Глава 4 НЕСЛАВЯНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ И ЕГО ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ВОСТОЧНЫМИ СЛАВЯНАМИ

В процессе складывания древнерусской народности приняло участие и другое, неславянское, население Восточной Европы.

Материальная культура этих племен также внесла свой вклад в материальную культуру Древней Руси. Поэтому, хотя данная работа посвящена происхождению русского народа, тем не менее мы не можем не сказать хотя бы несколько слов о тех этнических образованиях, которые с течением времени органически вошли в состав «словенеск язык в Руси», в состав восточного славянства или испытали на себе его влияние и вошли в сферу древнерусской культуры, в состав Древнерусского государства, в сферу его политического влияния.

Вместе с восточными славянами, подчиняясь их руководящей роли, они выступали создателями древнерусской государственности, обороняли Русь от «иаходни- ков» — варягов, тюркских кочевников, византийцев, хазар, войск правителей мусульманского востока, «уставляли» свои земли, принимали участие в создании «Русской Правды», представляли Русь во время дипломатических посольств.

Что - же это были за племена?

«Повесть временных лет» перечисляет народы, которые дань дают Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемись. мордва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, норома, либь (ливы) *. Никоновская летопись к числу данников Руси прибавляет мещеру, выделяя-ее в особое племя 2.

Вряд ли все перечисленные племена были подлинными данниками Руси уже во времена образования Древнерусского государства. В частности, помещая среди данников Руси ямь (емь) и либь (ливов), летописец имел в виду современную ему ситуацию, т. е. конец XI — начало XII столетий.

Часть перечисленных племен не была так органически связана с русскими и Русью (литва, корсь, зимигола, либь, ямь), как другие, ассимилированные славянами (меря, мурома, весь). Некоторые из них впоследствии создали свою государственность (литва) или стояли накануне ее создания (чудь) и-сложились в народности литовскую и эстонскую.

Поэтому в основном мы остановимся только на тех племенах, которые были наиболее тесно связаны с восточными славянами, с Русью и русскими, с Древнерусским государством, а именно: меря, мурома, чудь, весь, голядь, мещера, карелы.

Племена Поволжья и Прибалтики отнюдь не были дикарями. Они прошли сложный и своеобразный путь, рано узнали бронзу, рано освоили земледелие и скотоводство, вступили в торговые и культурные связи с соседями, в частности с сарматами, перешли к патриархально-родовым отношениям, познали имущественное расслоение и патриархальное рабство, познакомились с железом. Племена балтийских языков с самой глубокой древности, доступной лингвистическому анализу, заселяли Понеманье, Верхнее Поднепровье, Поочье и Поволжье и большую часть течения Западной Двины. На востоке балты доходили до Московской, Калининской и Калужской областей, где они в глубокой древности обитали чересполосно с финно-уграми, аборигенами края. Повсюду на данной территории широко распространена балтская гидрошшия. Что касается археологи* ческих культур, то с балтами той далекой поры связываются культуры штрихованной керамики, принадлежащей, видимо, предкам литовцев (западная часть Верхнего Поднепровья), днепродвинская, верхнеокская, юхновская (Посемье) и, как полагают некоторые археологи (В. В. Седов, П. Н. Третьяков), несколько специфическая милоградская (Поднепровье, между Березиной и Росью, и Нижний Сож).

Для культуры балтов, земледельцев и скотоводов, характерны наземные постройки столбовой конструкции. В древности это большие, длинные дома, обычно разделенные на несколько жилых помещений в 20—25 м2 с очагом. Позже жилище балтов эволюционирует, и старинные длинные многокамерные дома сменяются небольшими четырехугольными столбовыми.

В средней части Белоруссии в эпоху раннего железа и до середины I тыс. н. э. были распространены поселения со штрихованной керамикой. Первое время эти поселения отличались полным отсутствием оборонительных сооружений, а позднее (IV—V вв. н. э.) они укреплялись мощными валами и глубокими рвами.

Основным занятием жителей этих поселений было подсечное земледелие (о чем свидетельствуют серпы, каменные зернотерки, остатки пшеницы, проса, бобов, вики, гороха), сочетающееся со скотоводством (находки костей лошадей, коров, свиней, овен) и развитыми формами охоты.

