Социально-экономические права граждан по Конституции Германской империи 1919 года
В последние годы в современном отечественном правоведении наблюдается большой интерес к проблеме прав человека358. Такое положение дел, как представляется, вызвано правоприменительной практикой, накопившейся с момента вступления России в новый этап своего конституционного развития. Бурная законотворческая деятельность последних двух десятилетий требует своего осмысления с точки зрения соответствия современным стандартам основных прав человека. В первую очередь это касается блока социальноэкономических прав, поскольку, во-первых, именно экономические отношения претерпели существенную трансформацию в условиях современной России, и, во-вторых, эти отношения затрагивают жизненно важные интересы каждого индивида. Особую остроту эти проблемы приобрели в связи с мировым экономическим кризисом, который снова поставил на повестку дня вопрос о соотношении интересов различных социальных групп и обеспечения государством оптимального баланса этих интересов в целях сохранения социального мира. В связи с развернувшейся дискуссией поднимается вопрос о роли государства в экономической жизни общества, которая применительно к правам человека выражается в соотношении понятий «правовое» и «социальное» государство. Вопрос о содержании того и другого является предметом исследования и зарубежных правоведов, в том числе в исторической ретроспективе. Опыт Веймарской республики является интересным предметом для подобного рода исследования. Принципиальным представляется такой подход, при котором содержание правового и социального государства выводятся не только из текста конституции. «Оно (содержание понятия правового государства) складывается из различных качественных и структурных элементов, для понимания которых конституционный текст предоставляет существенный, но недостаточный понятийный материал. Для постижения правовой государственности кроме конституционно-правовых определений важны нормы обычного законодательства и конкретные данные, касающиеся традиций и правовых представлений»1. Существенным элементом содержания данного понятия является также судебная практика. Данная статья представляет собой опыт анализа соотношения норм Веймарской конституции 1919 года и текущего законодательства Германии периода Веймарской республики в части регулирования социально-экономических прав. Основные права, закрепленные в Конституции Веймарской республики 1919 года, не были абсолютной новацией в системе германского права. По большей части они ранее уже были разработаны в имперском законодательстве или в принятых в предыдущие периоды конституциях отдельных германских государств. Первоначальный проект конституции Г. Прейса содержал лишь положение о равенстве граждан перед законом, а также закреплял свободу совести. Автор основного проекта конституции Г. Прейс, как знаток истории немецкого конституционализма, считал недопустимым повторять в новой демократической конституции, символе обновления Германии, старые, либеральные права и свободы, общеизвестные с 19-го века, и вошедшие, в частности, во Франкфуртскую конституцию 1849 года. Однако, во-первых, для разработки принципиально новых положений, отвечавших бы потребностям нового времени, было недостаточно времени на момент разработки Веймарской конституции, и, во-вторых, Г. Прейс считал, что ни немецкие граждане в большинстве своем, ни депутаты Национального учредительного собрания не были готовы к принципиальным новациям. Кроме того, конституции отдельных земель содержали нормы о правах граждан, и дублирование их на имперском уровне также представлялось излишним359. Обсуждение этого вопроса началось в Национальном собрании еще в конце марта (само собрание начало работу 6 февраля 1919 года), затем было прервано для подготовки законопроекта специально созданным подкомитетом Конституционного комитета. Председательствовал на нем социал-демократ Фридрих Науманн, который выступил с докладом «Проект понятных народу основных прав» («Versuch volksverstanlicher Grundrechte»)2. В нем он в тринадцати статьях, сформулированных просторечным, понятным для народа языком изложил свои предложения по данному вопросу. Сами формулировки не нашли поддержки у его коллег по подкомитету, поскольку носили не юридический, а скорее морализирующий характер, например: «Порядок и свобода — это брат и сестра», «Любой честный труд имеет равные права и равный почет», «Бережливость — предварительное условие любого прогресса». Тем не менее, яркое выступление и твердая позиция Ф. Науманна, а также его стремление принципиально обновить и дополнить старый каталог прав и свобод, позволили вывести обсуждение темы о правах человека на новый уровень. Усилия Ф. Науманна были высоко оценены и считаются большим вкладом в разработку данного раздела конституции. В частности, авторству Ф. Науманна принадлежит идея включить в конституцию не только основные права, но и обязанности, и второй раздел конституции с поддержки подавляющего числа депутатов был озаглавлен «Основные права и основные обязанности