3.3. Измерение «центр-периферия»: проблематика государственного строительства в партийной риторике

Проблемное измерение «центр-периферия» тесно связано с проблематикой национального государства, т.к. оно возникает, оформляется и обретает свою специфику в процессе становления национального государства^[289].

Вопросы национального и государственного строительства по-прежнему являются актуальными для России. Современная российская социально-политическая ситуация далека от состояния, которое бы характеризовалось общественным консенсусом в отношении моделей и принципов государственного и национального устройства. Легитимность власти, являющаяся одновременно и источником, и механизмом, и итогом нациестроительства, не является неоспариваемой величиной и, как показывает рост протестных настроений периода VI электорального цикла, демонстрирует тенденции к снижению.

Специфику существующих проблем формирования государств и нации, современного политического режима в России и их отражения в риторике политических партий во многом определили особенности исторического прошлого, в том числе, противоречивой административно-территориальной и культурной политики, реализуемой в СССР. С одной стороны, в СССР предпринимались попытки формирования единой гражданской нации путем стандартизации правового, политического, социального и культурного пространства (в частности, в сфере образования). С другой – в основе административно-территориальной организации лежал принцип деления на национально-государственные образования, в некоторых из которых осуществлялась политика «коренизации» и развивался институт «титульности». Территориальные и социокультурные эксперименты, осуществленные в Советском Союзе, привели к несовпадению административно-политических, экономических, этнолингвистических, культурных и проч. границ. Переселение этнических групп, репрессии и т.п. создали потенциально конфликтную ситуацию. Нерешенность вопросов государственного и национального строительства, проблем формирования общей гражданской нации, несовпадение границ способствовали тому, что в результате распада СССР, повлекшего за собой ослабление границ различного рода, в Российской Федерации увеличились потенциальные возможности «выхода» целых территорий, обострились противоречия между центром и периферией, стали возникать альтернативные территориальные политические проекты.

В данных условиях наиболее важными задачами, стоявшими перед группой «строителей нации», наряду с вопросами рыночных реформ, учреждения нового политического режима, были консолидация границ различного рода, укрепление центра и решение других актуальных проблем. Под влиянием необходимости решения этих задач уже в 1990-х гг. властвующая элита предпринимала попытки выработать «национальную идею». Среди политиков, общественных деятелей, аналитиков, журналистов велась оживленная дискуссия о природе государства, его границ, критериев членства в нации и т.п.^[290].

Актуальность этих вопросов усилилась на рубеже тысячелетий в связи с кризисом режима Б.Ельцина, террористическими угрозами, экономическими трудностями и иными обстоятельствами. Сменивший Б.Ельцина на посту Президента РФ, В.Путин взял курс на укрепление российского государства и консолидацию политического режима. Для решения этих задач активно использовались различные политические институты, в том числе политические партии, позволяющие обеспечить влияние на процесс принятия политических решений и общественное мнение. Одним из направлений деятельности на этом пути стало формирование новой государственной идеологии^[291]. Как отмечает Г.Зверева, «практический результат такой работы выглядит как создание Матрицы, сложного информационного продукта, адресованного обществу и способного обеспечивать функционирование государственной власти в тех параметрах, которые для нее представляются оптимальными»^[292].

Использование политических партий для обеспечения интересов правящей элиты привело к усилению ее влияния на партийный дискурс «партий власти» и «конструктивной оппозиции». Показательно в этом отношении высказывание В.Суркова, адресованное к партийному активу «Единой России»: «Думаю, что наиболее удобная форма донести основные идеологические тезисы – это описать новейшую историю в оценках и под тем углом зрения, который в целом соответствует курсу Президента, и через это сформулировать наши основные подходы к тому, что было раньше, и к тому, что будет с нами в будущем»^[293].

* * *

Проблемное измерение «центр-периферия» наиболее полно раскрывается в работе скандинавского политолога Стейна Роккана «Центр-периферийная поляризация»^[294]. Роккан анализировал центр-периферийную проблематику в двух плоскостях – горизонтальной (как отношения между территориальными единицами) и вертикальной (как отношения между властными единицами внутри властной иерархии).

Концептуализируя понятие «центр», С. Роккан утверждал, что «центры упрощенно можно определить как привилегированные положения внутри территорий»^[295]. Центры представляют собой те «локусы, где принимаются самые важные решения, где основные акторы … обычно взаимодействуют между собой»^[296]. Центры создаются группами (элитами), которые контролируют ресурсы на данной территории (экономические, политические, информационные) и включены в процесс принятия политических решений. Соответственно эти элиты формируют и определяют конфигурацию и характер границ – территориальных, политических, экономических, культурных.

С. Роккан выделял два идеальных типа пространственного расположения различных центров по отношению друг к другу. Если центры располагаются на ограниченном пространстве, то данная система, в терминологии С. Роккана, является моноцефальной. Совпадение различных центров в одном пространстве приводит к концентрации власти в руках одной элиты или одного лидера. Такая организация власти характерна, например, для абсолютистских монархий.

