпели в Ираке политическое поражение. Я бы не говорил об этом как о свершившемся факте. Несомненно, ситуация пока складывается не лучшим образом, но последняя глава в истории американского участия в делах этой страны будет дописана только через несколько лет. Если Соединенные Штаты пересмотрят свой курс, подключат к урегулированию конфликта международное сообщество и, главное, обеспечат в стране приемлемый уровень безопасности, то шансы на успех остаются. Главное - создать в Ираке честное, открытое и плюралистичное правительство, уважающее права всех - курдов, шиитов и суннитов. Это было бы серьезным прогрессом по сравнению с эпохой Саддама Хусейна. Тогда в лице демократизирующегося Ирака появился бы важный позитивный пример для всего Ближнего Востока, где по сей день повсеместно правят диктаторы и монархи. Администрацию Буша справедливо критикуют за то, что с 11 сентября 2001 года она проводит одностороннюю внешнюю политику, заявляя, что не чувствует себя связанной никакими прежними ограничениями. Роль Америки в мире всегда определялась не только ее мощным военно-политическим влиянием, но и тем, что она обладала моральным правом использовать свою огромную силу в качестве инструмента не только обеспечения своих собственных интересов, но и реализации чаяний граждан всех либеральных демократий. Но это право может признаваться за ведущей державой лишь в том случае, если она не только задает определенные правила для остальных, но и следует им сама, а не пугает мир своей непредсказуемостью. В наши дни американская администрация своими действиями на международной арене достигла противоположных результатов. Сомнения в легитимности этих действий стали практически всеобщими. США искренне стремятся к распространению демократии во всемирном масштабе, но пытаются делать это либо с помощью диктаторов, игнорирующих общественное мнение, либо с помощью немногих энтузиастов типа Тони Блэра, которые, наперекор общественному мнению в собственных странах, стремятся распространять демократию, не соблюдая основных ее принципов. Политика односторонних действий имеет катастрофические последствия не только в ближневосточном регионе; она инициировала невиданное на протяжении последних пятидесяти лет охлаждение в отношениях между Америкой и Европой. Налицо еще один опасный эффект: повсеместный рост воинствующего национализма, черпающего свою легитимность в оппозиции планам Соединенных Штатов. Америке придется изменить не только первоначальный план действий в Ираке, но и всю свою международную политику, демонстрирующую ныне свою несостоятельность; но надо признать, что бессмысленно ожидать быстрого перехода к подлинно много- XLV стороннему подходу. Марк Твен сказал когда-то о музыке Рихарда Вагнера: «Она лучше, чем слышится». Учитывая, что президент Дж. Буш выступил с новым планом по Ираку, получившим поддержку в ООН, это высказывание, быть может, применимо и к американской внешней политике. Хочется надеяться, что в ней возрождается разумность. Ошибки, допущенные США в иракском вопросе, объясняются не недостатком экспертных оценок и рекомендаций (в стране существует множество исследовательских центров, занимающихся проблемами ислама, арабского мира и Ближнего Востока в целом), а идеологизацией американской политики. В распоряжении Госдепартамента имелась масса аналитических материалов по Ираку - более 16 томов различных документов, где излагались самые разнообразные сценарии. Но в Пентагоне, которому был передан полный контроль над всеми действиями Соединенных Штатов в Ираке, их даже не стали читать. В администрации Буша задают тон политики, исходящие не из реальности, а из собственных представлений о ней. Так, Ирак считали светской страной, где влияние религиозных авторитетов не столь велико, и население настроено проамерикански уже в силу того, что многие ненавидели режим Саддама Хусейна. Администрация потому решила вплотную заняться проблемой Ирака, что уверовала в лучшие перспективы ее решения по сравнению с палестинской. Но и сам этот идеологический подход был не более чем составной частью более широкого мировоззрения неоконсерваторов. Идеология взяла верх над политикой. И все мы увидели, к каким пагубным результатам может привести идеологическая зашоренность власти и отсутствие эффективного контроля над исполнением ею своих полномочий. Эта идеологизация американской политики вкупе с упрощенным неоконсервативным видением мира (теперь искаженным еще и зацикленностью на проблеме борьбы с терроризмом) проявляется и в американо-российских отношениях. Хотя Соединенные Штаты в целом выстроили хорошие отношения с Россией, и обе стороны уважают интересы друг друга, демонстрируют стремление к конструктивному диалогу, XL VI Дж. Буш, с одной стороны, уделяет пристальное внимание координации усилий лишь в одной области - в сфере