Важнейшая заслуга Розы заключается в том, что она перешла от критики теории реформизма к критике его практики. Роза Люксембург понимала, что разбить ревизионизм теоретически — это значит сделать лишь одну сотую дела. Здесь самый важный и основной пункт различия между ее борьбой и борьбой Каутского с ревизионизмом. Кольб на Дрезденском пар- тейтаге (1903) заявлял: „В конечном счете наш спор есть спор о том, признаем ли мы теорию крушения Каутского или эволюционную теорию Бернштейна. Для практики же это не играет роли (kommt das nicht in Betracht), на практике мы всегда становимся па почву эволюционной теории“ Таково было мнение не только Кольба, но и широких кругов партии. Иначе смотрела на дело Роза Люкксембург. „Общим теоретическим дебатам, касающимся оппортунизма,— говорит Роза на Ганноверском партейтаге, — я не приписываю особенного практического значения. Для меня важнее преодоление конкретных проявлений оппортунизма“ 17. Роза понимала, что практический оппортунизм неизмеримо опаснее теоретического. В условиях легальной работы, с преобладанием мирного парламентаризма, и свободного от массового контроля хозяйничанья профсоюзных и парламентских вождей, в таких условиях грани между реформистской и революционной работой особенно легко стирались. Всё внимание руководящих учреждений партии устремлено было на борьбу за реформы, за демократизацию государства, за законодательное улучшение условий труда, за ослабление налогового и милитаристического пресса. Всё внимание Розы устремлепо было на то, как эта борьба партией ведется, каков характер компромиссов, на которые партия идет. Роза Люксембург всё время высоко несет знамя революционного марксизма. По каждому, даже самому маленькому, вопросу она стремится показать оппозиционную, революционную сущность социал-демократии, ее непримиримое отношение к буржуазному государству. Каждый вопрос она ставит на предварительную очную ставку с важнейшей задачей партии, с подготовкой пролетариата к революции, к перевороту, к диктатуре. Лишь подчиняя таким образом борьбу за реформы конечной борьбе за социализм, мы сумеем провести резкую линию размежевания с оппортунистами. Мы не должны оставить им никакой лазейки. Мы покажем, что всегда, во всяких условиях, можно проводить принципиальную линию, не попадая в болото парламентских закулисных переговоров и сделок с буржуазными партиями и юнкерским правительством, не компрометируя себя унизительными для социалистов сношениями с двором и кайзером. Понимая трудность обстановки и ловкость, с которой оппортунисты лавировали и обманывали партию, Роза беспощадно разоблачала и преследовала их. Она не ограничивалась выступлениями на партейтагах и газетными статьями. Она требовала перенесения дискуссии в массы, в революционный инстинкт которых она безгранично верила. „Одни лишь массы,—говорила она, — могли бы установить бдительный контроль за своими избранниками и вождями“ К Одни лишь массы,—думала она, — в состоянии вывести начистую воду такие типы, как увертливый Шиппель, который с неподра/каемым нахальством менял или, вернее, скрывал свои взгляды и уклонялся от всякой ответственности. Этим требованиям большей гласности, большей ответственности вождей перед массами—Роза и сама пыталась следовать в жизпи. Она пользовалась всяким партийным собранием, чтобы отчитываться в своей работе. В низах она искала поддержки для своей революционной тактики и для своей критики оппортунизма. В этой многолетней борьбе она выработала в себе изумительное чутье на всяческие уловки и методы оппортунизма. Оппортунисты кричали: все наши разногласия основаны на недоразумении, мы за старый метод, вы нас не поняли, выслушайте нас еще раз. Оппортунисты требовали свободы критики, „самостоятельности мышления“, протестовали против насилия над ними. Оппортунисты заверяли, что они в основном с партией, что вопросы, поднятые Бернштейном, столь отвлеченны, что не поддаются массовой дискуссии. Оппортунисты пользовались нередко той же терминологией, что и ортодоксы. Во все трудные минуты жизни они отрекались па словах от Бернштейна, чтобы следовать за ним на деле. Но всё это лавирование, вся эта маскировка не помогали. Святость „научных изысканий“ нарушалась дерзким критиком, который быстро разгадывал намерения и тактику оппортунистов, уклонявшихся от дискуссии тогда, когда нельзя было надеяться на благоприятные ее результаты. Вместо свободы всё критиковать Роза предлагала „свободу принадлежать или не принадлежать к нашей партии“ Требования принципиальной идейной ясности и выдержанности, столь характерные для Ленина, были для Розы руководящим принципом ее борьбы с оппортунизмом. Когда центральный орган партии „Форвертс“ во время дискуссии с Бернштейном отмалчивался и соблюдал нейтралитет, за которым вполне отчетливо пряталось ревизионистское лицо его редакторов (Граднауэра, Эйснера и других), Роза повела против них долголетнюю решительную кампанию, приведшую только в 1905 году (на Иенском партейтаге) к смене редакции. Примирителям из „Форвертса“ она говорила: „Тот, кто выдвигает разногласия взглядов и борется, тот работает за единство партии. Тот, кто затушевывает разногласия