Первая мировая война, которая столкнула друг с другом ведущие капиталистические государства Запада и разрушила последние феодальные государства Востока, началась в единственном уголке Европы, которому абсолютизм никогда не был свойствен. Балканы представляли собой отдельный геополитический субрегион, все предшествовавшее развитие которого полностью отделяло его от остальной части континента; фактически именно недостаток стабильной и традиционной интеграции в международную систему в конце XIX—начале XX в. превратил его в пороховую бочку Европы, которая в конечном итоге и стала детонатором гигантского конфликта 1914 г. Анализ модели развития этой части континента, таким образом, предоставляет собой естественный эпилог исследования абсолютизма. Османская империя на протяжении всего своего существования на континенте оставалась отдельной общественной формацией. Балканы под управлением Порты оказались отгороженными от общеевропейского развития из-за мусульманского ига. Но управляющая структура и динамика развития турецкого государства сохраняют большое значение хотя бы как образец для сравнения в силу того контраста, который они представляют по отношению к любому варианту европейского абсолютизма. Более того, характер османской системы в основном объясняет, почему Балканский полуостров после позднесредневекового кризиса развивался по модели, отличавшейся от образца, свойственного остальной части Восточной Европы, с последствиями, длившимися до самого XX в. Тюркские завоеватели, которые вторглись в Восточную Анатолию в XI в., были пустынными кочевниками. Они достигли успеха в Малой Азии, что не удалось арабам, частично благодаря сходству климатической и географической среды полуострова с холодными и сухими центральноазиатскими плоскогорьями, откуда они пришли: бактрийский верблюд, их основное транспортное средство, идеально подходил для Анатолийского нагорья, которое оказалось непроходимым для тропического арабского верблюда-дромадера446. Они, однако, не были про стыми обитателями степей. Тюркские рабы -солдаты из Центральной Азии —служили династиям Аббасидов и Фатимидов с IX в. как в качестве рядовых, так и офицеров, зачастую самого высокого ранга. На сходство их роли с ролью германских приграничных племен в поздней Римской империи часто обращают внимание. За 50 лет до битвы при Ман- цикерте сельджуки пришли в Персию и Месопотамию из своих оазисов в Туркестане, низвергнув слабеющее государство Буидов и создав Великую Сельджукскую империю со столицей в Багдаде. Основная часть этих тюркских завоевателей быстро осели, составив профессиональную армию и администрацию нового Султаната, который унаследовал и усвоил существовавшие долгое время городские традиции «старого ислама», с пропитавшими его персидскими влияниями, передававшимися благодаря наследию халифата Аббасидов. В то же время, однако, постоянная периферия неумиротворенных тюркских кочевников беспорядочными атаками тревожила окраины новой империи. С целью подчинить эти нерегулярные силы и дисциплинировать их Алп Арслан отправился на Кавказ и по пути нанес судьбоносное поражение византийской армии при Манцикерте447. Как мы уже знаем, за этой победой не последовало никакого организованного вторжения в Анатолию со стороны Сельджукского султаната: его военные интересы были направлены в другое место —в сторону Нила, а не Босфора. Результатами битвы при Манцикерте воспользовались тюркские пастухи; с этого времени они могли практически без всякого сопротивления вторгаться во внутреннюю Анатолию. Эти приграничные воины не просто искали земли для своих отар; благодаря самоотбору, они, как правило, проникались мировоззрением гази - воинов, боровшихся за мусульманскую веру, которые отрицали возможность примирения с неверными, что было характерно для государств традиционного ислама448. Как только Анатолия была благополучно занята, последующие волны миграции с XI по XIII в. воспроизвели тот же конфликт в Малой Азии. Возникший в результате сельджукский Румский султанат с центром в городе Конья, вскоре воссоздал процветающее государство по персидскому образцу, которое постоянно находилось в конфликте с гораздо более анархичными соседними эмиратами с идеологией гази, особенно с Данишмендом, над которым он в итоге одержал верх. Однако все противоборствующие тюркские государства Анатолии были разгромлены в ходе монгольского нашест вия в XIII в. Регион вновь превратился в мозаику мелких эмиратов и кочующих пастухов. Благодаря этой сумятице возник Османский султанат, который с 1302 г. становится доминирующей силой не только в Турции, но и во всем исламском мире. Особая динамика, приводившая в движение Османское государство и возвысившая его над соперниками в Анатолии, состояла в уникальной комбинации принципов ислама гази и традиционного ислама449. Волею судеб государство оказалось у края Никейской равнины рядом с остатками Византийской империи. Близость его границ к христианскому миру способствовала поддержанию религиозного и воинственного настроения в предельном напряжении, в то время как другие эмираты, находившиеся во внутренних районах, были относительно расслаблены. Османские правители с самого начала позиционировали себя как миссио- неры-газгг в «священной войне» против неверных. В то же время через их территорию проходил самый главный сухопутный торговый путь в Малой Азии, что привлекало купцов и ремесленников, также как и улемов (богословов), которые были необходимыми социальными элементами для традиционного исламского государства, в основе которого лежали некочевые, невоенные институциональные элементы. Непрерывные войны, которые Османский султанат вел с 1300 по 1350 г., привели к объединению сложной законодательной и административной системы городов традиционного ислама с военным и прозелитическим рвением приграничных гази. Вместе с тем основные стимулы его развития по-прежнему включали погоню за землями, которая была движущей силой первоначального тюркского завоевания Анатолии450. Территориаль ная экспансия также была процессом экономической и демографической колонизации. Взрывоопасный потенциал этой политической формулы вскоре почувствовали в христианской Европе. Триумфальное продвижение турецких армий по Балканам, вглубь полуострова, и окружение Константинополя в итоге хорошо известны. В 1354 г. турки захватили Галлиполи. В 1361 г. был занят Адрианополь. В 1389 сербские, боснийские и болгарские силы были разбиты на Косовом поле, что прекратило дальнейшее сопротивление славян в большей части региона. Вскоре после этого были захвачены Фессалия, Морея и Добруцжа. В 1396 г. крестовый поход, организованный для того, чтобы приостановить продвижение турок, был разгромлен под Никополем. Короткая передышка наступила, когда армия Баязета, занимавшаяся присоединением мусульманских эмиратов в Анатолии, столкнулась с разгромившими регион полчищами Тамерлана и сама была разбита у Анкары, в основном из-за того, что ее контингент гази дезертировал, считая такую войну богопротивным и братоубийственным делом. Грубо возвращенное к своему религиозному призванию Османское государство медленно перестраивалось на протяжении следующих пятидесяти лет на другой стороне Босфора, перенеся столицу в Адрианополь, на переднюю линию войны с христианским миром6. В1453 г. Константинополь был взят Мехметом II. В 1460-х гг. были захвачены Босния на севере и эмират Караманидов в Киликии. В 1470-х гг. Крымское ханство признало себя зависимым, и турецкий гарнизон высадился в Каффе. В первые два десятилетия XVI в. Сирия, Египет и Хиджаз были захвачены Селимом I. В следующее десятилетие был занят Белград, покорена большая часть Венгрии и сама Вена осаждена. Теперь почти весь Балканский полуостров был завоеван. Греция, Сербия, Болгария, Босния и Восточная Венгрия стали османскими провинциями. Молдавия, Валахия и Трансильвания превратились в зависимые княжества под управлением христианских правителей-вассалов. Они были окружены территориями на Дунае и Днестре под прямым турецким правлением. Черное море стало Оттоманским озером. Тем временем на Среднем Востоке был захвачен Ирак, следом поглощен Кавказ. В Магрибе Алжир, Триполи и Тунис были подчинены турецкому суверену. С этого времени султан стал халифом надо всеми суннитскими землями. Османское государство достигло своего апогея при Сулеймане I в середине XVI в., когда оно стало самой могущественной империей в мире. ского экспансионизма, однако, поддержана исследованием турецкого историка Омера Баркана. 6 Wittek P. De la Defaite d'Ankara a la Prise de Constantinople (un demisiecle d'histore ottomane) // Revue des Etudes Islamiques. 