Проблемы правового сознания, осмысления политико-правовой реальности, поиск желательных конструкций в области права и государства пронизывают науку о праве и жизнь каждого человека как члена общества. В отличие от феномена правовой культуры, имеющего скорее общественный характер (и потому оцениваемого в системе социальных категорий — группа, общество, народ), понятие правового сознания ориентировано на личность (сфера самосознания и мотивации юридически значимых действий каждого человека, индивидуальные расхождения в оценках правовой реальности и желаемых образцов в сфере государства и права и др.). «Человек имеет правосознание независимо от того, знает он об этом или не знает, дорожит этим достоянием или относится к нему с пренебрежением. Вся жизнь человека и вся судьба его слагаются при участии правосознания и под его руководством; мало того, жить значит для человека жить правосознанием, в его функциях и его терминах...»111 В науке о праве проблемы правового сознания, как и правопо- нимания в целом, значимы в содержательном аспекте и имеют прикладное значение. Поэтому многие современные специалисты, вслед за классиками политико-правовой мысли, обращают внимание на необходимость методологического плюрализма и комплексного подхода при исследовании данного феномена в юриспруденции112. Под правосознанием принято понимать совокупность воззрений, убеждений, эмоций, настроений, оценок в сфере права и государства. Столь широкий подход к трактовке правового сознания предполагает различные аспекты исследования этого феномена: правосознание 1) отождествляется с предписаниями естественного права; .}.) предстает как знание норм действующего права; 3) по своему содержанию является разновидностью морали и с этих позиций оценивает позитивное право и др. Разные суждения о содержании правосознания влияют на понимание его природы и содержания: или правовое сознание является только лишь отражением системы действующих правовых норм на массовом (обыденном), профессиональном, доктринальном уровнях, или правовое сознание несет в себе самостоятельную функциональную нагрузку, активно влияя на политико-правовую реальность. Исследование сферы правосознания, помимо структурных сложностей (различные виды и уровни правового сознания), предполагает методологический дуализм. Феномен правового сознания должен рассматриваться в системе категорий должного и сущего. Правосознание содержит оценочные суждения о праве. В связи с >тим область правового сознания (вслед за правом) — элемент культуры, то есть факт, относящийся к категории ценности. Независимо ()т того, насколько реальное право справедливо или несправедливо, его смысл и назначение заключается в том, чтобы быть справедли вым — право (и правосознание) должно вобрать в себя и реализовать идею права113. Идея права включает в себя формообразующие принципы и оценки политико-правовой реальности. Эти элементы идеи права образуют содержание правового сознания, изучать которое необходимо и как ценностные суждения (оценки действительности), и как факты данного бытия (явления государства и права). Область правосознания — отражение борьбы политических сил в духовной сфере общества и в сознании каждого члена этого общества. Область правового сознания необходимо изучать преимущественно с позиций релятивизма. Этот метод предусматривает изменчивость фактического содержания — меняются внешние обстоятельства и наши оценки политико-правовой действительности не остаются неизменными. В связи с этим невозможно определить в сфере правосознания раз и навсегда установленные образцы поведения. Метод релятивизма нацелен на установление правильности любого ценностного суждения только относительно другого ценностного суждения и в рамках определенного мировоззрения114. Метод релятивизма предполагает, что у индивида всегда есть выбор между различными воззрениями и вариантами поведения, которые могут быть продиктованы усмотрением, целеполаганием, решением «сердцем» и т.д. В конечном итоге выбор в сфере правосознания зависит не столько от внешних факторов, сколько от свободной воли духовно независимой личности. Релятивизм означает отрицание научного обоснования окончательных суждений; его задача иная — выяснить предпосылки оценочных решений и создать фундамент для разных мировоззрений в духовной сфере, в том числе и в области правового сознания. Таким образом, именно в сфере правосознания возникают системы конкурирующих ценностей, отличающихся по содержанию, но равных по своему значению. Давно замечено, что единых критериев оценок в правосознании нет, поскольку все люди отличаются друг от друга и, прежде всего, своим разномыслием; и хотя законы мышления едины, понимание — у каждого свое. Достаточно известно, что для того, чтобы правовое сознание ьыло и творческим, и деятельным, оно должно основываться на общезначимых принципах. Эти основополагающие начала (принципы) складываются в сознании народа и проявляются на практике неза- иисимо от их закрепления в действующем законодательстве. Правовое сознание всех уровней основывается на единых общезначимых положениях, которые одновременно образуют фундамент правовой культуры народа и являются регулятивной идеей в обществе. Как правило, данная идея выстраивается на заповедях личной справедливости, которые определяют качества добропорядочного человека как основу не только правового сознания, но и всей духовной жизни человека. В политико-правовой мысли юридическое значение принципы правосознания впервые получают со времен деятельности римских юристов. Суть принципов лаконично высказал Ульпиан: «Предписания права суть следующие: жить честно, не чинить вред другому, каждому воздавать должное»1. С точки зрения массового правосознания эти три постулата едины, но, используя кантианскую методологию2, можно придать особое значение каждому принципу в отдельности и, тем самым, глубже уяснить содержание этих принципов. 