ПОПЕЧИТЕЛЬСТВО

Извечной альтернативой демократии является правление попечителей. Согласно этой позиции, представление о том, что простые люди могут прийти к пониманию и защите собственных интересов, которые гораздо уже, чем интересы большого общества, противоречит здравому смыслу.

Идея попечительства, наилучшим образом представленная еще много веков назад Платоном в «Политии»*1, оказалась исключительно влиятельной на протяжении истории человечества. Хотя рудиментарная демократия вполне могла существовать тысячи лет назад у наших предков — охотников и собирателей, согласно письменной истории, иерархия2 появилась раньше демократии. В письменной истории иерархия — и как идея, и как практика, была правилом, а демократия — исключением. Хотя в конце XX века, когда всеми и повсеместно лицемерно утверждалась легитимность «правления народа», только меньшинство народов мира управлялось режимами, которые можно назвать «демократическими» в современном смысле. На деле же иерархия — самый грозный противник демократии, и так как притязания на попечительство являются стандартным оправданием иерархического правления, идея попечительства есть опаснейший недруг демократии.

Еще один момент. Хотя идея попечительства зачастую используется в ее самой вульгарной форме — как рационализация коррумпированных, грубых и бессмыс-

Название платоновского диалога «Полития» (Politeia) переводится с греческого как «полисный строй»; в распространенном русском переводе А.Н.Егунова он называется «Государство», а во многих английских текстах, включая книгу Даля, — «Республика» («Republic»).

80

Р.

ленных авторитарных режимов различного рода, — аргументы в ее пользу не опровергаются тем, что этой идеей беззастенчиво злоупотребляли. И если применять тот же самый грубый тест к демократическим

идеям, то они также часто признаются непригодными на практике. Как для демократии, так и для иерархии наихудшие провалы связаны с суждениями относительно обеих альтернатив. Однако то же можно сказать и о более успешных сторонах каждой из них, как и об осуществимости и желательности идеальных стандартов демократии и попечительства. ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ПОПЕЧИТЕЛЬСТВЕ

На протяжении большей части письменной истории идея попечительства интересовала очень многих и самых различных политических мыслителей и руководителей и в самых разных уголках земного шара. Платон является наиболее известным из них, однако практический идеал Конфуция, который родился на век раньше Платона, оказал и продолжает оказывать гораздо более глубокое влияние и на значительно большее число людей. Идеал Конфуция глубоко укоренился в культуре ряда стран, включая Китай, где он мощно, хотя и не всегда открыто, соперничает с марксизмом и ленинизмом в сфере политического сознания. Упоминание Карла Маркса и Николая Ленина* приводит нас к одной, возможно, самой поразительной версии попечительства — ленинскому учению об авангардной роли партии, обладающей специальным знанием законов истории, и, следовательно, о ее особой и уникальной претензии на управление. И наконец, существует еще один малопонятный пример, который не оказал большого влияния на мир, но тем не менее он интересен как свидетельство разнообразия форм, которые может принять увлечение попечительством. Я имею в виду утопию, в общих чертах описанную в «Уолден-два» знаменитым психологом Б.Ф.Скиннером. Для Платона политическое знание было царской наукой, высшим искусством: «Забота же о человеческом сообществе и искусство управления всеми людьми в первую

В данном случае Даль весьма точно использует важнейший из псевдонимов В.И.Ульянова.

советское время традиция соединяет данный псевдоним с настоящим именем и отчеством вождя

Октябрьской революции.

