Как известно, Шумпетер предложил заменить классическую доктрину демократии «другой теорией де- |Ш См.: Bobbio N. II futuro della democrazia. Engl, transl. P. 28-30. мократии». Делая это, Шумпетер стремился перевести требования демократической традиции в реалистичные категории и адаптировать традицию к достигнутым современными обществами уровням сложности и дифференциации. В соответствии с его формулировкой демократию нельзя определять как политический режим, позволяющий гражданам прямо или опосредованно принимать участие в решении политических вопросов и контролировать действия своих правителей175. В больших сообществах со сложной структурой участие, представительство и, при пересечении определенной черты, даже политический контроль становятся иллюзорными устремлениями176. Проще говоря, демократия является «методом» вовлечения граждан в формальный процесс определения агентов, которым предстоит решать политические вопросы. Таким образом, положение, которое Шумпетер отводит избирателям, обладает многими из черт, присущих средневековому представительству. Роль граждан заключается в содействии определению агентов власти, которые представляют избирателей в точно средневековом смысле — решения, принимаемые представителями, приписываются коллективному субъекту, народу, который считается неспособным представлять себя самостоятельно. По мнению Шумпетера, демократия является, таким образом, процедурной уловкой, предусматривающей, что народ в развитых и дифференцированных обществах хотя формально и считается обладателем политического суверенитета, но фактически не способен осуществлять этот суверенитет. Демократическая модель — это сочетание процедур и учреждений, позволяющее народному суверенитету проявляться единственно возможным для него образом, то есть в сотрудничестве в производстве правления и, следовательно, политических решений. Шумпетер утверждает, что это производство является «демократическим», поскольку передача власти определенным индивидам происходит в результате «конкурентной борьбы за голоса избирателей»177. Главные элементы концепции демократии, пересмотренной Шумпетером, можно, пожалуй, аналитически выразить в трех следующих пунктах: 1. Для признания политического режима демократическим необходимо рассматривать не ценности, которые данный режим защищает, и не цели, которые этот режим преследует, а исключительно процедуры «производства правления», которые приводят к реализации определенных целей и ценностей. Следовательно, демократическая модель принципиально совместима с любыми целями и любыми ценностями178. 2. В демократических режимах, в отличие от ре-жимов автократических и деспотических, производство правления происходит в результате конкурентной борьбы. 3. Эта борьба направлена на завоевание голосов народа, а ее исход определяют результаты выборов. Но столь же ясно возникают и другие моменты, хотя они в формулировке Шумпетера присутствуют не вполне явно и в некоторых случаях пронизаны очевидными противоречиями: 1. Шумпетер отдает предпочтение демократическому методу, несмотря на эпистемологическую посылку простой процедурности этого метода, потому что, по мнению Шумпетера, этот метод подчиняет все прочие политические цели, прежде всего административную эффективность, одной ценности — свободе лично сти. Шумпетер заявлял, что связь между демократией и свободой, не будучи строгой, все равно крайне важна: низкий уровень эффективности правления, несомненно, предпочтительнее «эффективной диктатуры», особенно с точки зрения «интеллектуала»179. 2. Конкуренция за голоса предполагает существование множества групп, заинтересованных в завоевании политического лидерства. Это предполагает ситуацию социального и политического плюрализма, но не идентифицируется исключительно с таким плюрализмом. Демократия не только предусматривает свободу всех политических в деле формулирования своих программ и конкуренции за голоса, но и предполагает эффективное соперничество политических альтернатив, предъявляемых суждению народа. Потребность каждой группы участвовать в конкуренции ради завоевания политического лидерства — крайне важный, сущностный элемент, отличающий демократические режимы от деспотических180. 3. С демократическим методом совместимы не все типы конкуренции. Конкуренция демократична только тогда, когда она является «свободной конкуренцией за свободные голоса»181. Очевидно, что это предполагает, что участники конкурентной борьбы за голоса должны отказаться от насилия и использования вооруженной силы. Но тот факт, что в демократии все группы имеют право выдвигать своих кандидатов на политическое руководство, означает прежде всего, что существует заметная свобода слова для всех и, в частности, широкая свобода печати182. 4. В демократических режимах, как и во всех прочих, важную роль играет функция лидерства. Поли тические группы действуют почти исключительно посредством осуществления или получения лидерства. Быть главными участниками демократического процесса — удел лидеров, а не масс, ибо именно действия лидеров определяют, могут ли скрытые коллективные ?