1. Жить честно. В римском праве данный принцип связывался с добродетелью, нравственным характером поведения человека. Суть i'1'ого положения заключалась в том, чтобы сознательно и добро- иольно подчиняться праву — на уровне правового сознания не допускалось нарушений права и высказывалась идея сделать добропольное недопущение зла чертой характера человека. Впоследствии (одержание этого принципа расширилось: добровольное подчинение требованиям права дополняется долженствованием моральноправового признания — необходимости сохранения в отношениях с другими своего достоинства как человека. «Не делай себя только средством для других, а одновременно будь для них и целью» (Кант). Добропорядочный человек не только сам не поступает не справедливо по отношению к другим лицам, но и не допускает уни жения своего достоинства. 2. Ни с кем не поступать несправедливо. Этот принцип основы вается на правовом признании других лиц — «Будь лицом и уважай другого в качестве лица» — одно из главных положений абстрактного права объективного духа философии права Гегеля. Кроме того, предполагается, что естественный характер основных прав и свобод человека не допускает каких-либо изъятий и исключений их со стороны государства. 3. Воздавать каждому должное. Данный принцип восходит к учению Платона и сводится к необходимости выполнения каждым своей задачи, вмененной со стороны Целого. В последующей политико-правовой мысли эта идея трансформировалась в постулат гарантированности государством предоставленных индивиду прав и свобод человека и гражданина. Именно поэтому обеспечение этих прав предполагалось целесообразнее осуществлять открыто. Суть принципа заключена в предписании взаимного и формального (признанного со стороны государства) запрета на совершение любой несправедливости по отношению к другим лицам. Тема правосознания безгранична и по поставленным вопросам, и по предложенным вариантам их решения. Ракурсы правового сознания исследуются учеными разных специальностей. И вполне естественно первенство в исследовании этих вопросов принадлежит юристам и философам. В этой связи можно вспомнить слова известного немецкого философа права Г. Радбруха: «Сколько голосов — столько и мнений, и мало кто друг друга понимает. Много остроумия, но редки проблески утонченных идей или поразительных глубокомысленных озарений. Но реже всего встречаются скромные и отмеченные печатью классической простоты идеи, которые говорят сами за себя!»115 Представляется надуманным усложнение и без того многоаспектной области правового сознания терминами, механически заимствованными из философии. Порой не только на уровне массового правосознания, но и теоретикам права трудно вникнуть в прочитанное и оценить вклад в философию права. Так, например, утверждается, что «правосознание является, по | ути, аттрактом позитивных форм самоактуализации, оно подавляет II отбрасывает делинквентные и девиантные формы деятельности с •||>ко выраженной негативной сублимацией творческого потенциала человека. Таким образом, аттракция как процесс притяжения аль- м'рматив к единому результирующему вектору элиминирует в нашем | мучае девиантные формы самоактуализации...»1. (: рядом идей автора, конечно, можно согласиться: исследование правосознания предполагает уникальность личности, в частных сферах должен возобладать дух солидаризма с последующей институци- имализацией, правосознание выступает «как мотив и нормативная luria конкретного вида поведения россиян» (с. 43). Все же с очень поившим сомнением можно даже предполагать, что подобные рас- • уждения философа в сфере права смогут помочь гражданам уяснить природу правосознания и повысить уровень правосознания каждого индивида и всего в целом социума, за что ратует автор на страницах | моей работы. Анализируя эти и подобные тексты, вспоминается «принцип про- I тоты» Уильяма Оккама («Лезвие Оккама» или «Закон экономии»), который утверждал, что простейшее объяснение — самое лучшее2. Ряд современных авторов, как представляется, намеренно усложняют изложение предмета своего исследования, используя глубоко специфическую терминологию. Поэтому не все эксперименты привнесения «философии» в право можно назвать удачными. «Отдельные авторы восполняют отсутствие идей невнятной псевдофило- (офской фразеологией. Тексты зачастую перегружены специальной терминологией, без которой вполне можно было бы обойтись. Читая такие тексты, понимаешь, что у людей сложилось извращенное представление о философии как о какой-то малопонятной вещи, которую невозможно изложить нормальным человеческим языком»3. Одним из научных направлений в философии права признается теория естественного права. Тема соотношения велений государственной власти, возводящей собственные предписания в ранг действующего права и норм естественного