Восточной Азии еще предстоит определить, будет ли ее геополитическое будущее походить на судьбу Европы в первой половине XX века или на европейскую историю второй половины того же столетия. Кое-чем сегодняшняя 145 Азия навевает мрачные воспоминания о Европе в канун 1914 года. Впрочем, это еще не значит, что регион обречен воспроизвести трагический европейский опыт саморазрушения. Быть может, Азия избежит повторения ошибок Европы, не сумевшей справиться с междоусобным соперничеством своих держав. Но надо отметить, что регион метастабилен, то есть находится в том состоянии прочной устойчивости, от которого не останется и следа, как только под внезапным воздействием некоего фактора наступит разрушительная цепная реакция. Стабильность региона может оказаться под угрозой из-за роста могущества ряда азиатских государств. Здесь нет никаких сдерживающих «кооперативных» структур, отвечающих за региональную безопасность. Жгучие взаимные обиды ближайших соседей в сочетании с острыми национальными переживаниями выглядят особенно зловеще на фоне стратегической уязвимости соответствующих стран. Современные азиатские державы действуют в быстро меняющемся и преимущественно неструктурированном региональном контексте, которому недостает многосторонних механизмов сотрудничества в области политики, экономики и безопасности, подобных тем, что существуют в сегодняшней Европе и даже в Латинской Америке. Посему Азия объединяет в своем лице символ все более впечатляющего экономического успеха, социальный вулкан и воплощение политического риска. На ее просторах находящийся на подъеме Китай соперничает за региональное первенство с союзником Америки — Японией; противоестественно разделенная Корея представляет собой мину, готовую взорваться в любой момент; будущее Тайваня служит яблоком раздора; Индонезия уязвима внутренне; а считающая себя ровней Китаю Индия встревожена угрозой с его стороны. Китай и Индия (равно как и недруг Индии - соседний Пакистан) официально являются ядерными державами. Северная Корея дерзко притязает на ядерный статус, а Япония едва противостоит искушению в сжатые сроки создать собственный ядерный потенциал. Восходящая держава, Китай, напоминает кайзеровскую Германию, которая завидовала Великобритании, враждовала с Францией и презирала 146 Россию; сегодняшний Китай, все более прагматично подходя к роли Америки в Тихоокеанском регионе, нервно реагирует на Японию, свысока взирает на Индию и ни во что не ставит Россию. На состоянии глобальной безопасности неминуемо отзовется то, как в реальности будет развиваться международная обстановка на Дальнем Востоке. А это, в свою очередь, будет во многом зависеть от образа действий двух ведущих восточноазиатских государств - Китая и Японии, а также от того, какое влияние на их поведение окажет Америка. Стабильная Восточная Азия, порукой которой был бы постепенно институционализирующийся и тщательно сбалансированный стратегический треугольник в составе США, Китая и Японии, обеспечила бы критически важный восточный плацдарм для противостояния стихии беспорядка на обширных евразийских пространствах. Индия, Россия и Европейский союз тоже могут внести соответствующий вклад во взаимодействие участников главной триады, но лишь в качестве периферийных фигур. Взаимным жалобам и претензиям, отягощающим отношения между азиатскими государствами, несть числа. Они связаны с историческим прошлым, территориальными спорами и культурным несходством. Китайцы негодуют из-за сохраняющего отдельный статус Тайваня, виня в том Америку, со страхом и неусыпным вниманием наблюдают за перевооружением Японии, осуждают японцев за то, что те недостаточно покаялись в злодеяниях военного времени, и они не забыли о территориях, которые Россия отхватила у них в период их исторической слабости. Японцы видят в Китае источник потенциальной угрозы своей безопасности и приобретающего вес конкурента, собирающегося оспаривать экономическое и политическое преобладание Японии в регионе. А то, что Россия по-прежнему удерживает южные острова Курильской гряды, наполняет японцев такой злобой, что спустя свыше 55 лет после завершения Второй мировой войны формальный российско-японский мирный договор все еще ждет своего подписания. К тому же, японцы все больше рассматривают свою зависимость от Соединенных Штатов 147 не как желанный долговременный выбор, а скорее как временную стратегическую необходимость, продиктованную опасной нерешенностью проблемы Кореи, расчлененной в результате Второй мировой войны. Индонезийцы с тревогой следят за ростом китайского могущества, а индийцев возмущает высокомерный отказ китайцев признать Индию равновеликой Китаю силой в Азии и пугает угроза со стороны неформального китайско-пакистанского альянса. Не облегчают положения имеющие глубокие корни национальные комплексы, обостряемые мучительными историческими воспоминаниями. Японцы достигли вершин имперского величия и скатились в бездну сокрушительного поражения на протяжении одного и того же столетия. Они остаются единственными жертвами применения атомного оружия. Им прекрасно известно, что они обделены природными ресурсами, и их все больше беспокоят социально-экономические последствия быстрого старения населения страны (по этому показателю Япония занимает второе место в мире). Китайцы с горькой обидой перебирают в памяти длительную историю национальных унижений, которые им причиняли японцы, американцы, русские, британцы и французы, а также -в меньшей степени — немцы и итальянцы, внесшие свою лепту в подавление «боксерского» (Ихэтуаньского. — Прим, пер.) восстания. С отмиранием официальной коммунистической идеологии главной опорой политического единства Китая станет, вероятно, набирающий силу китайский национализм. На периферии региона индийцы, озабоченные усиливающимися межобщинными распрями у себя дома, с ревностью обнаруживают, что Китай обладает гораздо большей привлекательностью для прямых инвестиций иностранного капитала. А русских терзает мысль, как бы в более отдаленной перспективе им не пришлось уступить свои дальневосточные территории более могущественному и густонаселенному Китаю. К этому водовороту страхов, антагонизмов и комплексов добавляется стратегическая уязвимость всех и каждого. Экономическое выживание любого из главных 148 игроков на азиатской сцене целиком обусловливается беспрепятственным доступом морских торговых судов всего лишь к двум-трем крупным портам. Достаточно заблокировать несколькими магнитными минами подход к Шанхаю, Иокогаме или Бомбею (и еще к одному-двум портовым городам), чтобы буквально застопорить экономическую жизнедеятельность Японии, Китая или Индии. Экономика этих стран зависит почти исключительно от доставляемых морским путем грузов, в том числе от импортируемой нефти, без которой их существование абсолютно невозможно. Железнодорожные каналы торгового сообщения не только не пригодны для островных государств, вроде Японии или Индонезии, но и мало что значат для Китая и Индии. Жизненно важный, особо ценный морской путь представляет собой расположенный вблизи от Сингапура Малаккский пролив, ибо через этот узкий проход осуществляются торговый обмен дальневосточных стран~с~ Европой и доставка ввозимой с Ближнего Востока нефти. Неудивительно, что в Азии понемногу набирает обороты гонка военно-морских вооружений. Параллель с военно-морским соперничеством, наблюдавшимся в прошлом веке в Европе, напрашивается сама собой. Без громких речей все главные протагонисты усиливают свои подводные флоты, обзаводятся надводными кораблями, оборудованными для размещения ударных вертолетов, изучают возможности приобретения авианосцев и жаждут увеличить дальность действия авиации. Китай и Индия усердно трудятся над созданием могучих, способных патрулировать океанские просторы военно-морских сил и ведут энергичные переговоры с Россией о закупке одного из крупных авианосцев, строительство которых не успел завершить Советский Союз. Обе державы проводят модернизацию флотилий эскадренных миноносцев (оснащая их в том числе приобретенными у России современными моделями) и наращивают мощь своих подводных флотов, рассматривая их как основу контроля над морским пространством. В своих работах по вопросам стратегии китайские специалисты в области военно-морского планирования настаивают на расширении зоны 149 патрулирования китайских военно-морских сил в юго-западном направлении, тогда как индийские эксперты все более упорно подчеркивают не только особую ответственность ВМС страны в Индийском океане, но и необходимость утвердить присутствие Индии к востоку от Малаккского пролива. Не теряют даром времени и японцы. В 2001 году они оповестили о том, что Япония начинает регулярно направлять вооруженные патрульные корабли в Малаккский пролив для участия в защите японских танкеров и грузовых судов, подвергающихся нападениям местных пиратов. Располагая современным флотом великолепно оснащенных эсминцев, японцы, помимо этого, задались целью увеличить радиус действия своих военно-морских сил за счет приобретения так называемого десантного корабля-дока (LPD), приспособленного для размещения ударных вертолетов, а возможно, и самолетов с неподвижным крылом. С завершением запланированного строительства дополнительных эсминцев водоизмещением 13 500 тонн Япония получит на вооружение корабли, превосходящие итальянский авианосец «Гарибальди», способный нести 16 реактивных истребителей «Харриер». Располагая дозаправляемыми в воздухе истребителями большого радиуса действия (эти средства, обладающие способностью при условии дозаправки покрывать большие расстояния, по официальной малоправдоподобной версии, предназначены для «гуманитарных» целей) и современным подводным флотом, японские военно-морские силы, которые все еще скромно выглядят по сравнению с ВМС США, уже являются самыми технически передовыми и могучими в Азии. В конечном счете ответ на вопрос, что ждет Дальний Восток - война или мир, - во многом зависит от того, каким образом Китай и Япония будут взаимодействовать друг с другом и с Соединенными Штатами. Если бы Соединенным Штатам довелось вывести свои войска из этого региона, повторение сценария европейской истории XX столетия было бы весьма вероятным. У Японии почти не оставалось бы иного выбора, кроме как незамедлительно рассекретить свою уже осуществляемую программу 150 перевооружения и ускорить ее выполнение; Китай, скорее всего, ринулся бы стремительно наращивать свои ядерные силы, которые до сих пор были предназначены служить лишь минимальным средством сдерживания; Тайваньский пролив стал бы ареной национального самоутверждения китайцев; Корея, по всей видимости, пережила бы кровопролитие, в ходе которого наступил бы конец ее разделению, а, воссоединившись, возможно, превратилась бы в ядерную державу; и наконец, под прикрытием опасного ядерного зонта в китайско-индийско-пакистанском треугольнике могли бы возобновиться открытые боевые действия с применением обычных вооруженных сил. И вот тогда хватило бы одной-единст-венной спички, чтобы вызвать взрыв. Однако в ближайшее десятилетие или около того наиболее