Распространять демократию непросто. Но это не означает, “Что со стороны Запада, особенно Соединенных Штатов, должны прекратиться попытки содействовать силам либераль ной демократии. Не подразумевает это и слепого признания авторитарных режимов как наименьшего из возможных зол. Однако требуется известная изощренность. В прошедшем десятилетии поспешность в подталкивании стран к проведению выборов во многих случаях приводила к результатам, обратным желаемым. В таких странах, как Босния, где жители отправились к избирательным урнам менее чем через год после заключения Дейтонских мирных соглашений, выборы привели лишь к усилению деструкт ивных этнических факторов, затруднивших построение там настоящей либеральной демократии. У власти остались этнические головорезы, они заполонили суды своими людьми и прикормили полицию. Прежняя система осталась нетронутой, что на годы, а возможно, и десятилетия, задержало реальные перемены. В Восточном Тиморе и Афганистане оказался благотворным более длительный период выстраивания государства. В среднем, многопартийным общенациональным выборам должен предшествовать пятилетний переходный период политического реформирования и институционального развития. В странах, где сильны региональные, этнические или религиозные различия (как в Ираке) все это имеет решающее значение. Тем самым обеспечивается, что выборы происходят уже после того, как начали функционировать гражданские институты, суды, политические партии и экономика. Как и во всем в жизни, здесь важна последовательность действий. Стране несложно навязать выборы. Труднее ускорить внедрение в обществе конституционного либерализма. Процесс подлинной либерализации и демократизации разворачивается постепенно и имеет долговременный характер, а выборы составляют лишь один из необходимых шагов. Признавая это, правительства и неправительственные организации во все большем об ъеме проводят широкий круг мероприятий, нацеленных на поддержание конституционного либерализма в развивающихся странах. Национальный фонд за демократию оказывает содействие либерализации рынков, независимым движениям трудящихся и политическим партиям. Американское Агентство международного развития финансирует независимые судебные органы. Но в конечном сче те венцом всех усилий выступают выборы. Если в стране проведены выборы, то Вашингтон и весь мир стерпят многое от выигравшего их правительства, как это было с Борисом Ельциным в России, Аскаром Акаевым в Киргизии или Карлосом Менемом в Аргентине. В эпоху образов и символов выборы легко записать на пленку. Но как воспроизвести по телевидению верховенство права? Между тем жизнь продолжае тся и после выборов, в особенности для людей, живущих в этих странах. Отсутствие свободных и справедливых выборов следует рассматривать лишь как некий изъян страны, а не признак наличия там тирании. Выборы - существенное, но не единственное достоинство государственной системы. Важнее, чтобы о власти судили на основании критериев, связанных с конституционным либерализмом. Экономические, гражданские и религиозные свободы составляют основу человеческого достоинства и автономии. Если несмотря на ограниченность демократии правительство стабильно наращивает предоставление таких свобод, его не следует относить к диктатурам. Даже предлагая ограниченный политических выбор, такие страны, как Сингапур, Малайзия, Иордания и Марокко, предоставляют лучшие условия для жизни, свободы и счастья своих граждан, нежели диктатуры в Ираке и Ливии или нелиберальные демократии в Венесуэле, России или Гане. К тому же, давление глобального капитализма способно подтолкнуть процесс либерализации, как это произошло в Китае. Рынки и нравы могут действовать совместно. В экономическом плане самой трудной задачей является реформирование государств-паразитов. Оказалось почти невозможно отучить их от легких денег. В 2002 году Всемирный банк начал эксперимент в Чаде, использовав потенциально новаторскую модель взаимодействия. В этой центральноафриканской стране есть крупные месторождения нефти, но иностранные компании не решались на значительные инвестиции в ее добычу и транспортировку из-за политической нестабильности. Всемирный банк согласился вмешаться в ситуацию; он благословил соответствующий проект и дал кредит правительству Чада, чтобы оно вступило в партнерство с многонациональным консорциумом, возглавляемым «Эксон- Мобил», и чтобы начались поставки нефти. Причем, банк настоял на определенных условиях. Парламенту страны пришлось принять закон, гарантирующий, что 80 процентов нефтяных доходов будут потрачены на цели здравоохранения, образования и совершенствования сельской инфраструктуры, 5 процентов - на улучшение условий жизни тех, кто проживает