взглядов, тот работает за раскол партии“ В своей практической борьбе с реформизмом Роза руководствовалась двумя исходными принципами : 1) требованием единства теории и практики, 2) глубоким убеждением, что реформа может быть завоевана лишь революционным путем. „Оппортунизм,—говорила Роза, — это политическая игра, в которой теряешь вдвойне: не только принципы, но также и практический успех“ !. Лишь в том случае можно надеяться вырвать из пасти юнкерского государства кой-какие реформы, если требуешь многого и требуешь решительно, опираясь в своих требованиях на реальную силу класса. И, наоборот, всякая трусливость, покорность, уступчивость ведет к поражению. Реформистскими методами „мы ничего не выигрываем и всё теряем“ 18. „Доверие миллионов мы завоюем не через чаевые и скудные уступочки, а через нашу безоговорочную критику всего существующего“. Кампании Люксембург против оппортунистов имеют и сегодня еще не только историческую, но и принципиальную ценность. Они стоят того, чтобы на важнейших из них хотя бы вкратце остановиться. В. Гейне в своей пресловутой речи 1898 года выдвинул политику компенсации: „пушки за избирательное право“. Гейне тянул партию в болото парламентских торгов. В полемике с Гейне Роза доказывала, что политика компенсаций превратит социал-демократическую фракцию из представительства революционного пролетариата в одну из буржуазных группировок. Роза понимала, что роль фракции в парламенте становится тем труднее, чем больше растет количество ее представителей. Для того, чтобы фракция не теряла своей обособленности и непримиримости, Роза требовала тесной связи парламентариев с массами. В давлении масс на правительство Роза видела единственную реальную силу социал-демократического парламентаризма. Беспринципной погоне за мандатами, беспринципной политике парламентских сделок Роза про тивопоставляла принципиальную непримиримость со циал-демократического представительства. Когда Шиппель и Гейне подняли на партейтаге 1897 года свой голос в защиту милитаризма, то Роза сразу увидела в этом опасность отречения от социал-демократической политики. Шиппелевской предательской казуистике („раз война неизбежна, то давайте лучше готовиться к ней“) Роза гневно бросила: „Милитаризм важнейшее и наиболее конкретное выражение капиталистического классового государства; если мы не будем воевать с милитаризмом, тогда вся наш аборьба против капиталистического государства будет одной пустой фразой“ ‘. Полемические статьи Розы против милитаризма и за милиционную систему представляют особенный интерес. Шиппель пытался доказать, что милитаризм дает промышленности работу, оздоровляет ее. Он смешивал общественные интересы с интересами капиталистическими. В росте потребления предметов роскоши и в развитии военной промышленности он искал разрешения кризисов. Он с азартом защищал милитаризм со всех точек зрения: технической, хозяйственной и политической. Он доказывал невозможность введения милиционной системы, ссылаясь при этом на Энгельса 19. В своем докладе в Штуттгарте (1898 г.) Шиппель прямо заявил: „Конечная цель — высшее развитие нашей промышленности. Это всё для нас. Некоторое же движение и повышение цен не может иметь особого значения. Об этих явлениях рабочие должны судить не как потребители, а как участники сегодняшнего производственного организма“20. Здесь Шиппель чрезвычайно откровенно расшифровывает бернштейновскую „цель“. Социал-демократии он любезно рекомендует заботиться ие о социализме и даже не о реформах, а по просту о развитии капиталистической промышленности. Политику высоких пошлин Шиппель прикрывал мотивами защиты национальных интересов и охраны отдельных слабых отраслей. Кальвер в докладе 1900 г. договаривает эти идеи до конца. Он требовал от рабочих, чтобы они помогли предпринимателям в их интернациональной конкурентной борьбе. Оп высказывался за политику высоких охранительных пошлин по отношению к Америке и за поддержку интересов национального капитализма. Вопрос о пошлинах подвергнут был Розой принципиальной критике. Политика высоких пошлин есть политика растущего милитаризма. Она удорожает средства потребления. Мы не можем становиться на капиталистическую точку зрения прибыли и выгод для отдельных отраслей. Вопрос надо ставить как международный вопрос, ибо политика высоких пошлин ослабляет международную связь рабочих. Роза не допускает здесь никаких компромиссов. Или национальный мир с отечественным капиталом, или интернациональная верность интересам рабочих. „Мы должны, — говорит Роза на Майнцком конгрессе, — бороться с американскими охранительными пошлинами не только в интересах немецкой текстильной индустрии, но и в интересах американских рабочих, так как они от этого так же страдают, как и мы“. Блестящая аргументация Розы была направлена не только против ревизионистов, которые в этом вопросе выступали как подлинные представители интересов промышленников и империалистов, но и против половинчатой и невыдержанной резолюции Каутского на Штуттгартском конгрессе (1898). Каутский выдвигал, правда, против политики высоких пошлин ряд возражений. Политика эта удорожает предметы потребления. Из пее вырастают