Уяснить полностью взгляды Розы па реформизм это значит определить их отношение к ленинизму. Размежевание между люксембургианством и ленинизмом идет по трем основным линиям: по организационнотактическим вопросам, по национальному вопросу и по экономическим вопросам (теория кризисов, теория империализма и др.). Два последних ряда вопросов освещены уже в нашей прессе и Лениным и происходившей в последние годы дискуссией вокруг „Накопления капитала“. Поэтому мы ограничимся первым пунктом. Статья Розы, напечатанная ею в 1904 году одновременно в „Neue Zeit“ и в меньшевистской „Искре“ 34 проливает свет на основные отличительные признаки люксембургианства от ленинизма в организационных и тактических вопросах. Исходным пупктом ошибок Розы была неправильная трактовка проблемы стихийного и сознательного. 1. Роза Люксембург утверждала, что сознательное руководство не может опередить стихийного. „Организация, рост сознания и борьба являются здесь не особыми, механически и во времени разделенными, моментами, как в бланкистском движении, — это только различные стороны одного и того же процесса“ 35. Больше того, Роза склоняется к признанию примата стихийного над сознательным. „Боевая тактика социал- демократии в своих главных чертах вообще не «изобретается»; она есть следствие непрерывного ряда крупных творческих актов, ищущей своего пути, часто стихийной классовой борьбы. И здесь бессознательное предшествует сознательному, логика объективного исторического процесса — субъективной логике его носителей“Ч В этом взгляде Розу укрепляет ход рабочего движения в России: в частности 1896 год, 1900 год, 1903 год. Здесь сознательная инициатива русских социал-демократов играла, но мнению Розы, весьма ограниченную роль. „Во всех этих случаях дело шло впереди“ 36. В то же время Роза приходит к заключению, опираясь, повидимому, на опыт германской с.-д., что всякая организация, как правило, играет консерва-. тивную роль и задерживает стихийный рост и творческое движение масс. Поэтому в организационном споре между меньшевиками и большевиками Роза становится на сторону первых. Ленинский „ультрацентрализм“ она подвергает решительной критике. Он представляется ей вдвойне опасным в России, поскольку здесь массовое рабочее движение лишь зарождается и требует поэтому максимальной свободы своего оформления. Ленин,— говорит Роза,— хочет абсолютного, слепого послушания и подчинения отдельных организаций центру, превращения их в простое орудие его, в придаточный орган. Центр, по плану Ленина, регламентирует всё, думает за всех, творит и решает за всех. Подобный режим ничего, кроме механической дисциплины, „дисциплины покойников“, не даст. Социал-демократический централизм должен иметь, по мнению Розы, не „регламентирующий“, „исключающий“, „контролирующий“, а лишь „координирующий“, „сплачивающий“ характер. „В этом боязливом стремлении части русских социал-демократов опекой вездесущего и всеведущего ЦК предохранить от ложных шагов столь многообещающее и жизнерадостно развивающееся русское рабочее движение — нам слышится, впрочем, отголосок того самого субъективизма, который уже не одну шутку сыграл с русской социалистической мыслью“37. Таким образом ленинские взгляды на роль партийной организации представляются Розе субъективизмом. Роза объявляет себя сторонником демократических методов западпой социал-демократии. 2. Беря стихийное движение за исходный организационный принцип, Роза приходит к некоторому тактическому нигилизму. Для социал-демократии, — говорит она, — важно не заблаговременное конструирование готовых рецептов для будущей тактики, а живое сохранение в партии правильной исторической оценки господствующей формы борьбы. Объяспяя пассивное отношение немецкой социал-демократии к новым тактическим лозунгам, которые предлагал Парвус на случай отмены всеобщего избирательного права, Роза говорит: „Эта инертность в значительной степени объясняется тем. что очень трудно в пустом пространстве абстрактных построений представить себе контуры и конкретные формы еще не существующей и, следовательно, воображаемой политической конъюн- тури“!. Тактические лозунги, по мнению Розы, должны следовать за движением, рождаться из него. Эго — теоретическое оформление некоторого тактического хвостизма. Роза явно не дооценивает организующую