Современный термин ^constitution-конституция» происходит от латинского слова «constitutio», который, в свою очередь, был образован от глагола «constituere», означавшего «устанавливать», «учреждать», «постановлять» и т.д. Великий древнеримский юрист Марк Туллий Цицерон применял слово «constitutio» для обозначения государственного строя или формы правления. Например, описывая в диалоге «Государство» смешанную форму правления, представляющую собой соединение элементов монархии, аристократии и демократии, он замечал: «Такого рода конституции, во-первых, свойственно, так сказать, великое равенство, без которого свободные люди едва ли могут долго обходиться, а во-вторых — прочность...»1 В этом смысле, то есть для обозначения государственного строя или формы правления в целом, Цицерон употреблял термин «constitutio» и в других местах своего диалога «О государстве»2. В период принципата слово «constitutio» применялось в Древнем Риме для обозначения императорских постановлений: эдиктов, декретов, мандатов и рескриптов3. В подобном значении данный термин перешел впоследствии в английский и французский языки. «Словарь Французского и английского языка» Рэнди Готгрейва, изданный в 1Ж1 году, свидетельствует, что термин «constitution» трактовался в указанное время в смысле закона — как «акт, приказ, декрет, определение, ординанс, предписание»1. Трехтомная энциклопедия «Британника», изданная в 1773 году, выделяла в термине «constitution» два смысла: «Конституция, в политических делах, — говорилось в ней, — означает форму правления, установленную в какой-либо стране или королевстве. Конституция также обозначает ординанс, решение, правило или закон, изданные какой-либо высшей властью, церковной или гражданской»2. В настоящее время под конституцией правоведы чаще всего понимают свод правовых норм, обладающих высшей юридической силой и закрепляющих основы общественного строя, политической системы страны и наиболее значимые права и свободы граждан, или документ, содержащий указанные нормы3. По словам профессора Н. А. Богдановой, «конституция — это основной закон государства, обладающий верховенством и высшей юридической силой, который определяет принадлежность, принципы организации и осуществления государственной власти и основы правового положения личности и устанавливает правовые пределы для власти и нормативную меру свободы для человека»4. Подобным образом объясняет значение термина «constitution» и «Уэстовская энциклопедия американского права». Согласно ей это — «основной закон, писаный или неписаный, который устанавливает характер правительства посредством определения базисных принципов, с которыми должно сообразовываться общество; путем описания организации правительства и регулирования, распределения и ограничений функций различных правительственных департаментов; и посредством предписания объема и образа осуществления его суверенных полномочий». Вместе с тем конституцией называется в данной энциклопедии «законодательная хартия, из которой правительство или политическая фракция выводит свою власть действовать»4. Профессор европейской политической мысли Университета в Глазго Кристофер Торнхилл в своей книге «Социология конституций» выделяет следующие сущностные черты такого явления, как конституция: «Это правовой порядок, воздействующий на осуществление политической власти, который: а) содержит действительно установленную презумпцию публичного правления в соответствии с принципами или соглашениями, выраженными в качестве закона, который не может быть легко (т.е. без обострения социального конфликта) приостановлен; Ь) предназначен сдерживать или ограничивать вопиюще принудительное применение власти как в общественном, так и в частном назначении; с) распределяет полномочия в пределах самого государства и составляет некоторую форму народного политического представительства относительно вопросов, воспринимаемых как обладающие важностью для всех политически существенных секторов общества; и d) выражает юридическое различие между формой государства и лицами, взявшими на себя полномочие брать на время и осуществлять имеющуюся в рамках государства власть»5. Британская конституция не подходит ни под одно из приведенных определений конституции ^)на не выражается в каком-либо одном документе, имеющем высшую юридическую силу, и не представляет собой единого свода принципов и правил, устанавливающих порядок осуществления публичной власти и закрепляющих основные права и обязанности