вредные для хозяйственного развития картели и пр. и пр. Но он упустил основное: реакционный характер политики пошлин с точки зрения всеобщего капиталистического развития. „В настоящей стадии международного капитализма пошлинная система не служит больше для промышленного развития, а лишь для обеспечения определенной высоты предпринимательской прибыли, опре деленной доли прибыли по отношению к свободной заграничпой конкуренции“ ]. Политика защитительных пошлин „искусственно задерживает весь ход капиталистического развития и таким образом отодвигает момент кризиса современного хозяйства, а тем самым и нашу победу. Лишь в этом всеобщем реакционном характере охранительных пош- лип мы находим основание, почему социал-демократия должна принципиально против пих высказаться. Именпо эта сторона вопроса в резолюции Каутского не затронута; она (резолюция) ограничивает обоснование нашей политики пошлин сегодняшними интересами рабочих, в то время как политика эта может быть принципиально обоснована лишь через увязку данного вопроса с нашими конечными целями“ а. Роза, в отличие от Каутского, поняла империалистический характер политики высоких пошлин. Вопрос этот она поставила в зависимость от мировой политики капитализма, а не от его национальных интересов, подобно Каутскому. Утопическим представлениям Каутского о борьбе с протекционизмом за свободную торговлю и о вредности картелей она противопоставила революционно-марксистскую оценку новых явлений мирового хозяйства. С особой страстностью Роза боролась в продолжение многих лет против голосования государственных кредитов в ландтагах. Если большинство партии внешне соблюдало в этом вопросе старые принципы решительного отклонения буржуазного государственного бюджета, то южане здесь, как и во многих других вопросах, саботировали линию партии, сначала скрыто, а, начиная с 1908 года, и открыто. Роза в многочисленных статьях по этому поводу, в речах па партейтагах в Любеке (1901), в Нюренберге (1908), в Магдебурге (1910), в своих агитационных поездках, на бесчисленных митингах и собраниях решительно разоблачала оппортунизм южных парламентариев. Крестьянский юг с его слабым промышленным развитием, с малой расчлененностью классовых отношений, с радикальными традициями, с иллюзорной автономией и мнимой оппозиционностью к Пруссии, был гнездом реформизма, полем его экспериментов. Здесь процветала самая беззастенчивая политика коалиции с буржуазными партиями. Здесь погоня за парламентскими мандатами стала впервые самоцелью. Здесь предвыборные кампании велись чисто буржуазными методами личной рекламы. По поводу избрания таким образом пресловутого Линдемана в Штуттгарте Роза писала: „Партия здесь была ничем, личность всем, это была не агитация за социал-демократию и ее идеи, а рекламный бум за Линдемана и его таланты“ х. Здесь не стеснялись восхвалять партию центра и „прогрессивных министров“. Здесь махровым цветом расцветал социал-монархизм. Тот же штуттгартский социал-демократ Линдеман ездил к кайзеру на поклон в Фридрихсгафен и участвовал в монархических манифестациях. И эти позорные сношения с кайзером и его министрами не прекратились и после прямого запрещения на Лейпцигском конгрессе в 1909 г. Наоборот, обнаглевший Линдеман требует полной свободы в сношениях с короной для выполнения своих функций обербургомистра. Кстати, функции эти были в значительной степени полицейского характера, потому что бургомистр считался главой полиции. По этому поводу Роза говорила между прочим: „Реальные политики лезут всюду, куда их избирают. Даже если бы папа римский был выборным лицом, то наверное они и туда бы выставили своего кандидата“ 21. Под беспощадным анализом Розы Люксембург „особые“ условия юга, за которые так любили прятаться оппортунисты, рассыпались, как карточный домик. Южные оппортунисты уверяли, что 9/10 бюджета южных государств шло на культурные и общественные нужды. Они демагогически доказывали, что без бюджета иельвя жить, и что голосование кредитов не есть выражение доверия буржуазному правительству. Этой казуистике Роза противопоставляла убийственную критику. Она доказывала, что и в вопросе выполнения общеполезных функций буржуазия проводит свою классовую политику, враждебную пролетариату. Голосование кредитов есть всегда отказ от социал-демократической политики и переход на сторону буржуазии. Голосование кредитов есть голосование за политику кайзеровского государства. Борьба Розы с югом была борьбой за самое существо социал-демократии против 4-го августа 1914 года, которое десятилетиями подготовлялось южанами, против каутскианских чисто декларативных методов борьбы, против парламентариев, развращающих партию, против социал-монархизма и социал-прислужничества, за идейное и организационное единство партии. Роза видела, как беспринципные парламентарии превращались постепенно в обычных буржуазных дельцов, обманывающих рабочие массы и использующих их доверие для целей своей личной, парламентской, государственной и общественной карьеры. На ее глазах происходило перерождение представителей социал- демократии в „представителей мелкобуржуазной монархической партии реформ“. На Нюренбергском