Если центры рассредоточены в разных регионах, то такая система является полицефальной. Для нее характерна большая вариативность во взаимодействии между различными центрами, между центрами и устанавливаемыми ими границами, между различными регионами.

Периферия в работе С. Роккана используется как синоним понятия «регион». А регион определяется так же просто, как и центр: «регионы – это территории, которые окружают центры… Регион можно определить как ряд территориальных единиц, имеющих некоторые общие черты»^[297]. Периферии представляют собой «территории, которые так или иначе зависят от решений, принятых в центре»^[298].

Под «отношениями между центром и периферией» мы понимаем характер взаимодействия, который складывался между центром и перифериями. Являясь более широким и обобщающим, в нашей работе данное понятие во многом используется как аналог центр-периферийной проблематики.

Понятие «центр-периферийная проблематика» является многогранным и включает в себя весь (или почти весь) комплекс проблемных зон, возникающих в процессе становления национального государства.

Составляющими элементами процесса становления национального государства выступают государственное и национальное строительство^[299]. Выделение данных элементов носит идеалтипичный характер и представляет собой познавательную модель - исторические траектории развития государств были сложнее и многообразнее, далеко не всегда они вписывались в данную схему. Кроме того, эти составляющие перманентно определяют некие линии напряжения, которые отражают проблемное измерение «центр-периферия», и вокруг которых строятся дебаты и дискуссии по данной проблематике.

Мы выделили следующие составляющие в рамках государственного строительства:

I. Определение внешних территориальных границ сообщества. Внешние границы могут трактоваться не только как территориальные, но и как границы внешнего влияния, например, как претензии политической системы на преимущественное влияние в геополитическом пространстве.

II. Создание внутренних границ, которые определяются доминирующими критериями регионального деления (этнокультурные, исторические, экономические, или совокупные показатели, например, совпадение этнокультурных и исторических границ, исторических и экономических и т.д.).

Центр-периферийная проблематика в рамках этой составляющей будет отражать представления о полномочиях регионов, о принципах территориальной организации, взаимодействия федерального центра и регионов.

III. Определение институтов и механизмов стандартизации внутреннего пространства – т.е. регулирующих институтов, обеспечивающих «механическую» интеграцию данного пространства. К ним относятся общие для всей территории правовые нормы, единые властные институции (бюрократия, вооруженные силы, госслужбы т.д.)

На уровне риторики данная сфера предполагает описание властных институтов, обоснование их функций и полномочий, роли центральной власти и других ветвей власти и т.д. Характер политического режима является основным механизмом стандартизации в данном сообществе.

В рамках национального строительства основной проблематикой становится определение принципов и механизмов «органической» интеграции общества. Механизмами могут выступать культивирование общих культурных норм, система образования, выделение государственного языка и т.д. Вся совокупность средств и механизмов социальной интеграции общества оформляется в модели политической макроидентичности, доминирующей в данной политии.

* * *

В качестве элементов государственного строительства мы выделили, во-первых, специфику обоснования выделения внешних и внутренних границ, а во-вторых, характер содержания и функционирования политических институтов в предвыборной риторике партий. Специфику границ мы рассматривали через 1) принципы внешней политики (внешние границы), 2) предлагаемый тип территориального устройства страны (внутренние границы); институциональный уровень – через тип политического режима, который рассматривается в программах партий как оптимальный для России.

Интерпретацию внешних и внутренних границ государства, а также критериев членства в политии, представленную в партийной риторике, мы будем рассматривать через артикуляцию партиями внешнеполитического измерения, а также принципов административного деления страны и модели миграционной политики. Анализ внешнеполитического измерения позволит сделать умозаключения о том, как воспринимается партиями международное сообщество (агрессивное, источник вызовов и угроз, или добрососедское) и принципы взаимодействия с ним – партнерские, паритетные, иерархические и т.д. Специфика административного деления демонстрирует представление партий о характере «горизонтальной» организации центр-периферийного пространства (федеративная или унитарная система, национальное, культурное или территориальное выделение регионов), а миграционная политика позволяет увидеть принципы определения членов сообщества (т.е. «своих»), а также степень проницаемости границ для нечленов политии.

Принципы внешней политики, раскрываемые в предвыборной риторике.

Как уже отмечалось, у всех партий, кроме КПРФ^[300], после 2007 г. наблюдается снижение доли внешнеполитического измерения в предвыборной риторике.

Для четырех партий (ЕР, СР, ЛДПР, КПРФ) характерна общая специфика презентации внешнеполитического измерения:

Во-первых, в риторике 2007 г. звучит сильный мотив угроз и вызовов, источником которых является внешнеполитическое пространство. В риторике ЕР в 2006 г. оформляется идея внешних угроз, которая транслируется партией и поныне - это «силы внешнего влияния», посягающие «на суверенитет и территориальную целостность страны»^[301] [Программа ЕР, 2006]. «Справедливая Россия» до 2007 г. практически не артикулировала внешнеполитическое измерение, однако ее появление в период V электорального цикла также сопровождалось идеей «враждебной силы» («Есть силы, заинтересованные в жестком ограничении влияния России на мировой арене. Нашей стране хотят отвести роль сырьевого придатка в глобализирующемся мире»^[302][Предвыборная программа СР, 2007]).