ожидания трансформироваться в инструменты политического действия в зависимости от того, включены ли они в политические ставки, выдвигаемые против конкурентов на «политическом рынке». По Шумпетеру, не существует общих и полностью обоснованных доводов в пользу или против демократии. Есть лишь социальные условия и случайные основания практического порядка, которые делают демократию целесообразной и гарантируют ее успех. В разросшихся и крайне дифференцированных обществах капиталистического Запада демократический метод предпочтительнее других, потому что он является инструментом, лучше всего адаптированным к регулированию отношений конкуренции между политическими элитами, стремящимися к лидерству. Кроме того, демократическому методу следует отдать предпочтение и потому, что он стремится к регулированию политического рынка с помощью критериев, аналогичных критериям, управляющим отношениями между предпринимателями и потребителями на свободном и конкурентном экономическом рынке. Точно так же, как капиталистическому рынку нет альтернативы в условиях, когда задачей является рациональное регулирование потока экономических ресурсов в рамках дифференцированных и сложных обществ, нет альтернативы и демократическому методу в случае, когда целью является «производство правления», совместимое с высоким уровнем дифференциации политической системы и свободой граждан. Вот причина, в силу которой демократический метод остается предпочтительным, несмотря на его ограниченную административную эффективность и недостаточную техническую компетентность политического персонала, который позволяет отбирать этот метод, и прежде всего несмотря на крайнюю расточительность в отношении ресурсов, порождаемую открытой и конкурентной природой этого метода. Из сказанного со всей очевидностью следует, что Шумпетер нисколько не приблизился к заявленной им цели — к достижению сугубо эмпирического анализа политики, который был бы совершенно свободен от ценностей в отношении предмета изучения, «Эмпирическая теория демократии» Шумпетера, которую в последние десятилетия любовно транслировали представители м w 109 «неоклассическом» политической науки , оказалась не более чем эпистемологической фикцией. Эта теория никоим образом не является продуктом того, что, как надеялись, было бы строго индуктивной концептуализацией «фактов», теоретические положения которой были бы подвержены столь же строгой эмпирической верификации. Сартори утверждает, что Шумпетер попросту определил «необходимые и достаточные условия» чисто описательной теории демократии183. Если следовать его примеру, демократию можно открыто и явно определять в чисто описательных категориях, а ее систему технических правил и формальные процедуры можно изолировать от оценочных и нормативных сфер, принадлежащих политической идеологии. Но, как мы уже, в общем, установили в главе II, ныне продемонстрировано отсутствие каких-либо эпистемологических оснований у этих неопозитивистских притязаний. Как вполне признано, трактовка Шумпетером демократии как конкурентного лидерства породила целую философскую школу и оказала глубокое влияние на то, как на Западе в течение последних 40 лет понимали слово «демократия». Основные черты модели Шумпетера составили прототип того, что я называю «неоклассической парадигмой» плюралистической демократии, разработанной такими авторами, как Нельсон Полсби, Уильям Корнхаузер, Раймон Арон, Джованни Сартори, Ральф Дарендорф и в особенности Роберт Даль11 \ Вполне можно сказать, что эта парадигма ныне играет ведущую роль в западной политической философии, в сущности вытеснив модели классической демократии и прежде всего радикально-социалистическую модель. Главная характеристика неоклассической школы, благодаря которой ее противники стали называть ее «демократическим элитизмом», — попытка избежать любого противопоставления элитистских тезисов традиции классической демократии184. Для таких авторов, как Моска, Михельс и Парето, элитизм был реалистическим и консервативным (пусть порой и открыто авторитарным и антидемократическим) возражением радикально-демократическому и социалистическому прогрессизму. Но у представителей неоклассической школы функция элит стала, по-видимому, чем-то не столько направленным против демократии, сколько главным содержанием, сутью демократии. У Даля и в еще большей степени у Арона и Сартори демократия отождествлялась с совершенно необходимой функцией «представительства», которую призваны выполнять конкурирующие друг с другом политические элиты185. Демократия отличается от деспотизма не потому, что является «правлением большинства». Скорее, Даль утверждает, что демократия является «правлением меньшинств», которое принципиально отличается от правления (одного) меньшинства186. В самом концентрированном и ярком виде эта точка зрения выражена в определении, которое дал демократии Сартори, назвавший демократию «системой, основанной на фиктивной воле большинства и, в сущности, изобретенной и поддерживаемой правлением меньшинства». Помимо этого, Сартори утверждает, что «невозможно навязать инициативу большому числу людей, считающих, что легче и спокойней тащиться на буксире»187. Можно сказать, что неоклассическая парадигма зиждется на следующих трех концептуальных аксиомах: 1. Демократический режим отличается от недемократических режимов плюралистической и конкурентной природой (электоральной) процедуры, открывающей доступ к политической власти. 