1948. Vol. I. P. 1-34. Затмевая своего ближайшего европейского соперника, Сулейман I получал доходы, вдвое превосходившие доступные Карлу V. Какова же была природа этого азиатского колосса? Его контуры составляют необычный контраст с очертаниями современного ему европейского абсолютизма. Экономическое основание османского деспотизма состояло в практически полном отсутствии частной собственности на землю451. Все орошаемые и пригодные для выпаса территории империи считались личным наследственным имуществом султана, за исключением вакуфных земель452. Для политической теории Оттоманской империи главным признаком суверенитета было неограниченное право султана эксплуатировать все источники богатства в своих владениях как свою императорскую собственность453. Следовательно, в империи не могло быть постоянной наследственной знати, потому что не существовало неприкосновенности собственности, на которой она могла бы основываться. Богатство и знатность ассоциировались с государством, а положение в обществе соответствовало должности, занимаемой в государственных структурах. Государство делилось на параллельные вертикали, впоследствии выделенные европейскими историками (интересно, что не самими османскими мыслителями) —«институт светского правления» и «исламский институт», хотя между ними никогда не было абсолютного барьера454. Инсти тут светского правления включал военный и бюрократический аппараты империи. Его верхушка рекрутировалась главным образом из бывших рабов-христиан, костяк которых попал в нее благодаря изобретению дев- ширме. Этот институт, созданный примерно в 1380-х гг., был самым заметным проявлением взаимопроникновения принципов гази и традиционного ислама, которые в целом определяли оттоманскую систему власти11. Был введен ежегодный отбор мальчиков из христианских семей покоренного населения Балкан. Оторванных от родителей детей посылали в Константинополь или Анатолию и воспитывали как мусульман, обучали для работы на командных должностях в армии или администрации, в качестве непосредственных представителей султана. Таким способом была примирена традиция гази—религиозного обращения и военной экспансии— со старой исламской традицией терпимости и сбора дани от неверных. Набор девширме обеспечивал от i до 3 тысяч рекрутов в год для светских учреждений. К ним добавлялись 4-5 тысяч плененных в войнах или купленных за границей. Все они проходили через тот же процесс обучения для последующего возвышения и службы12. Этот корпус рабов султана составлял верхушку бюрократии империи, от канцелярии Великого визиря до провинциальных бейлербеев и санджакбеев, а также всю постоянную армию Порты, состоявшую из особой столичной кавалерии и знаменитых янычар, из которых формировались элитные пехотные и артиллерийские войска Оттоманской империи. (Поначалу одной из ключевых функций девширме было обеспечение армии дисциплинированными и надежными пехотинцами в эпоху, когда доминирование кавалерии в военных действиях повсюду в мире подходило к концу, а конные тюрки не очень подходили для трансформации в профессиональную пехоту.) Удивительный парадокс совместного с рабами управления, немыслимый для европейского феодализма, имеет свое разумное объяснение в социальной системе османского деспотизма13. Существова- Time of Suleiman the Magnificent. Cambridge USA, 1913. P. 36-38. Принятие этих терминов последующими учеными критиковалось в: Itzkowitz N. Eighteenth Century Ottoman Realities // Studia Islamica. 196г. XVI. P. 81-85. но без обоснования критики их использования применительно к XVI в. 11 См. работу: Vryonis S. Isidor Glabas and Turkish Devshirme// Speculum. XXXI. 1956. July. N 3. P. 433-443. Ее автор установил современную датировку этого института. 12 Inalcik Н. The Ottoman Empire. P. 78; Stavrianos L. S. The Balkans Since 1453. New York, 1958. P. 84. В виде исключения в Боснии девширме распространялось и на местные мусульманские семьи. 13 Оттоманская система, конечно, имела глубокие корни в предшествовавшей мусульманской традиции. Как нам предстоит убедиться, в истории ислама были прецеденты использования рабов как элитных гвардейцев и начальни- ла структурная связь между отсутствием частной собственности на землю и высокой ролью государственной собственности на людей. Короче говоря, поскольку чисто юридически понятие собственности было изъято из фундаментальной области основного богатства общества, постольку и традиционные дополнительные значения обладания людскими ресурсами оказались выхолощены и трансформированы. Так как вся земельная собственность принадлежала Порте, то и быть личной собственностью султана не было более унизительным, «рабство» определялось отныне не как противоположность «свободе», а как близость доступа к императорской власти, которая предполагала как полное подчинение, так и огромные привилегии и власть. Таким образом, парадокс девширме изначально был в османском обществе совершенно логичным и функциональным. В то же время институты светского правления состояли не только из рабских войск султана. Последние сосуществовали со слоем местных мусульманских воинов сипахов, которые занимали особое дополнительное положение в системе. Эти верховые солдаты-мусульмане формировали местную кавалерию в провинциях. Они были расположены на земельных владениях султаната или тимарах (в некоторых случаях это могли быть более крупные единицы—зиаметы), с которых они имели право собирать строго определенные подати в обмен на военную службу. Доход от тимара определял масштаб обязательств его владельца: на каждые 3 тысячи асперов (денежная единица) тимариот должен был выставлять дополнительного всадника. Впервые введенный Мурадом I в 1360-х гг., он насчитывал к 1475 г. 22 тысячи сипахов в Румелии и 17 тысяч в Анато- ков. Исторические условия правления дворцовых войск состояли в отсутствии использования рабского труда в доминирующей сфере производства —сельском хозяйстве. Страны мусульманского мира традиционно импортировали рабов, главным образом, для домашних работ и для сокращения расходов, и они всегда резко отличались от привилегированных воинов-рабов. Только в Южном Ираке (исключительный случай) при Аббасидах рабство доминировало в аграрной экономике, но это был относительно недолгий период, который спровоцировал восстания зинджей в IX в. В турецкой империи земли в некоторых поместьях, находившиеся за пределами обычной земельной системы, обрабатывались иностранными издольщиками, захваченными во время войн или купленными; но эта немногочисленная рабочая сила превратилась в обычных крестьян в течение XVI в. В то же время предусмотренная законом монополия османских султанов на землю также основывалась на более ранних исламских традициях времен первых арабских завоеваний Среднего Востока. Две характеристики турецкой системы, обсуждаемые ранее, таким образом, были не произвольным или изолированным феноменом, а кульминацией долгого и последовательного исторического развития, которого мы коснемся далее. лии, где размеры тимаров, как правило, были меньше455. Общий кавалерийский резерв, мобилизованный через эту систему, мог быть, конечно, гораздо больше. Существовала постоянная конкуренция за тимары в европейских приграничных областях империи. Помимо других, тима- рами вознаграждали за службу наиболее успешных янычар. Эта система никогда полностью на распространялась Портой на отдаленные арабские земли, захваченные в XVI в. на задворках империи, где она могла позволить себе обходиться без кавалеристов, необходимых лишь на границах с христианскими землями и в турецких внутренних районах, расположенных неподалеку. Поэтому провинции в Египте, Багдаде, Басре и в Персидском заливе не имели тимаров, однако в них были расположены гарнизоны янычар, и провинции ежегодно выплачивали определенную сумму налогов в центральное казначейство. Эти регионы играли гораздо более важную экономическую, нежели военную роль в империи. Первоначальная ось османского порядка пролегала через проливы, и именно институты, которые доминировали в сердце страны —в Руме- лии и Анатолии, особенно в Румелии, определяли его основную форму. Тимариоты и займы в Османской империи были наиболее близки аналогичному классу рыцарства. Но поместья-шша/>ы не были подлинными феодальными владениями. Хотя сипахи осуществляли определенные административные и полицейские функции для султаната на его территориях, у них не было феодальных полномочий или феодальной юрисдикции над крестьянами, которые работали в их тимарах. Тимариоты не играли практически никакой роли в сельскохозяйственном производстве, они не были включены в аграрную экономику. В действительности, крестьяне имели право неприкосновенности наследственной собственности на участки, которые они обрабатывали, в то время как тимариоты его не имели. Тимары не наследовались, и с появлением каждого нового султана их доли перегруппировывались, чтобы они не закреплялись в своих владениях. Тимары были ближе к системе византийской пронии, которая юридически и этимологически предшествовала им; они были гораздо меньше по размеру и строже контролировались из центра, чем греческая система до них456. В Османской империи они составляли менее половины обрабатываемых земель в Румелии и Анатолии, оставшаяся часть которых (за исключением вакуфных земель) использовалась непо средственно для нужд султана, императорской семьи, высокопоставленных придворных чиновников457. Таким образом, слой тимариотов в ту эпоху находился в подчиненном положении в экономическом и политическом смысле, хотя и был важным компонентом системы управления. «Исламский институт» стоял немного в стороне от военно-бюрокра- тического комплекса системы управления. Его составляли религиозные, правовые и образовательные структуры государственного аппарата, которые, естественно, управлялись (за некоторыми исключениями) ортодоксальными местными мусульманами. Судьи кади, теологи улемы, преподаватели медресе и многие другие религиозные должностные лица выполняли существенные идеологические и юридические задачи в системе Османского господства. На вершине исламского института находился муфтий Стамбула, или шейх-уль-ислам, верховный