конгрессе Роза требовала снятия 17 баденских парламентариев с их постов. Но пошла ли здесь Роза до конца? Она не решилась требовать немедленного исключения баденцев из партии, хотя за такое исключение высказывались многие рабочие организации. Она пе решалась на это потому, что с баденцами шла еще местная партийная организация. Здесь Роза, думается нам, отдает некоторую дань демократическому фетишизму. Свободное осуществление своих прав членами отдельных организаций она ставит выше воли партии в целом. „Нужно,—говорит Роза,—действовать воспитанием, а не наказанием и репрессиями“. Она не видела того, что и репрессии могут иметь воспитательное значение, что развращенная многолетним хозяйничанием Фольмаров и Франков южная организация через исключение из партии могла бы очиститься, в худшем случае — расколоться. Большевистская тактика откола, а в конечном счете и раскола чуждых элементов, как радикальнейшее средство в случаях застарелой болезни, не представлялась Розе Люксембург возможной. Великолепна кампания Розы против мильеранизма22. Мильеранизм был первой попыткой осуществления идеалов реальных политиков, первой практической проверкой „новых методов“. На него были устремлены надежды всех оппортунистов. Его провал означал бы провал всего международного оппортунизма. Роза Люксембург начала разоблачение мильеранизма с разоблачения французского радикализма. Она раскрыла весь муравейник буржуазного парламентаризма, с его опереточной борьбой партий, с господством мелких групповых интересов, с полной неспособностью буржуазных радикалов отстаивать демократические, республиканские интересы нации и бороться с клерикальной и милитаристической реакцией, с беспрерывными скандалами и аферами (панама, буланжпзм, южные железные дороги, дрейфусиада и др.). „Во Франции господство буржуазии дошло до такого разложения, что оно сейчас уже угрожает нормальному существованию общества и социальную жизнь превращает в изнурительный кризис“ 23. Эта оценка буржуазной Франции определяет роль и тактику французского социализма. Французский социализм не может тянуться в хвосте за нрогнившим радикализмом. Он должен взять на себя руководящую роль в борьбе за демократию, за спасение современного государства от варварства. Мильеран и Жорес сделали обратное. Они подчинились радикалам. Они дали навязать себе те мелочные споры, которые отдель ные буржуазные фракции вели между собой. Французские социалисты поверили в демократические и республиканские намерения радикалов. Они связали с ними свою судьбу и были вынуждены итти за ними и тогда, когда радикалы полностью изменили своим обещаниям. Логика их тактики потащила социалистов на борьбу за сохранение буржуазного правительства во что бы то ни стало. „Раньше стремились спасти республику, организовав ее защиту в лице правительства, теперь стремятся спасти правительство, отказываясь от защпты республики“. Социалистическую критику они продали за правительственные места. Сама критика превратилась „в пустую демонстрацию осповных противоречий современной Франции между буржуазией и пролетариатом“. Ложным лозунгом „спасения республики" они отвлекли внимание рабочих от действительной опасности. Никакая опасность монархического переворота Франции не угрожала. Особенно зло и уничтожающе Роза изобличает псевдо-реформистскую деятельность радикального министерства. Она раскрывает обман и шулерство всех громких законов об амнистии, об ассоциации, об охране труда. Она показывает, как под их сенью идет расстрел бастующих, разгром профессионального и классового единства, деморализация пролетариата и фактическая материальная поддержка капиталистических интересов. „Участие Мильерапа в министерстве пе только не дает нам повых социальных реформ во Франции, но на самом деле означает прекращение борьбы пролетариата за социальные реформы, прежде чем они начались". Роза мастерски вскрывает напыщенную эффектную риторику Жореса. Его высокопарные тирады она переводит на твердый язык политических фактов и социальных отношений. Период обещаний превратился в период выполнений. „Новая эра“, „исторический поворотный пункт“, „историческая эпоха“ превратились в жалкую балаганную буржуазно-парламентскую комедию. Социальная борьба была.подменена парламентским маневром, фразой, кулуарной сделкой. Решительная беспощадная борьба за высшие идеи против диктатуры реакционеров, антисемитов и клерикалов превратилась в замазывание противоречий с ними, в ползанье на брюхе перед правительством, в глубочайшее унижение и падение. В результате нескольких лет господства Мильерана—Жореса, „французский пролетариат оказался деморализованным до мозга костей и стал орудием в руках буржуазных карьеристов, социальных реформистов и людей, спекулирующих на социализме“ >. Социалистическая же партия за это время приобрела „свою коллекцию совсем истасканных парламентариев и журналистов, поочередно выступавших за и против, голосовавших так и этак, обещавших всё, чтобы не выполнить ничего, потерявших всякую ценность и не имеющих уже ни единого чистого места на своем политическом щите. „Таким образом, корабль свободных от догмы социалистов возвращается в порт из