2. Демократия не приводит ни к широкому участию « 116 граждан в процессе принятия решении , ни к их «представительству» (в каком-либо ином смысле, отличном от органически-корпоративного смысла, присущего средневековым собраниям). 3. Демократия — это побочный продукт электоральной конкуренции меньшинств в том смысле, что процедурные требования конкуренции сопряжены с высокой степенью свободы слова и свободы печати, а участники конкуренции, предъявляя свои предложения общественности, вынуждены учитывать состояние политического рынка188. Политические предприниматели действуют точно так же, как и экономические предприниматели, которые, хотя никоим образом не являются представителями потребителей и зачастую выражают противоположные интересы, логикой конкуренции вынуждены учитывать требования, исходящие от рынка. Даль определяет конкуренцию как такую «систему принятия решений, при которой лидеры в большей или меньшей степени ответственны перед предпочтениями нелидеров»189. Представление о восприимчивости комплекса принятия государственных решений к ожиданиям политических потребителей имеет определяющее значение190. Демократия лишь в весьма малом смысле является политической системой, основанной на консенсусе граждан191. Из этих трех основных аксиом неоклассическая школа делает по меньшей мере следующие выводы: 1. В современных (расширенных, дифференцированных и сложных) обществах демократия не предполагает никаких форм политического равенства, выходящих за рамки обладания политическими правами, то есть обладания гражданством в юридическом смысле192; эта демократия требует только формального равенства взрослых граждан и их свободы голосовать и конкурировать за выборные должности193. 2. Представительные собрания, в том числе парламент, — это органы государства, которые отличаются от других органов власти лишь особой процедурой своего формирования и легитимации. Данная процедура допускает участие большого числа субъектов, которые иерархически не превосходят учреждаемый орган. 3. Политическая система—это структура, аналогичная тем, что существуют на экономическом рынке в рамках организации, созданной социальным разделением труда. Парламент выполняет замещающую функцию в том смысле, что его члены выполняют задачи, на выполнение которых у других граждан нет времени, способностей или желания. Поэтому выполнение замещающей функции требует профессиональной специализации и интересов, характерных для политиков, которые образуют дифференцированный политический класс194. 4. Олигархический характер организации политических групп не противоречит потребности в плюрализме и конкуренции. На политическом рынке, точно так же как и на экономическом, конкуренция олигархических групп дает результат не олигархический, а плюралистический. Даль возражает Михельсу, заявляя, что, несмотря на недемократическую организацию партий, межпартийная конкуренция гарантирует, что «политика правительства будет со временем отвечать предпочтениям боль- шинст-ва голосующих»195. Шаттшнайдер добавляет: демократия не внутри самих партий, а между ними196. 5. Требование пропорционального представительства в избирательных системах совместимо только с классическим представлением о функциях выборных собраний197. Представление о демократии как о конкуренции считает главной задачей голосования признание лидерства, а не воспроизведение конфигурации различных интересов и мнений избирателей на уровне выборных собраний. Поэтому предпочтение следует отдать мажоритарной системе, которая вносит элемент эффективности в систему, которая в других отношениях отличается весьма невысокой эффективностью. При наличии этих элементов оказывается, что неоклассическая модель демократии как лидерства, определяемого в результате конкуренции, содержит наряду с ее такими отличительными достоинствами, как ясность и реалистичность, теоретическую непоследовательность и аналитическую слабость, делающие ее, на мой взгляд, непригодной для понимания реальных условий, при которых демократические режимы функционируют в сложных обществах постиндустриальной эпохи. Принимая экономическую конкуренцию как метафору, объясняющую демократический процесс, сторонники неоклассической теории молчаливо исходят из представления об общей рациональности рыночных механизмов. Ибо ясно, что демократию можно мыслить как побочный продукт политического рынка только при том условии, что политический рынок действует при действительной свободе выбора, которой пользуются политические потребители, и способствует продвижению предпочтений политических потребителей. Политический рынок должен функционировать как механизм утилизации (политических) ресурсов и распределения (политических) благ, способный обеспечивать если не оптимальный, то удовлетвори тельный баланс интересов политических производителей и политических потребителей. Поэтому предполагается, что плюрализм элит делает возможной