Не свалил ли я здесь ответственность на кого-то без достаточного на то основания? Продемонстрировав, что на деле ислам менее враждебен к демократии и либерализму, чем это утверждают многие, не перешел ли я просто к еще одной культурной теории, на сей раз по поводу арабов? Кстати, такие аргументы давно приводят на Западе, начиная с чиновников британской колониальной администрации, правивших Аравией в XIX - начале XX века. Типичный вердикт вынес британский командующий Арабского легиона в Иордании в .период с 1939 по 1956 год Джон Бэгот 1лабб: Мы дали им самоуправление, которое им совершенно не подходит. Для них естественно движение к диктатуре. Демократические институты тут же превращаются в механизмы для интриг; в итоге после каждого переворота у руля оказывается все та же группа лиц, хотя и в измененном обличье, - до тех пор, пока от них не избавятся, прикончив их4. Даже Т.Е. Лоуренс - британский офицер-авантюрист, друг арабов, увековеченный в фильме Дэвида Лина «Лоуренс Аравийский», - рисует портрет романтически настроенного народа, легко подчиняющегося любому демагогу, который встретится ему на пути: Арабов можно легко склонить к какой-то мысли, как если бы вы дергали их за ниточки; ничем не ограниченная податли вость их ума делает их послушными слугами... Их ум странен и темен, полон депрессии и экзальтации, ему не хватает порядка, в нем больше пыла и предрасположенности к вере, чем у кого-либо еще в мире5. Менее сентиментален, хотя столь же убийственен в оценке способности арабов самим решать свои проблемы, анализ Ивлина Бэринга, позднее лорда Кроумера, который единолично управлял Египтом в интересах Британской короны с 1883 по 1907 год. В своей подробной истории современного Египта он противопоставляет «восточный» и «западный» склад ума: Недостаток аккуратности, легко вырождающийся в лживость, фактически является главной характерной чертой восточного ума... Уму человека Востока, как и его живописным улицам, чрезвычайно недостает симметрии. Его логику следует назвать весьма неаккуратной6. Сегодня от подобных характеристик «ориентального» веет чем-то недопустимым, они напоминают нам о тех днях, когда идеи, подобные френологии, сходили за научные. (Л если «восточные люди» должны включать китайцев и индийцев - как это было в те времена - то чем же объяснить тогда их поразительные успехи в естественных науках, математике и в других подобного рода проявлениях рациональности?) Однако ситуация качнулась из одной крайности в другую. Тем, кто прибегал к культурным стереотипам подобного рода (то есть «ориенталистам»), пришло на смену новое поколение политически корректных ученых, которые не посмеют спросить, почему арабские страны увязли в социальной и политической среде, столь отличной от всего, с чем имеет дело остальной мир. В их мире отсутствует также хотя бы малая доля самокритики. Большинство же арабских писателей больше озабочено тем, чтобы защитить национальную честь от заявлений уже умерших «ориенталистов», нежели тем, чтобы попытаться уразуметь затруднительное положение, в котором находится арабский мир. Реальность отрицать невозможно. Из 22 членов Лит арабских государств ни одно государство не стало демократией, i к проводились бы выборы, в то время как таковыми явля- I ( я (j3 процента всех стран мира. И хотя у некоторых стран - 11< >| >дании, Марокко - в некотором смысле имеются либеральны! авторитарные режимы, у большинства нет и этого. Не- | ||'.11яя история региона весьма уныла. Последние пять деся- ш\( гий отягощены примерами, когда арабские толпы 111 м тетствовали одного диктатора за другим как своих спаси- >< \cii. Гамаль Абдель Насер в Египте, Муаммар Каддафи в \мщщ и Саддам Хусейн в Ираке - все они были объектами 11 I,Viцего от сердца обожания со стороны арабских масс. 11емногие местные ученые, рискующие вступить на поле | \ м.туры, подчеркивают, что социальная структура в арабс- 1114 странах глубоко авторитарна. Например, Бахгат Корани, muфоисхождениюегиптянин, пишет,что «арабскийполити- •II с кий дискурс засорен описаниями просвещенного диктато- 1 |, героического и исключительного лидера (займа), почтенного отца семейства»7. Ученый из Ливана Халим Баракат им» казал предположение, что патриархальные отношения и и» пности, преобладающие в арабской семье, как видно, гла- IU игтвуют также и на работе, в школе, в религиозных, поли- М1'1сских и социальных организациях. В каждом случае над ?к сми остальными возвышается фигура «отца», монополизи- I (V к и цего власть, требующего четкого подчинения себе и про- чиляющего минимум терпимости в отношении несогласных. Ипушая окружающим такой мысленный образ, лица, занима- и >щие ответственные позиции (правители, руководители, учи- II ? ля, наниматели или надсмотрщики), прочно оккупируют исршину властной пирамиды. Оказавшись в таком положении, патриарх может быть свергнут со своего трона только и м, кто в равной с ним мере патриархален8. Прототип арабского патриарха можно встретить в романах лауреата Нобелевской премии египетского писателя На- 11 if>a Махфуза. Его знаменитая трилогия - включающая в себя пинги «Прогулка по дворцу», «Дворец желания» и «Сахарная \ лица» - рассказывает о жизненных перипетиях египетского юрговца Аль-Саида Ахмада Аль-Джавада. Силь Саид (господин Лорд), как называет его жена, занимает в своем доме нео- 1 норимое положение, подобно султану. Его семья держится при нем смиренно, стоя в ожидании, пока он сидш в