Высокого развития достигли разнообразные домашние ремесла (добыча и обработка железа, литье бронзы, гончарное производство, прядение, ткачество и т. п.).

Повсюду у балтов господствовал первобытно-общинный строй с патриархальной родовой организацией. Основной хозяйственной и социальной единицей являлась большая патриархальная семья, т. е. семейная община* Ее господство было обусловлено самим типом хозяйства. Подсечное земледелие требовало общинного, коллективного труда. Наличие укрепленных городищ в середине I тыс. н. э. говорит о начавшемся процессе накопления и имущественного расслоения и связанных с ним войнах. Быть может, уже существовало патриархальное рабство.

Культура штрихованной керамики находит полную аналогию в культуре поселений (пилькалнисов) Литовской ССР, население которой было, несомненно, древними литовцами.

Расселение славян по землям балтоязычных племен обусловило славянизацию последних.

Культурная и языковая связь балтов и славян обусловлена либо древней балто-славянской общностью, либо длительным соседством и общением. Следы участия балтов в формировании восточных славян обнаруживаются в погребальных обрядах (восточная ориентировка погребения, змеиноголовые браслеты, особые платки, закалываемые фибулами, и др.)» в гидронимии. Процесс славянизации шел быстро, и обусловлено это было этнокультурной и языковой близостью славян и балтов. Имели место славянские племена, близкие балтам (например, кривичи), и балтские племена, близкие славянам. Таким племенем, видимо, были жившие в Понеманье и Побужье родственные западным балтам- пруссам ятвяги (судавы), язык которых, как полагают, имел много общего со славянским и представлял собой переходную форму между балтскими и славянскими языками.

Каменные курганы ятвягов с сожжениями и погребениями не встречаются ни у восточных балтов, ни у славян. Договор Руси с Византией, заключенный Игорем, упоминается среди русских послов Ятвяга (Явтяга) 4.

В период образования Древнерусского государства процесс ассимиляции балтов славянами на его территории в основном был завершен. Среди балтов преобладал долихокранный, широко- и среднелицый расовый тип, видимо, светлопигментированный, вошедший в состав славянского населения в качестве субстрата.

Необходимо также отметить, что на коренных землях балтийских племен, где сохранились балтийские языки, наблюдается очень сильное влияние русского языка и русской культуры. В восточной части Латвии, Латга- лии, археологи находят много вещей русского происхождения, датируемых IX—XII вв.: посуду с волнистым и ленточным орнаментом, овручские розовые шиферные пряслица, серебряные и бронзовые витые браслеты, фибулы, бусы, подвески и т. п. В материальной культуре Восточной Литвы X—XI вв. много общего с древнерусской культурой: тип гончарного круга, волнистый орнамент керамики, серпы определенной формы, широколезвийные топоры, общие черты погребального обряда. То же самое характерно и для Восточной Латвии. О большом влиянии русских на своих соседей — латышей — говорит ряд заимствований из русского языка (именно заимствований, а не следствия балто-славян- ской языковой общности или близости), свидетельствующих о распространении в Восточной Прибалтике элементов более высокой культуры восточных славян (например, dzirnavas — жернова, stikls — стекло, za- bak — сапог, tirgus — торг, сена — цена, kupcis — купец, blrkavs — берковец, puds — пуд, bezmen — безмен и т. п.) * Христианская религия проникала вереду латышских племен также из Руси. Об этом свидетельствуют такие заимствования из русского в языке латышей, как baz- nica — божница, zvans—колокол, gavenis — пост, гове- ние, svetki — святки6.

Па обширном пространстве восточные славяне соседствовали с различными финно-угорскими племенами, впоследствии обрусевшими. Некоторые из них сохранили свой язык и-свою культуру, но были такими же данниками русских князей, как и восточно-славянские племена.

На крайнем северо-западе соседями славян была летописная «чудь». Чудью в древней Руси называли при- балтийские финно-угорские племена: волховскую чудь, представлявшую собой выходцев из различных племен, привлеченных великим водным путем «из варяг в греки», водь, ижору, весь (кроме белозерской), эстов8. Некогда, во времена Иордана, айстами (эстами) называли балтов. Лишь с течением времени это наименование перешло на финно-угров в Эстонии.