религиозный деятель, который толковал священные законы шариата для верующих. Исламская доктрина не допускала разделения между Церковью и государством; эти понятия едва ли имели какое-либо значение для нее. Османская империя стала первой мусульманской политической системой, создавшей особым образом организованную религиозную иерархию с духовенством, сравнимым с любой Церковью. Более того, эта иерархия обеспечивала государственный аппарат ключевым юридическим и гражданским персоналом; кади, которые рекрутировались из улематов, были опорой османской администрации в провинциях. Таким образом работала новая смесь из гази и традиционного ислама. Религиозное рвение первого проявилось в фанатичном обскурантизме турецкого улемата, в то время как социальное значение второго определялось его сильной интеграцией в государственный аппарат султаната. Одним из следствий было право шейха-уль-ислама при определенных обстоятельствах блокировать инициативы Порты, ссылаясь на нормы шариата, официальным защитником которых он являлся458. Это формальное ограничение полномочий султана было в определенном смысле противовесом системе власти, возникшим в Османской империи путем создания профессионального клерикального аппарата. Оно никоим образом не отменяло политического деспотизма, осуществляемого султаном в своих владениях, что полностью соответствует определению Вебером наследственной бюрократии, при которой правовые проблемы всегда становятся просто вопросами администрации, ограниченной установившимися традициями459. С учетом того, что вся обрабатываемая территория империи считалась собственностью султана, главной внутренней целью деятельности Оттоманского государства, предопределявшей организацию и разделение управления, была налоговая эксплуатация владений империи. С этой целью население делилось на османский правящий класс, включавший светский и исламский институты, и класс подданных райя, состоявший как из мусульман, так и из неверных. Значительное число последних были крестьянами, христианами по вероисповеданию, жившими на Балканах. При Оттоманском правлении никогда не предпринимались попытки принудить христианское население Балкан к массовому переходу в другую веру. Для этого надо было бы отвергнуть экономические преимущества существования немусульманского класса райя, который в соответствии с устоями традиционного ислама и шариата выплачивал особые налоги, не распространявшиеся на подданных мусульман; это был прямой конфликт между толерантностью, ориентированной на получение налогов, и миссионерскими попытками склонить к обращению в другую веру. Девширме, как мы видели, разрешало конфликт, отбирая дань детьми для исламизации, сохраняя оставшемуся христианскому населению его традиционную веру и традиционную плату за нее. Все христиане райя должны были платить особую подушную подать султану и десятину для обеспечения работы улемата. Кроме того, те крестьяне, которые возделывали земли в тимарах и зиаметах, должны были платить денежный налог держателям этих земельных владений. Уровень этих налогов строго определялся Портой и не мог быть произвольно изменен тимариотом или займом. Арендаторам даровалось право неприкосновенности имущества для обеспечения стабильности налоговых поступлений, они были защищены от чрезмерных поборов землевладельцев, чтобы предотвратить уход излишков куда-либо за исключением центра империи. Барщина, которая существовала во времена правления христианских князей, была сокращена или отменена19. Право крестьян менять место жительства контролирова- сформулировал, «султанизма»: Economy and Society. Vol. III. P. 1020. В то же время он делал оговорку, что даже самый неограниченный личный деспотизм всегда действовал в ограниченных традициями идеологических рамках: «Там, где правление главным образом традиционное, даже если оно осуществляется автономно правителем, облеченным добродетелями, оно будет называться наследственной властью; там где оно осуществляется в основном на основе личного усмотрения, оно будет называться султанизмом. Порой кажется, будто сул- танизм не сдерживается традицией, но это, конечно, не так. Нетрадиционный элемент не объясняется объективными терминами, он состоит исключительно в предельном развитии личного усмотрения правителя. Это то, что отличает его от любой формы рациональной власти. Economy and Society. Vol. I. P. 232. 19 Кодекс Душана обязывал сербского крестьянина работать на земле своего хозяи- лось, хотя не отменялось полностью; на практике, напротив, конкуренция между тимариотами за рабочую силу способствовала неформальной мобильности на землях. Таким образом, в течение XV-XVI вв. положение балканских крестьян изменилось: вместо растущей крепостной зависимости и феодальной эксплуатации под управлением христианских феодалов они оказались в социальных условиях, во многих отношениях парадоксальным образом более мягких и свободных, нежели те, что существовали где-либо еще в Восточной Европе в то время. Судьба балканских крестьян отличалась от выпавшей на долю их традиционных хозяев. На начальном этапе турецкого завоевания группы местных аристократов-христиан переходили на сторону османов, часто воюя на их стороне в качестве союзников-данников и наемников. Коллаборационизм имел место в Сербии, Болгарии, Валахии и на других территориях. По мере консолидации оттоманской императорской власти в Румелии остаткам автономии этих вельмож пришел конец. Некоторые обратились в мусульманство и стали частью османского правящего класса, главным образом в Боснии. Некоторым были дарованы тимары на новых сельскохозяйственных районах без обращения в другую веру. Но христианские тимариоты были немногочисленными, их владения и доходы были скромными по размеру. В течение нескольких поколений они полностью исчезли20. Таким образом, на территории большей части Балкан местная знать была вскоре уничтожена. Этот фактор оказал огромное влияние на последующее социальное развитие региона. Только за Дунаем, в Валахии, Молдавии и Трансильвании султанат никогда не осуществлял прямой оккупации или управления. В Валахии и Молдавии недавно сформировавшемуся классу румынских бояр, который сам только подошел к фазе политического объединения и экономического угнетения местного крестьянства, было разрешено сохранить свои земли и власть на местном уровне, но при этом он выплачивал Стамбулу тяжелую ежегодную дань в натуральной форме. В Трансильвании мадьярским землевладельцам оставили власть над населением, этнически не родственным им —над румынами, саксонцами и секеями (Szekleг). Во всех остальных регионах Юго-Восточной Европы приход османов очистил Балканы от местной знати. Окончательные результаты этих глубоких изменений в местных социальных системах были сложными и противоречивыми. на два дня в неделю. По данным Иналджика, при османском правлении райя должны были сипахам три трудовых дня в год: The Ottoman Empire. P. 13. Его собственный последующий расчет работы на держателей тимаров не соответствует этим очень низким требованиям (с. 111-112). Однако нет причины сомневаться в относительном улучшении положения балканского крестьянства. 20 Inalcik Н. Ottoman Methods of Conquest ,/Studia Islamica. 1954. Vol. II. P. 104-116. С одной стороны, как мы видели, это привело к определенному улучшению материальных условий жизни крестьянства после турецкого завоевания. Дело было не только в снижении сельскохозяйственных сборов и налогов; длительный мир на покоренном османами юго-востоке позади линии фронта, проходившей в Центральной Европе, освободил село от проклятия постоянной войны между аристократами. С другой стороны, социальные и культурные результаты полного уничтожения местного правящего класса были несомненно регрессивны. Балканские аристократы эксплуатировали крестьянство более жестоко, чем османская администрация времен расцвета. Но сам по себе состав этой земельной аристократии конца Средневековья и начала Нового времени представлял собой очевидный исторический прогресс для этих неповоротливых социальных систем, он свидетельствовал о разрыве с клановыми принципами организации, племенной фрагментацией и рудиментарными культурными и политическими формами, сопутствующими им. Ценой этого прогресса была классовая стратификация и рост экономической эксплуатации. Балканские государства эпохи позднего Средневековья были известны своей слабостью и уязвимостью. Но их кризис накануне турецкого вторжения не означал, что у них не было потенциала для развития: модель «фальстарта» и последующего восстановления была типичной для Европы (западной и восточной) эпохи раннего феодализма, как мы видели, и обычно она принимала форму преждевременно централизованных административных структур, именно таких, какие развивались на Балканах в эпоху позднего Средневековья. Уничтожение местного землевладельческого класса турками исключило такую внутренне обусловленную динамику. Напротив, ее главным культурным и политическим результатом было реальное возвращение сельского населения Балкан к клановым институтам и партикуляристским традициям. Так, на сербских землях, где этот феномен подробно изучен, племена, правитель-кнез и сообщество родственников задруга, которые находились в процессе быстрого исчезновения накануне османского завоевания, теперь возродились в качестве доминирующей единицы социальной организации в сельской местности460. Общее возвращение к