своего пробного плавания по водам практической политической деятельности с разбитыми мачтами, поломанным рулем и трупами на палубе“ 24. Эпоха трехлетнего мильеранизма имеет, по мнению Розы Люксембург, такое же значение, как в другом смысле 10 недель Парижской Коммуны. Действительно, за эти три года реформизм до конца раскрыл свои потенции. Новые методы оказались методами предательства рабочих интересов, деморализации вождей и следовавших за ними и веривших им народных масс. В статьях о французском социализме Роза дает полное предвосхищение и полное разоблачение коалиционной деятельности социал-демократии за пятнадцать лет до того, как коалиционный метод стал господствующим методом II Интернационала. В этом их великая историческая ценность. Борьба с мильера- низмом — достойное продолжение борьбы с берштейни- анством и предвосхищение борьбы с современным оппортунизмом. Особенно важную страницу борьбы Розы Люксембург с оппортунизмом представляет ее полемика с центром. Эта замечательная глава ее разоблачительной деятельности требует особенного исследования, которое не входит в план нашего очерка. Мы здесь ограничимся лишь несколькими замечаниями. Начнем с предвыборной кампании в рейхстаг в 1912 году. Правление немецкой с.-д. партии также извращенно изображало отношения классов в Германии во время перевыборов, как это делали в конце прошлого века Жорес и Мильеран. Образовавшийся в Германии „Черно-голубой блок“ означал лишь парламентскую группировку. Социал-демократия, создавая совместно с прогрессистами блок для борьбы против „Черноголубого блока“, шла на подчинение своей политики либералам. Размежевание, сейчас, при растущей реакции и при громадном полевении масс, должно итти по совершенно иной линии, по линии классовых отношений. Все буржуазные партии представляют, по мнению Розы, в настоящее время „одну реакционную массу“. Непонимание этого приводит к беспринципному союзу с либералами, заключенному за спиной партии и против ее воли, к предвыборным махинациям, деморализующим массы, закрывающим им рог, прячущим в карман соц.-демократические лозунги, к рекламированию либералов, будто бы помогших социал-демократам иа выборах, а фактически получивших лишних 12 мест. Поведение Правления партии во время выборов 1912 г. было фактическим выражением постепенного поворота вправо с.-д. центра. К этому времени центр подготовлял уже свое будущее слияние с оппортунистами на основе генеральной измены 4 августа. В статьях Розы звучит серьезная тревога за партию, которую в годы надвигающейся грозы обманывают парламентскими иллюзиями, сказками о возможности борьбы с реакцией через соглашение с оппортунистическими буржуазными партиями. Роза глубоко возмущена новым курсом Правления на „повый либерализм“, на широкий блок от Вассермана до Бебеля, на закулисную сделку и кабинетные спекуляции, на жалкую беспринципную погоню за мандатами. Парламентскому кретинизму Правления Роза противопоставляет революционную силу масс и ясное понимание классовых отношений. Она громко предупреждает об опасности прусской военщины с ее антинародной политикой всё растущих пошлин, налогов, вооружений. Она указывает на объединенный ненавистью единый фронт буржуазии против пролетариата. Критика Правления относится в первую очередь к Каутскому, ставшему теоретиком повой ликвидаторской тактики. Впрочем, не следует думать, что Роза Люксембург и раньше до 1912 г. и до 1910 г. никогда не осмеливалась критиковать Каутского и центр. Так, например, когда Каутский в дискуссии о пошлинах на Штуттгартском партейтаге 1898 г. вместо принципиальной критики подсовывал второстепенные доводы и предлагал компромиссные поправки (принять резолюцию против пошлин лишь в „общем“), Роза решительно выступила против него. На том же съезде, в то время как Роза вместе с Парвусом резко обрушилась на Бернштейна, Каутский и Бебель отмалчивались и выступили лишь в коице дебатов под давлением явно обнаруяшвшихся антибернштейновских настроений съезда. По этому поводу Роза говорила: „Желательно было бы, чтобы наши теоретики ex officio (по должности) в важных вопросах всегда участвовали в прениях, а не ограничивались заключительным словом ... Они напоминают наполеоновскую гвардию, появлявшуюся на место борьбы лишь в конце битвы“ *. На Майнцком койгрессе в 1900 году Роза обрушилась па Правление, кричавшее против милитаризма в мирное время и прятавшееся в кусты, когда началась империалистическая интервенция в Китае. „Мы с каждым днем делаемся всё большим и большим посмешищем в широких кругах населения. Мы мечем ежедневно громы и молнии против внешней политики; мы с величайшей энергией выступаем против империализма в мирное время, но когда война наступила на деле, мы не делаем никаких практиче- скнх выводов и ничего не предпринимаем для того, чтобы показать, что наша многолетняя агитация действительно дала какие-нибудь результаты“ Давая в 1910 г. оценку борьбе партии с оппортунизмом в связи с голосованием баденцами бюджета, Роза писала: „Уже в продолжение двенадцати лет партия находится в состоянии защиты по отношению ко всем ревизионистским тенденциям. Она играет роль будочника, который тогда лишь