вероятна модель, определяемая взаимодействием таких факторов, как возвышение Китая, откровенно рвущегося к статусу могущественной региональной державы, неуклонное наращивание Японией все более внушительной военной мощи в неясных пока целях и старания Америки держать под контролем оба вышеуказанных процесса. Такие усилия потребуют от нее скрупулезных стратегических расчетов и по-настоящему тонкого понимания чаяний как китайской, так и японской стороны. Китай вступает в посткоммунистическую фазу своего развития в качестве все более националистически настроенной державы, а Японии (все еще занимающей второе место в мире по экономическому потенциалу) начинает досаждать степень зависимости ее безопасности от Америки, которая временами позволяет себе произвол и может оказаться перегруженной обязательствами. Китайский взгляд на мир и на роль в нем самого Китая стал гораздо прагматичнее и свободнее от доктринальных предубеждений, в особенности после событий 11 сентября. Столкнувшись с очевидным намерением России бросить заигрывание с идеей российско-китайской коалиции, направленной против американского «гегемонизма», китайцы явно озаботились опасностью очутиться в международной изоляции. Они отказались от своих неистовых разоблачений американской агрессивности и от 151 громогласных обвинений в адрес Соединенных Штатов в том, что те замышляют войну против Китайской Народной Республики. Если еще в первой половине 2001 года подобные словоизлияния в изобилии встречались в китайских средствах массовой информации7, то к 2002 году черно-белая картина глобальной конфронтации между миролюбивыми государствами и поджигателями войны уступила место гораздо более нюансированным интерпретациям. Весьма показателен в этом отношении здравый анализ ситуации в номере от 4 февраля 2002 г. издания «Цзефанцзюнь бао», официального органа Генерального политического управления Народно-освободительной армии Китая (НОАК), где было сделано следующее заключение: «Основополагающими характеристиками в развитии международной обстановки в настоящее время и на ближайшее будущее являются: всеобщий мир в сочетании с локальными войнами, всеобщее спокойствие в сочетании с очагами напряженности и всеобщая стабильность в сочетании с локальными беспорядками». Далее китайские аналитики утверждали, что «проблематика международной безопасности все более диверсифицируется, происходит переплетение традиционных и нетрадиционных факторов безопасности, а ущерб, причиняемый такими нетрадиционными вызовами безопасности, как терроризм и торговля наркотиками, приобретает более серьезный масштаб». Отражая подход, в большей мере отмеченный доктринальными клише, печатный орган НОАК выступил с предостережением: несмотря на вышесказанное, отмечалось в газете, Соединенные Штаты все более расположены придать союзам с их участием, прежде всего НАТО и оборонительному договору с Японией, наступательный характер, что не может не вызывать озабоченности у Китая. Нет нужды добавлять, что именно альянс между Японией и Америкой более всего тревожил пекинских стратегов. То, что китайцы испытывают здоровое чувство почтения к потенциальному могуществу Японии, понятно. То, что они намеренно преувеличивают ее мощь, также неудивительно, ибо тем самым националистические эмоции китайских масс направляются в надлежащее русло, 152 избавляя от осложнений отношения Китая с Америкой. Китайцы отдают себе отчет в том, что непрерывный приток прямых иностранных инвестиций и передовых технологий в страну, а также доступ экспортируемой продукции китайской промышленности на один из важнейших зарубежных рынков зависят от сохранения неантагонистических отношений с Соединенными Штатами. Напротив, приглушенное и тщательно контролируемое недружественное соперничество с Японией не только исторически естественно, но и политически целесообразно: оно позволяет укрепить национальную сплоченность, избежав непомерно высоких международных издержек. Посему масс-медиа неустанно твердят китайскому народу, что Япония уже снова превратилась в крупную военную державу, что ее военные возможности, и без того значительные, продолжают быстро увеличиваться, а более специализированные издания НОАК постоянно информируют о том~~5ке политическую элиту страны. Мощь Японии, как говорится, представляет все более серьезную угрозу безопасности Китая и региона в целом, особенно учитывая наращивание ею технологически передовых средств для ведения наступательных операций. Более того, воинственные заявления любого японского политика, как правило, широко обыгрываются в китайских СМИ, которые, к тому же, скрупулезно фиксируют каждый малейший признак тяготения Японии к отказу от ее формального конституционного обязательства исходить в военной политике из сугубо оборонительных потребностей в узком смысле слова. Согласно китайским политическим и военным изданиям, Япония, помимо того, что она имеет сверхсовременные военно-морские и военно-воздушные силы и занимает второе место мире по объему ассигнований на национальную оборону, наращивает внушительный арсенал баллистических ракет, который в качественном отношении уже превосходит аналогичные силы Франции и самого Китая и даже сопоставим с потенциалом Америки. Разработанная в конце 90-х годов японская ракета М-5 представляет собой, как утверждается, усовершенствованный вариант последней и самой мощной американской 153 модели МБР - твердотопливной ракеты MX, а новейшая модель, якобы предназначенная для космических исследований, ракета Н-2А, имеет радиус действия 5C'JO км, что