роль тактических лозунгов, выдвигаемых партией в революции. Она не видит, что эти лозунги, опережая движение, спасают его от распыленности и разрозненности, концентрируют волю масс вокруг ближайших задач, ведут их к единой цели, поднимают всё движение от ступеньки к ступеньке всё выше и выше. Копечно, всякий тактический лозунг в известном смысле вытекает из движения. Но это не значит, что он этому движению слепо подчиняется. В том синтезе стихийного и сознательного, который представляет собою всякое современное пролетарское движение, моменты сознательной подготовки, предвидения, организации, руководства оттесняются этой теорией Розы как бы на задний план. Здесь пельзя не усмотреть в зародышевом виде того социал-демократического фатализма, того пассивного ожидания революции, против которого сама Роза столь решитеоьно всю жизнь боролась. Неверные предпосылки привдили ее к результатам обратным тем, к которым она сама стремилась. 3. Эти предпосылки повлияли также на взгляды Розы о методах борьбы с оппортунизмом. Роза находит, что организационная политика партии не может быть орудием борьбы с оппортунизмом. Оппортунизм Роза считает в первую очередь результатом господствующего на Западе парламентского фетишизма. Поскольку в России буржуазный парламентаризм чрезвычайно ограничен, такой опасности нет. Оппортунизм отличается отсутствием всяких организационных принципов. Единственным средством борьбы с ним являются, по мнению Розы, не параграфы устава, а революционная самодеятельность масс. Ибо параграфы могут определять деятельность лишь небольших сект или частных обществ. „Так как социал-демократическое движение есть массовое движение и угрожающие ему подводные камни порождаются не людскими измышлениями, а общественными условиями, то нельзя заранее предотвратить возможность оппортунистических шатаний; лишь самодвижение может преодолеть их — конечно, с помощью оружия, даваемого марксизмом — после того как они приняли на практике осязаемую форму. Рассматриваемый под этим углом зрения оппортунизм представляется продуктом самого рабочего движения, неизбежным моментом его исторического развития“ !. Борьба с оппортунизмом при помощи бумажных средств достигает обратных результатов. Ленинский ультрацентрализм в условиях царизма способствует лишь укреплению интеллигенции в аппарате. Всемогущий ЦК партии Роза сравнивает с Исполнительным комитетом Народной Воли, действующим от имени несуществующей Народной Воли. Нечего и говорить, что подобная недооценка роли партийного аппарата приводит Розу к принципиальному ослаблению ее борьбы с оппортунизмом. Из этой борьбы заранее исключаются не только все организационные мероприятия, но и всякие предупреждающие оппортунистическую болезнь средства. Оппортунизм, являясь, по мнению Розы, неизбежным продуктом роста рабочего движения, может быть преодолен только через дальнейшее имманентное его развитие. Такое суждение связано было у Розы с недостаточным пониманием зависимости оппортунизма от империалистической эпохи, от роста рабочей аристократии. По крайней мере эту связь, вполне четко формулированную Лениным еще в 1907 году, Роза нигде не подчеркивает. Недооценка же внешних причин оппортунизма приводила к недооценке его роли вообще и к неясным представлениям о путях его развития. Так, например, критикуя в „Кризисе соц.-демократии“ социал-шовинизм, Роза не привела его в связь с довоенным оппортунизмом. Это упущение было своевременно отмечено Лениным '. Кроме того, непонимание связи между оппортунизмом и империализмом приводит и к игнорированию связи между национальноколониальной и социалистической революцией. Ибо национальная революция является самым сильным ударом по рабочему оппортунизму метропалии 38. Зародыши организационного нигилизма, тактического хвостизма и педооценки оппортунизма, встреченные нами в разобранной статье, не были вполне случайными и преходящими моментами в развитии взглядов Розы. Эти идеи играли не малую роль в целом ряде организационных и тактических ошибок левого радикализма, и в известной степепи не изжиты еще и в сегодняшнем немецком коммунистическом движении. Они влияли на практическую работу Розы и возглавляемого ею течения и в первую очередь замедлили идеологическое и организационное формирование левого крыла. Их влияние можно также усмотреть и в уступках, которые делала Роза центру. Иллюстрируем это несколькими примерами. Перед Ганноверским съездом Роза била тревогу и требовала исключения пз партии Бернштейна. В 1901 г., в статье, посвященпой французскому движению, отвечая Жоресу, — который в оправдание своей политики ссылался на германскую социал-демократию, дающую „простор весьма различным пониманиям“, — Роза пишет: „Разделяющие моменты (в германской с.