подданных. Она являет собой нечто значительно большее, что просто совокупность таких норм. В работах, посвященных британской конституции, главной ее отличительной чертой называется, как правило, неписаный характер. «Это неписаная конституция, под которой подразумевается обычай нации, выраженный в органическом законе, собранный из актов парламента, практики правительства, исторических прецедентов и решений судов»,1 — так характеризовал в 1862 году конституцию Великобритании американский юрист Сидней Фишер. Подобную характеристику дает британской конституции и современный канадский правовед Уолдрон Валучов, который пишет в своей книге «Теория судебного контроля в common law»: «Хотя Британия не имеет писаной хартии — на самом деле никакой писаной конституции того рода, который обнаруживается в Соединенных Штатах и Канаде, — ученые-юристы, как правило, согласны в том, что у нее есть „неписаная конституция", возникающая из различных источников. Они включают в себя существующие издавна принципы common law и знаковые судебные решения, касающиеся соответствующих пределов парламентской законодательной власти. Эти элементы неписаной конституции служат, в действительности, в качестве условий, которым должен отвечать парламент, чтобы эффективно использовать дарованные ему нормы британской конституции»2. «Отсутствие писаной конституции составляет поразительную особенность Соединенного Королевства», — констатируется в «Энциклопедии конституций мира»1. Профессор Эссекского университета Энтони Кинг считает странным определение британской конституции как «неписаной», но его оценка также обращает внимание лишь на ее внешний характер. «Британское конституционное законодательство, — указывает он, — достигает сотен страниц. То, чем является британская конституция, так это не кодифицированной конституцией, не записанной и формально не собранной всем своим объемом в одном месте»2. По мнению английского правоведа, именно такое свойство данной конституции, как «некодифицированность», обусловливает отсутствие в Великобритании юридического механизма, обеспечивающего внесение изменений в ее конституцию3. Все кодифицированные конституции содержат положения, регулирующие внесение в них поправок, в британскую же конституцию поправки никогда не вносились — она лишь менялась со временем. Энтони Кинг связывает указанную особенность конституции Великобритании с отсутствием в этой стране различия между конституционным и обычным законом, полагая, что именно это облегчает конституционные изменения. «Конституция в Соединенном Королевстве, — подчеркивает он, — ни в коей мере не является стандартом. Она просто — хорошо это или плохо — состояние дел — „то, что случается". Те, кто протестует — что народ время от времени делает — будто британская конституция была нарушена, не говорят ничего точного. Они лишь выражают недовольство каким-либо новым состоянием дел»4. Точка зрения Энтони Кинга на британскую конституцию разделяется целым рядом современных правоведов. Так, в коллективной монографии «Стабильность национальных конституций»1 делается следующий вывод: «Хотя иногда говорится, что конституция Соединенною Королевства неписаная, из-за действия многих конституционных соглашений, регулирующих важные вопросы, более точно характеризовать ее в Качестве некодифицированной. Многие из правил, которые изображаются в Соединенном Королевстве как конституционные, записаны, и это в значительной мере верно после раунда конституционных реформ, проведенных здесь в последние годы под влиянием Европейского Союза»2. Мысль о том, что характеристика британской конституции как «неписаной» не соответствует ее истинной сущности, проводит в своих работах и профессор Лондонского Университетского колледжа Эрик Барендт. «Иногда говорится, что конституция является неписаной, или по меньшей мере частично неписаной. Это вводит в заблуждение, — пишет он в объемном коллективном труде «Английское публичное право». — Конституционное право в Соединенном Королевстве (или Англии) в строгом смысле правил, принудительно применяемых судами, выступает писаным. Очевидно, что статуты и решения судов по вопросам конституционного и административного права все являются писаными. Многие конституционные соглашения также являются писаными, например — в опубликованных заявлениях политиков или конституционных экспертов или в авторитетных книгах по конституции. Однако, в отличие от статутов и судебных решений, они редко формулируются в