обеспечивает Японии способность, используя обычную двухтонную боеголовку, поразить любую цель на территории Китая. В то же время очевидный интерес Японии к сотрудничеству с Соединенными Штатами в создании оборонительной системы на базе управляемых ракет и приобретение ею сверхсовременных эсминцев ПВО «Эгис» рассматриваются как свидетельство ее намерения добиться стратегического превосходства над Китаем8. В более мрачных китайских прогнозах дело выглядит так, будто Япония вот-вот превратится в мощную ядерную державу. В доказательство этого предположения приводятся следующие аргументы: Япония располагает когортой высококвалифицированных ученых, способных произвести полностью готовые детали ядерных зарядов и быстро («всего за одну неделю», по словам китайского репортера) собрать их; Япония с ее 44 атомными реакторами уже является третьим в мире производителем атомной энергии; по объему перерабатываемого ядерного топлива (до 800 с лишним тонн) Япония удерживает третье место в мире, уступая только Америке (2100 тонн) и Франции (1200 тонн); предполагается, что этот объем значительно увеличится в ближайшее десятилетие и к тому времени Япония будет располагать самыми большими запасами плутония в мире, хотя даже имеющегося сегодня количества вполне достаточно для изготовления тысяч ядерных боеголовок. Короче говоря, Япония изображается как «де-факто ядерная держава, стоящая на пороге создания ядерного оружия»9. Учитывая рост военного потенциала Японии, китайцы считают наиболее пугающими два сценария. Согласно первому из них, Япония вырывается из всех пут либо потому, что ей удается добиться независимости от Америки, либо ввиду внезапного ухода США с Дальнего Востока. Опираясь на свою крепнущую военно-морскую мощь и ядерный потенциал, она встает на путь откровенно враждебной политики по отношению к Китаю и заключает островной альянс с Тайванем. В представлении китайцев 154 Тайвань в этом случае превратится в новый, образца XXI века эквивалент государства Маньчжоу-го, образованного в первые десятилетия XX века в китайской Маньчжурии под нажимом и протекторатом японских милитаристов. Вслед за этим может пробить час военного столкновения между Китаем и Японией. Второй сценарий предусматривает, что существующие в сфере безопасности узы, связывающие США с Японией, Южной Кореей и Тайванем, которые формально носят двусторонний характер, а в случае с Тайванем являются в основном неофициальными, будут открыто преобразованы Соединенными Штатами в союз антикитайской направленности. Политический статус Тайваня окажется таким же, как и в первом сценарии, даже если Соединенные Штаты, по-видимому, будут в меньшей степени, нежели националистическая Япония, расположены поощрять формальное отделение Тайваня от Китая. В любом случае КйТай попадет в геополитическое окружение, и тогда Индия, вероятно, не устоит перед соблазном воспользоваться ситуацией и станет оказывать давление на Китай, требуя вернуть территории, насильственно от нее отторгнутые, по ее утверждению, в ходе пограничного конфликта начала 1960-х годов. То, что некоторые политически влиятельные круги Тайваня охотно приветствовали бы оба варианта развития событий, прозрачно дал понять тайваньский президент Чэнь Сюйбянь, который в начале 2002 года призвал к совместной разработке противоракетных оборонительных комплексов усилиями США, Японии и Тайваня. Тайваньские СМИ благосклонно освещали комментарии японских и тайваньских военных специалистов в поддержку «молчаливого союза» между Японией и Тайванем, призванного сдерживать Китай. Как заметил один тайваньский эксперт по вопросам обороны, «для Японии, имеющей дело с Тайванем как с молчаливым союзником, самое важное будет знать, что Тайвань - настоящий союзник»10. Принимая во внимание вышеупомянутые опасности, китайцы будут крайне скрупулезно оценивать эволюцию американо-японских связей и их воздействие на 155 традиционную конкуренцию между Китаем и Японией. Может обнаружиться, как это ни парадоксально, что по мере отхода Китая от коммунистической идеологии и прагматического признания им своей заинтересованности в относительно стабильных отношениях с Соединенными Штатами рост японской военной мощи заставит китайцев больше ценить неизменную зависимость Японии от США. Тогда практическая значимость подлинно стабильного американо-китайско-японского сближения перевесит прежде свойственную китайцам тенденцию рассматривать мир в навеянных доктринальными убеждениями категориях дихотомического противостояния. Имеются признаки того, что такая перемена уже происходит. В последнее время некоторые китайские эксперты публично заявляют, что, проводя умелую тонкую политику и бдительно следя за секретными аспектами американо-японских связей, Китай сумел бы не просто избежать развития событий в русле вышеописанных мрачных сценариев, но и добиться большего. Подобный курс благоприятствовал бы формированию в японском обществе чувства принадлежности к общему азиатскому миру, препятствуя поощряемому Америкой долговременному отчуждению Японии от Азии. Ее отчуждение, как опасаются китайцы, может стать следствием неустанных стараний Америки, жаждущей превратить Японию из азиатской страны в тихоокеанский эквивалент Соединенного Королевства - страну со своим отдельным, островным, отличающим ее от государств континента самосознанием, которая служила бы Америке в качестве ее привилегированного партнера в Тихоокеанском регионе и ключевой миссией которой было бы оказание помощи Америке в сдерживании «китайской угрозы». Желая подтолкнуть Японию к тому, чтобы она, напротив, отождествляла свое будущее с Азией, один китайский специалист в области внешней политики прибегнул к следующему утверждению: «Для Китая самым идеальным результатом улучшения китайско-японских отношений является благотворный, равносторонний и предполагающий активное взаимодействие прогресс в отношениях между Китаем, США и Японией»11. 