Во второй половине I тыс. н. э. восточные славяне пришли в соприкосновение с эстонскими племенами. В это время у эстов господствовали подсечное земледелие и скотоводство. Примитивные орудия земледельческого труда— мотыгу, цапку и рало сменила соха. В качестве тягловой силы стали широко применять лошадь. Коллективные погребения в виде каменных могил длиной в несколько десятков метров с отдельными камерами, господствовавшие в I—V вв. н. э., сменяются индивидуальными ьГогилами. Возникают городища, что свидетельствует о разложении первобытно общинных отношений. В этом процессе немаловажную роль сыграло влияние на эстов их восточных соседей — славян.

Связи между эстами и восточными славянами установились давно, во всяком случае не позднее VIII в. н. э., когда на юго-востоке Эстонии к западу от Псковского озера появляются курганы и сопки кривичей и ильменских словен. Они проникают на территорию распространения каменных могил эстов. В славянских курганах, обнаруженных в Эстонии, находят некоторые предметы материальной культуры эстов.

Переворот в технике подсечного земледелия у эстов едва ли не связан именно с соприкосновением их со славянами. Видимо, соха, сменившая примитивное однозубое рало, была заимствована эстами у славян, так как сам термин, ее обозначающий, в эстонском языке русского происхождения (sahk — соха, sirp — серп). Более поздние заимствования из русского языка в эстонском говорят о влиянии культуры Руси на эстов и связаны главным образом с ремеслом, торговлей, письменностью (piird — бердо, varten — веретено, look — дуга, turg — торг, aken — окно, raamat — книга и др.).

На городище Отепяа («Медвежья голова» русских летописей), датируемом XI—XIII вв., много славянской керамики, украшений, наконечников стрел, характерных для русских земель.

Славянские курганы обнаружены по течению Наро- вы. Все это предопределило впоследствии вхождение юго-восточной части Эстонии в состав Древнерусского государства. Кое-где на юго-востоке Эстонии славянское население с течением времени было ассимилировано эстами, но вся юго-восточная Эстония вошла в состав Древнерусского государства. Сага об Олафе Тригвассоне повествует о том, что в Эстляндии собирают дани посланцы князя Хольмгарда (Новгорода) Владимира. Ярослав ставит в * земле чуди (эстов) город Юрьев (Тарту). Чудь участвовала в походах Олега и Владимира, чудины Каницар, Искусеви и Апубськарь принимали участие в заключении договора Руси с Византией во времена Игоря. «Русскую Правду» Яросйявичей наряду с русскими «уставлял» обрусевший чудин Микула, тысяцкий вышегородский. «Повести временных лет» известен его брат Тукы. Владимир «набирал» воинов и заселял ими пограничные укрепления, возводимые против печенегов, не только из числа славян: словен, кривичей, вятичей, но и чуди. В Новгороде была Чудин- цева улица. Наконец, из числа чуди — эстов, белозерской чуди или води выходили те колбяги, которые выступают на Руси примерно в той же роли, что и варяги9.

Восточнее эстов, на южном побережье Финского залива, жила водь (вакья, ваддя). Памятниками води считают так называемые «жальники», представляющие собой групповые могильники без насыпей, с каменными ограждениями в виде четырехугольника, овала или круга. Четырехугольные ограды сопровождают наиболее древние жальники с коллективными погребениями. Жальники встречаются в разных местах Новгородской земли в сочетании со славянскими курганами. Погребальный инвентарь их своеобразен, но имеется много вещей, типичных для эстов, что свидетельствует о принадлежности води к группе- эстонских племен. В то же время много вещей славянских. Памятью о води является Водская пятина Новгорода10.

Памятниками ижоры археологи считают курганы под Ленинградом (Сиверская, Гдов, Ижора) с много- бусенными височными кольцами, ожерельями из раковин каури и пр. По уровню социально-экономического развития земледельцы водь и ижора приближаются к эстам.