-д. И. А.) до сих пор не шли дальше страниц печати и литературных произведений, но нигде не воплотились в практику партии. Крупная и серьезная партия не раскалывается из-за отдельных политических отклонений“ х. Как видит читатель, это заявление стоит в резком противоречии со всеми прежде высказывавшимися Розой взглядами на бернштейнианство. После Штуттгартского конгресса Роза сняла свое предложение об исключении Бернштейна. Это требование в тогдашних условиях, конечно, не могло рассчитывать на практический успех, но всё же имело бы известное агитационное и воспитательное значение. Возьмем Любек в 1901 г. Роза выдвинула против южан резкую резолюцию, которую затем, под влиянием Каутского, она сняла. В конфликте с баденцами, как мы это раньше уже отмечали, Роза также не проявила достаточной решительности. В случае с баденской мелкобуржуазной организацией нужно было отступить от принципов формальной демократии. Пе только решительное осуждение всей партией, но и исключение баденских вожаков могло бы оздоровляюще подействовать на баденцев и разбудить их от оппортунистической спячки. Все эти возможности и методы борьбы представлялись Розе совершенно несовместимыми с ее организационными взглядами. Веру в партийное единство, как высшую нерушимую ценность, Роза разделяла со всей партией в целом, и эта вера привела ее к тяжелому разочарованию во время войны. Критикуя организационные взгляды Розы, не следует, конечно, смешивать их со взглядами официальной немецкой социал-демократии. Роза видела рост партийного бюрократизма. С этим партийным, как и с профессиональным бюрократизмом она вела решительную борьбу. Поэтому взгляды Розы нельзя и здесь отожествлять с меньшевизмом. Это особенно ясно из борьбы Розы с Каутским в 1910 —1913 годах по вопросу о всеобщей стачке и об отношении между организованными и неорганизованными. Каутский в неорганизованной массе видел „бессильные, задавленные, изолированные, пришлые элементы... несознательные и погрязшие в предрассудках, лишенные всякого здравого смысла“. Масса — это источник всяких отрицательных, разрушительных инстинктов. Это „улица, которая случайно собирается и затем снова исчезает“, которая стихийно и слепо идет за своим вожаком. Стихийное движение, вносящее катастрофический элемент в историю, глубоко несимпатично, более того, враждебно бюрократу Каутскому. Революционной улицы он боится как огня. Он обуян „организованным“ страхом перед стихией революционных масс. Он мечтает о революции „сознательной массы“, о революции благовоспитанных по отношению к капиталу партийных чиновников и бюрократов и покорно идущей за ними, вымуштрованной, с выхолощенными волей и мыслью массой „сознательных“ членов, аккуратно утверждающих отчеты Правления партии и аккуратно оплачивающих свои членские взносы Ч Это плоское, мещанское, убогое представление о „массовом“ движении, о революции организованных таит в себе зародыши будущего носкизма, будущей расправы соц.-демократов над рабочей революцией. Роза сразу прощупала все слабые места „теоретических“ изысканий Каутского. Она реабглитировала неорганизованных от возводимых на них поклёпов и хулы. 1 K. Kautsky, Was nun, „Neue Zeit“, XXVIII (April 1910); Die Aktion der Masse. „N. Z.“, XXX (Oktober 1911).—R. Luxemburg, статьи в „Bremer B?rgerzeitung“; Das Offiziosentum der Theorie, „N. Z.“, XXXI, 2; — Ermattung oder Kampf, Die Theorie und Praxis, „N. Z.