права, как неких «надгосударственных» обязательств, которые должны быть признаны любым политическим сообществом, актуальна в теоретическом и практическом планах. Развитие европейского права происходило во многом благодаря критическому настрою, полученному от естественного права Нового времени. Требованиями правосознания XVII-XVIII вв. были: упразднение сословий, установление формального равенства всех членов общества перед законом, изменение правовой структуры общества. Теоретическим уровнем правосознания эпохи Нового времени выступала доктрина естественного права. До этого периода элементы теории естественного права присутствовали во многих политико-правовых концепциях («справедливое право по природе» — у софистов, понимающих, однако, «справедливость» по-разному; универсальный подход, согласно которому каждый выполняет свое предназначение в интересах гармонии Целого (Платон); понимание естественного права как необходимости (Аристотель); индивидуалистический характер естественного права у стоиков, виды естественного права, присущие разумной природе человека у римских юристов; естественный закон в Божественной сфере в учении Августина Блаженного; виды божественного и человеческого естественного права в учении Фомы Аквинского; ряд аспектов идеи естественного права у Марсилия Падуанского. В XVI веке вопросы, близкие к проблематике естественного права, ставились монархомахами (например, естественные права народа на восстание против тирана); в период английской революции идеи естественного права как прирожденных прав и свобод человека у Лильберна и его учеников с целью обоснования ограничения произвола государства). Эти политико-правовые воззрения, настроения, мнения были предтечей рационального понимания естественного права, сложившегося в юридической науке к XVII веку. Начиная с теории Г. Гроция естественное право понимается как правосознание, то есть как идеи и принципы, содержащиеся в разуме человека. Провозглашение нидерландским мыслителем тезиса, что Бог не может изменить естественное право, так же как не может сделать так, чтобы дважды два не равнялось бы четырем, делало акцент на разумную природу человека, не зависимого в своих суждениях и оценках от Бога. «Право естественное есть предписание здравого разума, коим то или иное действие, в зависимости от его соответ- спшя или противоречия самой разумной природе, признается либо морально позорным, либо морально необходимым»1. Таким образом, толкования понятия естественного права были различны: в античный период естественное право рассматривалось как подчинение идее Целого (законам общества и природы); в Средние века — как противоборство божественной и светской властей; и Новое время — как противоречие между внешним правовым принуждением и разумом человека. Тем не менее, во всех формах, естественное право характеризуется следующими чертами: 1. Естественное право содержит правовые ценности2. 2. Оценки естественного права соответствуют источникам права (природе, Божественному откровению, разуму человека). 3. Предписания естественного права имеют приоритет перед противоречащими им позитивными законами3. В дальнейшем теория естественного права претерпела значительные изменения, однако основополагающая идея — требование соот- иетствия предписаний волеустановленного (позитивного, действующего) права нормам естественного права, содержащихся в разуме человека (правосознание), остается незыблемой. Локк синтезирует политические идеи индепендентов и теорию естественного права, доктринально обосновывая неотчуждаемые права человека: свободу, равенство, собственность, гарантом обеспечения которых выступает государство. Для правосознания этого времени, в условиях религиозной и политической борьбы Англии XVII века, практически значимым было оформление прав и свобод, предоставляющих народу право на восстание в случае нарушений со стороны публичной власти неотчуждаемых прав личности. Руссо различает «инстинктивное» естественное право (пока человек находится в состоянии природной «дикости») и «разумное» естественное право, помогающее индивиду обрести нравственное достоинство в социальной жизни. Основанием «разумного» естествен- Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права. М., 1956. С. 71. С позиций нормативизма Кельзена естественное право не содержит оценочных суждений, поскольку норма, устанавливающая ценность, не может быть сама предметом оценки. «Ценная ценность — плеоназм, неценная ценность — противоречие в терминах». См. подробнее: Кельзен Г. Чистая теория права. М., 1972. Вып. 2. С. 159. Характеристику естественного права как направление в философии права см.: Радбрух Г. Указ. соч. С. 26 и др. ного права является единая для всех членов общества «всеобщая воля», формирующая и выражающая правосознание социума. Требование «общей воли» заключается в том, что индивидам предписывается отказаться с помощью общественного договора от «инстинктивного» права и создать публичную власть. При этом характер публичной власти будет, легитимным только в том случае, если установления власти совпадут с требованиями «общей воли» («разумному» естественному праву). Теоретическим следствием данного вида естественного права становится теория народного суверенитета, неотчуждаемый характер которого выражается и закрепляется в непосредственной демократии. Если индивид