156 С этой целью Пекин все более упорно добивается улучшения своих отношений как с Соединенными Штатами, так и с Японией, невзирая на военные усилия последней. Сдвиг в позиции Китая позволяет извлечь важный стратегический урок: плавное, тщательно дозированное укрепление роли Японии в сфере безопасности в действительности повышает заинтересованность Китая в сохранении стабильного сотрудничества с Соединенными Штатами, в неизменности американо-японских связей и поддержании сбалансированности китайско-японо-американского треугольника. Тем не менее со стороны руководства США было бы заблуждением считать, что столь же ощутимое наращивание вооруженных сил Тайваня аналогичным образом имело бы положительный эффект. Постепенно обретающая могущество Япония, если только она не отдалится полностью от США, вряд ли употребит свои совершенствующиеся военные навыки на то, чтобы бросать прямой вызов жизненно важным интересам Китая. Иначе обстоит дело с Тайванем. Существует немалый риск, что сепаратистски настроенные политические силы Тайваня не устоят перед искушением воспользоваться любым существенным ростом военного потенциала как благоприятной возможностью провозгласить формальную независимость острова от Китая. В такой ситуации ни одно китайское правительство, даже самое авторитарное, не сможет остаться пассивным, особенно учитывая возросшее влияние национализма на сознание китайских масс. Ярость китайского народа в этом случае в состоянии спровоцировать военное столкновение между Китаем и Америкой с дестабилизирующими последствиями для всего региона. Помимо тайваньского вопроса, китайских руководителей во внешнеполитической сфере и впредь будет волновать главным образом то, насколько динамичный характер примет наращивание Японией военной мощи, в какой мере ему будет сопутствовать ее политическое самоутверждение и каковы международные амбиции этой страны, а также в какой степени союз с Америкой будет оказывать сдерживающее воздействие на военное 157 усиление Японии. В этой связи имеются основания для осторожного оптимизма. Едва ли Соединенные Штаты или Япония ринутся менять стратегическую ориентацию. Периодические кампании в американских масс-медиа, в ходе которых Китай пытаются изобразить в качестве будущей сверхдержавы, грядущего соперника и источника главной угрозы для Америки, не привели к серьезному давлению со стороны Конгресса или общественности, с тем чтобы заставить США занять более враждебную позицию по отношению к Китаю. Никто не призывает к срочному перевооружению Японии, как это было в отношении Западной Германии в 1950-е годы - в опасное десятилетие «холодной войны». Сами японцы демонстрируют глубокое понимание озабоченности Китая и, вероятно, будут по-прежнему держаться в тени, даже продолжая неуклонно укреплять свои военные возможности. Их военные усилия, похоже, продиктованы не страстным стремлением японской нации обрести независимую военную мощь, а во многом осмотрительностью и нежеланием оказаться совершенно беззащитными в случае внезапного отказа США от своих обязательств. В конечном счете Япония скорее руководствуется целью иметь надежный запасной вариант, чем замышляет неожиданный разрыв союзнических отношений. На самом деле то, что демократические ценности и ярко выраженная антимилитаристская этика глубоко укоренились в мышлении японцев, делает большую честь японскому народу и его политической элите. Ведущиеся сейчас в Японии дискуссии о масштабах и геостратегических целях национальных военных программ, неизменная поддержка общественностью строгих конституционных запретов на использование японских вооруженных сил за рубежом - все это отражает рациональное и ответственное видение международной роли Японии. Короче говоря, сегодняшняя Япония - конституционная демократия истинного образца - является добропорядочным гражданином мира. Конечно, в Японии раздаются голоса, ратующие за более уверенное поведение на международной арене, и особенно слышны они стали после событий 11 сентября. 158 Но, за исключением не имеющего заметного влияния крикливого меньшинства, те, кто настаивает на более активной роли страны, делают упор главным образом на обязанность Японии как второй по экономическому потенциалу державы мира взять на свои плечи соразмерную долю ответственности за обеспечение глобальной безопасности. В общем и целом такая линия не подразумевает призывов к полной военной независимости и разрыву уз, связывающих Японию с Соединенными Штатами. Растущая склонность отказаться от интернационалистского пацифизма, возможно, присутствует, но это не означает намерения встать на путь националистического милитаризма. Типичными являются взгляды, высказанные после событий 11 сентября председателем постоянного комитета по внешней политике и обороне верхней палаты японского парламента. «Простое пацифистское представление о том, что военная йощь есть зло, сложилось в послевоенной Японии в результате страшного опыта, пережитого страной в годы Второй мировой войны, - отметил он. -Эта идея, получившая преувеличенное толкование, переросла в так называемый пацифизм одной страны, и мы должны критически переосмыслить свои позиции в этом отношении». «Японии