Методологическое значение структуры и элементов является логическим следствием познания внутренней формы права, ее дополнением, конкретизацией и развитием. Прокле всего необходимо отметить, что структурный анализ природы общества и мышления давно используется в науке. Особую эффективность он обрел в правоведении в силу его органического объединения с генетическим, каузальным, субстанционально-системным и функциональным подходами к познанию правовых явлений и процессов. Поэтому не может не вызвать недоумения высказанное в нашей социологической литературе мнение о том, будто бы структурный анализ (равно как и системный) впервые применяется лишь в последние годы; якобы теория общественного развития до последнего времени не содержала в себе никаких аспектов структурного анализа1. Это не соответствует действительности2. 1 См.: Угринович Д. М. О предмете марксистской социологии//Очерки методологии познания социальных явлений. М., 1970. С. 30, 31, 32. И здесь автор делает существенное замечание, которое особенно следует иметь в виду юристам при использовании ими структурно-функционального метода: «Примечательно, что термин "противоречие” совсем исчез из многих современных статей и докладов по проблемам социологии, претендующих на последнее слово в науке. И это естественно, если исходить из той методологии структурно-функционального подхода, которая игнорирует генетический и каузальный аспекты исследования. Если социальная система рассматривается лишь с точки зрения поддержания ее устойчивости ("гомеостазиса", выражаясь языком кибернетики), то тогда противоречий в системе обнаружить невозможно. Все "возмущающие" систему факторы рассматриваются как дисфункциональные, подлежащие устранению. Таким образом, критерий прогрессивного и реакционного полностью исчезает». См.: Федосеев П. Н. Идеи Ленина и методология современной науки//Ле- нин и современное естествознание. М., 1969. С. 15; Келле В. Ж. Обосно- 186 Структура и элементы Право не может быть неструктурно. Анализ правовых явлений и процессов невозможен без применения именно структурного метода наряду и в органической связи с другими методами. Взять, например, такие проблемы, как сущность права, содержание и форма права, связь права с политикой, государством, нравственностью и правосознанием, правопорядок, дисциплина и ответственность, «двойное» подчинение и законность и многие другие, чтобы убедиться в том, что здесь, как и во всех иных случаях, мы имеем перед собой глубокое диалектическое сочетание различных, в том числе и структурных, методов, синтезирование которых позволило познать такую сложную сферу общественного бытия, какой является право. В связи с тем что в философской литературе понятие структуры толкуется по-разному, необходимо более подробно остановиться на этом понятии. Так, если одни авторы считают, что структура является лишь своеобразным проявлением категории качества1, то другие, наоборот, считают ее проявлением категории количества . Анализируя эти точки зрения, В. В. Агудов пришел к выводу о неправомерности отождествления структуры с категорией количества и с категорией качества, а также рассмотрения структуры как некой разновидности одной из этих категорий3. Исследуя вопрос о соотношении категорий «форма» и «структура», В. В. Агудов заключает: «Итак, "внешняя форма" образует диалектическую пару (соотносится) с "содержанием", а "внутренняя форма", т. е. "структура", диалектически соотносится с "составом"»4. Однако этот вывод неубедителен, так как не раскрывает различий в пони- вание исторической необходимости социалистической революции в «Капитале» Маркса//«Капитал» К. Маркса, философия и современность. М., 1968. С. 405. 1См.: Дудель. Законы материалистической диалектики. М., 1958. С. 54. См.: Кедров Б. М. О количественных и качественных имениях в природе. М., 1946. С. 46. 3 См.: Агудов В. В. Количество, качество и структура//Вопросы философии. 1967. № 1. 4Агудов В. В. Соотношение категорий «форма» и «структура»//Философ- ские науки. 1970. № 1. С. 70. 187 Методологические функции философии права мании категории содержания и состава, не объясняет, почему, собственно, структура соотносится с составом, а не с содержанием. Думается, что внешняя форма и структура оформляют и содержание, и состав (т. е. субстанцию). Еще большая разноречивость в толковании понятия структуры обнаружилась на конференции, которая была посвящена методологическим проблемам системно-структурного исследования и которую провела кафедра диалектического материализма философского факультета МГУ (март 1986 г.). Так, С. Т. Мелюхин, призывая избегать неопределенного, слишком расширительного употребления понятия структуры, сам встал на этот путь: по его мнению, структура выступает как единство материального содержания и законов взаимоотношения элементов в системе. Однако помимо нечеткости этого определения оно подменило, по существу, определение структуры определением системы, ибо именно последней (а отнюдь не структуре) свойственно единство материального содержания и законов взаимоотношения его частей. Трудно понять смысл положений, выдвинутых на той же конференции В. С. Тюхтиным. Он считает, что структуры «вообще» совпадают с бесструктурностью, т. е. они не существуют. Но при такой «логике» можно объявить несуществующими все общие понятия и категории науки, а следовательно, и саму науку. Не менее странной выглядит высказывание О. С. Зельки- ной, предложившей вместо научного поиска и формулирования общего понятия структуры пойти по пути договоренности в его определении1. Но, как известно, проблемы науки не могут решаться и не решаются «голосованием». Анализ категории структуры целесообразно начинать с понятия целостности, о которой подробно пойдет речь в даль- нейшем . Здесь же лишь отметим, что целостное правовое образование, как и любое другое целое, необходимо имеет как свою внешнюю, так и внутреннюю форму. Как уже отмечалось ранее, внешняя форма — это выражение вовне целост 1 См.: Философские науки. 1968. № 5. С. 177—178. См. гл. 14 наст. изд. 188 Структура и элементы ного правового образования. Внутренняя форма — это структура, способ организации, определенная упорядоченность частей данного целого. Образно говоря, если внешняя форма есть облик, внешний вид правового здания (или организма), то внутренняя форма — его каркас (или скелет). Итак, основным признаком структуры является то, что она есть внутренняя форма («форма, рефлектированная вовнутрь себя”) определенного объекта. В силу этого структура, во-первых, не может иметь самостоятельного существования вне того объекта, содержание которого ею определенным способом цементируется, организуется, упорядочивается, и, во-вторых, характер ее построения и изменения непосредственно зависит от природы и закономерностей развития данного объекта. Эти важные обстоятельства не всегда учитываются многими философами, в результате чего оказывается, что структура отрывается от своего материального субстрата, лишается своего содержания и обретает самодовлеющее значение. Именно такое впечатление создается от трактовки понятия структуры, которая дается, например, В. И. Свидерским. Отвергая принятое в науке «понимание структуры как материализованной структуры», В. И. Свидерский рекомендует под структурой понимать «принцип, способ, закон связи элементов целого, систему отношений элементов в рамках данного целого»1. Это и подобные ему определения фактически отождествляют категории целого, системы и структуры. Но дело не только в этом. Структуру как внутреннюю форму определенного объекта, разумеется, можно в целях анализа рассматривать отдельно, отвлекаясь от содержания (субстанции) данного объекта. Но при этом нельзя забывать, не учитывать того, что структура, как и любая форма, не существует без того, что она оформляет, что ее изменение подчиняется общим закономерностям содержания и формы вообще. И каким бы элементарным ни казалось это напоминание, у В. И. Свидерского, тем не менее, чувствуется отрыв структуры от ее субстанции, со 1 Свидерский В. И. Некоторые вопросы диалектики изменения и развития. М., 1965. С. 135. 