Анна Тёмкина НОВЫЙ БЫТ, СЕКСУАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ И ГЕНДЕРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

временной России наблюдается тенденция повышения активности, ответственности и компетентности женщин, возрастает значимость партнерских (эгалитарных) отношений.

Под двойным гендерным стандартом исследователи понимают различия предписаний по признаку пола, влекущие за собой структурное неравенство групп, выделяемых по гендерным признакам, прежде всего мужчин и женщин. В сфере (гетеро)сексуальных отношений двойной стандарт предполагает, что нормы мужской сексуальности являются более либеральными, чем нормы женской. При патриархальном гендерном устройстве общества женская сексуальность жестко контролируется семьей, сообществом и государством; она нормативно связана преимущественно с репродукцией, от женщин требуются «чистота» и «верность». На мужчин эти нормы распространяются в гораздо меньшей степени. Гендерное неравенство в сексуальной сфере означает иерархию статусов, при которой женские сексуальные потребности считаются вторичными по сравнению с мужскими. В постпатриархальных западных обществах, переживших сексуальную революцию и существенные изменения гендерных ролей, сфера сексуальности становится относительно автономной областью удовольствия и рационального выбора, ответственного отношения к сексу и планирования репродуктивного поведения, выравнивания гендерных стандартов. Происходит «повсеместное резкое уменьшение поведенческих и мотивационных различий между мужчинами и женщинами в возрасте сексуального дебюта, числе сексуальных партнеров, проявлении сексуальной инициативы, отношении к эротике и т.

Однако социальное равенство полов, продвигаемое в публичной сфере, не уничтожает полностью неравенства и гендерного конфликта в сфере приватной жизни и сексуальности. У. Бек пишет о характерной для Европы «глубокой нестабильности, уязвимости и “воору

женной растерянности” мужчин и женщин, противостоящих друг другу в буднях брака и семьи» (Бек, 2000: 148). Это объясняется тем, что приватная сфера, включающая и сферу интимных отношений, является консервативной. Изменения в ней происходят неравномерно и не прямо повторяют тенденции изменения гендерного устройства публичной сферы. В сфере интимных отношений создаются и воспроизводятся натурализованные гендерные различия (т. е. те различия, которые признаются природными и естественными).

Здесь мы обратимся к вопросу о том, как меняются гендерные отношения в сексуальной сфере в современном российском обществе, которое пережило радикальные изменения, обозначаемые метафорой «сексуальная революция».[2] В западных обществах сексуальная революция 1960—1970-х гг. была связана с институциональными (в первую очередь с развитием рынка контрацепции) и политическими изменениями (с феминистским и другими политическими движениями), с общественными дебатами (Rotkirch, 2000; Кон, 2002; Гидденс, 2004). В России изменения в повседневности опередили публичную артикуляцию и изменения институтов. Применительно к России исследователи выделяют два этапа радикальных изменений в сфере сексуальности (Rotkirch, 2000: 24). Первый этап, или «сексуальная революция в повседневности», пришелся на позднесоветский период и был связан с либерализацией сексуальных практик. Второй этап, или «дискурсивная сексуальная революция», начался в период перестройки/ гласности и был ознаменован артикуляцией сексуальности в публичных дискурсах и ростом институциональной рефлексивности по отношению к сексуальным практикам.

В позднесоветский период разрыв либеральных практик сексуальной жизни и репрессивной советской идеологии по отношению к сексуальности приобрел системный и рутинный характер, что позволило исследователям назвать такую сексуальность «лицемерной» (Zdravomyslova, 2001).

Для второго этапа изменений — периода перестройки — характерен рост институциональной рефлексивности в отношении либеральных сексуальных практик, т. е. доступность экспертного знания, масс-медийное и рыночное обеспечение потребностей, возникающих в сексуальной сфере, институциональная поддержка репродуктивного планирования и пр. Сексуальность озвучивается в публичных дискурсах как сфера удовольствия и риска, повышается значимость сексуальной привлекательности, которая становится ресурсом, увеличивающим жизненные шансы индивидов. В повседневности получают распространение гедонистические и рыночные сценарии сексуальности (Тёмкина, 2002). Как и на первом этапе, сохраняется двойной гендерный стандарт (Rotkirch, Haavio-Mannila, 2000; Тёмкина, 2001, 2002; Здравомыслова, Тёмкина, 2007).

Исследования выявляют противоречивые тенденции.

чин, так и для женщин, но одновременно сохраняется меньшая терпимость в отношении женских супружеских измен по сравнению с мужскими (Анурин, 2000: 92; Здравомыслова О., 2003: 81—83 и пр.; Анурин, 2004; Кон, 2005: 296). С точки зрения С. Голода, массовые опросы выявляют следующую тенденцию: «С одной стороны, прорисовывается специфика каждого из полов, с другой — их поведение сближается по мужскому традиционному варианту» (Голод, 1996: 95—96). На основе данных опроса в Санкт-Петербурге (1996) Э. Хаавио-Ман- нила и А. Роткирх показывают гендерную поляризацию в практиках внебрачных связей и в отношении к ним. Такая поляризация связана с постсоветским акцентированием различий полов. Вместе с тем молодые люди по сравнению со старшими более гендерно эгалитарны в оценке женской сексуальной активности и принятии гомосексуальности. Сравнивая процессы либерализации сексуальности в Финляндии, Швеции и России, авторы описывают общую тенденцию к эгали- тарности или выравниванию гендерных стандартов (Haavio-Mannila and Rotkirch, 2005).