У ЛДПР и КПРФ агрессивное восприятие внешнеполитического пространства сформировалось еще в конце 90-х годов^[303], таким оно предстает и в риторике 2007 г.

Объектом угроз у всех партий выступает суверенитет страны, хотя их источник может интерпретироваться по-разному: например, у СР и КПРФ - это классовый антагонизм; у ЕР - политическая конкуренция в мировом пространстве, покушение на растущее влияние нового сильного игрока; у ЛДПР – этнокультурные и геополитические расколы («необходимо пересмотреть … связи с теми государствами, которые нарушают права русского населения», «… попытки уничтожить Россию как ядро самобытной Восточно-христианской цивилизации»)^[304].

Во-вторых, внешние вызовы и угрозы обосновывали необходимость укрепления государства и его силовых функций (в риторике 2007 г. этих партий большое внимание уделяется статусу армии, усилению силового потенциала страны и т.д.). В случае с «Единой Россией» мотив внешнеполитических угроз являлся контекстом для концепта суверенной демократии, который был представлен в программе 2006 г.^[305]

В-третьих, еще одной яркой чертой риторики 2007 г. является акцент на «перецентрировании» мира и переопределении места России в нем («Россия имеет все основания претендовать на роль одного из центров мирового влияния и обязательно станет таким центром», [Предвыборная программа ЕР, 2007]^[306], 2007; «Россия должна стать центром интеграции государств, которые заинтересованы в политическом равноправии Востока и Запада» [Предвыборная программа ЛДПР, 2007]; «Внешняя политика должна быть направлена на укрепление статуса России как мировой державы» [Предвыборная программа СР, 2007]).

В 2011 г. выделенные тенденции не меняются.

Российские либеральные партии («Яблоко», СПС и «Правое дело» в 2011) предлагают иную версию внешнеполитического измерения. Для партий, как в период избирательной кампании 2007, так и 2011 г., характерно менее идеологизированное и более прагматичное отношение к данной тематике («Мы будем добиваться деидеологизации российской внешней политики, реалистичной оценки вызовов и угроз и интеграции России в систему международных институтов» [Предвыборная программа «Правого дела», 2011]). В риторике партий также присутствует мотив внешнеполитических угроз, однако они носят иной характер, угрозы не вписаны в систему межгосударственных конфликтов и универсальны для современного мира («терроризм, ядерные и ракетные технологии, СПИД, торговля наркотиками»).

Партии акцентируют тезис расширения международного сотрудничества, а внешнеполитический оппонент у них, как правило, отсутствует. Европа у либеральных партий выступает в качестве «значимого другого», ориентира экономического, социально-политического и культурного развития, а во внешнеполитической концепции является ее партнером («В условиях глобальных вызовов XXI века Россия и Европа смогут выжить только вместе»^[307]).

Все партии выступают в своей риторике за формирование союзов разного рода со странами постсоветского пространства, однако если у либеральных партий основой кооперации выступают, прежде всего, общие экономические интересы, то для КПРФ, ЛДПР, СР и ЕР – это историко-культурная база (общее прошлое, культурная близость и т.д.). Целью сотрудничества со странами СНГ у парламентских партий выступают как экономические интересы, так соображения безопасности - противодействие «западной» агрессии. Россия в интерпретации партий также претендует на доминирующий статус в постсоветском пространстве («Мы должны обеспечить соответствующее общественное, политическое, экономическое и культурное влияние России на пространстве СНГ»^[308]).

Отношение партий к миграции и миграционной политики.

Партии транслируют два основных ракурса оценки миграции – «культурный» и «рациональный». Первый из них рассматривает миграцию с точки зрения ее культурных последствий, тогда как второй акцентирует внимание на универсальности и закономерности миграционных процессов, а также на их рационально понимаемой пользе для страны. Оба эти ракурса могут сочетаться в партийной риторике, но одна из сторон всегда доминирует. Оба вектора задают разные логики характеристики границ – этнокультурная модель влечет за собой требование закрытости, тогда как «рациональная» - открытости.

Риторика КПРФ, СР и ЛДПР характеризуется преобладанием первой модели, тогда как ЕР, «Яблока», СПС / «Правого дела» - второй.

У КПРФ в риторике 2007 г. отношение к миграции было слабовыраженным, тогда как в 2011 г. происходит усиление артикуляции как измерения «центр-периферия» в целом, так и его составляющих. КПРФ, как и ЛДПР и отчасти СР, видит в миграции угрозу не только стабильности страны, но и ее культурным основаниям, ее существованию в качестве «самобытной русской цивилизации». Как пишет в своей статье Никитин В.С., депутат Госдумы от КПРФ, председатель подкомитета по миграционной политике в Госдуме, «новая миграционная политика должна учитывать не только экономические и политические, но и духовные факторы. Она должна быть направлена на сохранение самобытности и укрепление духовной мощи народа»^[309].