Часть вторая. Противоборствующие критики

81

очередь и преимущественно принадлежит царю» (276е)*. Сущностью искусства и науки политики, разумеется, является знание о благе сообщества, то есть полиса. Как все люди не обладают мастерством врача или кормчего, точно так же некоторые индивиды превосходят других в знании политического искусства. И как мастерство врача или кормчего требует профессиональной подготовки, точно так же следует тщательно отбирать и готовить мужчин и женщин, с тем чтобы они достигли мастерства в искусстве и науке политики. Попечители должны не только, подобно настоящим философам, быть полностью занятыми поиском истины и, как подлинные философы, более четко, чем все другие, различать, что является лучшим для сообщества; им следует полностью посвятить себя достижению этой цели; тем самым у них не должно быть никаких собственных интересов, несовместимых с благом полиса. Таким образом, они соединяют поиск истины и знание настоящего философа с преданностью истого царя или подлинной аристократии — если таковая может существовать — благу сообщества, которым они управляют. Очевидно, что правление философов-царей вряд ли наступит случайно. Создание такого рода республики и класса попечителей потребовало бы исключительных усилий, включая, естественно, их внимательный отбор и подготовку. И если такая республика все же возникнет, ее граждане, признавая превосходство правителей и их непоколебимую приверженность обеспечению блага общества, окажут ей свою поддержку и лояльность. В этом смысле, используя не язык Платона, а язык современных демократических идей, мы могли бы сказать, что правительство попечителей пользовалось бы согласием управляемых. Прыжок через две тысячи лет — от Платона к Ленину — представляет собой погружение в мир и в представления о мире, столь отличающиеся от платоновского, что это может показаться совсем уж немыслимой натяжкой.

82

Р. Даль. Демократия и ее критики

Ленин первоначально сформулировал и обосновал доводы в пользу создания революционной партии нового типа в своей работе «Что делать?». Его аргументация могла бы быть — и была перенесена — в послереволюционное общество; однако инструментом этого переноса стала сама партия. Затем она получила более полное обоснование в трудах венгерского философа и литературного критика Дьёрдя Лукача. Ее развитие можно найти и в недавних сочинениях, например у мексиканского марксиста Адольфо Санчеса Васкеса [Sanchez Vazques 1977].

Их рассуждения можно обобщить примерно следующим образом. Рабочий класс занимает особое историческое место. Для его освобождения необходимо создать общество без разделения на классы, основанное на владении или невладении средствами производства. В такого рода бесклассовом обществе, где средства производства принадлежат обществу и контролируются совместно, любой индивид будет освобожден от бремени экономической эксплуатации и угнетения, станет пользоваться такой степенью свободы и возможностями своего развития, которых не существовало на протяжении всей предшествующей истории. Однако было бы совершенно нереалистично полагать, что рабочий класс, сформировавшийся в условиях эксплуатации, угнетения и господства капиталистической культуры, способен в достаточной

мере понимать свои интересы, потребности и потенциальные возможности, и стратегия его освобождения требует революционной трансформации капитализма в социализм, а затем в его последнюю стадию — коммунизм, на которой исчезнет само государство со всеми формами коллективного принуждения. Для этого необходима посвятившая себя достижению данной задачи организованная группа честных революционеров — авангард, обладающий соответствующими знаниями и приверженностью.

руководство этих попечителей пролетариата будет необходимым еще некоторое время после революционного свержения капиталистического государства. Как и в случае с платоновскими попечителями, сам рабочий класс — а с ним и подавляющая часть народа — прямо или, по крайней мере, косвенно должен быть согласен с руководящей ролью партии.

От умозрительной философии и революционного действия обратимся теперь к Б.Ф.Скиннеру, выдающемуся современному психологу, известному своим вкладом в теорию познания и бихевиористскую психологию, а также глубокой приверженностью эмпирической науке. Как можно судить по его работам «Уолден-два» и «По ту сторону свободы и достоинства», знание попечителей оказывается современной бихевиористской психологией. Царь-психолог заменяет царя-философа из платоновской «Политии». Подобно последнему, он обладает научным знанием, что является необходимым и достаточным для реализации человеческого потенциала. Как только какая-либо группа людей испытает на себе благотворное правление подобного попечителя, эти люди прекратят свои глупые, пустые и безуспешные попытки самостоятельно управлять собой, откажутся от иллюзий демократии и охотно — а то и с энтузиазмом — согласятся на благородное и просвещенное властвование царя-психолога.

Несмотря на все огромные различия, поражает, сколько же общего имеют эти три точки зрения.

Хотя нереально в одном истолковании дать должную оценку всему разнообразию точек зрения на попечительство, можно, я думаю, сконструировать положение, полностью охватывающее суть аргументации. В дискуссии с современным демократом нынешний сторонник попечительства может выдвигать следующие доводы. ТРИ РАЗДЕЛЯЕМЫХ ПОСЫЛКИ

Аристос (Aristos): Вы очень сильно ошибаетесь, если думаете, что мы — то есть Вы и я — начнем с диаметрально противоположных посылок. Отнюдь нет. Подобно Вам и вообще любому, кто не является анархистом от философии, я начну с предположения, что для блага или благосостояния граждан требуется, чтобы они подчинялись некоторой совокупности коллективных решений 84

Р. Даль. Демократия и ее критики

либо законов. По крайней мере в некоторых случаях исполнение законов обеспечивается государством. Короче говоря, мы, сторонники попечительства, согласны с вами, демократами, относительно необходимости государства.

