Российская правовая культура представляет собой сложное и противоречивое явление, поскольку в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории — Восток и Запад. Поэтому русская культура не может быть однозначно отнесена к западной (европейской) или восточной (азиатской). Чаще всего для обозначения феномена русской культуры используют термин «евразийская культура». Основной особенностью русской культуры и правосознания являлся этикоцентризм. то сеть стремление подчинить право более высоким, нравственным и религиозным, ценностям. Подобное отношение к праву объясняется наличием специфических условий, в которых формировалось правосознание русского общества. Для православного сознания право нс имеет значения самодовлеющей ценности, а является лишь одним из средств для достижения религиозно-нравственных целей Поэтому западноевропейский индивидуалистический идеал правового государства никогда не выступал в российском правосознании в качестве общественного идеала. С последним скорее связывались представления о царстве «правды», чем права. Соборный, надындивидуальный характер этой «правды» также являлся отличительной чертой правосознания российского общества. Это во многом объясняет отсутствие в русской правовой идеологии культа прав человека, столь характерного для западноевропейской правовой мысли. Уже третье столетие в России ведется дискуссия о специфике ее правовой культуры. В России определенным влиянием пользовались и либеральная и радикальная идеологии, но определяющей была вес же идеология консервативная, укорененная в традициях православной культуры. Многие русские консерваторы вслед за славянофилами вообще отрицали фундаментальную роль права в развитии общества, по- скольку противопоставляли Россию, как «общину живую и органическую» «условным обществам Запада» как реальностям сугубо юридического (а не нравственного) порядка. Оттого правосознание человека Запада, по их мнению, не способно осознать первенство «нравственного закона», тогда как русское общество и русское государство скреплены «узами истинного братства», а не условного договора. В этом выводе можно найти элементы идеализации реальной российской государственности, но не следует забывать и основную идею консерватизма, а именно идею возможности консолидации общества на основе этических, а не юридических начал. Славянофилы исследовали эту возможность в контексте рассмотрения проблемы взаимоотношений России и Запада как двух особых миров — прежде всего религиозных, а также социальных, политических, правовых. Выяснение особенностей западной культуры у славянофилов всегда сопровождалось демонстрацией их противоположности особенностям русской культуры. И.В. Киреевский Основные оппозиции западноевропейской и российской правовых культур сформулировал И.В. Киреевский: ... там 1осуларс(вснность из насилий завоевания, — здесь из естественного развития народного быта, проникнутою единством основного убеждения; там враждебная разграниченность сословий, — в древней России их единодушная совокупность при естественной разновидности; там искусственная связь рыцарских замков с их принадлежностями, — здесь совокупное согласие всей земли духовно выражает неразделимое единство; там поземельная собственность — первое основание гражданских отношений, здесь собственность только случайное выражение отношений личных; там законность формально-логическая, здесь — выходящая из быта; там наклонность права к справедливости внешней, — здесь предпочтение внутренней; там юриспруденция стремится к логическому кодексу, — здесь... ищет она внутренней связи правомерного убеждения с убеждениями веры и быта; там законы исходят искусственно от I осподствующего мнения, — здесь они рождались естественно из быта; там улучшения всегда совершались насильственными переменами, — здесь стройным естественным возрастанием... там шаткость личной самозаконпости, — здесь крепость семенных и общественных азязей...1 Славянофилы были убеждены в том, что причины различия духовных типов России и Запада следует искать в самом начале их исторического развития. Исток западной культуры они видели в завоевательных войнах, результатом которых стада сословная вражда как неотъемлемая черта западного общества. Непримиримая борьба двух спорящих племен, угнетавшего и угнетенною, произвела на все развитие их истории постоянную ненависть сословий. неподвижно друг против друга стоящих, со своими враждебными правами, с исключительными преимуществами одного, с глубоким недовольством и бесконечными жалобами другого». Поиск временного баланса между сословиями сопровождался установлением исключительно «наружных, формальных и насильственных условий примирения, которыми все стороны оставались недовольными1. В сословии завоевателей сформировалось представление о суверенности, автономии личности, что и обусловило индивидуалистический характер западной культуры в целом. «Европейские общества, — полагает И.