появляется на сцепе и трубит в рог, когда на улице разражается скандал. Мы подавляем движение в пользу выборного права в Пруссии, которое в своем дальнейшем развитии должно было охватить массы па юге. В течение последних лет мы хороним путем сделок с Центральным Комитетом профсоюзов майские празднества. Но тем самым мы содействуем тому ясе самому ревизионизму, против которого мы сейчас с величайшим возмущением ищем средств“ -. Роза давала себе вполне ясный отчет в том, что партия идет по наклонной плоскости оппортунизма, с которым ведет войну лишь на словах. Роза прекрасно понимала, что борьба с баденцами могла бы быть успешной лишь в том случае, если бы партия одновременно вела правильную политику п во всех остальных вопросах — в вопросе о выборах, о праздновании 1 мая, о характере агитации и проч. и проч. В годы совместной работы с Каутским Роза постоянно толкала его вперед. Так было, например, в кампании против редакции „Форвертса“, во главе которого стоял „беспартийный“ Градпауэр, фактически защищавший бернштейнианцев. Здесь Люксембург была застрельщиком и вдохновителем, а Каутский лишь плёлся за ней. „Что ты основательно разобьешь Курта (Эйспера), Георга (Граднауера) и К0,—я нисколько не сомневаюсь,— писала Роза Каутскому, — но ты должен это делать с радостью и охотно, а не как тягостное интермеццо, потому что публика всегда чувствует настроение борющихся, а радость в бою придает чистоту звуку и моральное превосходство“ 25. Роза всячески пыталась побороть свойственные Каутскому колебания, нерешительность, уступчивость. Нет никакого сомнения, что решительная позиция Каутского в вопросе об оценке русской революции 1905 г., как и многие другие его левые взгляды того периода (особенно „Путь к власти“), обязаны своим появлением на свет в огромной степени влиянию Розы. Но была ли какая-либо принципиальная разница между Каутским - защитником большевистского понимания русской революции, между Каутским - защитником всеобщей стачки и автором „Пути к власти“ — и Розой? Да, была. Каутский даже тогда, когда предсказывал скорое наступление революционного периода и требовал новых методов борьбы, когда бичевал половинчатость реформистов и курсу на широкое врастание в социализм противопоставлял перспективу врастания в революционные бои — и этот Каутский был другой, чем Роза Люксембург. Утверждения Каутского даже в наиболее революционный период его деятельности всегда сопровождались известными оговорками и смягчениями, всегда обеспечивали ему путь отступления. Так, всеобщая стачка Каутского (1905 г.)— это не всеобщая стачка Розы. Она есть подсобное средство для защиты избирательных прав, она требует в качестве своей предпосылки высочайшую степень организованности пролетариата. Эта всеобщая стачка превращается у Каутского 1910 года в свою карикатуру. Подоплёкой всех революционных выпадов Каутского—и в этом его принципиальное отличие от Розы Люксембург — всегда оставалась безусловная вера в парламентаризм и в демократию. Когда в 1910 году Каутский пошел вправо, Роза, пи минуты не колеблясь, резко порвала со своим многолетним другом и повела против него и против партийного центра ряд блестящих разоблачительных кампаний (по вопросу о предвыборной тактике, об отношении к буржуазии и рейхстагу, о массовой стачке и отношении к неорганизованным, об империализме, о политике партии в Марокканском конфликте и пр.), которые были началом окончательного отмежевания левого крыла от социал-демократии в целом. Особенно характерно здесь, что подобно тому как полевение Каутского началось с приятия русской революции 1905 года, подобно этому его сползание к ревизионизму началось с противопоставления парламентского Запада революционной России. В- свете этого Запада политические забастовки России представляются Каутскому 1910 года „продуктом экономической и политической отсталости России“. Таким образом, отношение к России уже тогда являлось критерием революционности того или иного социал- демократического идеолога. Разоблачая в 1913 году теоретическое жонглерство Каутского, Роза Люксембург писала: „Совершенно чуждо духу Маркса такое употребление теоретического познания, которое плетется позади движения, и всему, что «высшее начальство» когда- либо сделает или решит, изготовляет оправдание и успокоительный покров“ К Как раз наоборот. Теоретическое познание „должно предшествовать деятельности партии, побуждать к постоянной самокритике, раскрывать недостатки и слабости движения, указывать новые пути и далекие горизонты, невидимые в лощинах мелкой работы“. Уже в 1913 г. Роза ухватила самую суть каутскианства: его теоретический хвостизм, торможение массового революционного движения, усыпление пролетарской активности успокоительными фразами, ренегатское, трусливое оправдание при помощи „теории“ всякого начальственного шага, всякой ошибки Правления. Вспоминая в начале войны эту дальновидность Розы в оценке Каутского, Ленин писал: „Права была Роза Люксембург, давно понявшая, что у Каутского «прислужничество теоретика» — лакейство, говоря проще, лакейство перед большинством партии, перед оппортунизмом“ Таковы важнейшие кампании Розы против оппортунизма. Они