189 Методологические функции философии права держания. Это впечатление усугубляется и укрепляется, когда он фактически разрывает парность категорий элемента и структуры, приписывая им разнопорядковые сущности: первому — субстанциональное, а второй — организующее значение. Он пишет: «...под элементами следует понимать любые явления, процессы, образующие в своей совокупности данное явление, данный процесс, а также любые свойства явлений, образующие в своей совокупности некое новое свойство, и, наконец, любые отношения, образующие в своей совокупности некое новое отношение»1. Это определение представляется неудачным, более того, ошибочным. В самом деле, если элементы — это любые явления и даже любые свойства явлений, то какая же разница между элементами, явлениями и их свойствами? Каким образом любые явления, процессы могут в своей совокупности образовать данное (какое именно?) явление, процесс? Почему любые явления, процессы, их свойства и отношения именуются элементами? В чем назначение и специфика понятия элемента, обусловившая необходимость его введения в категориальный аппарат науки? На эти вопросы отсутствуют ответы, но оставим их в стороне. В данном случае интересно заметить иное: автор явно стремится придать категории элемента качество субстанциональности и тем самым совокупность элементов отождествляется с категорией целого. Таким образом получается, что В. И. Свидерский не только не проводит разграничения между понятиями целого, системы и структуры (на что обращалось внимание ранее), но и «совокупность элементов» сводит к целому. Но если целое и структура тождественны, а целое есть совокупность элементов, то, следовательно, и между структурой и элементами нет различий. Но такой вывод, естественно, неприемлем, в том числе и для В. И. Сви- дерского, который пишет: «Говоря об элементах, мы должны подразумевать под ними не просто дробные части данного целого, а лишь такие из них, которые, вступая в определен 1 Свидерский В. И. Некоторые вопросы диалектики изменения и развития. С. 133. 190 Структура и элементы ную систему отношении, непосредственно создают данное 1 целое» . Но, во-первых, «дробные части», если они не создают целого, вовсе не являются его частями; во-вторых, если не «дробные части», создающие данное целое, и есть элементы, то, следовательно, нет никаких различий теперь уже между частями и элементами целого. В итоге, к сожалению, получается, что ни одна из рассматриваемых автором категорий ничем не отличается от любой другой и в силу этого не может быть использована, в частности, при анализе правовых явлений и процессов. В этой связи следует обратить внимание на следующее. В философской литературе все настойчивее выдвигается мысль о многоплановости категорий диалектики, и особенно категории структуры . Безусловно, эта мысль имеет под собой серьезные основания, поскольку отражает не только всеобщность, но и гибкость диалектических понятий. Однако иногда эта многоплановость трактуется так широко, что теряется специфика той или иной категории, ее использование выходит за рамки ее применимости, смешивается с другими категориями и в итоге лишается познавательного значения. Именно это произошло с пониманием и использованием категории структуры. Например, Р. А. Зобов рассматривает структуру как материализованную связь между образующими ее компонентами, как закон, способ, характер связи их между собой и, наконец, как результат их взаимодействия, образующего «новые стороны и свойства» струк- туры . Но, во-первых, понимание структуры как материализованной связи между образующими ее компонентами исключает возможность отличить ее от системы. Во-вторых, 1 Там же. 2 См., например: Миносян А. Категория содержания и формы. Ростов, 1962. Гл. 2. См.: Зобов Р. А. Некоторые аспекты категорий отношения, целого, структуры, функций и их значение для научного исследования//Некоторые вопросы методологии научного исследования. Вып. 2. Л., 1968. 191 Методологические функции философии права структура, как было показано ранее, вовсе не всегда характеризуется закономерностью связи частей целого. Таким качеством обладает отнюдь не любая структура, а лишь структура системного целостного образования (так сказать, «системная структура»). И в-третьих, сама по себе структура, будучи внутренней формой, не может лишь в результате взаимодействия ее элементов создать свои «новые стороны и свойства», поскольку они образуются в зависимости от движения, изменения и развития самого целого (и прежде всего системного целого). В итоге рассмотрения данного вопроса представляется уместным привести высказывания М. Розенталя и Э. Ильенкова о «структурализме» или «структурно-функциональном анализе», которые полезны для правоведческих исследований и с которыми мы полностью солидаризируемся. «Ссылаясь на определенные достижения, — пишут они, — полученные на основе применения структурно-функциональных методов в некоторых науках (лингвистика, биология и др.), некоторые философы решили распространить этот метод на все области человеческого знания, включая даже диалектику, которую они пытаются "структурали- зовать"». И далее: «"Структура" — категория не новая. Уточнить это понятие, поставив его в связь с другими категориями диалектики, то есть определить его именно как "ступеньку", как "узловую точку" познания, дело, несомненно, полезное и важное. Но менять всю последовательность научных понятий материалистической диалектики, всю систему их научных определений путем приспосабливания ее к частным нуждам "структурного анализа" представляется затеей весьма легкомысленной. "Структурный метод" сознательно абстрагируется от всех фактов, связанных с историей возникновения, формирования и перспективой эволюции тех "структурных образований", о которых в данном случае идет речь. А тем самым, естественно, и от тех внутренне присущих им противоречий, которые как раз и стимулируют рождение, формирование и в конце концов "гибель" указанных структур (то есть процесс их преобразования в более высокие и исторически позднейшие структуры). Нетрудно представить, как будет выглядеть 192 Структура и элементы теория материалистической диалектики, если ее перестроить по схемам и моделям структурного анализа» . В заключение рассмотрения философской категории структуры следует отметить, что ее столь методологически важное для правоведения значение менее всего привлекает внимание юристов-исследователей. В тех же редких случаях, когда отдельные исследователи правовых проблем касаются правовой или законодательной структуры, они менее всего озабочены пониманием и определением данного понятия2, а в худшем случае лишь иллюстрируют правовым материалом далеко не лучшие образцы философских изысканий категории «структура» . Выше отмечалось распространение в философской литературе так называемой многоплановости структуры. Та же, выражаясь гегелевским языком, «дурная» многоплановость сложилась и в результате попытки разграничить понятия части и элемента. По данному вопросу в философской литературе выдвинуто несколько различных мнений. Одни авторы, по существу, отождествляют категории части и элемента4. Другие, наоборот, отрицая их тождественность, указывают, что элемент 1 Розенталь М., Ильенков Э. Ленин и актуальные проблемы диалектической логики//Коммунист. 