патриархальному локализму сопровождалось значительным падением уровня грамотности. Культура покоренного населения стала в основном монополией православного духовенства, чья сервильность перед турецкими правителями соперничала только с его невежеством и предрассудками. Города потеряли свое торговое и интеллектуальное значение, став военными и административными центрами османской системы, заселенными турецкими ремесленниками и лавочниками22. Таким образом, хотя огромное число сельских жителей материально выиграли от первоначальных эффектов турецкого завоевания, так как оно привело к уменьшению объема излишков, отбираемых у непосредственных производителей в сельской местности, оборотной стороной того же самого исторического процесса были остановка местного социального развития по направлению к более развитому феодальному порядку, возвращение к дофеодальным патриархальным формам и длительный застой всей исторической эволюции на Балканском полуострове. Однако азиатские провинции турецкой империи переживали период возрождения и прогресса во время апогея османского могущества в XVI в. В то время как Румелия оставалась главным театром военных действий для армий султана, Анатолия, Сирия и Египет пользовались преимуществами мира и единства, принесенного на Ближний восток османским завоеванием. Отсутствие безопасности, вызванное упадком мамлюкских государств в Леванте, сменилось строгим и централизованным управлением, благодаря которому были пресечены грабежи и стимулирована региональная торговля. Позднесредневековый спад в сирийской и египетской экономиках, по которым ударили вторжение и эпидемии, сменился восстановлением сельского хозяйства и ростом населения. Эти две провинции стали обеспечивать треть всех поступлений казначейства империи23. ко разрушение и регресс или умиротворение и процветание в качестве итога османского завоевания. Например, с советскими интерпретациями можно ознакомиться в работе 3. В. Удальцовой ( Удалъцова 3. В. О внутренних причинах падения Византии в XV в. //Вопросы истории. 1953. Июль. №7. С. 120). Статья опубликована в честь 500-й годовщины падения Константинополя, автор сожалеет об этом и утверждает, что турецкое правление прямо привело к усилению эксплуатации масс сельского населения. Турецкие взгляды отражены в работе: Inal- cik H. L'Empire Ottomane //Actes du Premier Congres International des Etudes Balkaniques et Sud-Est Europ?ennes. Sofia, 1969. P. 81-85. Противоречия между этими двумя тенденциями отмечены в работах участников этого конгресса, включая блестящие объяснения Джурджева, суммировавшего свои суждения в: Djur- djev В. Les Changements Historiques et Ethnique chez Les Peuples du Sud Apres la Conquete Turque. P. 575-578. 22 Cm. Vucinich W. S. The Nature of Balkan Society under Ottoman Rule //Slavic Review. 1962. December. P. 603, 604-605, 614. 23 Inalcik H. The Ottoman Empire. P. 128. Особо можно отметить демографический рост в Анатолии, который был явным признаком аграрного расширения: сельское население увеличилось, вероятно, на % в течение одного столетия. Процветала торговля как внутри восточных провинций, так и вдоль международных торговых путей, соединяющих Западную Европу и Западную Азию по Средиземному и Черному морям. В хорошем состоянии поддерживались дороги, вдоль них строились места для стоянок, для борьбы с пиратством воды патрулировались османским флотом. Специи, шелк, хлопок, рабы, бархат, квасцы и другие товары перевозились на кораблях и караванами по территории империи в огромных количествах. Ближневосточная транзитная торговля процветала под защитой Порты с выгодой для Османского государства. Это торговое процветание, в свою очередь, привело к росту городов. Население городов, по всей видимости, почти удвоилось в XVI в.461 Османское общество в период его расцвета создало несколько преуспевающих центров мануфактурного производства в Бурсе, Едирне и других городах, где производился или перерабатывался шелк, бархат и другие экспортные товары462. Завоевав Византию, Мехмет И стал проводить более просвещенную политику, чем императоры династии Комнинов или Палеологов, отменив венецианские и генуэзские торговые привилегии и введя очень мягкую протекционистскую пошлину для стимулирования местной торговли. В течение столетия турецкого правления население самого Стамбула увеличилось с 40 до 400 тысяч человек. В XVI в. это был самый большой город в Европе. Однако экономический рост империи во времена ее господства имел вполне определенные с самого начала границы. Аграрное возрождение азиатских провинций в XVI в. не сопровождалось серьезными техническими усовершенствованиями в сельском хозяйстве. Самая значительная инновация в сельской местности на Ближнем Востоке в раннее Новое время —начало выращивания американской кукурузы — была внедрена в более поздний период, когда уже начался общий закат империи. Демографический рост в Анатолии можно связать в большей степени с восстановлением мира и оседанием племен кочевников, так как стабилизация Османского правления позволила сельским поселениям снова расширяться после поздневизантийской депопуляции. Они вскоре достигли предельных границ, так как доступность земель на существующем уровне техники была исчерпана. В то же время восстановление торговли в империи не обязательно находило адекватное отражение в деятельности местных мануфактур или даже важности местных купцов. Ограничения, наложенные султанатом, влияли на особенности городской экономики и управление османскими землями. Ни провинциальные мастерские, ни крупный капитал, ни возникавшая время от времени озабоченность отдельных правителей не могли изменить враждебного отношения османского государства к городам и промышленности. Исламские политические традиции не включали понятия городских свобод. Города не имели корпоративной или муниципальной автономии: фактически в юридическом смысле они не существовали вовсе, «так как там не было государства, были лишь правитель и его доверенные лица, не было судов, были лишь судья и его помощники, там не было и города, был лишь конгломерат семей, кварталов и гильдий, каждая со своими руководителями или лидерами»463. Другими словами, города были беззащитны перед волей Повелителя правоверных и его слуг. Официальное регулирование цен на товары и принудительная закупка сырья обеспечивали контроль над городскими рынками. Государство внимательно следило за гильдиями ремесленников, что усиливало их технический консерватизм. Более того, султанат почти всегда выступал против интересов местных сообществ купцов в городах, на которых улемат взирал со стойким подозрением, а городские низы ненавидели. Экономическая политика государства имела тенденцию к дискриминации крупного торгового капитала и к оказанию покровительства мелкому производству с его архаичными гильдиями и религиозным фанатизмом. В типичном турецком городе в итоге доминировали вялые, косные и отсталые простолюдины (menu peuple), которые препятствовали инновациям или накоплению. Природа Османского государства не предполагала наличия защищенного пространства, в котором могла бы развиваться турецкая торговая буржуазия, и с XVII в. торговые функции все больше переходили сообществам немусульманских меньшинств—грекам, евреям или армянам, которые, впрочем, и ранее контролировали экспортную торговлю с Западом. Мусульманские торговцы и производители впоследствии ограничились в основном содержанием мелких магазинов и ремесленных мастерских. Даже на своем пике уровень османской экономики никогда не достигал степени развития, сопоставимой с османской политической системой. В основе движущих сил экспансии империи оставался ее непреклонно военный характер. Идеологически структура турецкого доминирования не знала естественных географических границ. В османской космогонии планета была разделена на две части: «земля ислама» и «земля войны». «Земля ислама» состояла из территорий, населенных правоверными, постепенно объединявшимися под знаменами султана. Земля войны включала оставшуюся часть мира, населенную неверными, чья судьба состояла в том, чтобы быть покоренными солдатами пророка464. На практике это означало христианскую Европу, у ворот которой турки основали свою столицу. На протяжении всей истории империи, реальным центром тяжести для османского правящего класса была Румелия—сам Балканский полуостров, а не Анатолия, родина турок. Именно отсюда армия за армией отправлялись на север, в «землю войны» для расширения исламских территорий. Рвение, величина и искусство войск султана делали их непобедимыми в Европе на протяжении двухсот лет после того, как они впервые высадились в Галлиполи. Кавалерия сипахов, которая выезжала в сезонные кампании или совершала неожиданные набеги, и отборная пехота, состоявшая из янычар, были смертоносным оружием османской экспансии в Юго-Восточной Европе. Более того, султаны без колебаний использовали христианские людские ресурсы и знания, другими способами, чем девширме, обеспечивавшее набор в пехотные батальоны. Турецкая артиллерия была одной из самых лучших в Европе, и в ее создании для Порты участвовали западные инженеры-перебежчики. Благодаря опыту греческих капитанов и экипажей, турецкий флот вскоре соперничал с венецианским465. Жадно присвоив достижения европейских военных мастеров и ремесленников, османская военная машина на пике своего развития объединила качественные новинки