дают богатый источник для истории германской социал-демократии и для пред-истории немецкого коммунизма. Они вносят в мировую сокровищницу марксизма целый ряд ценнейших идей, часто совпадающих с идеями Леннна. Роза стояла на страже единства теории и практики, на страже неумолимой теоретической выдержанности партии в ее повседневной работе. Она всегда стремилась „связывать каждый частный вопрос с общими задачами пролетариата, превращая каждое организационное начинание в дело классового сплочения“, (Ленин). Она разработала основы революционного парламентаризма. Она показала, как надо работать по-революционному, какими методами надо вырывать у юнкерского государства всякую, хотя бы малейшую, уступку. Она показала, как надо бороться с оппортунизмом, как надо его разоблачать ые веря на-слово. Она дала образец борьбы с национал- социализмом и с милитаризмом, борьбы за интернациональное единство пролетариата. Она внесла в эту борьбу невиданную доселе „радость, чистоту звука и моральное превосходствоРозе, накопец, принадлежит та огромная историческая заслуга, что она одна из первых начала решительную кампанию против центризма, против каутскианства. Наша оценка заслуг Розы Люксембург в ее борьбе с ревизионизмом и оппортунизмом была бы не полпой, если бы мы, хотя бы кратко, не остановились на том новом, что Роза привнесла в эту борьбу. Важнейшее здесь — это оценка Розой империалистической эпохи и выдвигаемые в связи с этим новые революционные тактические принципы. Для оппортунистов парламентаризм был исчерпывающим борьбу с буржуазией методом. Роза восстает против парламентского фетишизма, она решительно ведет курс на массовое движение, как на основу классовой борьбы. Русская революция 1905 года дала образцы новой тактики, имеющие всемирно-историческое значение. „Россия произвела глубокий переворот в международных условиях пролетарской борьбы“. Отвечая в Иене запуганным вздымающимся массовым движепием профсоюзникам, Роза восклицает: „Живем ли мы действительно в год славной русской революции или десять лет до нее?.. Пред нами русская революция, и мы были бы ослами, если бы из нее ничему пе научились“ !. „Днем 22 января (по старому стилю — 9 января. И. А.) началась,—говорит Роза в первую годовщину январской бойни, — новая эпоха в истории царизма и новая эпоха в истории всех современных стран. Началась первая в новой истории революция, руководимая сознательным рабочим классом под знаменем социал-демократов. Сегодня пролетариат царизма, этой старейшей твердыни варварства, идет во главе человечества, сегодня искры революции из России и Польши падают на крыши капиталистических стран, и уже огоньки вспыхивают розовыми языками... 22 января, разбудив пролетариат всей России, пробудило пролетариев всех стран к новой вере в свое освобождение и к новой жажде борьбы“ 26. Революция 1905 года реализует общие результаты международного капиталистического развития. „Немецкие рабочие долысны смотреть на русскую революцию, как на свое собственное дело, как на главу своей собственной социальной и политической истории" 27. Московское восстание показывает логику развития будущих революций. Против софизмов трусливых профсоюзников, против фаталистического ожидания революционных ситуаций, против туманных арифметических выкладок соотношения классовых сил, против западно - европейского высокомерия по отпошеншо к „некультурному“ Востоку; за революционный порыв, за революционную алгебру, за революционный классовый инстинкт русского рабочего, который сильнее и ценнее теоретически отвлеченного сознания западноевропейского рабочего, —таково содержание замечательной брошюры Розы о „Всеобщей стачке и немецкой социал-демократии“. Роза силой ломает ограниченный кругозор немецкой социал-демократии и в спертую атмосферу впускает широкую струю революционного воздуха. Она чувствует и понимает, что революция 1905 года несет с собой „эпоху великой борьбы и великих задач“. Роза поет громкую песнь могучему русскому революционному движению и запасается революционным энтузиазмом и революционной радостью на всю свою дальнейшую деятельность. Она с негодованием отбрасывает жалкую тактику меньшевиков—ренегатов от революции Ч После революции она восхваляет большевистскую тактику: отступать лишь тогда, когда все революционные возможности исчерпаны и когда наступление реакции вполне очевидно. Она бранит меньшевиков, которые „заранее бросают оружие в мудром предвидении и предчувствии поражения“ ‘28. Уже во „Всеобщей стачке“ мы видим если не 100, то 50-процентный поворот в сторону большевизма, и прав Раде к, когда говорит, что „эта брошюра является первоосновой очередной фазы развития социализма. Она кладет начало обособлению коммунистического движения от социал-демократии“ 8. Еще в Майнце в 1900 году Роза говорила, что события в Китае „являются поворотным пунктом в истории всей капиталистической Европы“ „Китайская война — первое событие эры мировой политики, в которую вовлечены все культурные государства, и это первое наступление международной реакции, Священного союза должно было бы быть немедленно встречено протестом объединенных рабочих партий Европы“29. Русская революция 