1969. № 12. С. 32. Так, в одной из книг имеется специальный, довольно обширный параграф, посвященный «структурированности права», в котором говорится о чем угодно (о «глубинных элементах» правовой ткани, дозволениях и запретах, социальной ценности права, судебных решениях, «праве судей», кодификаций, юридическом режиме, публичном и частном праве, нормах права, правовом регулировании, социально-политическом и юридическом содержании права и т. д. и т. п.), но нет главного: ответа на вопрос о том, какова природа, понятие и определение правовой структуры. В тех же случаях, когда автор касается структуры, то постоянно смешивает ее с системой или отождествляет их (см.: Алексеев С. С. Теория права. М., 1995. С. 187201). 2 Подробнее об этом см. гл. 12 наст. изд. 3 Например, А. Г. Спиркин пишет: «Элемент — это минимальная единица в составе данного целого, выполняющая в нем определенную функцию»; «категория части выражает предмет не сам по себе, не как таковой, а лишь в его отношении к тому, составным компонентом чего он является, во что он входит...» (Спиркин А. Г. Курс марксистской философии. М., 1965. С. 161). 13 Зак. № 2838 Керимов 193 Методологические функции философии права обозначает только предметы, явления и процессы, находящиеся в соответствующей взаимосвязи, образующейся в рамках определенной структуры целого, в то время как часть может существовать в определенном сочетании между собой в рамках целого, а также и до этого сочетания. Та или иная часть превращается в элемент лишь после ее вступления в определенное сочетание, образующее целое, и после определенного изменения под воздействием этого сочетания. До этого часть не является элементом1. Третьи считают, что элементом является все, что указывает, из чего состоит целое, что относится к компонентам, его составляющим, безотносительно к тому, отражают они специфику данного целого или нет. Но частью является не всякий компонент, а лишь такой, который наделен специфическими особенностями целого, непосредственно выполняет функции, характерные только для данного цело- го . Четвертые полагают, что часть шире элемента, поскольку частями целого являются не только элементы, находящиеся между собой в известной взаимосвязи, но и сами взаимосвязи между элементами, т. е. структура. Если элементы, обладая определенной самостоятельностью и качественной обособленностью, отличаются от связи, в которой они состоят между собой, то специфическое содержание частей выявляется не в соотношении со связью, существующей между ними, а в соотношении с целым. Поэтому они не могут противопоставляться связям, составляющим структуру целого, ибо последние сами являются частями целого3. Наконец, пятые исходят из того, что понятие элемента более глубоко, чем понятие части, хотя они оба характеризуют предмет со стороны его составных компонентов. Элементы — это те же части, но наиболее существенные части и в наибольшей степени отражающие связи и отношения, специфичные для 1 См., например: Вальт Л. О. Соотношение структуры и элементов//Во- просы философии. 1963. № 5. С. 45—46. 2 См., например: Югай Г. А. Диалектика части и целого. Алма-Ата, 1965. С. 93. См., например: Шептулин А. П. Система категорий диалектики. М., 1967. С. 284-287. 194 Структура и элементы предметов как целостного образования. Поэтому отличительной особенностью элементов является то, что они обладают вполне определенными свойствами, не изменяющимися в пределах исследуемого отношения. Элемент — более богатое и конкретное понятие, определение которого сохраняет особенности содержания, выражаемого категорией части, и включает также и новые признаки, позволяющие относить их к наиболее важным, существенным частям системы1. К сожалению, ни одна из приведенных точек зрения неприменима к анализу правовых явлений, процессов и уже в силу этого не может претендовать на всеобщее отражение действительного соотношения категорий части и элемента. В первую очередь следует отметить, что если бы категории части и элемента совпадали, то не было бы смысла хотя бы одну из них вводить в научный оборот. Но в том-то и дело, что и категория части, и категория элемента выполняют определенные, но не тождественные гносеологические функции. И прежде чем вскрыть своеобразие каждой из этих функций, необходимо выяснить различие между указанными категориями. Нельзя представлять себе дело так, будто часть может быть частью до вступления в состав целого. Самостоятельное существование части превращает ее в отдельное, лишая при этом специфических особенностей как компонента целого. Конечно, с универсальных позиций любое относительно самостоятельное явление есть часть какого-то целого, которое, в свою, очередь является частью еще более объемного целого, и т. д. Но специфика категории части в том именно и состоит, что она является таким компонентом целого, вне которого эта специфика исчезает. Нет, например, сомнения в том, что любая отрасль права является частью соответствующей системы права, но это вовсе не исключает ее относительного, в известной мере обособленного и специфического существования и функционирования. В противном случае не было бы оснований для выделения определенных правовых норм и институтов в самостоятельную отрасль права. Следовательно, по этой 1 См., например: Кураев В. И. Содержание и форма//Категория диалектики как ступени познания. М., 1971. С. 222—224. 