*, XXVIII, 2; выступления в Магдебурге (1910), в Иене (1911 и 1913) и др. Она указала связь, существующую между организованными и неорганизованными. Она решительно отвергла арифметический подход Каутского к революции, как революции всего организованного в профсоюзы и партию класса. Она показала, вопреки Каутскому, единство форм массовой борьбы во всех капиталистических странах как Запада, так и Востока. Она требовала перехода от обороны к нападению. Ставка Розы не только на организованных, но и на неорганизованных, как лучшую, наиболее революционную часть пролетариата, вера в революцию, как великого организатора, собирающего и сплачивающего в действии рабочие ряды,—вот сильные стороны деятельности Розы. Беда ее в том, что дальше критики и протестов она здесь не пошла, что она не сумела традиционным социал- демократическим взглядам противопоставить систему положительных взглядов, как это сделал Ленин. Взгляды Розы на отношение между стихийным и сознательным не могли не отразиться и на ее тактике. Из революции 1905 года Роза извлекла для Запада лишь общие выводы о значении новых методов борьбы. Веру в стихийный разум революции она поставила на место подробного учета и анализа тактической политики большевиков. Оценивая опыт этой революции исключительно с точки зрения тактики массового действия и всеобщей забастовки, Роза не обратила должного внимания на роль и организующее значение выдвинутых большевиками лозунгов. Благодаря этой преувеличенной вере в стихийное движение, Роза преуменьшала роль технической подготовки революции. Роза, как отчасти и вся польская социал-демократия, в значительной степени недооценивала важность подобной подготовки К „Судьбу настоящей рабочей революции,— писала она в начале 1906 года, — решает не вопрос о количестве имеющегося в распоряжении борющихся рабочих огнестрельного оружия, а тот лишь факт, что паденпе абсолютизма стало исторической необходимостью благодаря могучему росту классовой борьбы пролетариата, выросшей на почве взрощенного самим царизмом капитализма“ К Хотя Роза и понимала связь декабрьского вооруженного восстания с всеобщей забастовкой, однако из этой связи опа не сделала всех необходимых выводов. Лозунг вооруженного восстания отсутствовал у Розы и во время империалистической войны и после войны, когда он диктовался объективными условиями германской революции. Момент насильственного переворота в общем ходе революции явно Розой умалялся. В то же время тактические лозунги, выдвигаемые Розой, страдали недостаточной конкретностью. Возьмем лозунги, выдвинутые Розой во время и после войны. Ее призывы к „массовому действию“, к „политической активности“, к „предстоящим боям“ страдали известной расплывчатостью. Эта расплывчатость, равно как и незавершенность и незаконченность лозунгов („война войне“ и др.) отнюдь не могли, конечно, способствовать усилению боеспособности пролетарской армии во время революции. Так, напр., в брошюре „Кризис социал- демократии“ мы читаем: „Истинной задачей, которую поставила мировая война перед социалистической партией и от разрешения которой зависит дальнейшая судьба рабочего движения, является готовность к действию пролетарских масс в борьбе против империализма“ 39. Конкретизирующий это положение лозунг „война войне“ отнюдь не вносил ясности в вопрос. Лозунг этот пе позволял, как известно, достаточно резко отмежеваться от социал-пацифизма. Он не давал достаточно конкретных указаний, каким путем бороться с войной. Он повисал в воздухе, как пустая фраза. Но еще хуже дело обстояло с другим лозунгом Розы во время войны—лозунгом „Великой германской республики“, лозунгом „национальной революции“, который она противопоставляла политике империа лизма. Критикуя эту неудачную идею Люксембург Ленин писал: „Юниус хотел, повидимому, осуществить нечто вроде меньшевистской печальной памяти «теории стадий», хотел начать проводить революционную программу с ее «наиболее удобного», «популярного», приемлемая для мелкой буроюуазии копца“ К Все эти, как и другие случаи, когда лозунги Розы не соответствовали состояпию рабочего движения и задачам момепта, объясняются ее переоценкой стихийного движения. Эго чувствуется даже в речи Розы па первом конгрессе Германской коммунистической партии в декабре 1918 года. „Захват власти, — говорит опа там, между прочим, — осуществляется не сразу, а беспрерывным движением вперед (nicht eine einmalige, sondern eine fortschreitende) по мере того, как мы внедряемся в буржуазное государство, до тех пор, пока мы завладеем всеми позициями и будем их зубами и когтями отстаивать" 40. Это по меньшей мере туманно. Желая показать великую роль масс в строительстве советской системы власти, Роза затемняет или недооценивает значение и место предварительного, быстрого