Из сходной трактовки миграции КПРФ, СР и ЛДПР вытекают общие принципы реагирования на нее, которые заключаются в ранжировании мигрантов по степени культурной близости и поощрение миграции «соотечественников» (людей того же или близкого этнического и культурного происхождения), ужесточении миграционных правил и норм для инокультурных групп, системы фильтров и программ адаптации. Другими словами, позиции КПРФ, ЛДПР и СР апеллируют к замыканию и закрытости границ сообщества для «не своих».

Если КПРФ, ЛДПР и СР видят в миграции угрозу национальной идентичности страны, то для ЕР, партий «Яблоко» и «Правое дело» характерен общегражданский подход к анализу миграции, основанный не на акцентуации инокультурного и иноэтнического происхождения мигрантов, а на постулировании закономерности происходящих миграционных процессов и критериев рациональной целесообразности и экономической выгоды миграции.

Модель миграционной политики, транслируемая ЕР, отражает официальную ее версию^[310], в ней миграция предстает, во-первых, глобальным явлением, характерным для развитых стран, во-вторых, технологическим средством решения экономических (демографических, производственных) проблем России («международная миграция является важным ресурсом развития России»^[311]) и механизмом осуществления «модернизационного рывка». Из данных характеристик миграции вытекает необходимость открытости и проницаемости границ политии для мигрантов («…“открытость” миграционной политики становится в условиях глобализации важным фактором конкурентоспособности страны»^[312]). В тексте акцентируются, прежде всего, социальные критерии мигрантов (их образовательные и профессиональные качества), а не культурно-этнический статус^[313].

Либеральные партии последовательны в интерпретации миграции в течение обоих избирательных периодов, для них она также является универсальной тенденцией современного мира. Главный тезис либеральных партий в отношении мигрантов и миграционной политики заключается в создании единых институциональных рамок, установлении прозрачных и понятных правил, обеспечивающих равные права как мигрантов, так и граждан страны. Механизмами регуляции миграции в «гражданской» модели выступают, с одной стороны, унификация законодательства и программы для мигрантов, но также – и прежде всего – оптимизация механизмов управления страной^[314]. С точки зрения «рационального» подхода к миграции закрытость границ является препятствием эффективного развития страны («Трудовых мигрантов должно быть ровно столько, сколько нужно для развития экономики. Поэтому искусственное ограничение трудовой миграции замедляет экономический рост»^[315]).

Принципы внутреннего территориального устройства партиями в большинстве своем не артикулируются: все партии в той или иной степени освещают (или затрагивают) проблемы федерализма, однако внимание сосредоточено на распределении полномочий между центром и периферией, а не на специфике выделения территорий. Основные тезисы партийной риторики, касающиеся региональной проблематики, концентрируются вокруг политических механизмов управления территориями, предоставления регионам большей самостоятельности, развития местного самоуправления, разработки эффективных программ развития удаленных регионов. Т.о. мы можем сделать вывод, что для четырех партий – ЕР, КПРФ, СР и «Яблока» принципы территориального выделения регионов не рассматриваются в качестве насущной проблемы.

Принципы территориальной организации раскрываются в риторике ЛДПР, являясь ее «фирменным знаком», также в 2007 г. этот вопрос поднимался СПС. Обе партии негативно оценивают этнокультурные основания выделения регионов как провоцирующие сепаратизм и национализм. Обе партии поддерживают административно-территориальные принципы организации внутренних границ: для ЛДПР они оптимальны, т.к. исключают формирование конкурирующей этнокультурной идентичности, а для СПС они в наибольшей степени соответствуют гражданским механизмам организации территории^[316].

Таким образом, ЛДПР и СПС демонстрируют две альтернативные интерпретации территориальной организации и унификации внутреннего пространства политии. Для ЛДПР решение проблемы обособления регионов лежит в моноцефальной модели, исключающей развитие нескольких центров. Внутренние границы интерпретируются как препятствие для пространственного объединения. Для СПС, напротив, решением выступает полицефальная модель, формирующая множество центров («права личности») и требующая институциональных механизмов согласования интересов. В либеральном подходе, транслируемом СПС, понимание внутренних территориальных границ переносится из физической в правовую плоскость (как юридическое обеспечение «прав личности»).