как ответственному члену международного сообщества, - продолжал японский политик, -надлежит обрести способность играть свою роль в противодействии новым угрозам, возникшим в эпоху после окончания «холодной войны». Далее, мы должны создать систему, которая защитит наши жизни, собственность и землю от традиционных угроз (таких, как вооруженное нападение со стороны других стран)... И наконец, нам надо внести поправки в законодательство, чтобы обеспечить успешное функционирование альянса между Японией и США, необходимого для сохранения общего военного равновесия в Восточной Азии»12. Это и многие другие подобные заявления отражают крепнущие в обществе настроения в поддержку более напористой политической линии Японии на мировой арене. Япония явно отходит от пассивной пацифистской позиции, тяготея к более активной вовлеченности 159 в международную жизнь, включая не только операции по поддержанию мира, но и прямое военное участие в принуждении к миру (как в Ираке). Тем не менее такая ориентация далека, как небо от земли, от независимой, националистической, милитаристской внешней политики, которая имеет шансы стать реальной только вследствие фундаментального и угрожающего изменения военно-политической обстановки вокруг Японии. В отличие от европейских стран накануне 1914 года, ни Китай, ни Япония не ударились в националистические разглагольствования о своем великодержавном будущем. В отличие от советских руководителей, которые нередко похвалялись, что Россия вот-вот выроет могилу Соединенным Штатам, китайцы склонны подчеркивать (и совершенно справедливо) свою относительную отсталость и то, как много времени понадобится на ее преодоление13. Японцы, пережив в 1980-х годах недолгое суетливое упоение, во многом вызванное опасениями Америки, испугавшейся, что Япония вот-вот станет «следующим сверхгосударством», столь же скромны в оценке своих долгосрочных перспектив. Они прекрасно отдают себе отчет не только в уязвимости собственной страны в случае глобальных беспорядков, но и в том, какие помехи ее благоденствию создают затянувшаяся экономическая депрессия и старение населения Японии. Еще одно обстоятельство крайне важно: китайцы лучше, чем кто бы то ни было, знают, что у них нет и в течение определенного времени не появится достаточных сил, чтобы позволить себе серьезные военные провокации. Любой военный сценарий, способный перерасти в столкновение с Соединенными Штатами, означал бы для Китая катастрофу. При желании Соединенные Штаты могли бы установить блокаду вокруг Китая, полностью парализовав тем самым его внешнюю торговлю и поставки нефти в страну14. Но даже если этого не случится, серьезный конфликт в регионе, как уже отмечалось, чреват воплощением в жизнь еще одного кошмара китайских стратегов - появлением обладающей сверхсовременным военным потенциалом Японии, рвущейся к новой политической роли и не связанной опекой США. 160 Гораздо более правильным курсом для Китая было бы экономно расходовать свои силы, создавать условия для дальнейшего экономического роста, терпеливо работать над укреплением экономической зависимости Тайваня от материка и осторожно культивировать рост особого азиатского политического самосознания, пестуя экономическое сообщество азиатских стран, куда со временем удалось бы заманить и Японию. Политический интерес Китая к формированию такого отдельного, не связанного с Америкой, сообщества явно растет. Там-то, ожидают китайцы, их политический голос будет звучать громче всех - и Америке придется прислушаться к нему. Китайцам ведомо не только то, что для осуществления всех этих замыслов нужен мир на Дальнем Востоке. Они также понимают, что в мирной обстановке Китай имеет шанс стать в буквальном смысле глобальной фабрикой - всемирным центром производственных инвестиций и главным в мире~экепортером готовой промышленной продукции. По его вине уже разоряются некоторые традиционные секторы промышленности высокоразвитых стран, включая Америку, и даже экономически быстро развивающихся конкурентов Китая, наподобие Индии. К тому же, китайские фирмы начинают скупать обанкротившиеся японские компании в Юго-Восточной Азии. Китайцы чувствуют, что приблизительно через два десятка лет благодаря совокупному эффекту этих тенденций Китай может превратиться в доминирующую торговую державу и политического лидера Азии. В любом случае период неизменно осмотрительного поведения Китая во внешних делах продлится не менее чем до 2008 года. Олимпийские игры 2008 года, которые предстоит принимать у себя Пекину, слишком значимы для самовосприятия Китая и слишком существенны с точки зрения его социально-экономического преуспевания, чтобы он мог допустить их срыв в результате спровоцированного им самим международного кризиса. Это в одинаковой степени касается Тайваньского пролива и Северной Кореи. Кроме того, китайская элита ощущает, что внутри страны усиливается политическая и социальная напряжен- 161 ность, создающая потенциальную угрозу стабильности системы в целом. Среди многочисленных обстоятельств, способных привести к политическим и социальным беспорядкам, особое место занимают два фактора: возросшая доступность Интернета для молодого поколения и все более видимые признаки социального неравенства. Первый фактор подрывает давнюю монополию Коммунистической партии на информацию. Около 35 миллионов китайцев пользуются Интернетом, и, как показывают исследования, это главным образом молодые, относительно состоятельные, образованные и, следовательно, полные социальных и политических стремлений