авторитетном тексте, поэтому есть достаточно места для разногласий об их пределах и применении. Что характерно для конституционных установлений в Соединенном Королевстве, так это то, что они некодифицированы. Они не сводятся к единому тексту или серии документов, которые могут быть идентифицированы как конституция»6. Подобный взгляд на сущность британской конституции выражают и английские правоведы Лесли Дингл и Бредли Миллер в статье, посвященной недавней конституционной реформе в Великобритании. «Часто неофициально предполагается, — отмечают они, — что Соединенное Королевство не имеет писаной конституции. Это не является строго правильным; скорее, если что оно не имеет, так это единого документа, устанавливающего юридический каркас и функции правительственных органов и правила, по которым они должны действовать. Такие документы являются декларациями верховного права страны и обладают превалирующей юридической силой, уполномочивающей конституционный суд объявлять законодательные акты незаконными, если они вступают в конфликт с правами, воплощенными в такой официальной конституции. Этим Соединенное Королевство отличается в настоящее время от многих других стран, таких как Соединенные Штаты, Ирландия, Германия, Франция и Южная Африка»7. В последние десятилетия в политической системе Великобритании происходят изменения, которые, по мнению многих правове дов, требуют коренного преобразования существующей британской конституции. «Англия нуждается в новой конституции, новой политике, новой государственной философии. Наша современная система правления прогнила, наша апология демократии слаба, наше общепринятое видение унитарного конституционализма не пользуется больше доверием в „новом мировой порядке", в котором мы живем»8, — пишет профессор университета Ньюкасла-на-Тайне Ян Уорд. «Соединенное Королевство проходит через период экстраординарной конституционной перемены, — констатирует профессор Университета в Глазго Кристофер Тс?рнхил. — В течение десяти лет Уэстминстерская модель, прежде считавшаяся идеальным типом свободного мажоритарного правления, увидит введение целой серии новых сдержек и противовесов для ослабления власти и произвола правительства. Деволюция9, Акт о правах человека10, реформа Палаты лордов, пропорциональные системы выборов, свобода информации, новый Верховный суд11 и масса новых конституционных наблюдателей трансформировали Уэстминстерскую конституцию. Право Европейского Союза тем временем придало новую форму политическому и институциональному контексту Соединенного Королевства. Некоторые изменения в конституции характеризуются как крупнейшие после Великой реформы 1832 года и последовавшего введения всеобщего избирательного права»12. По словам американского правоведа Дэвида Дженкинса, «конституционная трансформация уже совершилась в Соединенном Королевстве. Об этом свидетельствуют ограничения, действительно наложенные на парламентский суверенитет, которые вытекают из судебного надзора по Акту о правах человека и Акту о Европейском Сообществе»13. К перечисленным переменам следует добавить принятие законов, ведущих к федерализации Великобритании, отмену наследственного пэрства14, применение процедуры референдума для утверждения преобразований в государственном строе и другие реформы15. Признавая, что подобные изменения в политической системе Соединенного Королевства ведут к появлению в этой стране новой конституции, правоведы сходятся во мнении о том, что суть реформы британского конституционного порядка должна состоять в переходе от неписаной конституции к писаной. Именно такой вьГвод был сделан в докладе Королевской комиссии по конституции, действовавшей в 1969-1973 годах. Рассмотрев проблему федерализации Великобритании, данная комиссия пришла к следующему заключению: «Мы отмечаем, что федеральная система правления потребует писаной конституции, специальной процедуры для ее изменения и конституционного суда для ее толкования»16. Основные аргументы в пользу введения в Соединенном Королевстве писаной конституции, высказываемые в настоящее время английскими правоведами, сводятся к следующему: 1) Неписаная британская конституция, «являющаяся в значительной мере продуктом до-демократической и полу-демократи- ческой эпохи», не соответствует реалиям современной «массовой демократии». «Современное общество требует современной конституции, а действующая принадлежит к другой эпохе»17. 2) Архаическая по своей природе конституция ведет к политическому и экономическому упадку Великобритании. 