Анализ моделей внешней и миграционной политики, предлагаемых партиями, дает представление о том, что в интерпретации границ государства доминируют две основные логики, одна из которых основывается на целесообразности укрепления, ужесточения и закрытости границ для внешнего воздействия, вторая – на открытости, проницаемости и мобильности границ. В первой логике внешнее пространство предстает как агрессивное, угрожающее целостности и суверенитету страны, закрытость границ является адекватным способом реагирования на идущие извне вызовы. Эта логика характерна для ЛДПР, КПРФ и СР. Второй подход, базирующийся на принципах открытости, интерпретирует мобильность и проницаемости границ как необходимое условие интеграции России в международное пространство, которая, в свою очередь, выступает залогом успешного развития государства. Данный подход демонстрируют партии либеральной направленности, «Яблоко», СПС / «Правое дело». В риторике ЕР наблюдается двойственность – с одной стороны, партия заявляет приверженность либеральной традиции «открытости», о чем свидетельствует либеральная миграционная политика партии. Однако присутствует противоречие: внешнеполитическая концепция партии, используя лексику международного сотрудничества и паритетного взаимодействия, тем не менее рассматривает образ внешнего пространства как угрожающий, а статус России интерпретирует как доминирующий.

Тип политического режима, который рассматривается в риторике всех партий в качестве «идеального» типа, это демократия. Однако понимание демократии у партий различно.

«Единая Россия» в программе 2006 г. представила концепцию «суверенной демократии», которая совмещала в себе как потенциальное измерение политической системы (идеальная полития), так и ее реальные качества (характеристики современного российского режима). Хотя данная модель исчезла из политического и общественного дискурса в период президентства Д.Медведева, замещенная трендом модернизации, тем не менее это главное предложение ЕР за период существования партии, описывающее политический режим России.

«Суверенная демократия» в трактовке «Единой России» предполагала стратегическую ориентацию не столько на структурирование внутриполитического пространства, сколько на завоевание лидерских позиций России в мировом сообществе: основное внимание уделялось не раскрытию содержания демократии, а обоснованию суверенитета государства, понимаемого, в первую очередь, как достижение доминантных позиций на международной арене^[317]: «Для нас суверенная демократия - это право народа делать свой выбор, опираясь на собственные традиции и закон; это возможность эффективно участвовать в формировании справедливого мироустройства; это синоним нашей внешней и внутренней безопасности; это условие нашей исторической конкурентоспособности, то есть право публично формулировать и отстаивать свои национально-государственные интересы; это безоговорочное признание универсальных демократических ценностей при понимании многообразия национальных моделей их реализации» [Программа ЕР, 2006].

Показательно, что среди характеристик идеального образа России на первом месте стоит не способность государства обеспечить права и свободы человека, достойную жизнь гражданам и проч., а ее готовность защитить территориальные границы: «Мы хорошо представляем себе образ страны, которую строим. Это – сильное эффективное государство, обладающее мобильными и боеспособными Вооруженными Силами, способное защитить свой суверенитет и территориальную целостность от любых посягательств…» [Программа ЕР, 2006].

Однако институциональный уровень постулируемого демократического режима в риторике ЕР V электорального цикла представлен противоречивыми характеристиками. Функциональное значение демократического правления не раскрывается. Принципы демократического устройства не определяются, лишь перечисляются некоторые его обязательные свойства.

Характерным является и отношение ЕР к многопартийности. Многопартийность и ответственные политические партии фигурируют в риторике ЕР как непременный атрибут политической жизни России. Однако политические партии не рассматриваются как институты, структурирующие государственную власть и обеспечивающие представительство различных групповых интересов.

Риторика партии включает ряд аспектов, связанных с развитием современного государства, в частности, формирование эффективного государственного аппарата.

Одной из заслуг правящего режима партия считает реформу политической системы, «восстановление политико-правового единства страны». Однако понимание механизма данной политико-правовой стандартизации свидетельствует о том, что ЕР является сторонником моноцентрического способа организации власти. О достижении согласия, компромисса, заключении базовых договоренностей между различными политическими, социально-экономическими силами в качестве способа унификации, стандартизации правил и практик речи не идет. Основным субъектом этого процесса выступает государственный аппарат: «Созданная вертикаль власти стала инструментом, реально обеспечивающим эффективную защиту конституционных прав и свобод граждан» [Предвыборная программа ЕР, 2007]).

Подобный подход реализуется и в представлениях единороссов о федеративном устройстве страны^[318].

Однако в период VI электорального цикла риторика ЕР в сфере государственного строительства несколько изменилась. Характер режима не обосновывается, но присутствует в имплицитных характеристиках («как в любом демократическом обществе…»). Однако в целом риторика ЕР стала значительно «демократичнее» - в плане артикуляции демократических институтов, практик, механизмов, гражданского общества («наш приоритет - становление современной политической системы. Такой отзывчивой, именно современной политической системы, которая дает возможность всем, в том числе и самым малым социальным группам быть услышанными и включенными в процессы государственного и общественного управления, быть уверенными, что в нашей стране нет бесправных и беззащитных людей, это очень важно, что свобода и справедливость доступны каждому»^[319]). Партия власти в своей риторике декларирует готовность к социальному диалогу и стимулированию развития диалогических практик. Очевидно, что трансформация риторики вызвана контекстом протекания предвыборной кампании 2011 г. – усилением протестных настроений, видимым снижением легитимности властных институтов. Однако риторика ЕР, при постулируемой диалогичности, остается монологичной и авторитарной, общество предстает в ней в качестве объекта воздействия^[320].