немцев»3. Политические партии, принимавшие участие в работе Национального учредительного собрания, активно включились в своего рода соревнование — все предлагали свои нормы о правах и свободах в соответствии со своими политическими воззрениями. Пар- тии левого толка предлагали в основном социальные гарантии, в то время как правые делали упор на сохранении прежних либеральных ценностей, разнобой в предложениях определялся разнообразием политических взглядов депутатов360. Ф. Науманн, выступая перед депутатами Национального учредительного собрания, отмечал: «У нас нет единой социальноэкономической программы... Если кто-нибудь попытается точно сформулировать единую составляющую экономической и государственно-правовой теории, то он потерпит неудачу. Мы не разделяем идеи исторического материализма марксистов. Это кажется внутренней проблемой нового правительства. Однако я считаю преимуществом, что в современных условиях отсутствует догматическая привязка (Bindung). Правительство в современных условиях не должно быть классово ангажированным»2. В итоге в текст конституции были включены 57 статей, предложенных подкомитетом по правам человека (ст. 109-165 Веймарской конституции 1919 года). Концептуальной являлась систематика части второй конституции: индивид — общество — государство, отразившаяся в пяти разделах: «Отдельная личность» (ст. 109-118), «Общественная жизнь» (119-134), «Религия и религиозные общества» (ст. 135-141), «Образование и школа» (142-150), «Экономическая жизнь» (ст. 151-165). Среди них — прежние либеральные принципы и права — равенство перед законом, свобода совести, свобода выражения мнений, свобода печати, а также целый ряд новых положений — охрана материнства и детства, охрана прав внебрачных детей, охрана памятников и произведений культуры, охрана земельных ресурсов, возможность обобществления предприятий, право на труд и охрана труда и ряд других. Равенство перед законом Абзац 1 ст. 109 Веймарской конституции закрепил принцип формально-юридического равенства немецких граждан: «Все немцы равны перед законом». Это положение в практически неизменном виде было заимствовано из ст. 4 Конституции Пруссии 1850 года. Наряду со ст. 109 абз. 1 в Веймарской конституции имеется целый ряд статей, конкретизирующих это общее положение: ст. 110 абз. 2 (равенство граждан на всей территории империи), 113 (равенство национального развития иноязычных частей населения империи), 121 (равенство внебрачных детей), 128 (равные возможности для занятия публичных должностей), 133,134 (равенство в налогообложении). В середине 20-х годов в государственно-правовой литературе Германии наметилась точка зрения, согласно которой принцип равенства является обязывающим не только для исполнительной власти, но и для законодателя. Этот принцип рассматривался как запрет нормативного закрепления любого материального неравенства. Все, что противоречило такому запрету, считалось произволом и обеспечением преференций для отдельных сословий, классов и индивидов. Принцип равенства приобрел смысл нормы над- позитивного, естественного права: государство создает законы, которые тоже должны соответствовать принципам права, которое, в свою очередь, основывается на морали. Суды включились в практику толкования законов на предмет их соответствия принципу равенства, решения вопроса о том, что они считают «несоразмерным регулированием тех правоотношений, которые следует регулировать соразмерно». Таким образом, суды стали давать правовую оценку действиям законодательной власти, что определенным образом иногда ставило под сомнение авторитет законодателя1. Новая интерпретация принципа равенства постепенно приобрела особое политическое значение, которое активно использовали правые силы в их полемике против Веймарской конституции, против демократизма, плюрализма и прочих левых принципов, внесенных конституцией в политическую практику Германии. Следует отметить, что экономические отношения и повседневная жизнь немцев давали в тот период немало оснований для подобной критики. Такое расширительное толкование принципа равенства явно не соответствовало представлениям отцов-основателей Конституции, поэтому стали говорить о трансформации его значения. Звучали также пред ложения внести поправки в Конституцию, отменяющие этот принцип в силу его бесперспективности в условиях тогдашней немецкой действительности361. Либеральное право понимает принцип равенства перед законом в том числе как требование к правоприменяющим инстанциям действовать, невзирая на статус лиц. В этом смысле особое значение имело принятие в 1919 году Имперского положения о налогах и сборах, которое, в частности, установило единообразную процедуру налогообложения на всей территории империи, поставив тем самым всех налогоплательщиков в равные условия. Статья 134 Веймарской конституции закрепляет равенство в налогообложении. Она конкретизирует положение абз. 1 ст. 1332 и обязывает всех граждан участвовать в уплате налогов соразмерно своему имущественному положению: «Все граждане без различия принимают участие в государственных тяготах соразмерно