3) «Неписаная конституция предусматривает неудовлетворительные и неэффективные сдержки и противовесы относительно власти. Усиление влияния партийной политики в течение последнего столетия или что-то подобное этому ослабило способность парламента обеспечивать ответственность исполнительной власти, которой он предположительно обладал в середине столетия парламентского „Золотого Века". Возрастание роли „партийного правительства" сконцентрировало власть в руках премьер-министра с незначительными конституционными ограничениями ее... В связи с этим растет угроза гражданским свободам, альтернативным центрам власти и, в конечном итоге, господству права, воплощенному в действующей неписаной конституции»18. 4) Доктрина парламентского суверенитета утратила в послед-а ние годы свое прежнее значение, вследствие присоединения Великобритании к Европейскому Сообществу, в рамках которого действует принцип верховенства права Сообщества над национальными правовыми системами. 5) Сохранение в Соединенном Королевстве неписаной конституции будет препятствовать дальнейшей его интеграции с другими странами Европы в рамках Европейского Сообщества, поскольку их конституции являются писаными. Такой же будет со всей очевидностью и Конституция Сообщества, если она когда-нибудь появится. В этом случае неизбежно возникнет противоречие между нею и неписаной британской конституцией. Если понимать под «писаной» конституцией какого-либо государства конституцию, выраженную в письменной форме, то нельзя не признать, что «писаная» часть британской конституции по мере эволюции политической системы Великобритании становится все более объемной. В настоящее время она состоит из следующих основных документов: — Великая Хартия Вольностей, в том ее статутном варианте, в котором она была утверждена английским королем Эдуардом I в 1297 году; — Петиция о праве 1628 года; — Habeas Corpus Act 1679 года; — Билль о правах 1689 года; — Акт о престолонаследии 1701 года; — Акт о соединении двух королевств Англии и Шотландии 1707 года; — Акт о защите особы Ее Величества и правления, и о наследовании Короны Англии по протестантской линии (Акт о регентстве) 1708 года; — Акт о союзе с Ирландией 1800 года; — Акты о народном представительстве 1832, 1867, 1884 и 1918 годов; — Акты о парламенте 1911 и 1949 годов; — Акт о Палате Лордов 1999 года; — Акт о Европейском Сообществе 1972 года; — Акт о правах человека 1998 года; — Акт о конституционной реформе 2005 года. К этому перечню можно добавить целый ряд других актов, касающихся статуса, организации и деятельности парламента и правительства Великобритании. Однако само по себе увеличение коли чества таких документов совсем не означает, что конституция этой страны постепенно превращается из неписаной в писаную. «Неписаный» и «некодифицированый» характер британской конституции есть не просто ее форма — эти свойства являются отражением ее сущности, они вытекают из ее природы. Сущностная отличительная особенность британской конституции заключается совсем не в том, что она неписаная и некодифици- рованная. Конституции развитых государств обыкновенно выходят за рамки текстов их основных законов, вследствие чего значительная часть их содержания также носит неписаный и некодифициро- ванный характер. Профессор Йельской школы права Джед Рубенфельд говорил в 2000 году о современной конституции США в своем докладе на симпозиуме в Университете Дьюка (Дарем, Северная Каролина), посвященном конституционному праву: «Сегодня, однако, неписаное право самого различного рода начало играть все более заметную роль в конституционных решениях Верховного суда. Это новое неписаное право фигурирует в делах, касающихся прав, не упомянутых в тексте конституции, но оно также фигурирует в судебных спорах относительно текстуально выраженных гарантий»19. Мысль о том, что Конституция США, принятая в 1787 году в качестве единого документа, имеющего высшую юридическую силу, не сводится в настоящее время к его тексту, высказывает и американский правовед Эрнст Юнг: «Мое дескриптивное утверждение состоит в том, что много — может быть, даже больше — „конституционной" работы в нашей юридической системе совершается в действительности юридическими нормами, существующими за пределами того, что мы традиционно считаем „конституцией"»20. Сущность британской конституции таится в процессе ее формирования. В отличие от конституций других современна государств она