и одновременного захвата центральной власти. Излишне добавлять, что эти слабости Розы в вопросах тактического руководства, способности маневрирования и в ее представлениях захвата власти, как небо от земли, далеки были от меньшевистского хвостизма в революции, который и в 1905 и в 1917 году был равносилен отказу, бегству от революции. Раз попав в революционную стихию, Роза силой своего революционного инстинкта и революционного энтузиазма заражала восставшие массы и естественно становилась подлинным их вождем. Роза понимала великую организующую роль революции, но она недостаточно улавливала связь революции с подготовительной ее фазой и решающее место в ней вооруженного восстания. Неверная трактовка — бв — стихийного и сознательного приводит Розу к теоретическим ошибкам в вопросе о насилии и о диктатуре пролетариата. Недооценка значения технической подготовки революции, приводит к педооценке роли насилия в революции. Роза верила в стихийную силу, в стихийпую мощь масс. Насилие в революции представлялось Розе лишь коротким эпизодическим моментом всего революциоппого процесса. Иногда она склонна была даже считать этот момепт необязательным. В своей речи в Штуттгарте, отвечая Гейне, Роза говорила: „Он бросил мне упрек в том. что я сумасбродствую (schw?rme) в пользу насильственных методов. Ни в своих выводах, ни в своих статьях против Бернштейна в «Leipziger Volkszeitung» я не подала ни малейшего к этому повода. Я стою как раз па противоположной точке зрения и я говорю, что единственный метод насилия, который приведет пас к победе, это — социалистическое просвещение рабочего класса в его повседневной борьбе“Ч Год спустя в Гапновере мы слышим те же ноты: „Товарищи, которые надеются мирно, без катаклизмов, привести общество к социализму, совершенно отходят от исторической почвы. Революцию мы не должны представлять себе сплошь в виде вил и пролития крови. Революция может протекать также и в культурных формах и, если какая-либо революция могла бы на это рассчитывать (und wenn je eine dazu Aussicht hatte), то именно пролетарская; ибо мы принадлежим к тем, кто лишь в последнем счете хватается за насильственные методы и кто меньше всего жаждет какой-нибудь зверской (brutale) революции. Но такие вещи зависят пе от нас, а от наших противников. Вопрос о форме, благодаря которой мы придем к господству, должен быть нами полностью исключен; это вопрос обстоятельств. Насчет их мы не можем сегодня пророчествовать“2. Здесь Роза явно следует за Каутским. Каутский еще в 1893 голу заявлял: „Так как мы ничего не знаем о решительных битвах социальной войны, то мы конечно также мало можем сказать о том, будут ли они кровавыми, будет ли в них играть значительную роль физическая сила или они будут выиграны исключительно мерами экономического, законодательного и морального давления. Можно, однако, сказать, что имеется налицо полная вероятность, что в революционных битвах пролетариата средства последнего рода будут превалировать над средствами физическими, т. е. военной силой, более чем это имеет место в революционной борьбе буржуазии“ *. Этот же взгляд сохранил Каутский и в „Пути к власти“, где он приводит настоящую цитату. Роза совершенно отделяет форму революции от содержания, относя насилие к форме. Но это означает пе что иное, как социал-демократическое извращение понятия диктатуры пролетариата41. Разъединяя понятия захвата власти и насилия, Роза закрывала себе путь к пониманию того, что диктатура пролетариата озпачает разрушение старого государственного аппарата и создание нового. Поэтому и связь между буржуазной и пролетарской демократией была для нее долгое время не достаточно ясной. Неправильная трактовка роли насилия не могла также не отразиться и па взглядах Розы о бланкизме. Отвечая в Штуттгарте тому же Гейне, пугавшему ее призраком бланкизма, Роза говорила: „Разве он не знает, что у бланкистов кучка эмиссаров захватывает власть от имени рабочего класса, в то время как у социал-демократов — это делает сам рабочий класс“ *. В статье 1904 г. опа повторяет старое, истасканное меньшевистское сравнение большевизма с бланкизмом. Ленинская организация представляется ей »механическим перенесением организационных принципов блапкистского движения заговорщических кружков па социал-демократическое движение