обнаружит, что действия публичной власти противоречат его правосознанию (нацеленному на свободу и равенство), то он освобождается от обязанности повиноваться существующей системе государственных органов. По существу, в рамках доктрины Руссо, легитимное позитивное право проникнуто разумным естественным правом, в ином случае — позитивное право не имеет обязывающей силы116. Правосознание XVII-XVIII вв. — это правосознание эпохи становления гражданского общества с требованиями низвержения всего феодально-сословного строя и провозглашением свободы, равенства, собственности, гражданских и политических прав для всех членов общества. В XIX в. реакция на теорию естественного права возникла первоначально в форме исторической школы права, позднее и глубже — в виде доктрины юридического позитивизма117. К концу XIX века большая часть предписаний естественного права уже воплотилась в действующем законодательстве государств, в силу чего начался упадок влияния теории естественного права на всех уровнях правосознания. На доктринальном уровне правосознания теория естественного права, представлявшая собой, по сути, философию права и закреплявшая абстрактные идеалы свободы и справедливости, вытесняется «логикой правовых конструкций», имеющих несравненно большее значение для реального обеспечения декларируемых теорией естественного права прав и свобод индивидов. Разрабатываемые правила законодательной техники, приемы уяснения и разъяснения нормативно- иравовых актов, восполнения пробелов в законодательстве и др. и рамках теории юридического позитивизма оказали влияние как на формирование науки общей теории государства и права, так и на пра- коприменительный процесс деятельности конкретных государств. К концу XIX — началу XX в. возрождается теория естественного права как следствие практического бессилия фиксированного права и разрешении неоднозначных дел, решить которые исключительно «буквой» закона не удается. Для оценки ряда составов правонарушений, снятия коллизий в гражданско-правовой сфере необходим «дух закона», то есть широкая сфера правосознания. Течения нового направления в доктринах естественного права различны. Одним из наиболее значимых представителей «возрожденного естественного права» в конце XIX века был Р. Штаммлер, обосновавший «естественное право с изменяющимся содержанием», согласно которому исторически складывающиеся правовые воззрения содержатся в массовом правосознании и выступают в качестве регулятивных идей (общественных идеалов)1. К этой идее, по существу, склонялся и представитель социологического направления JI. Дюги, который, отвергая понятие «абстрактного, вечного и неизменного естественного права», допускал естественное право с изменяющимся содержанием: «...Если говорят: закон обязателен только тогда, когда он соответствует современным, п ременным, изменяющимся условиям жизни данного общества и его строения, то тогда это, по моему мнению,... доктрина истинно научного духа»2. Для конца XIX — начала XX в. такой идеей являлось построение правового и социального государства, не только провозглашавшего, но и реально гарантировавшего права и свободы всех членов общества. Правосознание XIX-XX вв. отражает потребности эпохи социализации права гражданского общества, основными требованиями которого становятся реальная обеспеченность провозглашенных прав и дополнение их экономическими, социальными и культурными правами, гарантированными государством. Предписания естественного права являются частью массового правосознания и одновременно выступают в качестве идеологического оформления социальных ожиданий членов общества как требований совершенствования права. Законодатель (официальное правосознание) должен вникать в актуальные тревоги населения (массовое правосознание) — проблемы смертной казни, обеспечение личных прав и свобод граждан и др., знать правосознание социальных меньшинств, интересы которых должны учитываться и закрепляться в законодательстве, и осуществлять необходимые правовые реформы, исходя из правового сознания — правового чувства, здравого смысла и желательного для данного народа и времени общественного идеала. Закрепление государством чрезмерного количества «естественных прав» не создает прочного правопорядка, поскольку государство не в состоянии гарантировать обширный перечень прав и свобод и, тем самым, компрометируется концепция естественного права в целом, а в обществе создаются условия для недовольства существующим политико-правовым режимом. Разочарование в эффективности права создает у большинства членов общества недоверие к формальным предписаниям государства и, как следствие, правовой нигилизм и отчужденное (если не враждебное) отношение к действиям государственно-властных лиц. Правовой нигилизм и правовой идеализм, как замечают известные отечественные специалисты, в нашем обществе могут «мирно уживаться и образовывать вместе общую безрадостную картину политико-юридического бескультурья»118. Причудливость этого соединения в том, что данные явления означают принципиально различные подходы к праву: правовой нигилизм свидетельствует об игнорировании законов, а правовой идеализм, напротив, придает за конодательству неоправданно возвышенную силу всеисцеляющего средства. Однако в основе и правового нигилизма, и правового идеализма «ежит «ущербное правовое сознание». Чрезмерные надежды на силу