Существенное значение в истории населения Восточной Европы сыграла весь. «Повесть временных лет» сообщает, что «на Белеозере седять весь», но, по-види'- мому, весь продвигалась на восток с южного берега Ладожского озера. Весь заселила межозерье Ладоги, Онеги и Белоозера, Пашу, Сясь, Свирь, Оять, вышла на Северную Двину. Часть веси вошла в состав карел- ливвиков (Приладожье), часть — в состав карел-людди- ков (Прионежье), а часть приняла участие в формировании «чуди-заволоцкой», т. е. коми-зырян (Подвинье).

Культура веси в общем однородна. Веси принадлежат небольшие курганы юго-восточного Приладожья, расположенные одиночками или многочисленными группами. Материальная культура характеризует весь как племя, занимавшееся в XI в. подсечным земледелием, скотоводством, охотой, рыболовством и бортничеством. Сохранялся первобытно-общинный строй, патриархаль но-родовой быт. Только с середины XI в. распространяются крупные курганные группы, говорящие о складывании сельской общины. Лемехи от плугов говорят о переходе к пашенному земледелию. Для веси характерны перстнеобразные и эсоконечные височные кольца. Постепенно все больше и больше среди веси распространяются славянские вещи и памятники христианского культа. Идет обрусение веси. Весь известна не только «Повести временных лет», но и Иордану (vas, vasina), хронисту Адаму Бременскому (vizzi), датскому хронисту XIII в. Саксону Грамматику (visinus), Ибн- Фадлану и другим арабоязычным писателям X в. (вису, ису, вис). Потомков веси усматривают в современных вепсах11. Памятью о веси являются такие названия, как Весь-Егонская (Весьегонск), Черепо-Весь (Череповец).

Вепсы, насчитывающие 35 тыс. человек, являются сейчас самой многочисленной из упоминаемых в летописях народностей, ассимилированных славянами. Ижора насчитывает 16 тыс. человек, водь — 700, ливы — 500 человек. Куршей, т, е. корей «Повести временных лет», являющихся по языку балтами (по мнению некоторых исследователей, латышизированными финно-уграми), недавно еще числилось только 100 человек12.

Трудно проследить историю карел в период, предшествующий образованию Древнерусского государства и на начальных этапах его истории. «Повесть временных лет» не говорит о карелах. Карелы в это время обитали от побережья Финского залива у Выборга и Приморска до Ладожского озера. Основная масса карельского населения концентрировалась в северо-западном При- ладожье. В XI в. часть карел вышла к Неве. Это и была ижора, инкери (отсюда Ингрия, Ингерманландия). В состав карел вошла часть веси и волховской чуди. «Калевала» и очень немногочисленные археологические находки характеризуют карел как земледельцев, применявших подсечное земледелие, скотоводов, охотников и рыбаков, живших отдельными устойчивыми родами. Общественный строй карел причудливо сочетал в себе архаические (пережитки матриархата, прочность родовой организации, поклонение божествам леса и вод, медвежий культ и т. п.) и прогрессивные черты (накопление богатств, войны между родами, патриархальное рабство) .

Карелы не упоминаются среди данников Руси, И, видимо, потому, что Карелия никогда не была волостью Новгорода, а его составной частью (как водь и ижора), его государственной территорией. И, как таковая, она, подобно Обонежью, была поделена на погосты.

«Повесть временных лет», Устав Святослава Ольго- вича 1137 г., шведские источники (хроники, описания и т. д.) свидетельствуют, что емь (от финского hame), обитавшая в IX—XII вв. в юго-восточной части Финляндии и на севере Карельского перешейка, была в это время (во всяком случае в XI—XII вв.) данником Руси. Не случайно в современном финском языке,— суоми, сложившемся на основе смешения двух диалектов — суми и еми (тавастов), слово арчакка, т. е. русское оброк, означает дань. А в Древней Руси оброки и уроки означали дань13.

Прибалтийские племена находились под большим влиянием восточных славян, русской культуры. И чем дальше на восток, тем это влияние являлось все более и более ощутимым. С момента вхождения в состав Древнерусского государства оно стало решающим. Об этом говорит прежде всего словарный состав языка всех прибалтийских финно-угров и "балтов, где очень много, особенно на востоке, заимствований из языка восточных славян, относящихся к хозяйству, политической жизни и культуре 14. Словарные заимствования свидетельствуют о том, что торговля, государственность, христианство были привнесены сюда, на северо-запад, русскими.