Для ЛДПР проблематика, связанная с укреплением государства и формированием нации, является ключевой, своего рода «фирменным знаком». Однако представления о границах нации и российского государства в риторике ЛДПР достаточно противоречивые. Проблематика государственного строительства у ЛДПР обладает инвариантным ядром, неизменной базовой конструкцией, которая не меняется с течением времени. Так партия последовательно выступает за укрепление государственной власти, за «крепкое государство», ориентируясь на стандартизацию принципов политической организации («ЛДПР считает, что возрождение мощи и величия России невозможно без укрепления центральной власти, т.е. российской государственности»^[321]). ЛДПР исходит из логики доминирования одного актора, что прослеживается в отношении вопросов административно-территориального устройства, национально-государственного строительства и политического режима. В риторике ЛДПР отвергаются какие-либо формы организационного оформления интересов национальных меньшинств и их участия в принятии политических решений на уровне государства: «ЛДПР за ликвидацию всех привилегий национальным меньшинствам, за запрет антипатриотической пропаганды» [Предвыборная программа ЛДПР, 2007].

Смысловое наполнение понятия «демократия» у ЛДПР меняется в период VI электорального цикла. В риторике 2007 г. отсылки к демократическому режиму носят еще более декларативный характер, чем у ЕР, и не наполнены функциональным содержанием. Отмечается, что «ЛДПР выступает за создание социально-правового, либерально-демократического унитарного государства, считает, что сильное государство способно обеспечить права и свободы отдельных граждан» [Предвыборная программа ЛДПР, 2007], за разделение властей, отвергает «диктатуру». В то же время провозглашается неприятие «продажной западной демократии»^[322]. Демократические институты не определяются, объяснение механизмов их функционирования, понимание значимости демократии для структурирования нации и ее консолидации в тексте отсутствуют. Более того, в риторике 2007 г. отмечается, что «ЛДПР допускает установление на переходный период режима личной власти, считая, что такой режим позволяет возложить всю полноту ответственности на руководителя государства» [Предвыборная программа ЛДПР, 2007]. Показательно в этом отношении и использование словосочетания «Верховный правитель» как аналога понятия «Президент».

В риторике 2011 г., напротив, значительное внимание уделяется именно институциональной структуре демократии и само понятие «демократия» встречается гораздо чаще, чем в период предыдущих думских выборов. Хотя идея сильного государства остается ключевой, однако его структура несколько меняется. Так, например, понятия «режим личной власти» и «верховный правитель» больше не используются, а оптимальной формой правления в России выступает «президентская демократическая республика с однопалатным парламентом – Государственной Думой»^[323].

Причинами трансформации риторики 2011 г. послужило усиление критичности в оценке российской политической элиты и проводимой ею политики. В 2007 г. отношение к существующему режиму у ЛДПР в целом не было негативным - партия критикует многие режимные черты, однако право политической элиты на власть не оспаривается, а корень проблем видится или в прошлом – коммунистическом, периода 90-х, - или в действиях неподконтрольных обществу групп: олигархов, бюрократии или «Единой России». В 2011 г. именно правящая элита стала интерпретироваться в качестве источника неблагополучной социально-экономической ситуации в стране («…причина ошибок заключается в том, что в течение всего постсоветского времени власть в России передавалась не через механизмы равной политической конкуренции, а по “праву наследования”»^[324]). Причем критике стала подвергаться «вертикаль власти», которая в 2007 г. оценивалась партией как необходимость и главное условие модернизации страны^[325]. Как и у ЕР, в риторике ЛДПР усилилась демократическая составляющая измерения «центр-периферия», выражаемая в требованиях проведения свободных и честных выборов в стране, расширения полномочий местного самоуправления, возвращения выборности губернаторов. Однако роль, которая отводится обществу в политическом процессе, исчерпывается только участием в выборах, данный факт свидетельствует о том, что понятие «демократия» используется скорее как декларация, но не является принципиальной позицией.

ЛДПР, оперируя понятием «реальная демократия», описывает «средний уровень» функционирования демократического режима – т.е. институциональную сферу сменяемости власти и контроля за правящей элитой, где ключевые позиции принадлежат партиям. Демократия рассматривается как процедура, институциональный механизм, но не как базовое основание для социального консенсуса^[326]. Демократия анализируется на тактическом уровне риторики ЛДПР и не рассматривается - на концептуальном.

Усиление оппозиционной направленности и критичности по отношению к правящей элите характерно также для риторики «Справедливой России» в 2011 г. С момента своего создания партия демонстрировала «ограниченную оппозиционность», активно критикуя ЕР, но поддерживая властный курс^[327]. Повышение критичности в 2011 г. проявляется как в политических требованиях (требования большей прозрачности процесса управления, расширения принципа выборности власти), так и в большем акцентировании негативных социально-экономических и политических последствий неэффективного правления. Впервые партия предъявила претензии стратегической линии, проводимой властной элитой, а не ее тактическим составляющим^[328].