законодательства, легисломания (примем еще один закон — и нее проблемы решены!), как и отрицание значимости права вообще, предны и опасны для общества и государства. Содержание правосознания различно, поскольку отличны не только правовые и социальные статусы личностей, но и уровни сознания людей. И тем не менее, в отношениях индивидов друг к другу проявляется некая «единая и объективная правота, которую можно познать только через внутренний опыт, через подлинное, предметное испытание и раскрытие естественного права»1. Подобные переживания свойственны каждому человеку, однако у большинства оно остается неосознанным, так называемым «инстинктом правоты». Осознать содержание этого «правового чувства» («инстинкта пра- ноты») и раскрыть его значение — одна из сложных задач и форм становления зрелого правового сознания. Среди специалистов не прекращается спор о нормативной природе правосознания (имеет ли правосознание нормативный характер или нет). Если этот вопрос теоретиками решается по-разному, то, что касается оценочных категорий, большинство ученых сходятся во мнении, что правосознание любого уровня и вида обладает оценочным характером. Этот факт позволяет сопоставить близкие по природе и содержанию области правосознания и морали, однако, несмотря на близость :>тих сфер, они различны. Нравственные принципы являются основанием для различения добра и зла2 (что должно делать и от чего следует воздержаться) и, тем самым, становятся мерилом оценки личности в целом. Для правосознания характерна оценка действий людей и их объединений с точки зрения юридических категорий3 — «данные жиз ненные обстоятельства имеют или не имеют юридическое значение», «в данном деле имеется или не имеется состав правонарушения», «субъект в данном случае имеет право или оно у него отсутствует», «данная сторона правоотношения является управомоченной или обязанной» и т.д. Исходя из этого различения, известный отечественный государ- ствовед и теоретик права Н.М. Коркунов утверждал, что юридические нормы — нормы разграничения интересов — определяют границу между правом и неправом, то есть указывают, насколько мы имеем или не имеем права осуществлять наши интересы при столкновении с чужими интересами. При таком понимании мораль дает оценку интересам человека, а право осуществляет их разграничение119. Закономерно возникал вопрос, предполагает ли различение интересов их оценку или нет. Могут ли интересы разграничиваться независимо от нравственных норм или их разграничение обусловлено тем, какая нравственная оценка будет признана за каждым из сталкивающихся интересов? Н.М. Коркунов, относя и нравственные и юридические нормы к этическим, полагал, что право определяет только рамки осуществления разных интересов и потому имеет общеобязательный характер (независимо от желательности целей индивидов; оценка и выбор целей — это дело нравственности). Вместе с тем, большее распространение в науке о праве получила точка зрения, согласно которой правосознание оценивает различные факты и отношения, связанные с формальной определенностью права. Более того, правосознание само может выступать формой действующего права. Так, например, обращают внимание, что в средние века санкционированный обычай, по существу, представлял обыденное правосознание, формально закрепленное в качестве источника права. Процесс осознания права обществом, особенно на уровне массового правосознания, заключается не в механическом запоминании многочисленных норм права, все разрастающихся указов, приказов, инструкций, распоряжений, циркуляров, издаваемых государственно-властными лицами — это не только невозможно фактически, но, наоборот, чрезмерное обилие правовых предписаний, как уже отмечалось, порождает недоверие, настороженность и скептическое отношение к ним со стороны населения. Осознание права должно выражаться в его творческом усвоении. «Нормальное правосознание» (термин принадлежит И.А. Ильну) включает в себя помимо собственно знания норм положительного права и волю, и чувство человека. Предписания действующего права оцениваются не только и не ( только нормами морали, сколько с позиций массового правосознания; в связи с этим и право в целом, как нормативная система регулирования поведения, реализуется в соответствии со степенью усвоения права социумом1. В литературе по данной теме настоятельно обращается на это внимание. «Истинный разум» (стоики), «духовная любовь к Богу» (Спиноза), «природа вещей» (Гроций), «дух закона» (Монтескье), «•правовое чувство» (Иеринг) и мн. др. — должны быть прочувствованы и пережиты самим мыслящим субъектом и только в этом случае можно утверждать об осмысленной природе правового сознания. Вместе с тем, на одном моральном начале нельзя построить конкретные социальные формы2, и не что иное, как правовое чувство, правовое сознание разных видов (индивидуальное, коллективное, обыденное, профессиональное, доктринальное) институционализируется в общественной сфере. Кроме этого, даже за «внешне блестящим правопорядком может укрыться „правосознание озлобленного раба“» (определение И.