вблизи месторождений, а 10 процентов будут положены на субсчет для нужд будущих поколений. На расходы по собственному усмотрению правительству оставлено всего 5 процентов доходов. Чтобы обеспечить работу такой системы на практике, а не только в теории, Всемирный банк потребовал, чтобы все доходы от нефти были размещены на зарубежном счете, контролируемом независимым наблюдательным комитетом (составленном из наиболее авторитетных граждан Чада). Пока рано судить, насколько работоспособна данная модель, но если она заработает, ее можно будет воспроизводить в других местах. Она могла бы произвести демонстрационный эффект даже в странах, не нуждающихся в помощи Всемирного банка. С помощью «чадской модели» доходы от продажи природных ресурсов могут превратиться в благословение для богатых ими стран, а не быть проклятием, как ныне. Наконец, нужно возрождать конституционализм. Одно из следствий чрезмерного упора на чистоту демократии состоит в том, что уделяется недостаточно внимания разработке нестандартных конституций для стран, находящихся в переходном состоянии. Конституционализм, как его понимали величайшие энтузиасты XVIII века, такие как Монтескье и Мэдисон, - это сложная система сдержек и противовесов, предназначенная для предотвращения сосредоточения власти в одних руках и злоупотребления должностными полномочиями. Последнее достигается не просто изложением списка прав, а созданием системы, при которой правительство не сможет их нарушать. В нее должны быть включены и наделены соответствующими полномочиями различные группы, так как, согласно объяснению Мэдисона, «амбициям должны быть противопоставлены другие амбиции». Конституции также предназначаются для усмирения общественных страстей, поскольку создают не просто демокра тические, а «совещательные» правительства. Конституция Южно-Африканской Республики - образец нестандартной, хотя и несколько недемократичной схемы. Она гарантирует права меньшинств - как имеющих региональную основу (зулусы), так и разбросанных по всей стране (белые поселенцы). Тем самым повышаются шансы государства на успешное демократическое развитие, несмотря на нищету его населения и душераздирающие социальные катаклизмы. К сожалению, в настоящее время обычно с подозрением взирают на разнообразные невыборные органы, непрямое голосование, федеральные механизмы, а также сдержки и противовесы, которые были характерны для многих писаных и неписаных конституций Европы. То, что можно назвать «Веймарским синдромом» (по имени изящно сконструированной конституции Германии межвоенного периода, которая, тем не менее, не помогла предотвратить фашизм), заставляет многих усматривать в конституциях не более чем бумагомарание. От них якобы мало что зависит (как будто какая-либо иная политическая система Германии легко выдержала бы испытание военным поражением, социальной революцией, Великой депрессией и гиперинфляцией). Процедуры, препятствующие прямому демократическому волеизъявлению, считаются неправильными, поскольку мешают народу высказывать свое мнение. Сегодня повсюду в мире мы наблюдаем разные вариации одного и того же «мажоритарного» мотива. Однако проблема политических систем, основанных на принципе «победители получают все», состоит в том, что в большинстве демократизирующихся стран все действительно оказывается в одних руках. Конечно, существуют различия между культурами, а разным обществам требуется свое специфическое государственное оформление. Так что я призываю не столько к принятию в полном объеме какой-либо одной модели политического управления, сколько к более разностороннему пониманию либеральной демократии, учитывающему оба элемента данного словосочетания. Подлинная демократия - это хрупкая конструкция, в которой уравновешиваются не только эти два, но и другие факторы (то, что де Токвиль называл «посредни чающими ассоциациями»). В совокупности получается грандиозный часовой механизм. Понимание его работы ставит инт еллект уальный вызов: а именно - восстановить традицию конституционного либерализма, занимающую центральное место в историческом опыте Запада и развитии достойного политического управления во всем мире. Такое восстановление будет неполным, если в своих размышлениях мы ограничимся лишь тем, что происходит в дальних странах, где нет порядка и царит бедность и которые столь сильно отличаются от процветающего демократического Запада. Демократия - это работа, продолжающаяся не только за рубежом, но и в собственном доме. Противоречие между демократией и либерализмом существовало в истории самого Запада. Оно проявляется (и даже продолжает развиваться) в западном мире и сейчас, хотя и в совершенно иной форме. В наибольшей мере оно характерно для Соединенных Штатов Америки.