В. Киреевский, — основанные насилием, связанные формальностью личных отношений, проникнутые духом односторонней рассудочности, должны были развить в себе не общественный дух, но дух личной отдаленности, связываемой узлами частных интересов и партий»289 290. Все зто создало условия для приоритета права в регулировании отношений между самодостаточными, замкнутыми в себе индивидуумами. При этом, по мнению Киреевского, «развитие права гражданского в Западных государствах получило тот же смысл внешней, спорно-буквальной формальности, какой лежал в самой основе общественных отношений»291 292. Завоевательное начало европейской истории обусловило нс только сословную вражду, социальный атомизм и формализм общественных связей, но и насильственный тип социального развития. Начавшись насилием, государств;! Европейские должны были развиваться переворотами, ибо развитие государства сеть нс что иное, как раскрытие внутренних начал, на которых оно основано» Соответственно, «развитие в государствах Европейских совершаюсь нс спокойным возрастанием, но всегда посредством более или менее чувствительного переворота. Переворот был условием всякого прогресса, покуда сам сделался уже не средством к чему-нибудь, но самобытною целью народных стремлений'*. Полную противоположность духовному типу Запада представляла собои, по мысли славянофилов, Россия. Основополагающим фактором, определившим особенности русской культуры, являлось православие, под влиянием которого, подчеркивает Киреевский, «сложился и воспитался коренной Русский ум, лежащий в основе Русского быта»293. Поэтому в начальный период истории России «спокойно и естественно совершалось образование се общественных и государственных отношений, без всяких насильственных нововведений, единственно вследствие внутреннего устройства ее нравственных понятий». Благодаря христианству изменились «нравственные понятия Русского человека ... а вместе с ними и его общежительные отношения». Вследствие этого «все общественное устройство Русской земли должно было в своем развитии принять ... направление Христианское»1. Соответственно из постулируемого факта «общего согласия всей Русской земли» славянофилы делали вывод об отсутствии в древнерусской культуре начат индивидуализма: Резкая особенность Русского характера в этом отношении заключалась в том. что никакая личность в общежигельных сношениях своих никогда не искала выставить свою самородную особенность как какое-то достоинство, но все честолюбие частных лиц ограничивалось стремлением: быть правильным выражением основного духа общества»294 295. Одной из причин, обусловивших отсутствие индивидуалистических начал в русской культуре, является, по мысли И.В. Киреевского, отсутствие непосредственной связи личности с собственностью. Если «вес здание Западной общественности стоит на развитии... личного права собственности, так, что и самая личность, в юридической основе своей, есть только выражение этого права собственности». то «в устройстве Русской общественности личность есть первое основание, а право собственности только ее случайное отношение... Общество слагалось не из частных собственностей, к которым приписывались лица, но из лиц, которым приписывалась собственность»296. Однако Петровские реформы разрушили целостность древнерусской культуры, произведя в ней, по общему мнению славянофилов, «раздвоение», общий способ преодоления которого был предложен славянофилами, и в частности Хомяковым, писавшим, что «вера православная» есть то «основание, на котором воздвигнется прочное здание русского просвещения»297. Позицию славянофилов можно рассматривать как констатацию того факта, что историческое развитие России шло несколько иными путями, нежели историческое развитие Запада. Отсутствие в русской культуре развитою правопорядка является следствием этого различия путей исторического развития, но нс свидетельством отсталости, социально-политической недоразвитости страны. Б.