антитер- рористических усилий; с другой стороны, он слишком персонифицировал в американо-российских отношениях свои отношения с президентом В. Путиным. Несмотря на то, что в противодействии террористическим группировкам и отражается близость американских и российских интересов стратегического характера, партнерский диалог между двумя странами должен базироваться на более широкой совокупности общих задач и подходов. Все это не позволяет Соединенным Штатам более настойчиво привлекать внимание российского руководства к вопросу, имеющему исключительное значение для новой России. Я имею в виду прочное и долговременное урегулирование чеченской проблемы. Америка должна помочь России осознать, что в этом состоит ее жизненная потребность. Мне понятно, какое возмущение - причем совершенно справедливое и оправданное - испытывают россияне по поводу чеченского терроризма; именно этим обусловлена широкая поддержка военной операции в Чечне. Увы, она не привела к желаемому результату. Вопрос не сводится только к тому, чтобы избавиться от радикальных элементов. Речь идет о гораздо более глубокой проблеме, существующей, насколько мне известно, не одну сотню лет. Необходима эффективная стратегия ее долгосрочного политического урегулирования, поскольку чисто военное ее решение невозможно. Разумеется, я не призываю США как-то вмешиваться во внутренние дела Российской Федерации. Но, понимая значительную роль и место России в современном мире, мы должны помочь ей осознать: точно так же, как Франция не превратилась в преуспевающую демократическую республику, пока не решила алжирскую проблему, так и Россия не сможет стать по-настоящему процветающим государством, не урегулировав чеченский конфликт. Как бы кто ни относился к России, ее нельзя не признать поистине уникальной страной. Иногда я слышу рассуждения, что Россия - это неевропейская страна, волей случая оказавшаяся в Европе и сыгравшая огромную роль в европейской истории. Иногда говорят, что Россия - это европейская стра- XLVII на, по странному стечению обстоятельств до сих пор фактически исключенная из единой Европы. Такие лее варианты присутствуют и в попытках ответа на вопрос о том, принадлежит или нет Россия к западному миру в целом. По моему мнению, правильнее всего было бы сказать, что Россия во многих отношениях является европейской страной, однако имеет несколько отличную от большинства европейских народов историю. В ней трудно найти все те элементы и факторы, которые обеспечили расцвет европейского либерализма и демократии. В Западной Европе громадную роль сыграло наличие централизованной религиозной власти в виде римско-католической церкви, не зависимой от любого из государств и тем самым бросавшей вызов всевластию и произволу светских правителей в отношении их подданных. Византийская же ветвь христианства, наоборот, всегда выступала прислужницей государственной власти, а не противовесом ей. Католическая религия, особенно в эпоху Возрождения, и даже позже, в годы Реформации, ограничивала полномочия государства и служила источником антиавторит арных тенденций. В России ничего подобного не происходило. Некоторые важные особенности прослеживаются и в эволюции феодализма. Для Западной Европы, как известно, было характерно наличие множества мелких административно-государственных образований и конкурировавших между собой властных структур. Бесчисленные графы, герцоги и прочая знать долгое вре мя оспаривали абсолютизм королей. В России же (возможно, в силу ее географии - обширности равнин и бескрайности степей) феодалы быстрее подпали под контроль царей. Поэтому российское государство оказалось более централизованным и мощным, но в результате существенно отстало от стран Европы в решении проблем собственности на землю - той первоосновы, которая дала толчок развитию капиталистической либеральной демократии. Повторю еще раз: Россия во многих отношениях является европейской страной, но имеет несколько иную историю. В отличие от многих других государств, не относящихся к западноевропейской цивилизации, Россия издревле имела тесные связи с Европой, а ее образованному классу всегда были хорошо знакомы и близки существовавшие там философско- политические идеи и течения. В конце XIX века в экономическом и социальном развитии России наблюдалось все больше элементов сходства с европейскими странами. Было отменено крепостное право, начался подъем российского либерализма. Хорошо известен извечный спор славянофилов и западников, но я уверен, что в большинстве случаев верх одерживали последние. До Октябрьской революции 1917 года Россия, бесспорно, шла по пути конвергенции с Западом. Коммунист ический эксперимент существенно исказил ход российской истории. В 1917-1989 годах Россия (а точнее, Советский Союз) резко ослабила связь не только с Европой и Западом, но и с общемировыми