1905 года окончательно оформила взгляды Розы на переживаемую эпоху. „Русская революция, — говорила Роза в своей приветственной речи на Лондонском съезде нашей партии,—не столько последний акт всех буржуазных революций XIX века, сколько предтеча новой серии будущих пролетарских революций, в которых сознательный пролетариат и его авангард, социал-демократия, предназначены исторически к роли вождя“ 30. Русская революция показала, что буржуазия во всем мире не может более играть прогрессивную роль, что произошел глубокий переворот в классовых отношениях и в условиях классовой борьбы, что нужно поэтому радикально изменить старую ленивую тактику выжидания, тактику „на истощение“. В частности, в оценке либеральной буржуазии и Государственной Думы, в оценке думской тактики меньшевиков, в критике ликвидаторов и отзовистов Роза полностью солидаризировалась с большевиками 31. Роза пристально, целые десятилетия, следила за кризисом буржуазного парламентаризма, за стремительным ростом милитаризма, подготовлявшим войну, за поднимающейся политической реакцией, за ухудшающимися условиями жизни рабочих. Она ясно видела все проявления империализма. Она подвергла пересмотру все старые лозунги и пыталась наполнить их новым содержанием, привести их в соответствие с новыми историческими задачами социал-демократии. Нужно теснейшее сплочение профсоюзов с партией. Нужна защита демократии против самой бурясуазии. Буржуазия была заинтересована в парламентаризме лишь до те-х пор, пока она боролась за феодализм. Сейчас же „прекрасно слаженный феодально-буржуазный компромисс делает парламентаризм, с точки зрения исторической, рудиментом, лишенным функций органом“ 32. Классовая борьба превращается в закулисные торги между различными группами господствующей буржуазно-феодальной реакции, в простую борьбу клик. Эпоха великих ораторов и парламентских словесных боев умирает. Эпоха буржуазных реформ проходит. На авансцену истории выступает решительная борьба с империалистической политикой. Эта борьба должна вестись новыми средствами. Таков лейтмотив многочисленных выступлений Розы, в прессе, иа немецких партейтагах, па конгрессах II Интернационала. В Париже в 1900 году, в Амстердаме в 1904 г, в Штуттгарте в 1907 г., в Базеле в 1912 г. Роза ведет упорную борьбу с милитаризмом и с ко- лониальпой политикой. На конгрессе в Штуттгарте Роза отстаивает вместе с Лениным революционные позиции против оппортунистических предложений Бернштейна и Бебеля „о социалистической колониальной политике“. Вместе с Лениным она вносит историческую поправку об использовании будущих войн для целей революции. В этой поправке в скрытом виде содержится уже тот великий лозунг, которым Ленин начал собирание во время войны III Интернационала, лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую. „Русская революция, — говорит Роза в Штуттгарте, — не только возникла из войны, но она также способствовала ее прекращению“ *33. Наша агитация против войны должна быть агитацией за разрушение классового господства. Вся работа Розы пропитана этим глубоким пониманием империалистической политики, ее исторической неизбежности, взаимозависимости отдельных ее форм. И здесь радикальное отличие позиции Розы от позиции целого поколения старых вождей социал- демократии, и оппортунистов, и центристов. Все они с повязкой на глазах шли к войне. Все они рассматривали переживаемую эпоху как эпоху постепенной демократизации капиталистического строя. Все они постепенно становились оруженосцами социал -либерализма. Ревизионизм же и впрямь приветствовал буржуазное государство как учреждение, всё более теряющее свой классовый характер, обслуживающее интересы всего общества, стоящее на страже его идеалов. В парламентаризме и демократии ревизионизм видел не только орудие преодоления классового общества, но также орудие борьбы с ортодоксальными „литераторами-романтиками“, мечтавшими о диктатуре пролетариата. Ревизионизм откровенпо выдвигал гегемонию национальных интересов над классовыми и держал курс на выдвижение средних классов, на примирение и сращение всех классов, на методы арбитражных и примирительных камер, па гражданский мир и гражданское соглашение. Ревизионизм цинично провозглашал гегемонию буржуазной науки с ее эклектизмом и реакционным идеализмом, с ее описательным методом и отрицанием общественных закономерностей. Всем этим положениям Роза противопоставила революционное марксистское мировоззрение. В довоенном империализме она увидела приближение социалистической революции. Она заметила растущую слабость капитала и растущую силу пролетариата. Она вскрыла процесс практического отмирания парламентаризма и демократии, констатировала быстрое приближение полосы интернациональных войн и столкновений, неумолимый рост социальной дифференциации, загнивание буржуазной пауки, всё прямее и непосредственнее используемой в целях развращения марксистской рабочей идеологии. В этом глубоком понимании новой эпохи и гениальном предвидении новых, связанных с нею, революционных перспектив Роза решительно уходила от Второго Интернационала и становилась на точку зрения возрожденного Лениным революционного марксизма. 3.