одиночестве, наслаждаясь обедом. Его жене и детям позволено есть, только когда он завершит свою трапезу. Когда жена осмеливается выйти из дома без его разрешения, он прогоняет ее к ее родителям. Сейчас египтяне используют имя Силь Саид как нарицательное, причем в отношении как любого деспотичного мужа, так и своего национального лидера. Черты Силь Саида можно заметить у большинства арабских руководителей: в Насере - ха ризматичном лидере с диктаторскими замашками, который вызывал в народе и страх, и преданность; в Садате, сменившем Насера, называвшем народ «мои дети» и не отказывавшемся при этом от необычайной жестокости. То же самое относится к монархам Персидского залива, ежемесячно устраивающим меджлис, чтобы граждане- просители имели возможность донести до господина свои (тща тельно отобранные) печали. У этого больна дочь, у того спор с соседом из-за земельного участка. Господин направляет первого в министерство здравоохранения, а второго - в министерство внутренних дел. Податели просьб целуют ему руки и возносят хвалы Аллаху за то, что тот даровал им столь доброго правителя. Монарх не принимает восторгов, как бы показывая, что это всего лишь его работа. «Мне хотелось бы всегда оставаться в тесном контакте с моим народом, так как это дает возможность исполнить пожелания людей. Поэтому мой меджлис будет открыт для всех, кто захочет прийти», - сказал, как утверждают, основатель Саудовской Аравии король Абдул Азиз ибн Сауд. Между тем, сколь бы чуждым все это ни казалось современному западному человеку, ничто из отмеченного - ни патриархальность, ни деспотичность, ни романтизм - не является исключительно арабской особенностью. Испепеляющая критика арабской культуры, принадлежащая перу солдат Британии и выдержки из которой цитировались выше, ничем не отличалась от того, что они писали о китайцах, японцах, индийцах, то есть всех «жителях Востока» и «азиатах». До совсем недавнего времени в большинстве азиатских и африканских стран правили диктаторы, на которых их народы взирали со страхом и благоговением. Вспомним о Сукарно в Индоне- ;1ии, Джулиусе Ньерере в Танзании, Хуане Пероне в Аргентине и Тито в Югославии. Даже современная западная история отмечена примерами всемогущих диктаторов и зачастую обожавших их толп. Франсиско Франко, Антонио Салазар, Бенито Муссолини и Адольф Гитлер - всеми ими когда-то восхищались массы их сограждан. Вообще же говоря, хотя Запад на протяжении столетий отличался большей прогрессивностью и либерализмом, там также тысячелетиями существовала жесткая патриархальная иерархия. В конце концов, женщины перестали считаться собственностью мужей лишь несколько веков тому назад. Но если Запад прогрессировал, и даже за его пределами в отдельных регионах началась модернизация (особенно в последние 50 лет), то арабский мир застрял на уровне примитивной политической и общественной организации. Арабская политика не является уникальной в культурном отношении; она просто задержалась в своем развитии. Наблюдая арабский мир в середине XX столетия, когда он только освободился от колониальной зависимости от европейских мет рополий, вряд ли было можно предположить, что ему предстоит превратиться в болото. Другие страны Азии, такие как Южная Корея или Малайзия, тогда находились в куда худшем состоянии, но добились гораздо большего. В 1945 году мало кто предсказал бы подобные результаты. Действительно, в то время многие наблюдатели от мечали, что в сравнении с другими странами, пережившими деколонизацию, у арабов все было как раз в порядке. Бейрут, Дамаск, Каир и Багдад были более развиты в культурном и коммерческом отношениях, отличались большей прогрессивностью, нежели большинство других азиатских и африканских столиц. Это объяснимо. В конце концов, арабы принадлежат к великой цивилизации с долгой историей научных, философских и военных побед. Они созда\и алгебру, сохранили наследие забытого на Западе Аристотеля и одерживали победы в войнах с величайшими державами того времени. Когда Европа переживала век обскурантизма, исламское искусство и культура отличались изысканностью. В 1940-1950-е годы в арабском мире было много надежд на то, что ему удастся возродить былую славу. Хотя этим стра нам были свойственны понятные постколониальные подозрения в отношении Запада, в этот период они ориентировались на Соединенные Штаты. Самый известный египетский журналист Мухаммед Хейкал объяснял это следующим образом: «Соединенные Штаты являли собой исключительно... привлекательную картину. Великобритания и Франция были уходящими в прошлое империями, вызывавшими ненависть. Советский Союз находился на удалении в 5000 миль, причем с точки зрения мусульман коммунистическая идеология заслуживала проклятия. Америка же вышла из Второй мировой войны еще богаче, могущественнее и притягательнее»9. Новые арабские элиты имели современный, светский взгляд на религию. В 1956 году арабский интеллектуал Исхак Хусени написал в обзоре для журнала «Атлантик мансли»: «Сегодня ислам начинает занимать положение, аналогичное западной религии, когда церковь отделена ог государства». Сколь бы странным это описание ни показалось нам теперь, оно точно отражает расхожие представления того времени. С тех пор что-то изменилось. Чтобы выяснить причины нынешнего кризиса в арабском мире, следует принять в расчет случившееся там соскальзывание вниз по спирали. Мы должны вскрыть подоплеку не прошедших 400, а последних 40 лет истории.