13* 195 Методологические функции философии права линии исключается возможность провести разграничение между частью и элементом, которое также имеет смысл лишь как компонент определенной структуры. Неверно также и представление, будто элемент лишен качественной характеристики целого или структуры, в состав которых он входит или составным компонентом которых является. Если бы тот или иной элемент не играл определенной роли в соответствующей структуре, он лишился бы качества элемента, превратившись в механическую приставку или дополнение к этой структуре. Специфика элемента в том и состоит, что он является необходимым атрибутом структуры. Без элементов нет структуры, равно как и без структуры нет элементов. Так, необходимыми элементами правового отношения являются субъект, объект, правомочие и юридическая обязанность, без определенной связи между которыми нет и самого правоотношения. С другой стороны, трудно отрицать, например, за преамбулой законов значение части данного нормативного акта, хотя и не во всех случаях она является обязательной и тем более не играет непосредственно регулирующей роли нормативного акта, в состав которого входит. Следовательно, и по этой линии нельзя провести разграничение между категориями элемента и части, которая отнюдь не всегда непосредственно выполняет функции, характерные для целого. Не следует соглашаться и с мнением, разграничивающим элементы и части по их связям между собой и с целым, когда первые характеризуются самостоятельностью, качественной обособленностью и независимостью, а вторые выявляются лишь в соотношении с целым. Во-первых, элементы существуют лишь как элементы структуры, подобно частям, имеющим смысл только как части целого. Во-вторых, элементы обретают качественную особенность не сами по себе, а при наличии определенных связей между собой и целиком со структурой, точно так же как и специфика частей определяется не только ими самими, но и связями их между собой и целым. При рассмотрении, например, любой правовой нормы со стороны ее элементов и структуры или со стороны ее частей и целого легко обнаруживается, что она обязательно состоит из тех элементов, или частей, связь между которыми характеризует ее специфически необходимую структуру и це 196 Структура и элементы лостность, в свою очередь влияющие как на сами элементы и части ее, так и на их связи между собой. Следовательно, и здесь мы лишены возможности провести линию разграничения между категориями элемента и части. Более того, последняя из критикуемых точек зрения допускает полное смешение понятий. Структура целого не может быть лишь его отдельной частью хотя бы уже потому, что является внутренней формой объединения всех частей целого. Наконец, едва ли можно считать оправданной точку зрения, согласно которой различие между элементом и частью состоит в том, что первый является не всякой, а лишь существенной частью. Такая характеристика произвольна хотя бы уже потому, что, поменяв местами часть и элемент, можно утверждать прямо противоположное, а именно: частью является не всякий, а лишь существенный элемент. Но дело не в этом. Подобное толкование понятия «элемент» не имеет сколько- нибудь рационального смысла, ибо можно было бы вместо понятия элемента пользоваться простым обозначением: основная, главная или существенная часть. Между тем думается, что введение в научный оборот наряду с категорией части также и категории элемента имеет более глубокий смысл. В чем же в таком случае состоит действительное различие между интересующими нас в данном случае категориями в их применении к исследованию правовых объектов, явлений и процессов? Если целое является категорией прежде всего субстанционального, содержательного порядка, то, естественно, и части целого суть субстанциональные, содержательные его компоненты. Если, далее, структура есть не что иное, как внутренняя форма целого, то, следовательно, и ее элементы являются моментами, связями, «блоками» организационного устройства этого целого. Как же структурно организованы ее элементы? Во-первых, все части структурно заключены в одно целое, что является вполне целесообразным, поскольку каждая из них и все вместе участвуют в регулировании соответствующих отношений. Во-вторых, части целого связаны между собой в структурно- логической последовательности, что обеспечивает эффективность правового регулирования. 197 Методологические функции философии права Таково рассудочное разграничение категорий части и элемента. В действительности же они сливаются, удваиваясь лишь при их понятийном анализе. Элемент — это та же часть целого, рассматриваемая с точки зрения ее связи с другими частями данного целого и с самим целым. Поэтому элемент, будучи частью определенного целого, вместе с тем только к ней не сводится, поскольку представляет собой не «чистую», изолированную часть, а рассматривается в комплексе ее связей с другими частями целого и с самим целым. Следовательно, элемент можно характеризовать как своеобразный «блок», связывающий одну из частей целого с другими его частями, равно как и с самим целым. Система элементов целого и образует структурную связь компонентов данного целого, без которой целое распалось бы на части и перестало существовать как целое1. Иначе говоря, элемент — характеристика части со стороны того его свойства, которое превращает различные части в единое структурное целое. Это свойство частей как элементов проявляется по-разному: в системном целом оно выступает в качестве наиболее сильного средства органической связи его частей; в суммативном целом это качество выражено слабо — части данного целого легко отделимы друг от друга. Суммативная связь отличается от синтетической не только тем, что ни один из взаимодействующих ее элементов не приобретает качественно новых свойств, но также и тем, что часть может легко выйти из состава целого, существенно не нарушая его структурности. Степень устойчивости структуры зависит от характера самого правового целого: в отличие от суммативного системное правовое образование значительно глубже, «строже» организует внутренние связи и взаимозависимости своих частей. Тем самым структура правового 1 Эту же мысль выразил В. А. Звегинцев: «Каждый элемент структуры, сам по себе автономный, будучи изолирован от структуры и рассмотрен вне внутренних связей, существующих в ней, лишается тех качеств, которые придает ему его место в данной структуре, почему изолированное его изучение не дает правильного представления о его действительной природе. Входя в состав структуры, всякий элемент приобретает, таким образом, "качество структурности”» (Звегинцев В. А. Очерки по общему языкознанию. М., 1962. С. 66). 198 Структура и элементы образования приобретает устойчивость, стабильность, «крепче» цементирует части в органическое внутреннее единство. Наконец, суммативная структура может характеризоваться как единством однотипного содержания элементов, так и единством разнотипных содержаний элементов. Кроме того, это единство отнюдь не внутреннее, а лишь внешнее, но дело не только в этом. В многочисленных переплетениях явлений правовой действительности обнаруживается богатое разнообразие структур, среди которых можно выделить объективные и субъективные, общие и частные (локальные), сложные и простые, относительно устойчивые и изменчивые, динамические и статические и т. д. Так, структура системного целого (например, системы отраслей права) объективна, сложна и относительно устойчива в противоположность структуре суммативного целого (например, систематики отрасли действующего законодательства), которая субъективна, относительно проста и изменчива. Более углубленный анализ правовой структуры обнаруживает необходимость различать внутреннюю и внешнюю структуру правовых явлений. Внутреннюю структуру составляет определенная связь частей единого целостного правового образования, а внешнюю — определенная связь целостного правового образования с другими правовыми явлениями. Внутренняя структура, например, правовой нормы образуется из определенной связи между ее частями — гипотезой, диспозицией и санкцией, а внешняя — из определенной связи между данной правовой нормой и другими правовыми нормами, входящими в состав единого правового института. В свою очередь внутренней структурой института является определенная связь между его компонентами — правовыми нормами, а внешней — определенная связь данного института права с другими институтами права, входящими в состав единой отрасли права. Наконец, внутренней структурой отрасли права является определенная связь между его компонентами — институтами права, а внешней — определенная связь с другими отраслями права, входящими в состав единой системы права того или иного исторического типа. Все эти многочисленные правовые структуры находятся между собой в разнообразных сочетаниях, отношениях, коорди 199 Методологические функции философии права нации и субординации, образуя тем самым (подобно системным образованиям) целостные многоструктурные правовые образования различных уровней (например, структуры нормы, института, отрасли, системы права), сложный комплекс структур правового целого. Так, например, в структуру нормативного акта включаются структуры норм права и статей нормативного акта, имеющих различную природу и характер. В свою очередь структура нормативного акта определенном образом вплетается в структуру соответствующей отрасли действующего законодательства, а иногда — нескольких отраслей. Вместе с тем структуры отраслей законодательства оказывают известное влияние друг на друга, на становление и развитие структуры соответствующих отраслей права и структуру системы права в целом, а равно и наоборот. Взаимное проникновение, воздействие, влияние друг на друга структур различной природы и характера, возникновение в результате этого общих, интегральных, фундаментальных структур обусловливают необходимость обнаружения в данных конкретно-исторических условиях оптимальных структур не только для отдельных правовых явлений, но и для структуры права в целом, законодательства в целом. Изложенное свидетельствует о том, что структурный подход к анализу правовых явлений и процессов имеет важное и многостороннее как теоретическое, так и практическое значение. Структурная упорядоченность действующего законодательства позволяет привести его к строгому целостному единству, внутренней и внешней согласованности, логической последовательности связей между его частями и к их гармоничному развитию и т. д. Это, в свою очередь, способствует дальнейшему укреплению законности и упрочению правопорядка во всех сферах жизнедеятельности общества. Этот вывод будет подтвержден последующими размышлениями и объективными данными. Глава 13 ОТДЕЛЬНОЕ И ОБЩЕЕ Дальнейшее движение к познанию системы права предполагает, как было отмечено ранее, предварительный анализ соотношений отдельного и общего, целого и части в праве. Рассмотрим в этой главе соотношение отдельного и общего в праве. Одной из важных философских проблем правоведения является выяснение соотношений отдельного и общего в праве. На основе этих соотношений, по существу, строится вся теория таких фундаментальных юридических категорий, как, например, норма, институт, отрасль и система права, которые имеют огромное познавательное и практическое значение. Правовая действительность характеризуется бесконечным множеством и разнообразием явлений, процессов — норм, актов, связей, отношений и т. п.; они относительно тожественны или различны, устойчивы и неизменчивы, прерывны или непрерывны и т. д. Для того чтобы разобраться в этом «хаотическом» целом, необходимо, в частности, применить к исследованию права философские понятия отдельного и общего. Проблема отдельного и общего имеет в философии длительную историю. Мыслители прошлого (начиная с Аристотеля) и Нового времени сталкивались с неразрешимыми трудностями при определении понятий отдельного и общего (а также особенного). Так, Гегель, пытаясь преодолеть эти трудности, считал, что первоначалом всего сущего является мысль в ее абстрактной всеобщности, представляющая собой «чистое» бытие. В таком виде она «ничто», которое, однако, благодаря движению переходит к становлению и приводит к возникновения «наличного бытия». В отличие от «чистого бы 201 Методологические функции философии права тия» «наличное бытие» обладает качеством, которому противостоит уже не «ничто», а другое определенное бытие. Это другое определенное бытие, другое качество, ограничивая данное качество, порождает конечность, которая, будучи соотнесена с собой, в свою очередь порождает количество. В соответствующих границах количество превращается в определенное качество и, соотносясь с другим количеством, выявляет свое качество. В процессе движения и развития изменяется количество, а вслед за ним — и качество. Но за этими изменениями скрывается нечто устойчивое — субстанция, сущность, от которой через ряд категорий (в частности, единство, меру) осуществляется переход к понятию, в котором все предшествующие категории «затонули и содержатся». Именно поэтому понятие включает три момента: всеобщность, особенность и единичность, — которые, будучи нераздельными, теряются друг в друге, растворяются одно в другом, но вместе с тем и отличаются друг от друга. Так, особенное есть всеобщее в одном из его определенных обособлений; всеобщность, будучи единством всех своих обособлений, есть тотальность; но особенное как определенная всеобщность является также и единичным; поскольку же единичное оказывается благодаря особенному определенным всеобщим, постольку оно является также и некоторым особенным. Наличное бытие изменчиво, всеобщее, наоборот, неизменно даже тогда, когда оно включает себя в некоторое определение, оставаясь в этом определении тем же, что оно есть. Всеобщее является душой того конкретного, в котором она обитает, сохраняя свою «неизменность и бессмертие»1. Итак, по Гегелю, всеобщее, существуя объективно и самостоятельно вне единичного и до единичного, развивается само в себе и через себя порождает все многообразие единичного. Он писал, что «всеобщее есть основание и почва, корень и субстанция единичного» . Тем самым действительность необъективна, и ее закономерности являются источником мышления, всего субъективного, а сама мысль (по 1 См.: Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. VI. С. 5, 31, 34, 35, 38, 56. 2 Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. I. С. 283. 202 Отдельное и общее нятие, всеобщее) превратилась в творца действительности, реального мира во всем многообразии и разнообразии его особенных и единичных проявлений. Опираясь на логику соотношения отдельного, особенного и общего, обратимся непосредственно к анализу его проявления в праве. Прежде всего надлежит выяснить, что следует понимать под отдельным, особенным и общим в праве. Под отдельным в праве следует понимать единичное правовое явление, совокупность свойств которого определяет его специфику и тем самым отличает от всех других явлений (правовых и неправовых). При всем множестве отдельных правовых явлений исключается абсолютная тожественность хотя бы двух из них. Так, любая правовая норма отлична не только от правоотношения или юридического факта, но и от других правовых норм; каждое единичное гражданско-правовое отношение отнюдь не идентично не только, например, административно- или процессуальноправовому отношению, но и любому иному гражданско-правовому отношению; всякий юридический факт обладает своеобразием, особенностью, спецификой и т. д. Именно эта качественная и количественная специфика каждого конкретного, индивидуального правового явления, составляющая его оригинальность, исключитель- 1 ность, неповторимость, и есть отдельное в праве . 