лучших христианских армий с количественной мобилизацией, выходившей далеко за рамки возможностей любого отдельного христианского государства. Лишь коалиции могли сопротивляться ей вдоль дунайских границ. Только при осаде Вены в 1529 г. испанские и австрийские пики смогли противостоять саблям янычар. Со времени остановки экспансии, однако, постепенно начался упадок турецкого деспотизма. Закрытие османских границ в Румелии привело к цепочке последствий для самой империи. По сравнению с абсолютистскими государствами Европы конца XVI в. и начала XVII в., она была отсталой в коммерческом, культурном и технологическом смыслах. Она проложила себе путь в Европу через ее самое слабое место с точки зрения обороны—хрупкие социальные редуты позднесредневековых Балкан. Вступив в противостояние с более сильными и представительны ми монархиями Габсбургов, она оказалась в конечном итоге неспособна доминировать как на суше (Вена), так и на море (Лепанто). Начиная с эпохи Возрождения европейский феодализм порождал торговый капитализм, который не мог быть воспроизведен ни одним азиатским деспотизмом, и менее всего на это была способна Порта, с ее полным отсутствием изобретений и презрением к мануфактурам. Остановка турецкой экспансии предопределялась постоянно растущим экономическим, социальным, политическим превосходством «земли войны». Для «земли ислама» результаты этой перемены в соотношении сил были многообразными. В основе структуры османского правящего класса лежали нескончаемые военные завоевания. Именно они позволяли аномальное доминирование в государственном аппарате элиты, состоявшей из рабов немусульманского происхождения. Пока границы отодвигались благодаря походам османских армий, необходимость и рациональность янычарского войска и девширме подтверждала практика: победы при Варне, Белграде, Мохаче и на Родосе были их заслугой. Именно это устройство сделало возможным первоначально низкий уровень эксплуатации сельского населения на Балканах и строгий централизованный контроль над ним. Османский класс мог ожидать богатства за счет экстенсивных захватов все большего количества территорий в «земле войны», так как новые тимары и зиаметы появлялись по мере продвижения на север. Социальные механизмы трофеев были основой неизменного единства и дисциплины турецкого государства эпохи расцвета. Однако когда территориальная экспансия прекратилась, медленный разворот всей огромной структуры стал неизбежным. Привилегии чуждых рабских войск, лишенных их военных функций, постепенно стали нестерпимыми для доминирующего класса империи, который, в конце концов, использовал свою неповоротливую силу для нормализации системы и возвращения себе руководства политическим аппаратом светского правления. Избыточное сельское население, которое ранее призывалось на военную службу в качестве наемников в армии Порты, обратилось к восстаниям и разбою, как только военная машина перестала их использовать. К тому же прекращение экстенсивного приобретения земель и богатств неизбежно вело к более интенсивным формам эксплуатации в пределах границ турецкой власти за счет покоренного класса райа. История Османской империи конца XVI - начала XIX в. состоит главным образом в дезинтеграции центрального имперского государства, консолидации провинциального землевладельческого класса и ухудшении положения крестьянства. Этот длительный временной процесс, в котором были свои временные политические и военные успехи и восстановления, проходил вовсе не в условиях изоляции Балкан от остальной части европейского континента. Он, напротив, был углублен и усилен международным воздействием европей ского экономического превосходства, в зависимость от которого Османская империя, застоявшаяся в своем технологическом паразитизме и теологическом обскурантизме, все больше и больше попадала. От революции цен XVI в. и до промышленной революции XIX в. на балканское общество все больше и больше влияло развитие капитализма на западе. Длительный упадок Османской империи предопределялся военным и экономическим превосходством абсолютистской Европы. В краткосрочной перспективе наиболее тяжелые отступления пришлось испытать в Азии. Тринадцатилетняя война с Австрией (1593-1606) привела к дорогостоящей ничьей. Но более длительные и разрушительные войны с Персией, которые продолжались с краткими перерывами с 1578 по 1639 г., закончились разочарованием и поражением. Именно победоносная консолидация государства Сефевидов в Персии стала поворотным пунктом в судьбах Османского государства. Персидские войны, которые привели к окончательной потере Кавказа, нанесли удар по армии и бюрократии Порты. Анатолия—родина этнически турецкого населения империи, как мы видели, никогда не была ее политическим центром. Именно в Руме- лии в XIV—XV вв. была насаждена новая оттоманская социальная система, сформировались особая собственность на землю и военная администрация для обеспечения международных потребностей империи. Анатолия, напротив, сохранила более традиционную социальную и религиозную структуры с пережитками кочевнической и клановой организации в бей- ликах с внутренней и латентной враждебностью к космополитичной вседозволенности Стамбула. Анатолийские тимары обычно были меньше и беднее, чем в Румелии. Местный класс сипахов, страдавший от растущих расходов на участие в сезонных кампаниях в связи с высокой инфляцией конца XVI в., демонстрировал все меньший энтузиазм по отношению к войне с единоверцами-персами. В то же время аграрная экспансия в сельской Анатолии прекратилась; существенное увеличение населения привело к появлению растущего класса безземельных крестьян или леван- датов (levandat) на нагорьях. Массово рекрутируемые провинциальными губернаторами в армию для нужд персидского фронта левандаты приобретали воинские умения, но не подчинение дисциплине. Напряженность, вызванная войнами, победы врагов на восточной границе постепенно низвергали гражданский порядок в Анатолии в состояние коллапса. Недовольство тимариотов в сочетании с бедственным положением крестьян вылилось в серию громких мятежей, так называемых восстаний джела- ли, в 1594-1610 и 1622-1628 гг. В них смешались провинциальный бунт, бандитизм и религиозное возрождение466. В эти же годы казачьи рейды через Черное море увенчались оскорбительным успехом у Варны, Синопа, Трабзона, казаки даже разграбили окраины Стамбула. В конечном итоге сипах- ские лидеры восстаний джелали в Анатолии были подкуплены, а их последователи левандаты репрессированы. Но урон настроениям в Османской империи, нанесенный распространением бандитизма и анархии в Анатолии, был очень силен. В конце XVII в. еще слышались отзвуки восстаний джелали на селе, где умиротворение полностью так и не наступило. Между тем в самой Порте расходы на длительное противостояние с Персией резко увеличились из-за растущей инфляции, пришедшей с запада. Поток золотых и серебряных слитков из Америки в Европу эпохи Возрождения дошел до турецкой империи к последним десятилетиям XVI в. Соотношение стоимости золота и серебра в османских владениях было ниже, чем на западе, делая экспорт серебряной валюты сюда высоко прибыльным для европейских торговцев, производивших расчеты золотом. Результатом массового ввоза серебра, естественно, стал резкий рост цен, которому султанат тщетно пытался противостоять, понижая стоимость аспера. За 1534-1591 гг. доходы казначейства снизились вдвое30, в результате чего годовые бюджеты находились в состоянии постоянного и глубокого дефицита, тогда как войны с Австрией и Персией затягивались. Следствием этого явился гигантский рост налогового давления на всех подданных империи. За1574~1бзо гг. налоги райа, выплачиваемые христианским крестьянством, увеличились в 6 раз31. Эти меры, однако, смогли лишь временно облегчить ситуацию, в которой сам государственный аппарат демонстрировал признаки углублявшихся дискомфорта и кризиса. Войска, состоявшие из янычар, и слой девширме, которые формировали верхушку аппарата Оттоманской империи во время правления Мехмета II, одними из первых продемонстрировали симптомы общего разложения. В начале XVI в., во время правления Сулеймана I, янычары добились права жениться и воспитывать детей, что первоначально было им запрещено. Естественно, это увеличило стоимость их содержания, которая и так возросла вследствие инфляции, вызванной притоком серебра из Западной Европы благодаря средиземноморской торговле империи, которая фактически не создавала собственных мануфактур. С1350 по 1600 г. жалованье янычар увеличилось в 4 раза в постоянно девальвировавшихся турецких серебряных асперах, а цены выросли в целом в ю раз32. В результате янычарам, Р.372-374; The Ottoman Empire 1617-1648//The New Cambridge Modern History. Vol. IV. P. 627-630. 30 Cm. Inalcik H. The Ottoman Empire. P. 49. 31 Inalcik H. L’Empire Ottomane. P. 96-97. 