В качестве идеального государственного устройства СР также рассматривает демократический режим. За период существования СР (с 2006 г.) понятие демократии интерпретировалось партией в разных ключах, приобретая разные смыслы^[329]. В 2007 г. в риторике СР демократия стала пониматься в двух основных аспектах, представляющих, условно говоря, микро- и макроуровень интерпретации понятия «демократия». Микроуровень представлен идеями «низовой демократии», «демократии участия» (или «производственной демократии»), под которой понимались формы самоорганизации общества, самостоятельная инициатива, идущая от граждан. На макроуровне демократия интерпретировалась как совокупность базовых принципов общественно-политического устройства, основанных на социалистических идеях. У СР демократия как политический режим оказалась неразрывно связана с социализмом, в риторике вводится новый эпитет к понятию демократия – «социальная» («Социальная демократия и гуманизм — это наш, российский путь к справедливому и солидарному обществу, к социальному государству» [Предвыборная программа СР, 2007]). В риторике 2011 г. ракурс восприятия демократии изменился и она стала пониматься, как и у ЛДПР, прежде всего, в институциональном ключе, как инструмент политической конкуренции и контроля за властью («Конкуренция должна присутствовать не только в экономике, но и в политике. Поэтому "Справедливая Россия" выступает за реальную многопартийность, за демократию без поясняющих определений»^[330]). Остальные векторы восприятия демократии проявлялись незначительно.

Для КПРФ концептуальной идеологической основой ее риторики выступает «антагонистическое противоречие между наёмным трудом и капиталом», которое оформляет артикулирование всех проблемных зон, в том числе измерения «центр-периферия». Этот базовый тезис выступает критерием оценки ключевых понятий, в том числе, демократии, отношения к власти и оптимального общественного и политического устройства.

Данный водораздел отделяет два типа демократии, «ненастоящую» («западную», «капиталистическую») от «реальной», в качестве которой выступает «подлинное народовластие» («народная демократия»). И «западная», и «реальная» демократии являются совокупностью институтов сменяемости власти, однако для КПРФ, в отличие от других партий, которые делают акцент на процедурной функции демократии, определяющим является контекст функционирования институтов. Сферой действия «западной» демократии является политика, понимаемая в узком смысле, как область государственного менеджмента. Главной целью «западной» демократии является обеспечение преемственности власти капитала и манипуляция обществом («западная демократия - прочно-устойчивая система организации капиталистической эксплуатации и одурачивания народа»^[331]). «Подлинное народовластие» в качестве надстройки вырастает на основе как определенного экономического (социалистического)^[332], так и культурно-исторического уклада^[333]. Этот контекст наполняет институты сменяемости власти и декларируемые права и свободы граждан подлинным демократически содержанием и становится каналом выражения мнения не элиты (капитала), но общества. В риторике КПРФ демократия и социализм, как и у СР, часто выступают как синонимичные понятия («Социализм - … это общество подлинной демократии и развитой духовной культуры, стимулирующее творческую активность личности и самоуправление трудящихся» [Предвыборная программа КПРФ, 2007]).

Отношение к власти у КПРФ, в отличие от ЛДПР и СР, в избирательной кампании 2011 г. не изменилось, критическая модель осталась прежней. Как и в начале 2000-х годов, главным властным субъектом в риторике КПРФ выступает экономическая элита, основным обвинительным тезисом - антинародное правление («В Российской Федерации нет никакой демократии. Есть классическая буржуазно-криминальная власть, которая аккумулировала все ресурсы и средства, создала клан олигархов, которые диктуют свои условия, в том числе и нашему правительству»^[334]).

Три партии (ЛДПР, СР и КПРФ), при различии их позиций по многим аспектам, объединяет то, что они, постулируя необходимость институциональных трансформаций в России, акцентируют внимание на позициях центра власти. Критерием эффективности власти для партий выступает степень ее централизации. Неэффективность реформ, проводимых властной элитой, в интерпретации партий, отражается в ослаблении позиций центра и снижении его возможностей по контролю над перифериями. Периферия понимается партиями как в территориальном аспекте (регионы страны), так и в социальном - как сферы жизнедеятельности общества, не представляющие для правящей элиты непосредственного экономического интереса (например, сфера социального обеспечения или сельское хозяйство).