Говоря о расовых типах, следует отметить, что на территории чуди, води, ижоры, веси, карел, еми господствовал европеоидный длинноголовый расовый тип, как правило, широколицый, хотя имели место и представители других европеоидных расовых тжіов. Но чем дальше на восток, тем чаще встречались видимотемноокра- шенные уралолапоноидные расовые типы.

Если прибалтийские финно-угры долгое время сохраняли и сохранили свой язык, культуру, языковые и этнографические особенности по настоящее время, то приволжские и прикамские восточные финно-угорские племена, такие как меря, мурома, мещера, белозерская весь, а может быть, и некоторые другие, имена которых до нас не дошли, полностью обрусели.

Предкам летописной мери, муромы и других восточных финно-угорских племен принадлежали так называемые «городища дьякова типа» с наземными домами и плоскодонной сетчатой или текстильной керамикой, распространенные в междуречье Волги и Оки, Верхнем Поволжье и на Валдае. В свою очередь дьяковские городища с сетчатой (текстильной) керамикой выросли из различных культур круглодонной ямочно-гребенчатой керамики, принадлежавшей охотникам и рыбакам лесной полосы Восточной Европы эпохи неолита. Дьяковские городища сменили их неукрепленные поселения в середине I тыс. до н. э. Дьяковцы были преимущественно скотоводами. Они разводили главным образом лошадей, умевших добывать себе корм под снегом. Это было весьма существенно, так как заготовить сено на зиму было трудно, да и нечем — кос не было. Лошадиное мясо употребляли в пищу, как и кобылье молоко. На втором месте у дьяковцев стояла свинья, на третьем— крупный и мелкий рогатый скот. Городища располагались главным образом у рек, на речных мысах, близ пастбищ. Не случайно «Летописец Переславля Суздальского» называет финно-угров «конокормцами». Скот был в родовой собственности, и борьба за него приводила к межродовым войнам. Укрепления дьяковых городищ имели цель оборонять население во время таких межродовых войн.

На втором месте после скотоводства стояло подсечное, мотыжное земледелие, о котором говорят находки зернотерок и серпов. Немаловажное значение имели охота и рыболовство. Особенно большую роль JOHII играли в хозяйстве белозерской веси. Железные изделия встречаются не часто, и среди них в первую очередь надо отметить ножи. Много изделий из кости. Встречаются специфические дьяковские грузильца.

На ’ среднем и нижнем течении Оки, в южных областях Западного Поволжья была распространена городецкая культура. Будучи очень близкой дьяковской, она отличалась от последней преобладанием керамики с рогожными отпечатками и землянками вместо наземных жилищ.

«Повесть временных лет» помещает мерю в Верхнем Поволжье: «на Ростовьском озере меря, и на Клещине озере меря же»15. Область мери шире очерченной летописью. Население Ярославля и Костромы, Галича Мерского, Нерли, озер Неро и Плешеево, низовьев Шексны и Мологи также было мерянским. Мерю упоминают Иордан (merens) и Адам Бременский (mirri).

Памятниками мери являются могильники с трупо- сожжениями, многочисленными женскими металлическими украшениями, так называемыми «шумящими подвесками» (ажурные изображения коня, подвески из плоских проволочных спиралей, ажурные подвески в виде треугольника), мужскими поясными наборами и т. п. Племенным признаком мери являются височные проволочные круглые кольца в виде втулки на конце, куда вставлялось другое кольцо. В мужских погребениях находили топоры-кельты, архаичные проушные топоры, копья, дротики, стрелы, удила, мечи, ножи с горбатой спинкой. В керамике господствуют ребристые сосуды.

Множество глиняных статуэток в виде медвежьих лап из глины, медвежьих когтей и зубов, а также упоминания письменных источников говорят о широко распространенном культе медведя. Специфически мерян- скими являются человеческие фигурки-идолы и изображения змей, свидетельствующие о культе, отличном от верований финно-угорских племен Оки, Верхней и Средней Волги.

Множество элементов материальной культуры, особенности языческих верований, лапоноидный расовый тип, топонимика, более древняя финно-угорская и более поздняя собственно угорская,— все это говорит о том, что меря была племенем угорским по языку, прикам- ским по своему происхождению. Древние венгерские легенды повествуют о том, что рядом с Великой Венгрией лежала русская земля Susudal, т. е. Суздадь, город, основанный русскими на месте поселков с неславянским населением.