мужчины. Склонные доверять «всемирной паутине» в качестве основного источника информации, они предпочитают искать нужные им сведения не в отечественных базах данных. Любопытно следующее сравнение: в то время как только 4% японских пользователей Интернета посещали неяпонские сайты, в Китае число пользователей, посещающих некитайские сайты, составило 40%15. Второй фактор - растущее социальное неравенство — по-видимому, будет порождать все более трудноразрешимые дилеммы с точки зрения формально эгалитарной доктрины режима. Даже официальный печатный орган Коммунистической партии открыто признал, что «разрыв между богатыми и бедными начал и продолжает увеличиваться, а дисбалансы в распределении будут становиться все очевиднее... Противоречия и конфликты приобретают все более антагонистический характер»16. В других китайских исследованиях отмечается, что социальное неравенство уже достигло «опасного уровня»17. В общем, на протяжении по крайней мере ближайшего десятилетия, а может быть, и дольше Китай вряд ли окажется готовым бросить серьезный политический вызов существующему на международной сцене иерархическому международному порядку. Благодаря этому у Америки остается время, чтобы не дать Восточной Азии воспроизвести катастрофический европейский опыт 1914 года и последующих лет, а повести ее в том направлении, где азиатским странам предстоит по-своему повторить успех, выпавший на долю Европы после 1950 года. 162 В распоряжении Соединенных Штатов есть приблизительно десять лет, чтобы преобразовать складывающееся между ними, Японией и Китаем неформальное политическое равновесие в более структурированные отношения в сфере безопасности, способные выдержать всевозможные трения и соперничество, свойственные уже восставшей от политического сна, но институционально неразвитой Восточной Азии. Однако необходимые структуры и партнерские договоренности не возникнут сами собой. Только Соединенным Штатам по плечу дать импульс их появлению и побудить присоединиться к ним другие страны, включая динамично развивающуюся Южную Корею. Возможно, это выглядит парадоксальным, но для того, чтобы такое трехстороннее равновесие было устойчивым, Японии надлежит расширить свои политические обязательства. Постепенно Японии придется взять на себя полномасштабную ответственность в сфере международной безопасности, а это подразумевает более обширный спектр военных возможностей. Японский пацифизм не должен принимать форму бесконечного одностороннего отречения от истинных атрибутов региональной державы. В долгосрочной перспективе для сохранения мира на Дальнем Востоке нужна такая Япония, которая, не угрожая Китаю, вместе с тем не чувствовала бы себя ни уязвимой перед китайской мощью, ни униженной своей зависимостью от Америки. Если Япония будет полноценным в военном отношении союзником Америки в Тихоокеанском регионе, а не американским протекторатом в плане безопасности, это повысит заинтересованность Китая в мирной Восточной Азии и в то же время уменьшит его шансы, используя паназиатские настроения, направить японский национализм в антиамериканское русло. Соответственно, Соединенным Штатам следует поощрять осторожное, но непрерывное укрепление японского военного потенциала, которое должно координироваться в том, что касается использования высоких технологий, с оборонными ведомствами США, и осуществляться с упором на военно-воздушные и военно-морские силы, а не на создание крупной сухопутной армии, предназначенной действовать на материке. Необходимо также убедить 163 Японию развивать элитные ударные силы, приспособленные для проведения специальных операций, и участвовать с их помощью в непосредственных акциях за пределами страны в целях содействия миру на планете. Деятельность в интересах всеобщего мира должна считаться совместимой с конституционными полномочиями Японии, ограничивающими ее военную роль самообороной. Одновременно наряду с активизацией эпизодического, довольно скромного и в основном неформального трехстороннего диалога между США, Японией и Китаем в сфере безопасности этим трем странам надлежит организовать официальный процесс регулярных трехсторонних консультаций по военным вопросам. Если каждая сторона получит возможность свободно делиться своими опасениями и расспрашивать остальных об их стратегических замыслах, то такие обсуждения положат начало зарождению хотя бы крупиц взаимного доверия. В свое время рамки процесса можно будет раздвинуть, вовлекая в него другие азиатские государства и обращаясь к более обширному кругу вопросов региональной безопасности. Например, вопросы безопасности на Корейском полуострове могли бы стать мотивом для включения в круг участников консультаций военных из Южной и Северной Кореи. Постепенно и другие азиатские страны получили бы возможность присоединиться к расширяющемуся и получившему более официальный статус диалогу. Проблема ядерного вызова, столь дерзко брошенного Северной Кореей, может быть разрешена мирным образом только на основе многостороннего сотрудничества, в котором предстоит принять участие всем примыкающим к обеим Кореям государствам. Если же такой ответ в духе регионального сотрудничества не искать, то остается два почти одинаково непривлекательных варианта развития событий: закрывая глаза на претензии Северной Кореи, США усилят расположенность японцев полагаться на собственные силы в области безопасности, а в случае единоличной военной реакции со стороны Америки, которая уже последовала бы, если бы не занятость США Ираком, весь регион может оказаться втянутым в военные действия. 