Парламент и социализм

Тот факт, что Шмитт не заметил опасностей, заключенных в абсолютной власти, подчеркивается здесь для того, чтобы показать, каким должен быть ответ на тот вызов, который брошен Шмиттом всем сторонникам защищаемой в данной главе разновидности демократического парламентаризма.

Поскольку, утверждает Шмитт, первоначальные принципы парламентаризма исчерпали себя, то если мы хотим иметь в лице парламента дееспособный институт, мы должны выработать новые принципы его обоснования: «любой, кто все еще верит в парламентаризм, должен, как минимум, быть готовым предложить новые доводы в его защиту»7". Из представленного здесь рассмотрения парламентаризма следуют старомодные, но вполне современные выводы: открытый, активный парламентаризм есть условие sine qua поп* сохранения и утверждения принципов как таковых — по крайней мере, истинного плюрализма принципов. В отсутствие независимого от государства гражданского общества, а следовательно также в отсутствие парламентской защиты и парламентского опосредования между тем и другим, многообразие принципиально различающихся форм жизни невозможно.

* неотъемлемое (лит.). — Прим. перев.

Несомненно, сам по себе парламент ни в коей мере не способен гарантировать сохранение демократии в вышеупомянутом понимании этого термина. Даже самое сильное собрание ие в силах оказаться выше глубоко враждебного ему общества или государства. Кроме того, деятельность парламента в качестве гаранта плюрализма должна дополняться аналогичной деятельностью судов, прессы, профсоюзов и других независимых властных групп общества. Верно и то, что — как сказано в классическом эссе Беджгота71 — парламент может выполнять целый ряд функций. Вместе с тем, особое значение для демократии имеют две — порой тесно взаимосвязанные — функции парламента.

* В этом я не согласен с присущей некоторым демократическим социалистам попейшей тенденцией полного отказа от утопической, но политически плодотворной доктрины парламентского суверенитета из-за се «нереалистичное™».

См., например: Hindess В. Parliamentary Democracy and Socialist Politics. London, Boston, Melbourne and Henley, 1983, ch. 2 Принцип парламентского суверенитета и вправду «нереалистичен» в том смысле, что он не согласуется с политической действительностью. И Хиггдссс весьма убедительно подчеркивает значение внепарламентских форм борьбы для развития демократического социализма. Но предлагаемая им альтернатива — умножение центров демократической власти как внутри государства, так и вис его — заставляет поставить вопросы о взаимоотношении этих центров, о возможных конфликтах между ними, а значит и о том, какие в этом случае потребовались бы механизмы разрешения и устранения конфликтов. С аналогичной трудностью сталкивались появившиеся в начале 20 века теории плюрализма и гильдейского социализма, сторонники которых обычно наивно полагали, что результатом снижения роли парламентской борьбы и, в конечном счете, упразднения государства в том виде, в каком мы его знаем, явится мирное равновесие интересов, а не свобода для всех.

Во-первых, демократический парламент является незаменимым средством соединения, координации и репрезентации различных социальных интересов. Эта интегрирующая способность парламента часто понималась превратно — в частности, в марксистской традиции — как механизм правления класса буржуазии. Парламент действительно может стать политическим средством классового господства, простой «машиной для подавления одного класса другим»72. Однако достаточно беглого ознакомления с долгой историей европейских парламентских ассамблей, для того чтобы понять, что парламент и господство буржуазии не связаны между собой по сути — между ними нет даже «избирательного сродства». Результаты действия тех или иных форм парламента отнюдь не обязательно обусловлены самими этими формами. Поэтому «парламентский суверенитет» — при всей его гипотетичности и недостижимости — является необходимой для каждой демократической системы утопической фикцией*. Ибо только при наличии высшего и подотчетного обществу политического института — национального парламента — окончательные решения могут приниматься в духе справед

ливости и открытого уравновешивания интересов, преодолевая частные конфликтующие отношения групп в гражданском обществе.

Ни о какой «естественной» гармонии социальных групп не может быть и речи. Между обществом и государством также никогда не бывает «естественного» равновесия. В любой демократической системе всегда существует опасность того, что межпартийная конкуренция, свобода собраний, власть закона и другие демократические процедуры будут использованы для разгрома демократии. Поэтому парламент является незаменимым механизмом предвосхищения и смягчения постоянного давления, оказываемого социальными группами друг на друга и на само государство. А сталкиваясь в кризисных ситуациях с бунтующими или рвущимися к власти организациями, парламент становится незаменимым средством также и подавления групп, открыто намеревающихся разрушить плюрализм.