1 В философской литературе была предпринята попытка провести различие между отдельным и единичным, однако вряд ли ее можно признать удачной. Так, А. П. Шептулин писал: «Отдельное богаче единичного, оно представляет собой единство единичного и общего... Отдельное не только единично, но и обще. Включая в себя единичное и общее, оно не может быть тождественно единичному. Единичное лишь часть отдельного» (Шептулин А. П. Диалектика единичного, особенного и общего. С. 50). Но все, что сказано в отношении отдельного, в равной мере может быть отнесено и к единичному. Автор же не объясняет, почему сказанное им характеризует отдельное, а не единичное. Вместе с тем если отдельное включает в себя и единичное, и общее, то чем же тогда оно отличается от особенного? А. П. Шептулин пишет далее: «То, что отличает одно материальное образование от других, является особенным» (там же. С. 57). Но отличает одно материальное образование от других прежде всего само единичное, отдельное, его особенности. Иначе оно не может быть единичным, отдельным. Кроме того, к особенностям единичного, отдельного вовсе не сводится понятие особенного, что показано ниже. 203 Методологические функции философии права Вместе с тем нет такого отдельного правового явления, которое существовало бы изолированно, само по себе, вне отношений с другими явлениями. Оно не может ни возникнуть, ни существовать, ни развиваться, ни функционировать без связи и взаимодействия с другими явлениями социальной, в том числе и правовой, жизни. Так, государственная воля имеет силу и значение лишь тогда, когда в результате правотворческого процесса она превращается в правовое предписание, которое при наличии соответствующего юридического факта воплощается в правоотношении и через него реализуется в действительность. Но если отдельные правовые явления связаны между собой, взаимодействуют, зависят и обусловливают друг друга, то, следовательно, они имеют (и не могут не иметь) нечто соизмеримое, однопорядковое, общее1. И если в процессе познания мы будем это игнорировать, будем воспринимать право лишь как многообразие его отдельных проявлений, то не достигнем рациональной ступени правового познания2. На- 1 Ф. Энгельс писал: «Если мы станем сопоставлять в отдельности друг с другом такие дне до крайности различные вещи — например, какой-нибудь метеорит и какого-нибудь человека, — то тут мы откроем мало общего, в лучшем случае то, что обоим присуща тяжесть и другие общие свойства тел. Но между обеими этими вещами имеется бесконечный ряд других вещей и процессов природы, позволяющих нам заполнить ряд от метеорита до человека и указать каждому члену ряда свое место в системе природы и таким образом познать их» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 547). На основе общего для всех правовых явлений обнаруживается различие между ними, определяется «место» каждого из них в правовой жизни и тем самым осуществляется их познание. 2 Именно это характерно для западных теоретиков права различных направлений. Так, если представитель юридического позитивизма К. Бергбем считал, что право — это то, что мы видим (см.: Bergbehm К. Jurisprudenz und Rechtsphilosophie. Bd. 1. Berlin, 1892. S. 75), то сторонник психологического направления в «правовом реализме» Дж. Фрэнк указывал, что при определении права не следует интересоваться абстрактными предписаниями, так как правом является то, что делает в каждом отдельном случае каждый судья на основе личного восприятия (см.: Frank J. Law and Modern Mind. N. Y., 1930. P. 125; его же. Fate and Freedom. N. Y., 1945. P. 12), а представители экзистенциалистской философии права Г. Кон и Е. Фех- нер уверяют, что действительным правом являются отдельные, разовые, случайные факты, которые обладают индивидуальными особенностями (см.: 204 Отдельное и общее ше представление о праве, основанное только на его эмпирическом восприятии, окажется односторонним и, следовательно, глубоко ошибочным. Различные явления становятся сравнимыми лишь после того, как они сведены к общему. Энгельс отмечал: «И в самом деле, всякое действительное, исчерпывающее познание заключается лишь в том, что мы в мыслях поднимаем единичное из единичности в особенность, а из этой последней во всеобщность; заключается в том, что мы находим и констатируем бесконечное в конечном, вечное — в преходящем. Но форма всеобщности есть форма внутренней завершенности и тем самым бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное»1. Эти важные методологические положения применительно к праву означают то, что общее для всех правовых явлений — как бы они ни отличались друг от друга — есть именно правовые, а не какие-либо иные явления (нравственные, эстетические, технические и т. д.). Следовательно, как нет абсолютно сходных, тождественных правовых явлений, так нет и абсолютного различия между ними. Все правовые явления обладают определенной общностью, что выражается, например, в таких общих понятиях, как право, система права или законность. Итак, под общим в праве следует понимать единство всех правовых явлений, выраженное в сходстве или общности их свойств, связей и отношений. Из сказанного со всей очевидностью вытекает, что и в праве не может быть общего без отдельного , равно как и наоборот; что они органически взаимно связаны, зависимы, обу- Cohn G. Existenzsocialismus und Rechtswissenschaft. Basel, 1955. S. 103; Fech- ner E. Rechtsphilosophie, Soziologie und Metaphysik des Rechts. Tubingen, 1956. S. 257). 1 Маркс К., Энгельс Ф. Т. 20. С. 548-549. 2 Методологическую ошибку допускают Г. Кельзен и все старые и новые нормативисты, когда, абсолютизируя общее в праве, отрывают его от отдельного, провозглашая «первоначальную» правовую норму основой совершенно чистого долженствования (см.: Kelsen H. Reine Rechtsiehre. Aufl. 2. Wien, I960). 205 Методологические функции философии права словлены. Каждое отдельное правовое явление содержит в себе предпосылки, стороны, черты того, что образует общую сущность всех правовых явлений. Эти предпосылки, стороны, черты явно или скрыто для «невооруженного глаза» связаны между собой и в сложном единстве составляют сущность права. Вот почему нельзя познать сущность права, не выявив предварительно тех основных признаков, характерных черт правовых явлений, которые свойственны всей их совокупности. И наоборот, внутренняя суть, назначение и роль каждого отдельного правового явления, закономерности его возникновения, развития и отмирания могут быть плодотворно исследованы лишь на основе знания общей сущности права1. В философской литературе иногда можно встретить утверждение, согласно которому в каждом отдельном заключается общее как его сущность2. С категоричностью такого суждения нельзя согласиться по следующим причинам. В каждом отдельном действительно в той или иной степени, виде или форме заключается общее, но не всякое общее составляет сущность отдельного, и это особенно наглядно обнаруживается при анализе правовых явлений. Как известно, могут быть различные уровни общности отдельных, в том числе и правовых, явлений. Правовая норма, например, представляет собой соответствующее обобщение разнообразных предписаний нормативных актов. Вместе с тем понятие правовой нормы является менее общим по сравнению с понятием института права, отрасли права и тем более системы права. И едва ли можно утверждать, что уже обобщение на уровне правовой нормы обнаруживает сущность каждой отдельной статьи нормативного акта. 1 Эту взаимосвязь отдельного и общего отрицают некоторые сторонники юридического позитивизма. Так, Э. Бирлинг, определяя цель своей работы «Учение о юридических принципах», заявлял, что она сводится к синтетическому изложению «тех правовых понятий и принципов, которые, благодаря неизменности своего содержания и сущности, независимы от индивидуальных свойств какой-либо определенной (конкретной) системы позитивного права» (Bierling E. Juristische Phrinzipienlehre. Bd. 1. Berlin, 1894. S. 21). См., например: Спиркин А. Г. Курс марксистской философии. М, 1965. С. 158. 