32 Stavrianos L. The Balkans since 1453. P. 121; Lewis B. The Emergence of Modem Turkey. P. 28-29. чтобы они могли себя обеспечить, было разрешено заниматься ремеслами и торговлей в те периоды, когда они не участвовали в военных действиях. В1574 г., при вступлении на престол Селима II, они добились права записывать своих сыновей в полки янычар. Так профессиональная, отобранная по способностям военная элита постепенно трансформировались в наследственное полуремесленное ополчение. Вместе с этим падала и ее дисциплина. В1589 г. поднятый янычарами мятеж с требованием увеличения содержания повлек за собой отстранение от должности Великого визиря и создание модели, которая легко вписалась в политическую жизнь Стамбула; в 1622 г. в результате восстания янычар был свергнут первый султан. Между тем ослабление герметичной ранее изоляции слоя девширме от остальной части османского правящего класса предсказуемо привело и к разложению особой идентичности девширме. Во время правления Мурада III в конце XVI в. местные мусульмане получили право вступать в янычары. Наконец, к периоду правления Мурада IV в 1630-х гг. рекрутские наборы девширме вовсе прекратились. Однако подразделения янычар по-прежнему имели право на освобождение от налогов и обладали другими традиционными привилегиями. Таким образом, со стороны мусульманского населения существовал постоянный спрос на включение в их ряды, а общественные беспорядки периода восстаний джелали привели к распространению гарнизонов янычар в провинциальных городах империи для поддержания внутренней безопасности. Таким образом, с середины XVII в. янычары превращались во все более крупные подразделения полуобученных и необученных городских ополченцев, многие из которых теперь проживали не в казармах, а в своих торговых помещениях или мастерских, будучи мелкими торговцами и ремесленниками (при этом их членство в гильдиях часто понижало стандарты ремесленного производства), в то же время наиболее процветающие из них получали права на местные земли. Ценность янычар в военном смысле вскоре стала минимальной: их главной политической задачей в столице было формирование фанатичной ударной силы для нетерпимых улемов или дворцовых интриганов. Между тем система тимаров не менее сильно деградировала. В связи с модернизацией европейского оружия и комплектованием постоянных армий в христианских государствах легкая кавалерия, обеспечиваемая сипахами, устарела в военном отношении: вынужденность летних походов кавалерпстов-тимариотов, ослабление силы их духа на полях сражений из-за понижения доходов—все это делало их неравными противниками германских стрелков-фузилеров с их мощными огневыми возможностями. В условиях коррупции в Стамбуле государство все больше и больше выделяло тимары высокопоставленным чиновникам для их личного использования, не связанного с военной службой, или просто возвращало их в казну. Результатом стало резкое падение эффектив ности сипахов к началу XVII в. С тех пор оттоманские армии начали заменять их в основном на оплачиваемых мушкетеров или подразделений секбанов—первоначально нерегулярных провинциальных наемников, теперь ставших главными военными формированиями империи467. В сочетании с экономической рецессией в большей части Восточного Средиземноморья, содержание войск секбанов как постоянной силы усилило и монетизировало налоговое бремя на османских территориях. В Анатолии исчерпались земельные ресурсы, пригодные для обработки. Был утерян контроль над торговлей специями и шелком, который перешел к английским и голландским судам, торговавшим в Индийском океане, обогнув Османскую империю. С другой стороны, Египет с его хорошо развитым традиционным сельским хозяйством468 постепенно возвращался под контроль местных мамелюков. Финансовые и политические проблемы государства сопровождались деградацией правящей династии. В течение XVII в. калибр правителей империи, деспотическая власть которых ранее осуществлялась довольно умело, резко упал из-за внедрения новой системы наследования. Начиная с 1617 г. трон султана переходил к самому старшему мужчине из рода Османов, который, как правило, был изолирован с рождения в «клетке принцев», золоченом каземате, фактически созданном для доведения до патологической неуравновешенности или слабоумия. Такие султаны были не в состоянии осуществлять контроль или обратить вспять постоянно ухудшавшуюся ситуацию в своем государстве. Именно в этот период с помощью интриг шейх- уль-ислам начал вторгаться в систему принятия политических решений469, которая становилась все более коррумпированной и нестабильной. Тем не менее Османская империя доказала свою способность на последний крупный бросок в Европу во второй половине XVII в. За поражением в Персидских войнах, беспорядками анатолийских грабежей, оскорбительными казачьими рейдами, деморализацией янычар последовало эффектное, хотя и недолговременное возрождение Порты. В период пребывания на посту визиря Кёпрюлю с 1656 по 1676 г. энергичная и жесткая администрация была восстановлена в Стамбуле. Османская финансовая система была укреплена благодаря насильственным займам и дополнительным поборам; расходные статьи были урезаны за счет сокращения синекур; была произведена модернизация системы обучения и снаряжения постоянной пехоты; определенная польза была извлечена из все еще эффективной татарской кавалерии на Черноморском теат ре военных действий. Одновременный упадок режима Сефевидов в Персии уменьшил напряженность на востоке и позволил Турции нанести последний удар по Западу. Дунайские княжества, чьи правители становились все более непокорными, были приведены в состояние повиновения. Двадцатилетняя война с Венецией успешно завершилась аннексией Крита в 1669 г. В 1672 г., мобилизовав конные подразделения Крымского ханства, османские силы отобрали Подолье у Польши. В течение следующего десятилетия велась длительная и жестокая война с Россией за обладание Украиной. В конечном итоге этот конфликт завершился после почти полного опустошения Украины перемирием 1682 г., восстановившим статус-кво, и в 1683 г. турецкие власти вновь направили войска в Австрию. Новый и даже более агрессивный визирь Кара Мустафа, который сменил Мехмета Кёпрюлю, собрал большую армию для атаки Вены. Спустя 150 лет после осады столицы Габсбургов Сулейманом II начался ее новый штурм османами. Провал первой попытки обозначил предел продвижения турок в христианские страны. Второе поражение османов, благодаря помощи Вене со стороны объединенных имперских, польских, саксонских и баварских войск в 1683 г., привело к коллапсу всего положения Порты в Центральной Европе. Таким образом, возрождение времен Кёпрюлю оказалось кратковременным и искусственным: его первоначальный успех привел Порту к перенапряжению своих сил, последствия которого были гибельными и необратимыми. За фиаско под Веной последовало длительное отступление, закончившееся в 1699 г. полной передачей Габсбургам Венгрии и Трансильвании, одновременно Польша вернула Подолье, а Венеция захватила Морею. Начиная с этого времени «земля ислама» постоянно держала оборону на Балканах, будучи способной в лучшем случае временно приостанавливать продвижение неверных, а в худшем —постоянно и бесповоротно отступать перед ними. Основное бремя вытеснения турецкой империи из Европы в течение последующего века легло на российской, а не на австрийский абсолютизм. Натиск военной машины империи Габсбургов иссяк относительно быстро, после завоевания Баната в 1716-1718 гг. Османские силы остановили австрийские армии в 1736-1739 гг., вернув себе Белград. Но на севере экспансия Романовых в черноморской зоне была неудержима. Победа России в 1768-1774 гг. закончилась потерей земель между Бугом и Днестром и установлением прав царя на вмешательство в дела Молдавии и Валахии. В1783 г. Крым был присоединен к России; в 1791 г. был аннексирован Едисан. Между тем вся административная система Оттоманского государства постепенно разрушалась. Диван стал пешкой в руках алчных столичных клик, нацеленных на максимизацию прибыли от коррупции и злоупотреблений. Турецкие гражданские бюрократы и греческие купцы-фанариоты из Стамбула приобретали все большую власть и влияние в Порте после 1700 г., тогда как военная мощь Османского государства продолжала ослабевать; причем влияние первых возрастало—они становились пашами и губернаторами провинций470, а вторые получили контроль над прибыльными позициями в казначействе и румынских княжествах. Должности, набор на которые ранее осуществлялся с помощью системы девширме по личным качествам, теперь оптом продавались лицам, предлагавшим наивысшую цену: но, в отличие от европейских систем, покупка должности не давала гарантий продолжения обладания ею; следовательно, покупатели вынуждены были буквально выжимать прибыль из таких инвестиций с наибольшей скоростью, прежде чем придет их черед ее лишиться. В результате сильно возросли объемы изъятий у населения, которое вынуждено было терпеть бремя подобного управления. Торговля должностями распространилась среди янычар, которые стали покупать и продавать их фиктивным лицам в условиях всеобщей коррупции. К концу века зарегистрированы были юо тысяч янычар, лишь небольшая часть которых обладала боевыми навыками, гораздо большее число имело доступ к оружию и могло использовать его для вымогательства и запугивания471. Теперь янычары стали похожи на гангренозную массу, распространившуюся в городах империи. Самые могущественные из янычар зачастую занимались снабжением местной аристократии айанов, что с тех пор стало заметным явлением в жизни провинциального османского общества. Тем временем трансформировалась вся земельная система. Институт тимаров уже долгое время находился в состоянии упадка, вместе с деградацией кавалерии сипахов, которую он поддерживал. Порта проводила сознательную политику возвращения поместий бывших тимариотов, либо конфискуя их во владение династии, либо передавая