представляет собой не искусственное создание группы людей, но результат естественно-исторического процесса развития государст венного строя Англии, с 1707 года Великобритании. Она является поэтому творением не каких-то конкретных людей, конкретного парламента и короля, но британского общества в его историческом развитии. В юридической литературе под консппуцией Великобритании часто понимают форму правления или просто сложившуюся в этой стране систему государственной власти. Именно такое ее понимание проводится в сочинении английского журналиста Уолтера Бейдж- гота «Английская конституция», написанном в середине 60-х годов XIX века21 и с тех пор считающемся классическим трудом по этой теме22. Автор последовательно описал в нем механизм функционирования правительства (кабинета), института монархии и парламента, показав при этом характер взаимоотношений между указанными ветвями государственной власти. Конституционная история Великобритании начинается в этом случае с англосаксонской эпохи. Наиболее известным среди научных трудов, которые выражают понимание британской конституции в качестве системы государственной власти, существовавшей в Англии в различные исторические эпохи, является трехтомное произведение Уильяма Стаббса «The Constitutional History of England in its Origin and Development (Конституционная история Англии в ее происхождении и развитии)», вышедшее первым изданием в 1874-1878 годах и с тех пор десятки раз переиздававшееся. Начав изложение истории британской конституции с эпохи англосаксонской монархии, он довел ее до восшествия на английский трон первого короля династии Тюдоров Генриха VII. Между тем, если под конституцией понимать устойчивую юридическую конструкцию государственного строя, определяющую организацию государственной власти и взаимоотношения государственных органов между собой, а также закрепляющую права и свободы населения, то начинать британскую конституционную историю следует с того времени, которым Уильям Стаббс ее завершил, то есть с эпохи правления в Англии королей династии Тюдоров. Именно в эту эпоху в Англии на смену феодальному государству пришло государство нового типа, организованное как политическое сообщество, управляющееся на основе публично-правовых принципов. Феодальное государство не отделялось от общества, оно было устроено преимущественно как частноправовая корпорация: его институты растворялись в сословной организации господствующего класса, а функции государственной власти в большинстве своем оказывались производными от прав на землю. По этой причине в средневековой политико-правовой идеологии отсутствовало понятие государства. В течение XV-XVI веков в Англии шел процесс усиления публично-правовых начал в организации королевской власти и в механизмах ее осуществления. В политико-правовой идеологии эти изменения выразились в утверждении понятия государства как самостоятельного политического сообщества, организованного на основе публично-правовых принципов, и в появлении трактовки короля в качестве политического института, существующего наряду с королем как физической персоной23. Окончательное завершение этого процесса произошло в первые десятилетия XVII века. Любопытно, что именно с этого времени политические деятели Англии и Шотландии стали часто говорить о юридической конструкции государственного строя. При этом для ее обозначения употреблялись различные термины, но чаще всего в начале XVII века применялось словосочетание common law. Так, спикер Палаты Общин в своей парламентской речи, произнесенной в присутствии короля Якова I 7 июля 1604 года, говорил о «законах, посредством которых Ковчег этого Правительства когда-либо направлялся»24. По его словам, существует три вида таких законов: «во-первых, common law, основанное или выведенное из божественного права, права разума и естественного права, являющихся неизменными; во-вторых, позитивное право, основанное, изменяемое и переделываемое с помощью и через посредство случаев и течения времен; в-третьих, обычаи и обыкновения, соблю даемые и признаваемые опытом времени, при отсутствии знания их истоков»25. Именно common law считал главным юридическим фундаментом своей власти король Яков I. Выступая 21 марта 1610 года на заседании обеих палат английского парламента, его величество говорил о том, что хотя «своим королевством он не обязан ни какой избранной власти и не зависит от одобрения народа», тем не менее «закон возложил корону на его голову, и он является королем