Во-вторых, я очень охотно соглашусь с посылкой, которую, как полагаю, демократы, подобные Вам, считают важной для дела Демократии: интересы всех людей должны рассматриваться одинаково. Возможно, некоторые сторонники попечительства отвергнут этот принцип. Думаю, что это сделал бы Платон. Вы можете вспомнить его предложение в «Политии» относительно «благородной выдумки» или, правильнее было сказать, лжи, используемой для того, чтобы сделать правителей приемлемыми для других граждан. Доверчивых граждан его республики следует убедить в том, что Бог, который вылепил людей на земле, примешал золото в естество тех, кто был способен к управлению, серебро — воинам и бронзу — крестьянам и прочим труженикам физического труда. Это полная бессмыслица. Ни одного современного Платону афинянина нельзя было убедить в подобной чепухе. Если судьба попечительства зависела от подобного абсурда, я первым бы отверг эту идею. Но я не вижу оснований, почему я не могу, подобно Вам, согласиться с идеей равного подхода к интересам всех людей в качестве базовой моральной аксиомы. Действительно, я хочу доказать, что можно справедливо полагать, что только группа высококвалифицированных людей — если угодно, попечителей — владеет знанием и добродетелью, необходимыми для служения благу каждого в согласии с законами. Демо (Demo): Я начинаю понимать, где наши пути разойдутся.

Аристос: Но до того, как я покажу Вам, почему Вы действительно должны присоединиться ко мне на этом пути, я хочу привлечь ваше внимание к совершенно другой посылке, с которой мы оба согласны. Хотя это может вызвать у Вас удивление, Вы реально согласитесь со мной, что процессом управления государством должны заниматься лишь те, кто компетентен в данном деле. Я знаю, что большинство демократов

испытывает отвращение к подобной идее. Вы боитесь, что, открыто согласившись с этой посылкой, Вы сразу капитулируете перед сторонниками попечительства. Конечно, в Вашей демократической теории, философии и аргументации эта опасная посылка редко высказывается открыто, именно потому что она столь опасна Вашему делу. Я даже не Часть вторая. Противоборствующие критики 85

думаю, что какой-либо значительный политический философ в демократической традиции, например Джон Локк, Жан Жак Руссо, Иеремия Бентам, Джеймс Милль, когда-либо отвергал эту посылку, хотя, впрочем, только Джон Стюарт Милль сформулировал ее совершенно явным образомЗ. Вы знаете так же хорошо, как и я, что Ваши великие заступники демократии всегда считали, что значительная часть людей не пригодна для участия в управлении. Продвигаясь дальше к намеченной цели, я мог бы напомнить, как Ваши предшественники-демократы лишали пользования всеми гражданскими правами женщин, рабов, лиц без собственности, неграмотных и прочих. В силу того, что эти люди были исключены, их интересы игнорировались или, еще хуже, ими злоупотребляли самым отвратительным образом, хотя эти люди составляли большинство взрослого населения в некоторых первых демократиях, которыми вы так восхищаетесь. И все же, раз постыдная и убогая часть истории демократических идей и практики уже в прошлом, я согласен не обращать внимания на нее.

Вместо этого я напомню о детях во всех демократических странах. До сих пор дети не обладают всеми гражданскими правами. Почему? Да потому, что каждый взрослый знает, что они не способны управлять. Разумеется, Вы согласны, что за детьми отрицают право на весь объем гражданских прав просто-напросто и единственно потому, что они не имеют соответствующей подготовки. Их исключение убедительно демонстрирует, что демократическая теория и практика разделяют с теорией и практикой попечительства посылку, что управление должно быть ограничено кругом лиц, которые способны управлять4. Таким образом, мой любезный друг, решение спора между нами находится в ответе на вопрос, поставленный еще Платоном: кто наилучшим образом пригоден управлять? Будут ли интересы простых людей вернее обеспечиваться ими самими, если они будут действовать, насколько это позволяет демократический процесс, или же группой достойных лидеров, обладающих особым знанием и добродетелью?