А. Кистяковский Вместе с тем позиция славянофилов многократно подвергалась критике. Правосознание и правовая культура народа, считал Кистяковский, отражаются прежде всего в его способности создавать организации и вырабатывать для них определенные формы. Организации и их формы невозможны без правовых норм, регулирующих их, и потому возникновение ориентаций необходимо сопровождается разработкой этих норм. Русскому народу в целом присуще тяготение к особенно интенсивным видам ориентации, об этом свидетельствуют его стремление к общинному быту, его темельная община, его артели и т.п. Жизнь н строение этих организаций определяются внутренним сознанием о праве и неправе, живущим в народной душе. Этот по преимуществу внутренний характер правосознания русского народа, по мнению Кпстяковского, был причиной ошибочного взгляда на отношение нашего народа к праву. Славянофилы, а затем народники предположили, что русскому народу вообще чужды «юридические начала», что, руководясь только своим внутренним сознанием, он действует исключительно по этическим побуждениям. «Конечно, — пишет ученый, — нормы права и нормы нравственности в сознании русского народа недостаточно дифференцированы и живут в слитном состоянии»1. Неверное понимание соотношения права и нравственности стало причиной бесплодности и бесполезности многих усилий русской интеллигенции. Ложная исходная точка зрения, предположение, что сознание нашего народа ориентировано исключительно этически, помешало осуществлению этой задачи п привело интеллигентские надежды к крушению. На одной этике нельзя построить конкретных общественных форм. Такое стремление внутренне противоречиво; оно ведет к уничтожению и дискредитированию этики и к окончательному притуплению правового сознания298 299. Всякая общественная организация нуждается в правовых нормах, то есть в правилах, регулирующих не внутреннее поведение людей, что составляет задачу этики, а их поведение внешнее. Определяя внешнее поведение, правовые нормы, однако сами не являются чем-то внешним. Кистяковский указывает, что эти нормы «живут прежде всего в нашем сознании и являются такими же внут- рснними элементами нашего духа, как и этические нормы»1 Только будучи выраженными в статьях законов или примененными в жизни, они приобретают и внешнее существование. Между тем, отмечает ученый, игнорируя вес внутреннее, то есть интуитивное право, российская интеллигенция считала правом только те внешние, безжизненные нормы, которые так легко укладываются в статьи и параграфы писаного закона или какого-нибудь устава. В силу этого русская культура оказалась лишена подлинного правосознания, место которого было отдано этическим принципам, дополненным бюрократическим формализмом. Чрезвычайно характерно, что наряду со стремлением построить сложные общественные формы исключительно на этических принципах маша интеллигенция в своих организациях обнаруживает поразительное пристрастие к формальным правилам и подробной регламентации: в этом случае она проявляет особенную веру в статьи и парафафы организационных уставов. Явление это, могущее показаться непонятным противоречием, объясняется именно тем, что в правовой норме наша интеллигенция видит не правовое убеждение, а лишь правило, получившее внешнее выражение300 301. Недооценка права в отечественной культуре связывалась Кнетя- ковским с тем обстоятельством, что одни российские юристы и философы вслед за В.С. Соловьевым видели в праве только атический минимум, другие вслед за юрпстами-практиками и теорстиками- позитпвистами считали неотъемлемым элементом права единственно государственное принуждение. Действительно, заслуживает лп упрек в правовом нигилизме серьезного внимания, если право представляет собой всего лишь принуждение со стороны государства или этический минимум человеческого поведения? «Если право есть минимум нравственности, — писал крупный русский философ права Н.Н. Алексеев, — то, конечно, оно излишне на максимальной стадии нравственных достижений. Если право есть обузданный эгоизм, то, разумеется, ему нет места там, где нет необходимости прибегать к какому-либо обузданию» 302. Если этот упрек оправдан, то право должно представлять собой нечто более ценное и значимое сравнительно с принуждением или этическим минимумом, следовательно, дефект российского правосознания лежит не только в плоскости правового воспитания, но п в сфере теории и философии права. «Нормальное правосознание, — писал И.А. Ильин, — можно изобразить как особый способ жизни. которым живет душа, предметно и верно переживающая право в его основной идее и в его единичных видоизменениях»1. Ю.М. Лотман Многие современные ученые также пытались сформулировать основные различия западноевропейской и российской! правовых культур. Так, Ю.