эффективную политическую конкуренцию и эффективную дифференциацию предложений, выдвигаемых политическими партиями, потому что именно в этом отношении рациональность рынка противодействует иррациональности олигополии или монополии. Сам суверенитет политического потребителя и демократическая восприимчивость комплекса политических решений к ожиданиям общественности, в сущности, в значительной мере зависит от точности соблюдения политическими производителями рыночных правил и выполнения политическими производителями ро~ лей, которые возлагает на них рынок. Во-вторых, следует предполагать, что политические потребители обладают специфической рациональностью, а также способностью оценивать рыночные предложения и делать выбор из этих предложений с учетом личных предпочтений. Неоклассическая теория предусматривает модель политического рынка, совокупная рациональность которого по-прежнему зависит от рациональности (то есть от интеллектуальной и нравственной автономии) отдельных избирателей, а не только от их негативной свободы, понимаемой как отсутствие внешних физических ограничений198. Настаивание Шумпетера на соблюдении требований свободы печати и свободы выражения для всех как необходимых предпосылок демократии, по-видимому, относится к необходимости автономного и рационального убеждения граждан. Несмотря на его критику метафизических посылок, лежащих в основе классической доктрины, и несмотря на его умалчивание о нехватке информации, силы воли и политической ответственности у рядовых граждан, неоклассическая модель продолжает наделять решающей ролью недифференцированную массу избирателей, задача которых состоит в высказывании, кто должен стать политическим лидером. Итак, ряд элементов неоклассической теории следует рассматривать как примеры простой non sequitur199. В числе таких примеров — открытое признание Шумпетером того, что политические предприниматели, как и экономические предприниматели, способны нарушать правила игры, используя скрытые или мошеннические формы конкуренции200: пессимизм, который у Шумпетера вызывали реальная дифференциация предложений, содержащихся в партийных манифестах, или верность партий своим же собственным программам201, или откровенное признание Шумпетером того, что решающую роль в воздействии на выбор избирателей играют методы психологического манипулирования, используемые партиями в политической про- 131 паганде . Так выглядит крайний практический реализм Шумпетера, превосходящий теоретический реализм его же собственного определения демократии и даже ему противоречащий. В итоге практический реализм Шумпетера начинает казаться парадоксально элементарным и утопичным. На мой взгляд, Шумпетер и неоклассические теоретики правы, когда говорят, что беспристрастное изучение приводит к тому, что классические идеи участия, представительства и народного контроля кажутся нереалистичными и примитивными. Лично у меня нет сомнений в абсолютной непригодности демократических процедур для уменьшения экономических и социальных различий. К тому же я убежден, что представительные функции выполняются в процессах разделения труда и функциональной дифференциации, которые столь характерны для современных обществ. Я также убежден, что основанные на принципе пропорционального представительства избирательные системы менее совместимы с усилением позитивной власти, потребность в которой столь драматическим образом стала настоятельной во все более сложных современных обществах риска, нежели мажоритарные или смешанные системы. Наконец, я убежден в том, что взаимоотношения между демократией и партийной системой сегодня сталкиваются с серьезнейшими проблемами (и постараюсь показать это в главе IV). Но если, продолжая эту линию, мы признаем, что функционирование представительных институтов в постиндустриальных обществах осуществляется по правилам, которые несовместимы с правилами свободной плюралистической конкуренции, что значительная часть политической власти осуществляется в невидимых контурах, выведенных за рамки любой логики рынка, что граждане находятся во власти неконтролируемых сил, что граждане подвержены апатии, не обладают достаточной информацией и ответственностью и неспособны к самостоятельной мотивации, даже если они юридически и физически свободны, то позволительно спросить самих себя, в чем состоит различие, пусть условное и прагматичное tout court202, если не коренное, между демократией и ее противоположностью. В конце концов, становится неясно, в чем же заключается свобода для всех и восприимчивость к политическим требованиям граждан, которые появляются в виде демократических побочных эффектов конкуренции, ограничивающей стремление к власти групп, борющихся за политическое господство. Нако-нец, разумно задаться вопросом, какие причины могут побудить нас предпочесть этот тип демократии, а не его подчеркнуто недемократические (но при этом более эффективные и обнадеживающие) варианты. С точки зрения отношений между сложностью и демократией именно здесь, в этой глубокой апории шумпетеровского политического реализма, проявляется, на мой взгляд, необходимость в реконструкции демократической теории.