своим средствам и согласно закону»3. В развитие этого положения в ходе налоговой реформы 1919 года были законодательно закреплены три ключевых принципа, которые по настоящее время считаются основополагающими для теории и практики налогообложения Германии. Это принцип унификации (Vereinheitlichung), соразмерности (Gleichmaessigkeit) и справедливости (Gerechtigkeit) налогообложения. Принцип унификации был закреплен в упоминавшемся выше Имперском положении о налогах и сборах 1919 года, в частности, была введена единообразная процедура налогообложения на всей территории империи. Принцип соразмерности выражался в дифференцированных налоговых ставках, зависевших от размера дохода, справедливости — в повышении необлагаемого налогом прожиточного минимума, а также введении налоговых льгот. Принцип налогообложения в соответствии с доходами индивида до настоящего времени остается одним из основополагающих принципов налогового права Германии, несмотря на то, что текст Основного закона ФРГ не содержит специальной нормы о равенстве в налогообложении, аналогичной норме Веймарской конституции. Этот принцип выводится из ст. 3 абз. I362 и ст. 1 абз. З2 Основного закона, что неоднократно давало основание Федеральному конституционному суду признавать некоторые налоговые законы несовместимыми с требованиями принципа равенства в налогообложении3. Экономическая свобода и свобода договора. Принцип свободы Особую группу по Веймарской конституции образовывали следующие права: свобода личности (абз. 1 ст. 114), свобода экономической жизни, свобода занятия промыслом (ст. 151), свобода союзов, свобода договора (ст. 152). Важным для финансовых правоотношений являлся блок экономических прав и свобод. На рубеже 1918 и 1919 годов революционные силы попытались дополнить политический переворот общественно-экономическим в рамках активизировавшейся деятельности советов депутатов от трудящихся, однако Веймарская конституция сохранила приверженность традиционным правам и свободам прежнего экономического конституционного порядка, прежней так называемой «экономической конституции». Она сохранила гарантии свободы предпринимательства, свободы договора, свободы собственности, хотя и подвергла их определенным социально-правовым ограничениям. Закрепленная в ст. 151 экономическая свобода (Wirtschhaftsfreiheit), и особенно свобода занятия промыслом (Gewerbefreiheit), рассматривалась не только как индивидуальное право на свободную экономическую деятельность, но и в равной мере как правовой институт свободной экономической системы, хотя и связанной определенными государственными и социальными обязательствами4. Абзац 1 ст. 152 Веймарской конституции дополнил экономическую свободу ее неотъемлемой составной частью — свободой договора, то есть гарантировалось свободное установление экономических отношений в рамках свободного рынка: «В хозяйственном обороте действует свобода договоров, согласно законам»1. Таким образом, индивидуальное, субъективное право напрямую коррелировало с объективным общественно-экономическим порядком. Свобода договора была признана конституционно-правовой основой «частной автономии» (Privatautonomie) в свободном рыночном обращении. Гарантии собственности, социальные ограничения и отчуждение Ключевым положением экономической конституции веймарского периода было обеспечение права собственности (ст. 153). Статья 153 Веймарской конституции гласит: «Собственность обеспечивается конституцией. Ее содержание и пределы вытекают из законов. Принудительное отчуждение может быть предпринято только для блага общественного целого и на законном основании. Оно производится за соответственное вознаграждение, поскольку имперский закон не постановит иначе. Относительно размера вознаграждения в спорных случаях должно допускаться обращение к общим судам, поскольку в имперских законах не постановлено иного. Империя может делать принудительное отчуждение у областей, общин и союзов только за вознаграждение. Собственность обязывает. Пользование ею должно быть в то же время служением общему благу»2. Субъективное право на собственность трактовалось как основа пространства личной свободы и одновременно как фундамент индивидуального экономического развития. Законодатель был вправе определять содержание и устанавливать ограничения на право собственности, однако не мог отменить сам институт собственности, то есть ограничивать собственника лишь правомочием пользования, отказывая в свободе распоряжения. Тройная оговорка, которую Веймарская конституция установила на собственность, не являлась новацией для германского права. Право законодателя устанавливать такие ограничения также было закреплено в довеймарский период. Новым являлось то, что ст. 153 Веймарской конституции установила для законодателя закрытый перечень таких ограничений, которые законодатель мог применить в отношении права собственности. В этот перечень вошло следующее: 1. Содержание и ограничения права собственности должны регулироваться на уровне законов (ст. 153 абз. 1 п. 2). При этом отсутствовала конституционная обязанность законодательно устанавливать такие ограничения для собственника. 