М. Лотман (1922—1993) описывает их противостояние как оппозицию «магической» и «религиозной» моделей культуры, как противостояние двух систем социальной коммуникации — «императивной» (монологической) и диспозитивной (диалогической). Магическая культура характеризуется через «договор», а религиозная — через специфическое качество «вручения себя». Машческая система коммуникации характеризуется взаимностью, эквивалентностью, догопорностью В основе религиозной коммуникации лежит не обмен, а безоговорочное вручение себя во власть. Одна сторона отдаст себя другой без того, чтобы сопровождать этот акт какими-либо условиями, а получающая сторона признается носительницей высшей власти. Отношения этого типа характеризуются односторонностью н неэквивалентностью. Одна сторона отдает все, а другая сторона может дать или нет. Отсутствие награды не может служить основанием для разрыва отношений. Психология обмена исключается, и не допускается мысль об условно-конвенциональном. относительном, характере основных ценностей. Если для западной правовой! культуры была характерна магическая система коммуникации, то русской! правовой культуре, по мнению Лотмана, свойствен религиозный тип коммуникации. Таким образом, Лотман показывает, чю различие правовых культур России и Западной Европы зависит от различия базовых социокультурных отношений между человеком н властью, а не от количественных показателей общественного развития. В России власть в гораздо более прямой форме, чем на Западе, строилась по модели религиозных отношений. В результате российская правовая культура воспроизводит модель патриархального государства, которому человек должен служить с полной самоотдачей, но и от которого ждут исполнения всех чаяний и надежд. Идеалам «Святой Руси», или «Москвы — третьего Рима», в XX в. соответствовал идеал пролетарского государства, имеющего миссию освобождения мирового пролетариата и построения коммунистического общества. В силу этих особенностей русской политико-правовой культуры индивидуалистическое правовое государство, принципиально отсекающее от себя все возможности служения идее, выходящей за рамки охраны прав человека и гражданина, нс может удовлетворить скрытые ожидания и запросы российского общества. Фактически уже славянофилы пришли к выводу, что идея права, взятая в ее высшем значении, несовместима с обществом, основанным «единственно на личной пользе, огражденной договором». «Личная польза», по А.С. Хомякову, «как бы себя ни ограждала, имеет только значение силы, употребленной с расчетом на барыш»303. Таким образом, славянофилы сомневались в оправданности употребления самого термина «право» применительно к модели личных прав, господствующей в западноевропейском обществе. Русская философия права стремится разработать такое понятие права, которое соответствовало бы специфике русской! правовой культуры, для которой! характерно скептическое отношение к идее универсализации правового регулирования обществом в ущерб нравственным аспектам его развития. Некоторые мыслители считали это недостатком, другие — достоинством. Как отмечает Е.А. Лу- кашева, право может занимать ведущую роль в регулировании общественных отношений; оно может служить дополнением, «придатком» религиозной либо философско-этической системы соцнонорма- тивного регулирования. Позиция права в сошюнормативном комплексе цивилизации отнюдь не является свидетельством развитости либо отсталости последней. Это результат сложившихся традиций, органичной связи права с иными регуляторами. В одних случаях по мере развития происходит формальное размежевание права, религии, морали; в других — взаимодополняемость, взаимодействие. слитность релшии. нравственности, права2. Однако независимо от места права в системе соционормативной регуляции каждого конкретного общества следует признать его высокую значимость в регулировании взаимоотношений между человеком, обществом, I осударством, упорядочивания связей и взаимодействий внутри общества. Вместе с тем русская культура в целом сформировалась в процессе драматического развития русского общества и государства, развития, которое тесно связывало вопросы совершенствования с вопросами выживания. В силу этого обстоятельства развитие России слишком часто имело характер титанического преодоления катастрофического хода событий, осуществляемого ценой сверхнапряжения сил народа, а не п>тем постепенного совершенствования законодательства. Однако это обстоятельство исторического развития не следует абсолютизировать, современное русское общество должно развивать правовые начала своей культуры.