На этом этапе роста институциональной рефлексивности «сексуальная революция» в России остается незавершенной, поскольку по-прежнему сохраняется двойной гендерный стандарт. По мнению И. Кона и других исследователей, «сексуальная революция» на Западе была прежде всего женской революцией,[3] в ходе которой значительно изменились интерпретации и практики женской сексуальности и стало ослабевать гендерное неравенство (Кон, 2002). Признание гендерных различий сопровождалось развитием дискурса равных возможностей.

В данном контексте нас интересует, происходит ли в настоящее время в России (начало XXI в.) третий — гендерный — этап сексуальной революции, следующий за поведенческим (1970—1980-е гг.) и дискурсивным (1990-е)? Далее мы обращаем внимание в первую очередь на изменения в практиках женской сексуальной жизни, поскольку именно с ее регулированием связано воспроизводство гендерного неравенства в сфере сексуальности.

стандарта предполагает в первую очередь либерализацию поведения женщин и открытость общества к новым образцам поведения. Однако гендерные изменения очевидно касаются и мужчин, практики которых соотносятся с изменениями в позиционировании женщин.

Эмпирически о радикальных гендерных изменениях в сфере сексуальности в начале 2000-х гг. свидетельствуют следующие тенденции: Рационализация, контроль и планирование женщинами своей сексуальной жизни, повышение активности и компетентности женщин в сфере сексуальных отношений, ответственное отношение женщин к репродуктивному здоровью, позиционирование женщинами себя в качестве субъекта сексуального желания и удовольствия. Распространение ответственного отношения мужчин и женщин к сексуальным практикам. Ориентация на партнерство в сексуальных отношениях.

Автономизация женской сексуальности, ее отрыв от репродукции и «женской судьбы» окончательно легитимированы в России. В начале 2000-х гг. это признается как женщинами, так и мужчинами.[4] Происходит выравнивание гендерных стандартов, повышается значимость партнерства. Однако эти тенденции захватывают общество неравномерно. Они отчетливо выражены у образованного городского слоя и проявляются в разных сферах жизни (в сфере межличностных взаимодействий, в разделении домашнего труда, в распоряжении деньгами, в воспитании детей и пр.), в том числе и в сексуальной. Сексуальное взаимодействие и репродуктивные практики описываются партнерами как предмет планирования и переговоров, учитывающих индивидуальные различия и взаимные потребности. Например, совместное принятие решения о рождении ребенка, включенность отца на всех стадиях беременности и участие в родах означает частичное преодоление гендерной поляризации (разрыва между «женским» и «мужским» миром) в репродуктивной сфере, выработку средств постоянной коммуникации между партнерами. Это может приводить

к гендерному выравниванию представлений о родительских ролях и практик по уходу за ребенком (Ангелова, 2005).

Однако на фоне рационализации и либерализации сексуального поведения сохраняется гендерная поляризация женского и мужского миров, или гендерные границы. Культурная поло-типизация практик в условиях гендерного неравенства означает, что женские практики и сферы компетентности обладают более низким статусом по сравнению с мужскими. О. Здравомыслова на основе исследований, проведенных в 1990-е гг., анализирует гендерные границы, устанавливающие различия и конфликтные зоны в отношениях мужчин и женщин. Как показывает автор, сущность многих гендерных практик в современной России, несмотря на модернизацию, остается традиционной. Замкнутость границ мужской и женской культур способствует конфликтности отношений и неразвитости партнерства. Существуют практики, по поводу которых идет «борьба полов» за их поддержание и переопределение. Такие практики относятся в том числе к сфере сексуальной свободы (Здравомыслова О., 2003: 80—82). Наш эмпирический материал также показывает, что в настоящее время гендерная поляризация в сфере сексуальности сохраняется. Признается приоритет мужских сексуальных потребностей над женскими; большинство репродуктивных практик (использование контрацепции, практики беременности и деторождения, забота о репродуктивном здоровье) считаются сферами женской ответственности, из которой молодые мужчины самоустраняются или в которую они не допускаются так же, как и их отцы. От мужчин ожидается выполнение традиционных ролей материального обеспечения (добытчика или спонсора) и обеспечения безопасности. От женщин — материнство и домашнее обслуживание семьи и мужчины.

Далее на материале проведенных исследований мы рассмотрим гендерные изменения, которые связаны с активной и рациональной позицией женщины и формированием партнерства в сексуальных отношениях. Затем мы реконструируем пассивное позиционирование женщины, отношение женщин и мужчин к сексуальной жизни как к судьбе и воспроизводство гендерной поляризации и гендерных границ. Исследования трансформации сексуальной жизни помогут нам понять тенденции изменения гендерного порядка в целом. Сексуальная жизнь для нас — это часть повседневности, признанная, легитимная часть быта. Изменения сексуальности, изменения быта, изменения гендерного порядка — вот понятийная цепочка, которая организует наши рассуждения.

В данном исследовании речь идет о современном этапе сексуальной революции, поэтому в центре внимания — биографии наиболее молодых информантов, собранные весной 2005 г. в Санкт-Петербурге и Челябинске (11 женщин в возрасте 19—26 лет, 7 мужчин в возрасте 17—26 лет). Наши информанты относятся к постсоветскому поколению. Их годы рождения приходятся на начало 1980-х гг., формативные годы сексуальной жизни — на вторую половину 1990-х гг., т. е. на период дискурсивной революции. Как возрастная группа, эти люди находятся в стадии поиска в сфере сексуальных отношений и обретения опыта и знаний. По социальному составу информанты — это студенты, аспиранты, секретари, менеджеры низшего звена, недавно работающие специалисты, безработные. В выборку включены люди с высшим образованием (или обучающиеся в вузах — 14 человек) и без высшего образования (4 человека). Из восемнадцати опрошенных двое недавно женаты, у одной информантки есть ребенок.