А. Ильина). Это правосознание опаснее открытого неприятия внешних запретов и иных предписаний тем, что мятежность духа вызревает постепенно, накапливается и может иметь самые непредсказуемые формы своего проявления. «Такое правосознание постоянно ненавистничает и ждет только, чтобы внешний правовой авторитет снял с него [...] стесняющие запреты». Подобное правовое сознание вынужденно признает силу права (и государства), но не уважает правовые предписания, исходящие от внешней силы — государства. «Своекорыстное хотение не исчезает и не искореняется от того, что встречает внешний запрет, угрозу, противодействие и даже наказание. Правда, оно приучается «не сметь» [...], но именно поэтому оно скапливается постепенно, неизжитое, неутоленное, неопределенное — побежденное, но не убежденное — и сосредоточивается в душе, окрашивая всю жизнь в оттенок сдержанного, таящего озлобления. Оно принимает и соблюдает в отношениях законную форму, но молчаливо тяготится ею, испытывая ее как кандальную цепь»120. Одной из главных задач правового сознания становится освобождение сознания человека от черт, характеризующих душу раба. Это тем более важно, что никакие правовые, политические и иные социальные реформы, даже необходимые и своевременные, не могут переделать психику человека. В связи с этим возникает проблема границ для внешнего (государственного) вторжения в сознание человека. Как полагали многие мыслители, преимущественно сторонники теории естественного права, государство не должно диктовать закон душам хотя бы потому, что оно не имеет фактической силы отслеживать умонастроения людей. В добавление к этому, слепая покорность формальным внешним велениям из страха и (или) корысти низводит индивида на уровень живого существа, лишенного правового и вообще какого-либо сознания. Одной из характеристик, имеющих особое значение для правового сознания, имеет мотивация поведения людей. «Мотивы, по которым человек соблюдает право, не только не безразличны, но заключают в себе самый корень йравосознания...»121. Учет мотивов поведения индивида важен во всех сферах жизни человека, однако в сфере морали и сфере правосознания этот аспект приобретает первостепенное значение. В области правового сознания речь идет, в основном, о «правовом чувстве», склонностях, настроениях, мнениях и иных проявлениях субъективности личности, которые и позволяют видеть в праве творческую, активную, действующую индивидуальность, а не только физическое лицо, обладающее правосубъектностью. Перефразируя Гегеля, можно сказать, что правосознание каждого индивида должно обнаружить свой разум, то есть идею права, имеющую всеобщий характер; каждый должен усмотреть объективное значение права, которое сохраняется при любых политических режимах, независимо от несогласия, случайного незнания или си- I тематического неповиновения со стороны того или иного субъекта мраиа1. При всей относительности и формальном характере право об- члдает по своей природе неизменной составляющей, нацеленной на | праведливость, правильность, истинность разрешения возникающих между субъектами права конфликтов. Из всех формальных ценностей право является наиболее значимой, так как придает хотя бы внешнюю устойчивость поведению людей, дисциплинирует человека в рамках определенной социальной I истемы, предоставляя индивиду ряд прав для реализации внутренней свободы (при демократических режимах). В этом заключено объективное значение и назначение права. Неведение закона или несогласие с его предписаниями не означает отсутствие внутреннего I ммсла права и обязательности исполнения его императивов. Сущность права (правосознания) «состоит в том, что взяточник, вор, ро- I товщик, беззаконный правитель и фальшивомонетчик не могут одним своим «несогласием» погасить закон и сделать свое поведение правомерным. Уголовное право поддерживает все свои запреты, не- I мотря на обилие непойманных воров и высокопоставленных взяточников; конституционное право не искажается и не «исчезает» от того, что есть министры, склонные его нарушать; международное право сохраняет свое значение, несмотря на то, что его слишком ча- | то обходят во время мира и не соблюдают на войне». Любая общественная организация для регулирования своей деятельности нуждается в праве (правосознании), однако правовые нормы, регламентирующие деятельность этих организаций, не являются каким-то «внешним», привнесенным фактором. Создание, уяснение, следование нормам права — важная часть сферы правового сознания. При этом отношение к необходимости признания и закрепления формальных, юридических актов жизни как человека, так и объединений лиц, в нашем обществе различно. Так, например, сла- мннофилы искренне уверяли, что русскому народу чужды «юридические начала» (надежнее руководствоваться внутренним сознанием), что правовые и нравственные нормы слиты воедино в русском самосознании и, тем самым, правовое сознание объявлялось излишним, надуманным, ненужным. Очевидное недоверие к праву (правовому сознанию) в России имеет много оснований, одним из которых является пристрастие чи новничьего аппарата к подробной процессуальной регламентации многих сторон жизни человека и общества, что временами скорее отпугивает законопослушных граждан и создает почву для коррупции правонарушителям. Как следствие этого, в большинстве правовых норм, исходящих от государства, население (уровень обыденного правосознания) видит не столько правовые убеждения, сколько внешнее правило, ограничивающее свободу человека. Правовое сознание (особенно профессиональное, в меньшей степени — доктринальное) влияет на содержание правовых предписаний