на основании common law страны»26. Принципы common law составляли юридическую основу властных полномочий и английского парламента. Об этом говорил, например, в своей парламентской речи 28 июня 1610 года Томас Хедлей (Thomas Hedley). По его словам, «власть и полномочия парламента проистекают из common law, а не common law — от парламента. И поэтому common law обладает большим влиянием и силой, чем парламент»27. Идея о common law как фундаменте, на котором должна строиться организация и деятельность английского парламента, проводилась также авторитетным правоведом Эдуардом Куком. В предисловии («То the Reader») к девятой части своих «Reports», напечатанных в 1613 году, он — в то время Главный судья Суда Общих Тяжб — отмечал, что парламент, выступающий в качестве высшего суда Английского королевства, «является частью структуры, установленной нормами common law, и в некоторых случаях действует законным образом согласно обыкновенному порядку common law, как это показывает статут, принятый в 39 год правления Эдуарда III28»29. Повышению значения common law в качестве регулятора политических отношений в английском обществе весьма способствовала доминировавшая в среде английских правоведов и политических деятелей доктрина, согласно которой его принципы, определявшие статус и прерогативы королевской власти, полномочия и привилегии парламента, а также нормы, закреплявшие права и свободы подданных Английского королевства, возникли, развивались и изменялись независимо от какой-либо государственной власти. Подобная оценка принципов и норм common law проистекала из понимания его как обычая, зародившегося в незапамятной древности и основанного на разуме. Именно такое понимание общего права выражал в 1610 году в своей парламентской речи Томас Хедлей. «Common law — это разумный обычай, действующий во всем королевстве, испытанный временем, запечатленный в записи королевского суда, обладающего юрисдикцией пс всему королевству, призванный нести добро и выгоду для государства»1, — говорил он. Наряду с термином common law для обозначения юридической конструкции государственного строя Англии в первые десятилетия XVII века стали применяться слова «constitution» или «fundamental laws». Причем по мере обострения политической борьбы между парламентариями и королем данные термины все чаще звучали на заседаниях парламентских палат. Так, правовед и парламентарий Дж. Уайтлок (James Whitelocke, 1570-1632), выступая 2 июля 1610 года в Палате Общин при обсуждении вопроса о праве короля устанавливать таможенные пошлины (impositions) без согласия парламента, заявлял, что подобные действия его величества «противоречат естественному порядку и конституции политики этого королевства, которая представляет собой Jus publicum regni (публичное право королевства); и тем самым ниспровергают фундаментальный закон королевства и ведут к созданию новой формы государства и правления» (курсив мой. — В. Г.)2. О «фундаментальном законе Англии», по которому «парламент является общим советом короля и королевства»1, говорил в 1638 году в одной из своих судебных речей судья Королевской Скамьи сэр Роберт Беркли. Этому закону должна была, по его мнению, подчиняться и королевская власть. «Хотя король Англии обладает монархической властью и имеет привилегию высшего достоинства и облечен абсолютным доверием к своей короне и персоне для управления своими подданными, однако его правление должно осуществляться сообразно законам королевства»2, — утверждал он. Понятия конституции и фундаментальных законов часто использовались в парламентских речах, в политических и правовых документах периода революции 1640-1660 годов. Так, лорд Фолькленд говорил в своем выступлении на заседании Палаты Общин 7 декабря 1640 года о том, что «конституция этого государства установила, или скорее пыталась установить для нас, гарантии сохранности нашего имущества и сохранности тех законов, которые должны охранять нас и наше имущество, посредством назначения для нас судей, постоянных и верных присяге в такой степени, что не может быть никакого гнета»3. В представленных 25 ноября 1640 года в Палату Лордов «Статьях Общин...», в которых формулировалось обвинение графа Страф- форда в государственной измене, отмечалось, что он «предательски предпринял попытку ниспровергнуть фундаментальные законы и правительство королевств Англии и Ирландии и ввести вместо него произвольное, тираническое и противозаконное правление»4. В декларации «Долгого