206 Отдельное и общее Далее, общее может выступать как в качественной, так и в количественной стороне явления. Очевидно, что только количественная характеристика явления, каким бы уровнем обобщения она ни была, не может выражать сущность. Например, утверждение, что «любая исторически сложившаяся система права есть совокупность правовых норм», является общим, но отнюдь не сущностным. В этой связи уместно также коснуться и другого распространенного в философской литературе положения, смысл которого сводится к тому, что чем более общим является понятие, тем в большей степени оно воплощает в себе богатство особенного и отдельного1. На первый взгляд может показаться, что в данном случае лишь воспроизводится известный гегелевский тезис о всеобщем, охватывающем собой или воплощающем в себе все богатство особенного и отдельного, — вывод, который В. И. Ленин в «Философских тетрадях» назвал прекрасной формулой . Между тем Гегель специально подчеркивал, что всеобщее удерживает в себе то богатство особенного и отдельного, которое составляет в них существенное, а внешнее, несущественное отбрасывается, в результате чего всеобщее возвышается над всеми этими особенностями и составляет их сущность. Иначе говоря, отнюдь не все, а лишь существенные признаки особенного и отдельного составляют то их богатство, которое воплощается в общем. При этом следует иметь в виду, что лишь общее определенного уровня, и именно такое, которое составляет прежде всего качественные, основные, принципиальные, важные черты единичных явлений, может заключаться (и заключается) в каждом отдельном как его сущность. Так, положение о том, что Конституция Российской Федерации является Основным законом страны, означает, что данный отдельный правовой акт содержит в себе нечто принципиально общее, характерное для всего российского законодательства. 1 См., например: Павлов Т. Теория отражения. Основные вопросы теории познания диалектического материализма. М., 1949. С. 443. 2 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 90. 207 Методологические функции философии права Задача правового исследования в том, в частности, и состоит, чтобы обнаруживать тот именно уровень общности отдельных явлений, который определяет их сущность; в том, чтобы на соответствующем уровне обобщения устанавливать те основные свойства и черты отдельных явлений (все богатство особенного и единичного), которые характеризуют их общую сущность. Таким образом, в каждом отдельном заключаются предпосылки, стороны, черты общего, имеющие значение для его сущности. Общее вместе с отдельным составляет взаимодействующее единство. Конкретное проявление такого единства и есть особенное. Ярким подтверждением этого является взаимодействующее единство общего и отдельного в праве. Возьмем, например, институт права: он представляет собой, с одной стороны, совокупность отдельных правовых норм, а с другой — объединение не всяких, а лишь отдельных и определенных правовых норм. Под особенным в праве следует понимать именно такое единство общих и отдельных правовых проявлений в конкретной действительности. Особенное в праве всегда представляет собой качественно определенное, конкретное бытие системно объединенных общих и отдельных свойств, черт, «параметров» правовых явлений. Так, институт права государственной или личной собственности по содержанию конкретнее права собственности вообще, структура норм этого института более системна, чем структура норм права собственности вообще. Нетрудно видеть, что не только общее, но и особенное может быть различного уровня. Например, отрасль права, подобно институту права, является конкретным объединением в единое целое определенных правовых норм и, следовательно, является особенным. Но это единство иное, более высокого порядка по сравнению с предыдущим, поскольку в него входят не только нормы, но и институты права. Еще более высоким уровнем особенного является система права, объединяющая нормы, институты и отрасли права определенной социально-политической формации. Возведение особенного в общее в праве предполагает обнаружение внутренней общности и единства между особенными проявлениями правовых явлений. Основываясь на этой 208 Отдельное и общее общности и исходя из нее, оказывается возможным вскрыть отличие друг от друга особенных форм правовых явлений и тем самым показать объективное многообразие норм проявления права как общего. Определяя общее в праве как единство многообразных правовых явлений, мы отмечали, что первое выражается в сходстве или общности свойств, связей и отношений вторых. Из этого вовсе не следует, что всякая общность и тем более сходство есть сущность отдельного, позволяющая отличить одно целостное правовое явление от другого. Так, любая правовая норма является общим правилом поведения и юридически обязательна к исполнению. Но это общее пока не дает возможности отличить одну правовую норму от другой, хотя и указывает на их сходство. Различие между нормами права обнаруживается на уровне особенного, поскольку при конкретном их проявлении становится очевидным не только разное содержание каждой из них, но и разная степень общности данных правил поведения (действие нормы права во времени и пространстве), а также различная степень их юридической силы (иерархия правовых норм). Отсюда вытекает и различие между понятиями общего и всеобщего в праве. Всеобщее в праве — высший («универсальный») уровень сходства или общности свойств связей и отношений правовых явлений. Следует, однако, иметь в виду, что существует и иное общее в праве, а именно такое, которое воплощает в себе не любые, а лишь закономерные свойства, связи и отношения правовых явлений. Тем самым общее в праве отличается от отдельных проявлений права тем, что вбирает в себя только существенное содержание отдельных правовых явлений. Если правовое содержание в отдельном его проявлении непосредственно сливается со своей формой существования, то в правовом общем она отделяется от формы своего конкретного существования, обретает новую форму, объединяя и организуя уже синтезированное содержание отдельных правовых проявлений. И в этом качестве общее доминирует, господствует, властвует над отдельным, единичным правовым явлением. В результате образуются две крайности — общего и отдельного в праве, противоречия которых снимаются через особен 14 Зак. № 2838 Керимов 209 Методологические функции философии права ное. В