2. Знаменитая оговорка о социальной обязанности (Sozialbindung) (ст. 153 абз. 3), предложенная депутатом Национального собрания Анной фон Гирке: «Собственность обязывает. Пользование ею должно одновременно являться служением общему делу». Социальная направленность государственной политики нашла в этой формуле наиболее решительное конституционноправовое воплощение. 3. Оговорка о праве на огосударствление собственности, которая утвердилась в довеймарском праве, сохранилась и в Конституции 1919 года с четырьмя классическими ограничениями. Изъятие собственности допускалось только для общего блага, только на законодательной основе, только за соответствующее возмещение и при публичной юридической процедуре. Две последние оговорки должны были регулироваться исключительно имперскими законами, а не законодательством земель (ст. 153 абз. 2). Единый закон об изъятии собственности принят не был, однако в различных имперских законах были закреплены отдельные положения об обобществлении363. Частным случаем гарантии собственности является гарантия права на наследство, которое обеспечивала ст. 154 Веймарской конституции («Право на наследство гарантируется в соответствии с гражданским правом. Участие государства в наследуемом имуществе определяется законами»).2 Статья приобрела особое значение для финансового права в связи с финансовой реформой, проведенной в первые годы Веймарской республики. Прежде всего, гарантия на наследство явилась существенным усилением гарантии права собственности. Одновременно это право было увязано с правом государства на часть наследства, закрепленным в ст. 154 абз. 2 Веймар ской конституции («Право государства на наследство определяется законами»). Однако и это положение не явилось новацией для германского права — впервые оно было закреплено в Имперском законе 3 июня 1906 г., затем в законе 15 июля 1909 г., каждый раз после бурных обсуждений, и имело в первую очередь не фискальные, а социальные цели. Именно целью достижения социальной справедливости за счет перераспределения имущества обосновывалось частичное изъятие наследства путем его налогообложения. В Веймарской республике налог на наследство был введен Законом о налоге на наследство 10 сентября 1919 г.364, а также Законом об изменениях и дополнениях к закону о налоге на наследство от 22 августа 1925 г.2 Правовое обоснование такого уравновешивания права индивидуума и права государства на часть наследства коренилось в представлениях того времени о постепенном ограничении роли семьи в социальной жизни. По мере распада семейных связей часть экономических и культурных задач, выполнявшихся ранее этой «ячейкой общества», постепенно брало на себя государство и другие общественные организации3. В этом смысле ч. 2 ст. 154 Веймарской конституции, предусматривающая право государства на часть наследства, коррелировала с абз. 1 ст. 151 Веймарской конституции: «Порядок экономической жизни должен соответствовать принципам справедливости с целью обеспечения достойного существования для всех». Такое понимание роли государства вполне соответствует современному. В частности, в своем диссертационном исследовании современный отечественный правовед Д.С. Шелестов предлагает следующее определение социальных прав: «Это права, дающие возможность человеку, неспособному самостоятельно по объективным причинам... обеспечить свои нужды в той или иной сфере жизнедеятельности, претендовать на помощь со стороны общества в лице государственных органов и общественных объединений»4. Первоначально практика применения Веймарской конституции придерживалась укоренившейся в германском государственном праве позиции, что основные права и свободы, закрепленные в конституции, являются всего лишь программными требованиями и что они могут считаться нормами прямого действия лишь в исключительных случаях. Однако сначала ученые-правоведы, затем и правоприменительная практика в судах заговорили о «позитиви- зации основных прав». Имперский суд также присоединился к этой тенденции. Обнаружилось, что в основных правах в концентрированном виде содержатся «своего рода единые решения, которые являются определяющими для данного общества, система смыслов, почерпнутых из произведений культуры, факторы интеграции общества, реализации которых должен служить закрепленный в части первой Веймарской конституции государственный строй»365. Такая позиция совпадает с современными представлениями о гражданских правах: «Основные права являются субъективными правами. Эта истина, которая сегодня очевидна, в ходе исторического развития неоднократно оспаривалась. В начале XX века в результате долгих споров о понятии субъективного права вообще и основных прав в особенности выкристаллизовалось новое понимание основных прав как субъективных, что дало возможность гражданину ссылаться на них перед лицом властных структур»2. Право обращаться с прошениями или жалобами к властям Статья 126 Веймарской конституции гласит: «Каждый немец имеет право письменно обращаться с просьбами или жалобами к компетентным властям или в народные