рабочих масс... социал-демократия создает совсем другой тип организации, чем прежние социалистические движения, напр, якобинско-бланкистского типа“ *. В бланкистах Роза видела лишь заговорщиков, людей, совершенно оторванных от масс и смотрящих на революцию, как на едпповременный акт вроде пистолетного выстрела. Ценные стороны бланкизма, его идеи о вооруженном восстании и о необходимости подготовки к нему, об организационной структуре революционной партии ускользнули от взора Розы42. Здесь она находилась еще под' гипнозом столь же старых, как и неверных социал-демократических представлений о бланкизме. Ленину одному принадлежит заслуга очищения революционного наследства Маркса от социал-демократической копоти, к нему приставшей. И, наконец, заключительным звеном ошибок Розы в этой области является ее поздняя постановка лозунга диктатуры пролетариата, который появляется у нее лишь после ноябрьской революции в Германии. До этого она орудовала обычно понятием захвата власти- понятием, которое у центристов принимало весьма двусмысленное значение („демократический“ захват власти). Есть товарищи, которые представляют себе, что статьи Розы в 1904 году были случайным эпизодом, который не имел пикаких дальнейших последствий пи для ее теоретических взглядов, ни для ее революционной деятельности. Так думает, например, Герчиков в недавно выпущенной им брошюре о Розе Люксембург. Изложив па стр. 37 своей работы историческое значение „Всеобщей стачки“, он затем заявляет: „Из расчета времени и места можно опустить те разногласия организационного характера, которые существовали между Розой и большевиками, когда Роза в 1904 г. примкнула по вопросу о методах организации партии к группе меньшевиков“ Мы думаем, что подобного „режима экономии“ в дапном случае применять не следовало бы. Он приводит к обратным результатам. По Герчикову получается, что Роза Люксембург своей работой 1906 года и сближением с большевиками полностью искупила ошибки 1904 года. Мы пытались показать несколько иное. В самом деле, придерживаясь методологии Герчикова, мы пе в состоянии будем объяснить ни ошибок Розы в ее отношениях с большевиками в 1912 — 14 годах, ни ошибок ее, отмеченных Лениным в „Кризисе социал-демократии* в 1916 году, ни тем более ошибок ее в критике политики большевиков после Октября 1917 г. Для Герчикова всё это будут лишь случайные эпизоды. I Известно, что Роза в 1912 году, совместно с главным Правлением социал-демократов Царства Польского и Литвы (в разрез с польской оппозицией, группировавшейся вокруг Упшлихта, Радека, Ганецкого, Малецкого и др.), повела решительную борьбу против январской конференции большевиков 1912 г., в которой она не участвовала, и против „раскольнической“ тактики Ленина. В „Червонном штаидаре“, органе Центрального правления СДЦП и Л, в статье „Разрушение единства в С.-Д. П. Р. Р.“ организационные идеи Ленина рассматривались, как результат партийного разложения эпохи реакции. „Ленинизм по своей природе,— пишет автор статьи, — это политика не прекращающихся расколов... Таковы уж судьбы ленинизма. Предоставленный сам себе, он должен всё время раздваиваться и проводить расколы до бесконечности“ К Оставаясь с 1906 г. всё время в близких отношениях с большевиками, Роза солидаризировалась с ними по вопросам об уроках революции 1905 года, об отношении к либеральной буржуазии и к Государственной думе, об оценке тактики социал-демократической фракции в Думе. На эпоху реакции она, вместе с большевиками, смотрела как на период подготовки к новой революции, и резко нападала на ликвидаторство. Она не сумела, однако, понять исторического значения январского раскола, с меньшевиками. На обоих предвоенных совещаниях Международного социал. бюро в Брюсселе (в декабре 1913 г. и в июле 1914 г.), посвященных обсуждению положепня в русской с.