164 Не стоит недооценивать такой осложняющий положение фактор, как поднимающий голову корейский национализм, который на протяжении десятилетий сдерживался расчленением Кореи между двумя конкурировавшими блоками. В Южной Корее национализм естественным образом нашел свое выражение в проамериканской ориентации, не утратив притом резких антияпонских акцентов. Но с окончанием «холодной войны» и появлением нового поколения корейцев, которое рассматривает войну 1950 года между Севером и Югом как событие далекого прошлого, начало формироваться более ярко выраженное сознание отдельной корейской общности. В глазах многих Америка выглядит не столько защитницей, сколько державой, заинтересованной в сохранении раздела страны. Хотя пока эти настроения не характерны для большинства населения, само их возникновение свидетельствует, что военное присутствие США в Южной Корее все больше становится спорным^вопросом. Между тем ядерный вызов со стороны Северной Кореи стал лакмусовой бумагой для проверки перспектив эффективного регионального сотрудничества в Северо-Восточной Азии. Если Соединенные Штаты не сумеют добиться реального прогресса в таком сотрудничестве, региону не избежать постепенного нарастания напряженности, не говоря уже о дальнейшем распространении ядерного оружия. Очевидно, что на карту поставлено многое. Неспособность справиться с этой проблемой могла бы нанести непоправимый ущерб позициям Америки в Северо-Восточной Азии, тогда как, обеспечив единый подход Китая, Японии и России к сложившейся ситуации, США создали бы прецедент для более масштабного сотрудничества в области безопасности и на более обширных евразийских пространствах. С развитием регионального сотрудничества в Северо-Восточной Азии существующая Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) могла бы быть преобразована в структуру, охватывающую всю Евразию. Несмотря на ограниченность своих полномочий, ОБСЕ в ее нынешнем виде сыграла полезную роль в наблюдении за осуществлением ряда миротворческих 165 инициатив, предпринятых в связи с этническими конфликтами, которые разразились в Европе после окончания «холодной войны». Расширение географических рамок этой организации привело бы к появлению общеевразийского форума по вопросам безопасности, в задачу которого входило бы отражение таких новых вызовов, как транснациональный терроризм и распространение оружия массового уничтожения. В гораздо более отдаленном будущем этот процесс мог бы увенчаться становлением трансконтинентальной евразийской системы безопасности. С расширением НАТО, особенно если к ней в той или иной форме будет приобщена Россия, могут сложиться условия для создания трансъевразийской структуры коллективной безопасности, охватывающей также Китай и Японию. Хотя подобному форуму будет недоставать сплоченности НАТО, он способен превратиться в центральный институт по обеспечению мира в Евразии. Круг его ведущих участников, расширяясь, мог бы постепенно включить и другие государства, например Индию. Имеющие стабилизирующий эффект долговременные союзы Америки с Японией и Южной Кореей еще долго останутся необходимыми, но это - реальность, которую все больше признают как Китай, так и Россия. Тем временем в интересах предстоящего начинания стоило бы также придать ежегодным саммитам «большой восьмерки» характер политико-экономического консультативного процесса, который более точно отражал бы новые мировые реальности. Первоначально встречи в верхах «большой семерки» задумывались для того, чтобы предоставить возможность консультироваться друг с другом руководителям ведущих и экономически самых мощных демократических государств. Включение России (и, следовательно, переход к «большой восьмерке») мотивировалось политическим стремлением дать переживающей трудные времена постсоветской России - хотя она не является ни подлинной демократией, ни одной из главных экономических держав - ощущение достойного статуса и причастности. Принимая во внимание этот прецедент, бессмысленно по-прежнему отстранять от участия в этих 166 встречах Китай и Индию, с включением которых образовавшаяся «большая десятка» превратилась бы в значимый механизм экономических и политических консультаций в масштабах Евразии. В контексте поэтапного расширения сотрудничества, опирающегося на крепнущий институциональный фундамент, вероятно, улучшатся перспективы конструктивного урегулирования как тайваньского, так и корейского вопросов. Только по-настоящему распростившийся с коммунистическим прошлым Китай (если не формально, то по крайней мере де-факто порвавший со своими прежними доктринами) в состоянии сделать воссоединение привлекательной идеей для Тайваня. Но благодаря быстрому развитию экономических связей между островом и материком, внутренним переменам в Китае и его постепенному вовлечению в широкую трансконтинентальную систему безопасности вероятность воссоединения в том или ином вариантё~на основе некоей новой формулы будет расти. Точно так же Корея будет объединена лишь тогда, когда ее воссоединение сочтет выгодным для себя Китай и когда он также перестанет видеть в Соединенных Штатах и Японии источники потенциальной угрозы. Таким образом, на Дальнем Востоке Соединенным Штатам предстоит выполнять повестку дня, требующую последовательности и долговременной стратегической ответственности. Но неуклонная интеграция Дальнего Востока в более широкие евразийские структуры безопасности со временем улучшит шансы на более эффективное устранение как привычных, так и новых угроз, подстерегающих Восточную Азию.