и процесс реализации права, воздействуя, тем самым, на правовой порядок социума. Однако правовое сознание, как отмечалось ранее, не может стать основой стабильного правопорядка, поскольку нет определенности и единства в структуре самого правосознания: различают индивидуальное, групповое, массовое; сословное, классовое; обыденное, профессиональное, доктринальное и др. Каждый вид (тип, уровень, срез) правосознания свидетельствует о наличии у лиц и их объединений собственных представлений, интересов, идей о праве и неправе, отношений и оценок к существующему праву в обществе. Очевидно, что разнообразие и, как следствие, неустойчивость в сфере правосознания не может создать монолитный правовой порядок в обществе. Руководствуясь здравым смыслом, своими воззрениями о соответствии правовых требований запросам жизни, возможном и необходимом, должном и желательном, люди оценивают конкретные жизненные ситуации и политико-правовую действительность в целом (например, неоднозначные отношения членов общества к эвтаназии, пластической хирургии, трансплантологии, к усыновлению/ удочерению российских детей иностранными гражданами, к однополым бракам и др.). Временами в оценках и отношениях к подобным действиям правосознание сближается с предписаниями морали с тем отличием, что правовое сознание результативнее (особенно профессиональное) воздействует на правовые реформы в обществе122. Правосознание может выступать мощной идеологической составляющей политики государства и, тем самым, сплачивать людей вокруг какой-либо идеи (например, массовая поддержка населением • |>ча- сги наших граждан — на уровнях и массового, и профессионального, и доктринального правового сознания. Система ЕГЭ, переход иузов на новую систему подготовки кадров в соответствии с Болон- псим протоколом и другие мероприятия воспринимаются населением весьма критически, поскольку могут привести к снижению качества образования и его большей недоступности. «Новому добру как-то не верится; перемены сделанные не ручаются на пользу будущих, ожидают их более со страхом, нежели с надеждою... Рос- гия же существуют около тысячи лет, и не в образе дикой орды, но к виде государства великого. А нам все твердят о новых образованиях... как будто мы недавно вышли из темных лесов американских! Требуем более мудрости хранительной, нежели творческой»1. «Вообще Министерство так называемого просвещения в России доныне дремало... как бы не ведая, что ему делать, а пробуждалось от вре мени до времени единственно для того, чтобы требовать денег, чинов и крестов от государя»124. Так ли уж архаично звучат в настоящее время призывы Н.М. Карамзина поступать осмысленно на уровне правовых сознаний должностных лиц государственных органов и ведомств при реорганизации нашего общества «по западному» или какому-либо иному образцу? Обыденное правосознание, несмотря на ситуационный характер своих оценок, все же более устойчиво и традиционно в своих идеалах. Люди видят зло не в существовании тех или иных органов государства, комитетов, комиссий, должностных лиц и др., а в декларативности решения насущных проблем, нежелании государства преодолевать трудности. Об этом писал еще в 1790 г. Э. Берк: «...История рассказывает о несчастиях, которые принесли в мир гордость, честолюбие, скупость, мстительность, похоть, соблазн, лицемерие, неуправляемые страсти. Эти пороки являются причинами всех бурь. Религия, мораль, законы, прерогативы, привилегии, свободы, права человека — это предлоги. Когда есть такие предлоги, то обычно действующими лицами и носителями зла в государстве оказываются короли, пасторы, магистраты, сенаты, национальные ассамблеи, судьи, военные. Вы не вылечите болезнь, решив, что больше не должно быть монархов, государственных министров, проповедников, правоведов, офицеров и консулов. Вы можете изменить названия — вещи в основе своей останутся теми же. [...] Мудрецы предлагали лекарства от пороков, а не от названий...»125 По мнению большинства населения, необходимо сохранять, деятельно отстаивать и творчески развивать все лучшее, что накоплено собственным опытом и огромным трудом наших предков. Настроения в обществе и социальные ожидания на уровне массового правосознания должны реально (без деклараций) учитываться кк ударственно-властными лицами и быть ориентиром для законо- пюрческой деятельности государства. Многие отечественные теоретики и философы права обращали ипимание на низкий уровень правосознания в России. У нас, по замечанию Б.А. Кистяковского, нет ни одного правового этюда, имеющего общественное значение. Ряд глубоких работ, рассчитанных на доктринально мыслящих лиц или, во всяком случае, хорошо образо- илпных, имеется, однако где «наш общественный договор»? Или лю- | и >е другое произведение, где внятно отстаивались бы правовые идеи регулирования общественных отношений. Право, безусловно, часть духовной культуры и немало в отечественной науке есть примеров, успешно соединяющих философию и право, но все же если в Германии еще в первой половине XIX века наиболее распространенной книгой была «философия права», то мы только сейчас задаемся вопросами необходимости написания и переиздания подобных книг по философии права. Расхожее сегодня выражение, что нам надо «только переводить», что все уже высказано «до нас», не усиливает творческие настроения. Подобный аргумент высказывался