Эта интегрирующая функция демократического парламента — не единственная из тех ролей, которые он способен выполнять. Парламент является также и важнейшим средством контроля над тайными или неподотчетными обществу действиями государственной власти, а следовательно и средством усмирения аппетитов потенциальных диктаторов — при наличии парламента осуществлять правление без открытых дебатов и организованной оппозиции государственной политике затруднительно или вовсе невозможно. Оппозиционная роль парламента основана на (изначально средневековом) допущении, что эффективное правительство и эффективная оппозиция не обязательно должны быть несовместимыми. Основана она и на том допущении, что оппозиция государственной власти может быть эффективной только в том случае, когда традиционно монополизируемые правящими кругами особые привилегии — свобода от преследований, право свободной критики, гарантированная оплата и политический статус власть разделяет со своими оппонентами.

Вопреки мнению Шмитта, (потенциально) оппозиционная функция парламента ни в коей мере не устарела. «Но пзвестно уже по опыту веков, что всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею, и он идет в этом направлении, пока не достигнет положенного ему предела»73.

Данное замечание Монтескье ныне так же злободневно, как и раньше. Возможно даже, что теперь оно стало злободневней, чем когда-либо, — если учесть угрожающее разрастание в 20 веке численности и мощи изощренных и страшных орудий, могущих попасть в руки властолюбцев. Афоризм Монтескье, несомненно, столь же применим к демократическим социалистам, сколь и к их оппонентам. Социалисты стремятся радикально изменить существующее распределение власти внутри государства и гражданского общества и в сфере их взаимодействия. Поэтому они обречены встречать на своем пути различные акты сопротивления и саботажа, что чревато для них соблазном предолевать подобные препятствия все большим сосредоточением в своих руках политической власти. Властолюбие многообразно и вездесуще. Оно не знает политических пристрастий. Оно способно изувечить и исподволь уничтожить своих поборников — к счастью для своих подданных. Но чаще — о чем напоминает нам в 20 веке катастрофа прихода к власти социализма, — властолюбие лишь ослепляет своих поборников. Оно нередко повергает их в экстаз — а порой и ввергает в кровавое пиршество.

Актпвно функционирующие парламенты именно потому являются необходимым условием демократических режимов, что они обладают способностью разжигать публичные дебаты, критиковать правительства и противостоять их монополизму и произволу. Этот момент (его подчеркивали в свое время Роза Люксембург, Карл Каутский и другие противники большевиков) совершенно упускается из виду мятежной социалистической традицией. Порицание этой традицией «парламентского кретинизма» (Троцкий) чаще всего служило уловкой для перехода к (качественно худшему) варианту государства. Данный момент проигнорирован и в широко известном различении, предложенном Луцно Коллеттп и направленном против «сталинистского менталитета», — различении между парламентом (который может быть отменен в будущем социалистическом государстве) и политическими и гражданскими свободами, нерушимыми и потому составляющими необходимую черту социализма.

«Каждому социалисту, — говорит Коллетти, — следует постоянно напоминать о том, что гражданские свободы — избирательное право, свобода самовыражения, право на забастовки — не тождественны парламенту»74. Это безусловно верно. Свободы демократического гражданского общества предполагают более широкую и углубленную деятельность, чем деятельность парламента и ассоциируемые с ней политические свободы. И все же намек Коллетти на то, что гражданские н политические свободы можно было бы сохранить и упрочить и без парламента, несет в себе забвение внутренней взаимосвязанности того и другого: свободы активного, самоорганизующегося гражданского общества невозможно защитить без центральной парламентской ассамблеи, позволяющей частным интересам гражданского общества доказывать свою правоту и улаживать взаимные разногласия открыто, ненасильственно и без государственных репрессий.

Политического строя, питающего демократические гражданские свободы и одновременно уничтожающего парламент, никогда не существовало. Не существовало и политического строя, поддерживающего демократический парламент и в то же время уничтожающего гражданские свободы. И до сих пор не было еще такого политического строя, при котором пост-капиталистическое гражданское общество сосуществовало бы с коренными политическими свободами и активным и бдительным парламентом. Установление именно такого строя и можно считать одной из задач исторического значения, стоящих перед современной демократической традицией.

<< | >>

↑

Источник: Джон Кин. Демократия и гражданское общество / Пер. с англ.; Послесл. М.А. Абрамова. — М.: Прогресс-Традиция,. 2001

Еще по теме Парламент и социализм:

- Бизнес, предпринимательство - Военное дело - Гуманитарные науки - Исторические науки - Маркетинг, реклама и торговля - Медицина - Менеджмент - Политология - Психологические дисциплины - Социология - Экологические дисциплины - Экономические науки - Юридические науки -