парламента», принятой 27 мая 1642 года, подчеркивалось, что «согласно конституции и политике этого королевства, король не может посредством своей прокламации объявлять закон, противоречащий решению и резолюции какого-либо из нижестоящих судов правосудия, еще менее — закон, направленный против Высокого Суда Парламента»30. Утверждению в английском обществе идеи конституции как устойчивой, независимой от короля и парламента юридической конструкции государственной власти весьма поспособствовала революция 1640-1660 года2. Произошедшее в разгар этой революции крушение традиционного правопорядка привело к ожесточенной гражданской войне и пролитию потоков крови. Революционная катастрофа показала воочию, какое большое значение имеет для общества сохранение и соблюдение конституционных норм и принципов. Кровавый опыт революции 1640-1660 годов стоял за событиями следующей английской революции. Может быть, только поэтому она оказалась бескровной, за что получила наименование «славной»3. Свергнув с английского трона законного короля Якова II и возведя на него в нарушение всех правовых норм штадхаудера Нидерландов Вильгельма принца Оранжского и его супругу Мэри, новые революционеры позаботились о сохранении и упрочении основ традиционной юридической конструкции государственного строя Англии. Эту задачу выполнил принятый в декабре 1689 года Билль о правах. Он внес целый ряд нововведений в юридическую конструкцию английской государственной власти4, тем не менее главным его предназначением было объявлено восстановление и подтверждение старинных прав и свобод английских подданных. Принятый в законном порядке парламентом и утвержденный королем, данный акт призван был придать юридическую силу всему тому, что провозглашалось в Декларации о правах, изданной 12/22 февраля 1688/1689 года английским Конвентом. Каким же образом Билль о правах должен был это сделать? — Об этом предельно ясно говорилось в его тексте. В нем сообщалось, в частности, о том, что «лорды духовные и светские и общины, собравшиеся в парламенте для утверждения, подтверждения и подкрепления указанной декларации и статей, пунктов, фактов и предметов, в ней содержащихся силой закона, изданного в надлежащей форме властью парламента, просят, чтоб было объявлено и узаконено, что все и отдельные права и свободы, подтверждаемые и требуемые в указанной декларации, являются истинными, старинными и несомненными правами и свободами народа этого королевства, и таковыми должны почитаться, признаваться, присуждаться, считаться и приниматься»* (курсив мой. — В. Г.). Появление Билля о правах означало, таким образом, завершение процесса формирования британской конституции, основанной на многовековой политической и правовой традиции английского общества. Данная традиция упрочилась настолько, что даже законодательный акт конституционного значения, принятый парламентом и утвержденный королем, не мог выйти за ее рамки. Впрочем, подобный акт и не приобретал высшей юридической силы относительно других, неконституционных законов, принимаемых в надлежащем порядке. Соответственно и приниматься, и отменяться он мог в таком же точно порядке, как принимались и отменялись обыкновенные законы. В течение XVI-XVII веков сформировались и основные доктрины британской конституции, составившие ее остов — несущие конструкции. Это, в первую очередь, теория «смешанного правления»31, учение о королевских прерогативах32, представление о парламент ских привилегиях, доктрина «двух тел короля»33 и другие. В течение XVIII-XIX веков к ним добавился целый ряд иных доктрин — таких, как: теория «верховенства» парламента в законодательной сфере (парламент мыслился при этом включающим в себя не только лордов духовных и светских, и общин, но также короля), доктрина «господства права». По мере развития законодательной деятельности парламента, судебной практики по делам, затрагивавшим конституционные вопросы, а также науки конституционного права традиционная британская конституция обрастала писаными законами, судебными толкованиями, комментариями ученых-правоведов. В настоящее время она представляет собой не просто конституцию — свод правовых норм и принципов конституционного значения, но и целую систему духовных ценностей, предполагающих определенный образ политического мышления и правосознания, программирующих соответствующий им характер политического поведения. Такая конституция исчезнуть может только вместе с нацией, породившей ее и пользующейся ее благами.