правовом особенном содержатся не только существенные свойства, закономерные связи и отношения отдельных проявлений права, но и их различия. Тем самым в отличие от общего особенное в праве имеет двойственный характер. Таким образом, как правильно отмечал Б. К. Касенов, «в единичном, особенном и всеобщем оригинально сочетаются, во-первых, отправной пункт научного познания — конкретное как объективное единство единичного, особенного и всеобщего; во-вторых, конечная цель познания — конкретное как познанное единство многообразия, единство всеобщего, особенного и единичного; наконец, посредствующее звено между единичным и всеобщим — особенное»1. Между отдельным, особенным и общим в праве существуют взаимопереходы. Более того, грани между ними настолько подвижны, что одно и то же правовое явление в зависимости от аспекта рассмотрения, от того, в связи с какими другими явлениями (или условиями) оно изучается, может выступать то в одном, то в другом, то в третьем качестве. То, что является отдельным в одном отношении, может стать особенным или общим в другом отношении, и наоборот. Так, в повседневной практике правотворческой деятельности мы нередко сталкиваемся с фактами, когда по мере созревания необходимых условий правовая норма ограниченного действия распространяется на более широкий круг аналогичных отношений. Постепенно, шаг за шагом возникают другие нормы, регулирующие различные стороны, моменты, особенности этих отношений. Место отдельной правовой нормы занимает целый ряд норм, образующих в своей совокупности правовой институт. И наоборот, выполнив свою социальную функцию, те или иные правовые нормы, составляющие в своем единстве правовой институт, в новых условиях теряют свое значение и отменяются. Однако в юридической литературе эта подвижность, к сожалению, нередко затушевывается. Так, в связи с рассмотрением содержания и формы права А. А. Ушаков отмечает: 1 Касенов Б. К. Диалектика единичного, особенного и всеобщего в «Капитале» К. Маркса. М., 1963. С. 43. 210 Отдельное и общее «Сущность лежит в плоскости общего, содержание — в плоскости конкретного, единичного». А что лежит в плоскости особенного? Не ответив на этот вопрос, автор продолжает: «Поэтому не может быть двух одинаковых содержаний, как не может быть двух одинаковых людей»1. Действительно, сущность представляет собой общее, но может быть и особенным, а содержание выступает не только как отдельное (конкретное, единичное), но и как особенное и даже общее в зависимости от того, в каком аспекте или в связи с какими другими явлениями сущность исследуется. При анализе соотношения отдельного, особенного и общего следует иметь в виду, что их значение отнюдь не равнозначно. Так, историческая необходимость правового развития выражается прежде всего в общем и особенном, в то время как в отдельном может проявиться и случайность, которая, однако, не отменяет этой необходимости общего и особенного в праве, хотя и оказывает известное влияние на них. Единичные причины, как отмечал Г. В. Плеханов, не могут произвести коренных изменений в действии причин общих и особенных, которыми к тому же обусловливаются направление и пределы 2 влияния единичных причин . Диалектика отдельного, особенного и общего имеет огромное методологическое и непосредственно практическое значение. Так, если каждое отдельное участвует в образовании общего, то только путем учета и тщательного анализа единич- 1 Ушаков А. А. Очерки советской законодательной стилистики. Пермь, 1967. С. 30. Аналогичные элементарно-схематические параллели можно встретить и в философской литературе. Так, А. П. Шептулин пишет: «Взаимосвязь общего и отдельного проявляется как взаимосвязь целого и части, где целым является отдельное, а частью — общее» (Шептулин А. П. Диалектика единичного, особенного и общего. С. 51). Но в действительности может быть и прямо противоположное соотношение: целым может быть не только отдельное, но и их совокупность или система, равно как и, наоборот, частью может быть не только общее, но и отдельное в качестве части определенного общего. Соотношения между упомянутыми категориями куда более диалектичны, сложны, тонки, чем представляют себе указанные авторы, претендующие на диалектику их соотношения. См.: Плеханов Г. В. Избранные философские произведения. Т. I. M., 1956. С. 332. 14* 211 Методологические функции философии права ных правовых явлений можно углубить познание сущности права, обнаружить новые и конкретизировать известные закономерности его развития. Если общее есть отражение закономерностей развития отдельных явлений, то, следовательно, правоведение должно умножать богатство своих идей, учений, теорий и тем самым более эффективно использовать научное предвидение в практике правового строительства. Если границы общего, особенного и отдельного весьма подвижны, то совершенно необходимо четко определять направление каждого конкретного правового исследования, тщательно изучать связи и отношения анализируемых правовых явлений с другими (в том числе и неправовыми) явлениями социальной жизни. Если общее и особенное в праве могут быть различного уровня, выражая разную степень сходства или общности свойств, связей и отношений правовых явлений, то при сравнительном анализе сущности отдельных исторических типов права необходимо акцентировать главное внимание не на формальном сходстве, а на их сущностном отличии друг от друга, т. е. на особенном. Если, далее, в каждом отдельном содержатся предпосылки, стороны, черты общего, то, следовательно, в практической правотворческой деятельности необходимо стремиться к тому, чтобы каждая статья создаваемого нормативного акта и акта в целом в максимальной степени отражала сущность права. Если каждое особенное есть единство общего и отдельного в их конкретном проявлении, то, применяя на практике общую правовую норму к сложному случаю правонарушения, нужно в полном соответствии с принципами правосудия строго следовать требованиям правового предписания, всесторонне и глубоко изучать совокупность условий совершения правонарушения и личность правонарушителя и на основе этого единства выносить решение (приговор). Если между отдельным, особенным и общим в праве отсутствуют непреодолимые грани и их соотношение характеризуется взаимопереходами в процессе развития и изменения, то можно путем создания благоприятных условий способствовать практическому превращению отдельного прогрессивного правового явления в особенное и общее и, наоборот, устаревшего отрицательного особенного и общего — в отдельное или даже их полной ликвидации ит. д. и т. п. 212 Отдельное и общее Разумеется, отмеченные общие положения, вскрывающие значение рассматриваемых категорий для развития теории и практики права, абстрактны. Однако использование этих положений при анализе отдельных правовых явлений позволит их конкретизировать, поэтому и результат исследования будет практически более осязаемым. Вот почему дальнейшая разработка диалектики соотношения отдельного, особенного и общего требует изысканий не только в гносеологическом плане, но и в плане специфических проблем различных отраслей и направлений юридической науки. Впрочем, сказанное относится в равной мере и ко всем другим философским категориям, освещаемым применительно к праву в данной книге.