-д., Роза выступала против Ленина и склонялась к компромиссному решению организационного вопроса. А была ли критика большевиков, имеющаяся в тюремной брошюре Розы 1918 г., при всей исключительности условий, при которых она писалась, полной случайностью? Эта критика затрагивает всё тот же круг вопросов, по которым Роза и раньше имела особое мнение: аграрный вопрос, который Роза считает одпой из слабейших стороп русской революции, вопрос о самоопределении народов, о большевистском тероре и большевистской демократии (Учредительное собрание, свобода печати и пр.). И в национальном (1893 — 1918), и в организационном (1903— 1918) И В экономических (1898— 1918) вопросах Роза обнаруживает чрезвычайную устойчивость своих особых ВЗГЛЯДОВ. Но, признавая известпую последовательность в ошибках Розы Люксембург па разпых этапах ее деятельности, умаляем ли мы тем самым заслуги Розы? Отнюдь пет. В частности, в вопросе о тюремпой брошюре Розы мы полпостыо согласны с заявлениями, которые сде- лапы были по этому поводу Кларой Цеткип и Варекнм в их работах, выпущенных против клеветнической брошюры Леви43. Не следовало печатать этой незаконченной работы Розы. Выступления Розы после Ноябрьской революции в Германии, когда опа полностью изменила свои взгляды па большевиков и сама требовала применения революционной большевистской демократии 44, лишили эту брошюру актуального политического значения. И если всё же, мы упоминаем ее, то лишь с точки зрения истории взглядов Розы Люксембург. Кроме того, не следует упускать из виду, что даже в тюремной своей работе Роза в основном и главном была с нами. Сейчас же после переворота она с гро- мадпым воодушевлением приняла известие о русской революции. Брошюра начинается не с критики большевиков, а с их защиты от нападок меньшевиков всех мастей и национальностей. Ее критика означала, как она это совершенно ясно говорит, критику революционного союзника, а не контр-революционного ликвидатора, как это хотелось бы Леви 45. И в то же самое время именно развиваемая нами точка зрения на связь мржду организационными и тактическими ошибками Розы па различных этапах ее деятельности дает нам возможность понять и эту брошюру, и самую сущность люксембургианства как особого — еще не большевистского —течения. Вспомним ту оценку, которую Ленин дал левому радикализму в своей статье во втором сборнике „Социалде- мократа“ в декабре 1916 года. Отметив достоинства „Кризиса с.-демократии“, кпк „прекрасной марксистской работы“, и заслуги левых, как самых „решительных, твердых, искренних“ борцов с социал-шовинизмом, Ленин отмечает следующие ошибки этой работы: 1) Юниус (псевдоним Розы) умалчивает в своей брошюре о связи оппортунизма с социал-шовинизмом,— это главный недостаток брошюры; 2) Юпиус неправильно трактует вопрос об империалистических и национальных войнах, рассматривая современные войны лишь как империалистические войны; 3) программе империализма Юниус противопоставляет национальную антиимпериалистическую программу. Что же лежит в основе этих ошибок? Автор,—говорит Ленин, — „не вполне освободился от «среды» немецких левых социал-демократов, боящихся раскола, боящихся до конца договаривать революционные лозунги“. (Здесь Ленин намекает на лозунг левых о „массовых революционных действиях“ вместо лозунга вооруженного восстания. И. 4.). „Величайшим недостатком всего революционного марксизма в Германии, — пишет дальше Ленин, — является отсутствие сплоченной нелегальной организации, систематически ведущей линию и воспитывающей массы в духе новых задач: такая организация должна была бы занимать определенную позицию и по отношению к оппортунизму и по отношению к каутскианству“ *. И дальше: „В брошюре Юниуса чувствуется одиночка, у которого пет товарищей по нелегальной организации, привыкшей додумывать революционные лозунги до конца и систематически воспитывать массы в их духе. Но такой недостаток,— было бы глубоко неправильно забывать это, — не есть личный педостаток Юниуса, а результат слабости всех немецких левых, опутанных со всех сторон гнусной сетью каутскианского лицемерия, педантства («дружелюбия к оппортунистам»)“ 46. Слишком продолжительная вера в необходимость сохранения единства партии, в возможность преодоления оппортунистической болезни изнутри, слишком медленная идеологическая консолидация левого радикализма, зависимость его от каутскианства не только в организационной политике, но и в теории, запоздание, в связи с этим, с организацией самостоятельной фракции — всё это были гири, сковывавшие деятельность революционного крыла немецкой социал-демократии, удерживавшие его представителей от решительных шагов даже в роковой день 4 августа 47 и оставившие глубокие следы в молодой коммунистической партии, особенно в первые годы ее копституирования. 5.