спекулянтам для увеличения притока денежных доходов, либо просто распределяя их между подставными лицами, за которыми стояли придворные. Таким образом, произошел общий сдвиг в форме османской эксплуатации от тимара к илтизаму: условные военные держания конвертировались в систему откупов, благодаря которой все возраставшие денежные потоки направлялись в казначейство. Система илтизамов впервые была внедрена в Порте в отдаленных азиатских провинциях, таких как Египет, в которых не было нужды в конных войсках того типа, который широко применялся в Румелии472. Распространение этих откупов по всей империи, однако, отвечало не только финансовым нуждам Османского государства, но и гомогенизации правящего класса в связи с упадком и исчезновением девширме. Одной из важных структурных причин для последнего из указанных процессов было изменение состава империи в связи с завоеванием арабских провинций. Распространение фискальных единиц илти- замов, пришедших из исламских провинций, вместо тимаров, завершило разрушение этого института, который функционально дополнял девширме в рамках первоначальной системы оттоманского экспансионизма. Сопутствующим феноменом был рост вакуфных земель, номинально бывших корпоративными религиозными поместьями благочестивых верующих, которые являлись единственной значимой формой землевладения; форма эта не была собственностью султаната473. Обычно они использовались для маскировки передачи земли по наследству в рамках одной семьи, «управляющей» вакуфом. Первые османские правители бдительно контролировали этот религиозный институт; Мехмет II даже произвел масштабное возвращение вакуфных земель государству. В эпоху оттоманского упадка, однако, число вакуфных владений вновь увеличилось, причем главным образом в Анатолии и арабских провинциях. Появление и усиление системы илтизам изменило положение крестьянства. Тимариоты не могли сгонять крестьян с земель или взыскивать сборы, выходящие за определенные пределы, установленные султаном. Землевладельцы новой эпохи не признавали таких ограничений: сама краткость периода их владения побуждала их к сверхэксплуатации крестьян в своих поместьях. В течение XVIII в. Порта жаловала всё больше и больше пожизненных владений или маликане (malikane), которые сдерживали краткосрочные требования этой сельской знати, но, с другой стороны, способствовали удержанию ими долговременной власти над дерев нями474. Таким образом, на Балканах тимары в итоге уступили место системе чифликов. Держатель чифлика имел практически неограниченную власть над рабочей силой, находившейся в его распоряжении: он мог согнать крестьян с земли или запретить им уходить с нее, опутав долговыми обязательствами. Он мог расширить свой относящийся к поместью резерв или хассачифлик (hassa-chifl?k) за счет делянок арендаторов, и такая система стала общепринятой. Обычно он мог изымать половину урожая у непосредственных производителей, которым оставалась лишь треть продукции после выплаты налога на землю и оплаты за его сбор475. Другими словами, положение балканского крестьянства ухудшалось вместе с положением их собратьев в остальной части Восточной Европы, доходя до полной нищеты. На практике крестьяне теперь были привязаны к земле, и сельских жителей можно было по закону возвращать владельцам, если они уходили с земель. Так же как торговля зерновыми с Западной Европой привела к усилению эксплуатации в Польше или Восточной Германии, коммерческое производство хлопка или кукурузы на экспорт вдоль побережья и в долинах Греции, Болгарии и Сербии увеличило давление землевладельцев на чифлики и внесло вклад в их распространение. Отличительной чертой сельскохозяйственных отношений на юго-востоке было разрушение строгого гражданского порядка, навязанного сверху: бандитизм расцвел пышным цветом, чему немало способствовал гористый рельеф региона, что делало его средиземноморским аналогом побегов крестьян на Балтийских равнинах. Землевладельцы, напротив, содержали банды вооруженных разбойников или нерегулярных солдат кирджалиев в своих поместьях, чтобы защитить себя от бунтов и усмирять арендаторов476. Последней стадией деградации Оттоманского государства был фактически полный паралич Порты и узурпация провинциальной власти сначала военными пашами в Сирии и Египте, потом деребеями или местными руководителями в Анатолии, а затем айанами или династиями местной знати в Румелии. К концу XVIII в. султанат контролировал только часть из 26 вилайетов, на которые формально подразделялась империя. Однако длительное разложение османского деспотизма не породило феодализма. Право собственности империи на все светские земли не было отменено, однако многие маликане были пожалованы с целью узуфрукта. Система чифлика так и не получила законной формы, а крестьяне не были юридически прикреплены к земле. До самого 1826 г. состояния бюрократов и откупщиков, которые богатели за счет угнетения населения, могли быть произвольно конфискованы султаном после их смерти477. Отсутствовали реальная неприкосновенность собственности и титулованная знать. Разжижение старого социального и политического порядка не привело к появлению приемлемого нового. Османское государство в XIX в. оставалось вязким болотом, искусственно поддерживаемым соперничающими за его наследство европейскими державами. Польшу можно было разделить между Австрией, Пруссией и Россией, так как все три страны были сухопутными державами, равно граничащими с Польшей и имевшими интерес к ней. Балканы нельзя было разделить, так как между тремя основными соперниками в борьбе за доминирование в регионе —Британией, Австрией и Россией—не было согласия. Британия господствовала в Средиземноморье и первенствовала в торговле с Турцией; на османский рынок к 1850 г. из Англии поступало больше товаров, чем из Франции, Италии, Австрии или России, что делало регион жизненно важным для викторианского экономического империализма. Британская военно-морская и промышленная мощь мешала сколько-нибудь гармоничному соглашению о судьбе Османской империи, препятствуя российским усилиям по ее разделу. В то же время пробуждение национального самосознания балканских народов после эпохи Наполеона препятствовало стабилизации политической ситуации в Юго-Восточной Европе. В1804 г. разразилось сербское восстание. Вслед за ним последовало восстание в Греции в 1821 г. Вторжение царя в 1828-1829 гг. обратило в бегство турецкие армии и создало формальную автономию от Порты Сербии, Молдавии и Валахии; благодаря англо-французскому и российскому вмешательству была гарантирована и одновременно ограничена независимость Греции в 1830 г. Эти потери, вызванные движением в тех местах, которые Лондон и Вена не могли контролировать, все еще оставляли Турцию с Балканской империей, простиравшейся от Боснии до Фессалии и от Албании до Болгарии. Защита со стороны международного сообщества отложила окончательную гибель Оттоманского государства почти на столетие, способствуя предпринимаемым время от времени попыткам «либерального» обновления в духе западных капиталистических норм. Они были инициированы Махмудом II в 1820-х гг., когда он попытался модернизировать административный и экономический аппарат султаната. Были распущены янычары, ликвидированы тимары, вакуфные земли номинально переданы в ведение казначейства империи, иностранные офицеры призваны для обучения новой армии. Был восстановлен контроль центра над провинциями, правлению деребеев положен конец. Эти меры быстро доказали свою неэффективность в попытке остановить упадок имперской системы. Армии Махмуда были разбиты египетскими войсками Мехмета Али, в то время как его губернаторы и чиновники часто были даже более коррумпированными и жестокими, чем местная знать до них. За этим разгромом возобновилось англо-французское давление по поводу либерализации и реорганизации оттоманского правления. Результатом этого в середине века стали реформы Танзимата, которые в большей степени соотносились с западными представлениями о законах и торговле. Рескрипт Розовой палаты 1839 г. юридически подтвердил неприкосновенность частной собственности на территории империи и равенство религий перед законом478. Этих мер настойчиво требовали представители дипломатического корпуса в Стамбуле. Государственная собственность, однако, продолжала преобладать во внутренней части империи. Только в 1858 г. был принят аграрный закон, предоставивший ограниченные права наследования тем, кто контролировал земли или обладал узуфруктом. Неудовлетворенные этой мерой западные державы в 1867 г. добились расширения этих прав. Землевладельцы наконец-то приобрели юридическое право собственности на свои поместья479. Но искусственный характер нового политического курса вскоре стал очевидным. Когда турецкие националисты попытались навязать введение конституции, султан Абдул Гамид в 1878 г. без малейших колебаний восстановил жесткий, хотя и хрупкий личный деспотизм. К концу века произошла стабилизация чиновничьего и землевладельческого классов и была гарантирована неприкосновенность собственности, допущенной реформами Танзимата. Однако в Оттоманской империи не возникло нового социального и политического порядка, и ситуация осложнялась из-за последовавшей борьбы балканских народов за освобождение и маневров европейских великих держав, направленных на то, чтобы помешать им или использовать для своей выгоды. В 1875 г. было подавлено