тенденциями и, как мне кажется, даже утратила нить собственной судьбы. Приход к власти большевиков парадоксальным образом означал победу славянофильства - не потому, что большевики были славянофилами (скорее наоборот), а потому, что они радикально изолировали страну от внешнего мира. И это привело к крайне негативным последствиям. Сегодня в России еще нет процветающей либеральной демократии, однако не подлежит сомнению, что российское правительство и общество в целом стали гораздо более открытыми и плюралистичными, чем в советские времена. Россия имеет шансы добиться гораздо больших успехов на пути демократического строительства, чем многие другие страны. Для этого нужно на полную мощность задействовать факторы, проверенные временем и опытом государств, уже являющихся либеральными демократиями. Главные из этих факторов - рыночная экономика, верховенство закона, разделение властей и создание институтов, гарантирующих соблюдение прав человека. Все эти концепты вовсе не чужды России. Я уверен, что россияне, прежде всего их высокообразованная часть, понимают их смысл и значение намного лучше, чем население какой-либо другой страны, идущей сегодня по пути демократизации. Конечно, не следует преуменьшать сложности существующих проблем. Но мне хотелось бы подчеркнуть, что они имеют скорее не культурно-исторический, а экономический ха- 4. Будущее свободы рактер. Россия богата природными ресурсами, что, как правило, не стимулирует усилий по формированию легитимной власти, основанной на принципах демократии и либерализма. Правительство богатой страны имеет возможность использовать в своих интересах огромные средства от добычи и продажи нефти и газа, металлов и леса, и потому позволяет себе закрывать глаза на необходимость кропотливой работы по налаживанию отношений с обществом и защите прав граждан. А ведь именно процесс выстраивания государственных структур на основе взаимодействия власти и общества составляет суть строительства демократии. Кроме того, именно ошибки в экономической сфере привели к тому, что в России, как представляется, сложилось не совсем верное понимание капитализма. В стране приватизированы тысячи промышленных предприятий, в том числе и в секторе, связанном с эксплуатацией и добычей природных ресурсов. Однако эта приватизация имеет странный характер: государство пошло на сделку с определенными мощными экономическими силами (если не обращаться к термину «олигархи») и по-прежне- му сохраняет за собой огромную, пусть и не проявляющуюся излишне явным образом, власть над экономической жизнью страны. В результате в России может сложиться ситуация, характерная для стран Латинской Америки на протяжении последних ста лет, а именно - видимость стабильности, которая основывается на сделке между государством и ключевыми игроками в национальной экономике, сделке, усиливающей позиции обеих сторон. Но такая сделка не предполагает ни подлинно предпринимательского капитализма, ни реального либерализма, поскольку и то, и другое подрывало бы экономические и политические позиции правящей верхушки. Примеры, характерные для Латинской Америки, можно найти и гораздо ближе к российским границам - достаточно лишь взглянуть на соседние с Россией страны постсоветского пространства. В подавляющем большинстве из них, насколько я могу судить, сложилась откровенно антилиберальная и антидемократическая модель общественного устройства: сильное государство владеет, хотя и не напрямую, значительной L частью национальных ресурсов, а управление этими богатствами передано в руки горстки крупных бизнесменов, жиреющих лишь за счет поддержания близких отношений с политическими лидерами. Однако в Российской Федерации дела обстоят лучше, чем, например, в Казахстане, Киргизии или Грузии. Россия - огромная страна, представляющая собой самобытную цивилизацию, обладающая уникальным интеллектуальным и культурным потенциалом и, по моему глубокому убеждению, в значительной мере являющаяся частью западного мира. Ее основная задача состоит в возрождении собственного исторического наследия и, что еще более важно, в решении насущных хозяйственных проблем, в первую очередь - создании эффективно функционирующей экономики, обеспечивающей равные шансы для каждого живущего здесь человека. Государство должно опираться на богатство, благополучие и таланты своих граждан, а не на ресурсы, упрятанные в земных недрах. И все эти цели достижимы, а названные задачи решаемы, если у руля находится дальновидное и ответственное политическое руководство, понимающее необходимость поступиться частью своей власти во имя блага отчизны. Во многих странах мира и в разные исторические эпохи можно найти много таких примеров, и поэтому, на мой взгляд, России вполне по силам добиться успеха на пути к свободе и демократии. Фарид Закария, Нью-Йорк, май 2004 года LI