представительства. Это право может быть осуществлено как индивидуально, так и несколькими лицами совместно»3. Данное право нашло свое непосредственное применение в деятельности налоговых органов. Имперское положение о налогах и сборах 1919 года закрепило процедуру обжалования неправомерных действий налоговых органов. С помощью нее широким слоям налогоплательщиков предоставлялись возможности достаточно эффективной защиты своих прав. Так, при каждом финансовом ведомстве учреждался Налоговый комитет (Steuerausschuss), участвовавший в процедуре начисления налогов. Комитет был выборным органом, его члены обладали правом решающего голоса. Налоговые комитеты преследовали цель уже на уровне начисления налогов предотвратить перекос в сторону чрезмерного соблюдения интересов казны за счет ущемления прав налогоплательщика. Обжалование неправомерных действий налоговых органов осуществлялось в трех инстанциях: 1. Претензия (Einspruch) на решение обязывающего характера подавалась в соответствующий финансовый орган. Налоговый комитет также принимал полноправное участие в рассмотрении жалобы. Для обоснования своей жалобы налогоплательщик должен был привести подробные доводы и доказательства, позволявшие тщательно исследовать обстоятельства дела. 2. Если финансовый орган оставлял жалобу без удовлетворения, на его решение подавалась апелляция (Berufung) в Финансовый суд Финансового ведомства земли (позже — Высший финансовый президиум). 3. На решение по апелляционной жалобе подавалась кассация (Beschwerde) в Имперский финансовый суд. Как и в любом кассационном производстве, обжалование было возможно в случае существенных процессуальных нарушений или грубого несоблюдения норм материального права366. Гарантией соблюдения интересов налогоплательщиков явилась и введенная § 401 ИПНС 1919 года норма об уголовной ответственности сотрудников налоговых органов за нарушение налоговой тайны, то есть за разглашение сведений, касающихся частных обстоятельств налогоплательщика. Норма предусматривала тюремное заключение сроком до 1 года. На примере этих норм можно наблюдать, как основные либеральные права в интерпретации Веймарской конституции, получив дополнение, трансформировались в социальные. Защита прав среднего слоя Статья 164 Веймарской конституции гласит: «Самостоятельный средний слой в сельском хозяйстве, ремесле и торговле следует поощрять на законодательном уровне и в управлении и защищать от чрезмерного обременения (Ueberlastung) и поглощения (Aufsaugung)»2. Статья 164 являет собой исключение в тексте Веймарской конституции. Средний класс не являлся движущей силой Ноябрьской революции 1918 года, он не был заинтересован в установлении но вого строя, поэтому специальное конституционное закрепление его прав не являлось требованием времени. В Конституции нашли свое отражение интересы рабочих, служащих, а также предпринимателей как оппонентов рабочей политики; интересы среднего класса не были отражены в первоначальных проектах новой конституции. Только в конституционном комитете Национального собрания была предложена ст. 164, которая встретила серьезное сопротивление и была принята лишь незначительным большинством голосов367. Правовое значение этой статьи расценивается как незначительное, так как она не являлась нормой прямого действия, не устанавливала прав, она не содержала указаний или сдержек для законодателя. Однако такой подход не противоречил концепции отцов-основателей Веймарской конституции. В частности, депутат д-р Дельбрюк определил его следующим образом: «Основные права представляются мне как рог изобилия, из которого различным группам населения без разбору разбрасываются дары. Если так будет и дальше, мы не можем допустить, чтобы столь важное сословие, как средний класс (Mittelstand), оставался абсолютно ни с чем»2. Сложно было заранее определить, каким образом применять эту норму — невозможно принять единый закон, который предусмотрел бы во исполнение этой статьи стимулирование или защиту среднего класса. Можно было только проверять каждый законопроект на предмет того, не противоречит ли он норме ст. 164 Конституции. Но даже если такой законопроект нарушал бы данную норму, формально-юридически сложно было доказать его противоречие Конституции и воспрепятствовать его принятию. Интерпретация и применение ст. 164 Веймарской конституции представляли сложность еще и в силу того, что она не вписывалась в общее русло новой государственной политики. Ее толкование сводилось к следующему: Германия эволюционировала в сторону государства социального благоденствия (Wohlfahrtsstaat), и постоянно росло число зависимых от государства социальных слоев, которые нуждались в государственной поддержке. Средний класс, по крайней мере его подавляющая часть, по своей природе ничего не требует и не ждет от государства: он является той частью населения, которая обеспечивает государству в виде налогов те средства, которые оно затем распределяет другим. Средний слой заинтересован не в со циальном, а в правовом государстве, которое должно гарантировать правопорядок. Все остальное — это дело отдельного предпринимателя, который не ждет социальной помощи, а надеется только на свои силы. Единственным его требованием от государства является защита своего сословия от перегрузки и поглощения («Ueberlastung und Aufsaugung»). Это означает ограничение поборов со стороны государства, и, как следствие, государственных расходов. Это означает свободу от опеки со стороны государства368. Немецкий правовед Х.