В риторике партии «Яблоко» демократия также выступает в двух формах, подлинной и имитационной, только в отличие от КПРФ, подлинной является «европейская» демократия, тогда как имитационной – существующий в России политический режим^[335]. Под демократией «Яблоко» традиционно понимает совокупность институтов, однако их спектр шире и разнообразнее, чем в интерпретации ЕР, ЛДПР, СР и КПРФ, и включает политические и социальные права и свободы, гражданское общество, а также требования прозрачности механизмов управления («демократии требуется реальное разделение властей, честные выборы, независимый суд, свобода слова в СМИ» [Предвыборная программа партии «Яблоко», 2007]). В избирательной кампании 2007 г. главным акцентом в интерпретации демократии выступал тезис, который ЛДПР и СР активно выдвигали в 2011 г. – демократия как форма гражданского контроля над властью («…поставить власть под контроль граждан - именно в этом заключается демократия»^[336]). В кампании 2011 г. в предвыборной риторике доминировал тот же вектор презентации демократии («За демократию… за право народа выбирать власть» [Предвыборная программа партии «Яблоко», 2011]. Однако в статье Г.Явлинского того же года восприятие демократии демонстрирует тенденцию к изменению. Так автор отмечает: «С помощью голосования, выборов можно решать проблемы только тогда, когда по наиболее базовым основаниям и целям жизни народа, страны есть консенсус, и надо выбрать, как эти общие для всего народа задачи лучше реализовать и кому это делать. Если общество расколото, деморализовано и унижено, голосование, даже относительно честное, ничего не дает»^[337]. Т.о. происходит перенос фокуса с процедурного, тактического понимания демократии на ее стратегическое рассмотрение, как механизма достижения общественного консенсуса, способного формировать перспективы развития политии^[338]. В полицентричной модели государственного устройства, предлагаемой партией, государству принадлежит инструментальная роль («мы поддерживаем идею государства как обслуживающего аппарата, а вовсе не как сверхценной мистической сущности»^[339]).

Самым частым эпитетом, сопровождающим понятие демократия в риторике СПС 2007 г., является «либеральная». Образ демократии в партийных текстах сопровождается всеми чертами, присущими либеральной демократии, отмечается ее функциональная роль в обществе («Демократия и гражданские права – главное условие эффективности государственной машины» [Предвыборная программа СПС, 2007]). Однако главное отличие интерпретации демократии у СПС от версии «Яблока» заключается в том, что СПС акцентирует внимание на культурных основаниях демократии в России. Как СР и КПРФ проводят аналогии между социализмом, демократией и культурными традициями, так СПС находит источник либерально-демократических идей и практик в российской истории и культуре. Н.Белых в своей статье «Идеология суверенной бюрократии» отмечает: «… европейский демократический порядок жизнеспособен в той мере, в какой он является для России естественным, национальным… Либерально-демократическая традиция основывается на «архетипических» чертах русского мировоззрения – полиментальности, прагматизме, внутренней противоречивости, но при этом толерантности, доверии к партнерам и к народу»^[340]. Данная традиция закрепилась в партийной риторике СПС в 2000-ые годы, в период дебатов о сущности российской власти и ее основаниях, в которых партия оппонировала полярной точке зрения (выражаемой, в т.ч., ЛДПР и ее лидером) о самодержавии как «исконной» российской властной версии.

«Правое дело» в предвыборной риторике 2011 г., хотя редко использует понятие демократия (а в предвыборной программе партии оно не встречается ни разу), однако наделяет идеальный образ политии традиционными чертами либеральной демократии («Мы выступаем за то, чтобы государственная власть в России была подотчетна и подконтрольна народу, за отмену всех ограничений свободы слова и собраний, общественных, профессиональных и политических объединений, за полную свободу ненасильственного выражения любых политических и религиозных убеждений» [Предвыборная программа партии «Правое дело», 2011]), отводя государству функциональную роль («…главная задача государства – создание условий для всестороннего развития личности» [Там же]).

Либеральные партии едины в интерпретации существующего политического режима и оценивают его как авторитаризм.

Подводя итоги анализу политического режима и его институциональный структуры, рассматриваемых в партийной риторике, мы можем сделать вывод, что все партии в течение рассматриваемого периода (и ранее) оценивают демократию как оптимальное политическое устройство для России. Если для ЕР демократия – это уже состоявшийся факт, реально существующая модель, то КПРФ, ЛДПР и СР интерпретируют современное российское политическое устройство как «искаженную», «неправильную» или «западную» демократию, не отвечающую российскому опыту, истории и традициям. Партии либеральный направленности, напротив, только в либеральной, «европейской» демократии видят возможности развития России как современного государства, в их версии существующий режим является олигархическим (или олигархо-бюрократическим). В риторике 2011 г. у всех партий усиливается акцент на институциональной структуре демократии, прежде всего, на институтах контроля за властью (в основном, партийного и парламентского) и повышения эффективности государства. Для четырех партий (ЕР, ЛДПР, КПРФ и СР) целью демократии является усиление государства и укрепление его централизаторских функций - по контролю над перифериями (требования большей самостоятельности регионов не являются противоречием данному тезису, т.к. большая экономическая самостоятельность территорий сочетается со снижением их политической автономии – например, посредством создания унитарного государства в риторике ЛДПР). Идеальный политический режим в интерпретации этих партий можно отнести к модели коллективистской демократии, о чем свидетельствует «государствоцентризм» / моноцентризм, присущий партийным версиям, а также примат интересов общности (государства, социума) над индивидуальными интересами^[341]. В риторике «Яблока» и СПС / «Правое дело» преобладает индивидуалистическая модель демократии, в которой граждане рассматриваются, прежде всего, как носители индивидуальным прав и свобод, и только затем – как представители социальных групп.