народное восстание в Болгарии. Россия вмешалась, и Турция опять потерпела поражение, в то время как Англия снова взялась спасать ее от последствий этого фиаско. Результатом этого стало соглашение между европейскими державами, которое даровало полную независимость Сербии, Румынии и Черногории, создавало автономию в Болгарии под остаточным сюзеренитетом Оттоманской империи и передало Боснию под австрийский контроль. В течение следующего десятилетия Греция купила Фессалию, а Болгария добилась независимости. Во время правления Абдул Гамида соединение разочарования из-за усиливавшегося упадка империи и непривычной незыблемости позиций бюрократии привело к тому, что офицеры, которые стали известны как младотурки, захватили власть во время государственного переворота 1908 г. Когда карьерные амбиции были удовлетворены, а лозунги в духе Конта забыты, политическая программа младотурок оказалась сведена к продолжению диктаторского централизма и подавлению покоренных наций империи480. Поражение в Первой Балканской войне и распад в Первую мировую стали постыдным концом этого режима. Таким образом, Османское государство перенесло отделение частей и модификации в течение последнего века своего существования, но о не обрело новой социальной основы. Просто старая постоянно искажалась и ломалась. Безрезультатные реформы против злоупотреблений не могли привести к реальной реконструкции империи ни в форме новой политической системы, ни в форме реставрации старой. Феодализм не господствовал при создании османской системы, абсолютизм не был связан с ее упадком. Попытки европейских держав перестроить Порту в соответствии с различными институциональными нормами, принятыми в Вене, Санкт-Петербурге или Лондоне, были в равной степени бесполезными: она принадлежала к другой вселенной. Безуспешные реформы Махмуда II и эпохи Танзимата, реакция периода Абдул Гамида, фиаско младотурок не привели ни к турецкому неодеспотизму, ни к восточному абсолютизму, ни, естественно, к западному парламентаризму. Рождения новой формы государства не произошло, пока дипломатическая консервация пережитков старой не закончилась с Первой мировой войной, которая наконец освободила Османское государство от его невзгод. Балканы избавились от османского господства до исхода событий в самой Турции. Освобождение от османского владычества одной страны за другой с начала XIX в. привело к складыванию неожиданной аграрной модели на полуострове, отличной от принятой в остальной части Восточной и Западной Европы. Румыния, исторически наиболее поздно заселенная земля, находившаяся между балканским и заэльбским типами регионального развития, испытала на себе самые странные исторические повороты из всех новых стран, появившихся после 1815 г. Она стала единственной страной в Европе, в которой произошло настоящее вторичное закрепощение крестьянства, после того как первому уже был положен конец; что, безусловно, было обусловлено хлебной торговлей. Румынские земли, как мы видели, были уникальным образом оставлены в распоряжении собственных бояр Оттоманским государством, завоевавшим их в XVI в. Формирование стратифицированного сельского общества с сеньорами-хозяевами и подданным крестьянством было там очень недавним из-за длительной отсталости, принесенной на эти земли хищническим правлением кочевников, завершившимся лишь с постепенным изгнанием половцев и татар в XIII в.481 Собственность сельской общины была широко распространена до XIV в., земельная аристократия сформировалась только с появлением Молдавского и Валахского княжеств в XV в. Она сначала эксплуатировала сельских тружеников скорее в налоговом отношении, нежели в феодальном смысле, —способом, перенятым у тюркских кочевников482. Краткое объединение двух государств под властью Михая I в конце XVI в. отметило закрепощение румынского крестьянства. Крепостное право затем усилилось под оттоманским гнетом. В XVIII в. Порта поручила управление этими провинциями греческим фанариотам из Стамбула, которые стали формировать промежуточную правящую династию так называемых господарей в княжествах, где сбор налогов и торговля уже контролировались греческими эмигрантами. Боярская поместная система испытывала все большие проблемы из-за крестьянского сопротивления в форме характерных для востока Европы массовых побегов, чтобы избежать пошлин и налогов. Австрийские чиновники, озабоченные заселением вновь завоеванных приграничных территорий в Юго-Восточной Европе, умышленно предлагали румынским эмигрантам находить убежище за границей483. Серьезно встревоженный ухудшавшейся ситуацией с рабочей силой в княжествах, в 1744 г. султан приказал одному из господарей Константину Маврокор- дату умиротворить и вновь заселить княжества. Под влиянием европейского Просвещения Маврокордат издал декрет о постепенной отмене крепостничества в Валахии (1746) и Молдавии (1749) > пожаловав каждому крестьянину право купить себе вольную484. Эту меру облегчало отсутствие какой-либо юридической категории эквивалентной крепостному праву в управляемых турками провинциях империи. В том столетии не было экспортной торговли зерновыми, потому что Порта обладала государственной монополией на торговлю; дань зерном просто отправлялась в Стамбул. Однако Адрианопольский договор 1829 г-’ предоставивший России фактический сюзеренитет над румынскими землями совместно с Турцией, сделал недействительным контроль Порты над экспортом. Результатом стал неожиданный и впечатляюще резкий рост производства пшеницы на берегах Дуная. К середине XIX в. наступление промышленной революции в Западной Европе создало капиталистический мировой рынок такого типа, которого не существовало в XVI-XVII вв., и его привлекательность смогла трансформировать отсталые аграрные регионы в течение нескольких десятилетий. Производство пшеницы в румынских княжествах удвоилось с 1829 по 1^32 г., а ее экспортная стоимость—с 1831 по 1833 г. Посевные площади под зерновыми выросли в ю раз в течение десятилетия с 1830 по 1840 г.51 Рабочая сила для этого феноменального роста была изыскана благодаря повторному закрепощению румынского крестьянства и увеличению объема барщины до уровня, большего, чем существовавший до декретов Маврокордата в предыдущем веке. Таким образом, этот случай подлинного повторного закрепощения в Европе был следствием воздействия промышленного, а не торгового капитализма, и он мог быть только таким. Теперь стала возможной прямая и гигантская экономическая причинность, действовавшая по всему пространству континента, что было невероятным задва-три столетия до этого. Впоследствии румынское крестьянство осталось в подчиненном положении и с недостатком собственной земли, в условиях, очень близких к положению русского крестьянства. Крепостное право было вновь отменено по реформе 1864 г., прямо скопированной с царского манифеста 1861 г.; и, как и в России, вплоть до Первой мировой войны в деревне продолжили править феодальные землевладельцы. Румыния, однако, была исключительным случаем на Балканах. Во всех остальных странах происходили противоположные процессы. В Хорватии, Сербии, Болгарии и Греции местная аристократия была истреблена во время османского завоевания, земля напрямую захвачена султанатом, турецкие завоеватели расположились на ней, и к XIX в. стали наиболее мощным и паразитическим классом местной знати — айанами. Последовавшие национальные восстания и войны за независимость привели к вытеснению турецких армий из Сербии (1804-1913), Греции (1821-1913) Etudes d’Histoire I. Bucharest, 1955. P. 299-312. 51 Otetea A. Le second Servage dans les Principaut?s Danubiennes//Nouvelles Etudes d’Histoire II. Bucharest, i960. P.333. и Болгарии (1875-1913). Политическая независимость этих стран автоматически сопровождалась экономическими переменами в деревне. Очевидно, турецкие землевладельцы обычно уходили вместе с войсками, которые охраняли их, оставляя свои поместья крестьянам, возделывавшим в них землю. Эта схема варьировалась в зависимости от длительности борьбы за независимость. Если она была длительной и затягивалась, как в Сербии и Греции, у местного землевладельческого слоя было время, чтобы появиться и захватить землю в ходе борьбы, полностью присваивая чифлики на более позднем этапе: богатые греческие семьи, например, купили множество неповрежденных турецких владений в Фессалии, когда Порта вернула ее в 1881 г.485 С другой стороны, в Болгарии стремительность и жестокость войны за независимость почти не оставили возможностей для подобного перехода. Но во всех трех странах итоговое положение дел на селе было практически одинаковым486. Независимые Болгария, Греция и Сербия, в сущности, стали странами, где доминировали мелкие собственники-крестьяне, в то время как Пруссия, Польша, Венгрия и Россия все еще были странами с обширными помещичьими владениями. Сельская эксплуатация, естественно, не прекратилась: в независимых государствах ростовщики, купцы, чиновники осуществляли ее в новых формах. Но фундаментальная аграрная модель Балканских государств по-прежнему основывалась на мелком производстве в условиях растущей перенаселенности, раздела земель и долгов деревень. Окончание турецкого правления означало конец традиционного землевладения. Восточная Европа переживала общую социально-экономическую отсталость в начале XX в., отделявшую ее от Западной Европы; но юго-восток в ней оставался особым полуостровом.