К. Риппердей отмечал: «Со временем налоговое бремя ремесленников, мелких лавочников, работников сферы услуг постоянно возрастает, и давно наметилась опасность чрезмерного обременения. Понятие поглощение (Aufsaugung) в ст. 164 Веймарской конституции выражается в опасности, которая исходит для среднего класса от крупных торговых домов, потребительских объединений, развитие которых стимулирует государство (в частности, был отменен налог на универсальные магазины). Растут налоги на имперском уровне, на уровне земель, общин, и пока всерьез не обсуждался вопрос о том, насколько новое налоговое законодательство совместимо с положениями ст. 164 Конституции»2. Включение гарантии охраны основных прав во Вторую часть Конституции Веймарской республики 1919 года («Основные права и обязанности») «явилось актом эпохального значения»3. Считалось, что, с одной стороны, закрепление гарантии основных прав имперской конституцией явилось средством защиты либеральной правовой традиции от революционных тенденций эпохи Советов. С другой стороны, система основных прав явилась не только существенным дополнением классических прав и свобод — благодаря заложенным в ней социальным оговоркам (Vorbehalte) она стала актом социально-реформаторского развития прежней системы прав и свобод, ориентированной на либеральные ценности. Основу Веймарской конституции составила классическая либеральная триада прав — свобода, равенство, собственность, трансформированная в социально направленную систему ценностей. Основные права, закрепленные Веймарской конституцией, были «манифестом против социальной революции, но за социальные реформы. В этом состояла особая роль Веймарской конституции в германской конституционной истории»369. Воспринятая из предыдущего конституционного опыта система основных прав Веймарской конституции базировалась также на разграничении понятий «государство» и «общество». Ее задачей являлось дальнейшее сохранение автономии общества по отношению к государству, поскольку система основных прав уже отчасти освободилась от представления о том, что общество является государственной сферой. Уже в 19-м веке в германском государственном праве наметились наряду с национально-государственными также социально-государственные подходы, благодаря которым фундаментальные институты общественной жизни развились в элементы «публичного правопорядка». Кроме того, можно констатировать, что социальная деятельность государства, хотя и в ограниченном объеме, началась в Германии значительно раньше возникновения понятия «социальное государство», «государство всеобщего благоденствия»2. Это в полной мере относится к германскому опыту конституционного строительства. Государственно-правовые концепции Веймарского периода уже не соответствовали классической теории государственного права 19-го века о полной идентичности непосредственно государственных и институционально-публичных, то есть общественных, начал. Считалось, что публичный характер в любой общественной сфере не обязательно является государственным, предполагающим «одностороннее решение», — он признается и на основании реально существующих данностей (реалий) (Gegebenheiten) общественного развития3. Кроме этого, как отмечает Е. Шмит-Асман: «Реальная практическая деятельность государства 19 века была менее сдержанной, чем этого требовала его модель. В повседневной управленческой деятельности либеральное правовое государство не отбрасывало традиций государства благоденствия»4. Современные исследователи теории прав человека также признают всю сложность и одновременно необходимость совмещения двух подходов — социального государства и правового государства: «правовое и социальное государство — это не антитезы, а диалектика развития государства, признающего приоритет прав человека и определяющего в соответствии с этим направлением формы и методы деятельности. Становление социального государства — длительный процесс, очень сложный и противоречивый. Удерживать его в определенных правовых границах, но ущемляя свободы одних и не снимая ответственности за свою судьбу с других, помогают уже сформировавшиеся и вошедшие в реальную практику принципы правового государства. На их основе возможна дальнейшая гуманизация государства и общества»370. Закрепленные Веймарской конституцией основные права человека служили в духе либеральной концепции охране прав и свобод человека защитой от произвола властей, а также — в духе нового времени — от социального насилия. Наметившийся вскоре после принятия Конституции откат от демократических завоеваний революции усилил либеральную составляющую данного раздела конституции за счет правоприменительной практики и толкования этих норм2.