и ранее1. Коль скоро русский народ позже других вступил на исторический путь, нам не надо самим вырабатывать идеи свободы, личности, правового государства — нам надо только заимствовать. Но, во-первых, даже если это и так, подчеркивали ученые, нам необходимо пережить эти идеи, «быть всецело охваченными ими» с тем, чтобы суметь реализовать их, практически воплотив в государственно-правовую действительность. Во-вторых, нет единых для всех времен и народов образцов свободы личности, правового строя, конституционного государства должно быть реальное «наполнение» этих понятий самостоятельно у каждого народа в свое время, своеобразная окраска и самобытность народа должны учитываться буквой закона, а сам закон — корректироваться исходя из социальных ожиданий и настроений массового правосознания. Для сферы правосознания важно, чтобы законы народа были извлечены из его собственных понятий, нравов, обыкновений, местных обстоятельств, с тем чтобы внешние предписания были органичны для своего народа; иначе — заимство вания извне — губительны, а законодатели — «шьют нам кафтан по чужой мерке». В-третьих, надо помнить, что в России конца XIX века существовала своя сильная школа философии права — Б.Н. Чичерин, Н.М. Коркунов, Г.Ф. Шершеневич, П.И. Новгородцев, Б.А. Кистя- ковский, Е.Н. Трубецкой и многие другие. Их труды имеют не только историческое значение, но актуальны и для современного правосознания. Уровни доктринального, профессионального, обыденного правосознания — это не только знание норм действующего законодательства. Помимо знания фактического правового материала, понятие «знание права» предполагает иное. Это относится в первую очередь к доктринальному правовому мышлению (но не исключает и другие уровни правосознания) — знание права должно выявлять, уяснять и объяснять объективно данное право (право как социальный регулятор) и смысл права (право как часть духовной жизни человека). Как отмечалось ранее, правосознание в качестве социального регулятора может являться источником права — это форма существования прецедента. Таким образом, оно является основанием для вынесения судебного решения в странах общего (правосознание судей) и мусульманского права (фикх). В странах романо-германской системы права основной источник права — нормативный правовой акт — также реализуется только через осознание буквы закона. Тема поиска «духа закона» актуальна и для нашей системы права. Вопреки распространенному мнению, что принципы права должны быть закреплены следующим образом: в специальной норме должно содержаться определение принципов, в других нормах — их реализация, многие специалисты справедливо полагают, что принципы права отражают «дух закона» и по этой причине не могут (и не должны) быть сведены к одной или нескольким нормам. Такое положение, например, существует с определением принципа диспози- тивности в гражданском процессе. Различные толкования и определения этого принципа в теории и правоприменительной практике не позволяют закрепить его определение в законе126. Исследовать содержание права — социального регулятора — дело преимущественно теории государства и права. Анализировать природу и нацеленность права на внутренние потребности личности — ыдача, скорее, философии права. В связи с этим не только термин знание», но и понимание назначения права приобретают иной • мысл. «Значение права... состоит не в том, что люди его знают, понимают и почерпают в этом знании мотивы для соответствующего поведения, но в том, что оно хранит в себе некий верный масштаб и некое верное правило поведения, которое сохраняет свою верность даже и тогда, когда люди не знают и не хотят его знать. Если правосознание стоит на низком уровне, то практическое «действие» права ( ильно страдает от этого, но значение его как масштаба и правила от пого не уменьшается»1. Изучение объективно необходимого права требует добросовестного и беспристрастного теоретического подхода, которое характеризует науку и воспитывается научным преподаванием (сфера доктринального правосознания). Правосознание всех уровней и видов находится на высоте только там, где соответствующее место занимает юридическая наука, и в первую очередь, общетеоретические правовые науки, формирующие юридическое сознание. Там же, «где юриспруденция непредметна и пристрастна или, еще хуже, невежественна и продажна, там вырождается самая сердцевина правового мышления и быстро утрачивается уважение к праву; ученый приближается к типу старого подъячего и от его «научного» крючкотворства быстро меркнет правосознание. В суждениях о праве воцаряется шаткость и злокачественная туманность; в умах все двоится и колеблется»2. «Право нуждается в правосознании для того, чтобы стать творческой силой, а правосознание нуждается в праве для того, чтобы приобрести предметную основу и объективную верность»3. Именно для этого право в своем объективном значении и смысловом содержании должно быть осознано мыслью, проверено опытом и признано волей человека. Кризис правового сознания, как и кризисное состояние вообще, не может быть преодолен ни опрометчивым и раздраженным отстранением возникших проблем, ни попыткой найти спасение в прошлом; преодоление кризиса возможно только посредством постепенного расширения и углубления обретенного нами видения, посредством ряда прозрений на пути к желаемой цели127.