С мерей можно связать городище Березняки, расположенное невдалеке от впадения Шексны в Волгу у Рыбинска. Оно датируется III—V вв. н. э. Городище Березняки обнесено прочной оградой из бревен, плетня и земли. На территории его располагались одиннадцать построек и загон для скота. В центре стоял большой бревенчатый дом — общественное здание. Жилыми помещениями служили маленькие дома с очагом из камней. Кроме них, на городище стояли амбарчик для зерна, кузница, дом для женщин, занимавшихся прядением, ткачеством и шитьем, «домик мертвых», где сохранились останки умерших, сожженных где-то на стороне16. Посуда гладкая, лепленная от руки, позднедьяковского типа. Примитивные серпы и зернотерки говорят о подсечном земледелии, но оно не преобладало. Господствовало скотоводство. Городище представляло собой поселок патриархальной семьи, семейной общины. Грузики и посуда дьяковского типа и вообще позднедьяковский инвентарь городища Березняки свидетельствуют об этническом составе его населения* За это же говорит и сам тип поселка, находящий полную аналогию в старинных домах соседей — удмуртов, таких же финно- угров по языку, как и меря.

Мери принадлежит Сарское городище, расположенное в 5 км от озера Неро на месте древнего поселения VI—VIII вв., аналогичного городищу Березняки. На Сарском городище найдены и вещи, аналогичные вещам из городища Березняки (большие височные проволочные кольца, топоры-кельты и др.). С другой стороны, много вещей сближает материальную культуру жителей Сар- ского городища с мордвой и муромой. Сарское городище в IX—X вв. было уже настоящим городом, ремесленноторговым центром, предшественником Ростова.

По уровню развития социальных отношений и культуры меря стояла выше всех остальных финно-угорских племен, ассимилированных славянами. Вместе с тем ряд данных подтверждает влияние славян на мерю, ее обрусение. Многочисленность трупосожжений, обряда, не характерного для восточных финно-угорских племен, проникновение славянских вещей (керамика, бронзовые изделия и т. д.), ряд черт в материальной культуре мери, роднящих ее со славянами,— все это говорит о ее обрусении. Памятью о мере осталась только топонимика Верхнего Поволжья (Мерские станы, Галич Мерский или Костромской), кое-где по Шексне и Мологе двуязычие его населения еще в начале XVI в.17

Как и меря, полностью обрусели мещера и мурома — обитатели Оки. Им принадлежат могильники (Борковский, Кузьминский, Малышевский и др.) с многочисленными орудиями труда, оружием, украшениями (гривны, височные кольца, бусы, бляхи и т. д.). Особенно много так называемых «шумящих подвесок». Это бронзовые трубочки и пластинки, подвешенные на петлях к маленьким коромыслам. Ими обильно украшали, головные уборы, ожерелья, платье, обувь. Вообще в муромских, мещерских и - мордовских могильниках находят очень много металлических изделий. У муромы головной женский убор состоял из дугообразных жгутов и ремня, обвитого бронзовой спиралью. Косы украшали спинными привесками и височными кольцами в виде щитка с отверстием в одной стороне и концом с загнутым щитком. Женщины муромы носили пояса и обувь, ремни которой были покрыты бронзовыми обоймами на высоте 13—15-см от щиколотки. Мурома хоронила своих покойников головой на север.

Хуже прослеживаются памятники мещеры. Характерными их особенностями следует считать украшения в виде полых фигурок уточек, а также погребальный обряд — своих покойников мещера хоронила в сидячем положении. Современная русская мещера — это обрусевшая мордва-эрзя. Тюркизированной угорской меще* рой (мящяр, можар) являются современные татары — мишари (мещеряки) 18. Мурома и мещера быстро обрусели. Проникновение славян в их земли, на Оку, началось очень давно. Славянских вещей, в том числе височных колец (вятичских, радимичских, кривичских), здесь встречается очень много, так же как и славянских погребений. Славянское влияние чувствуется во всем. Оно усиливается из столетия в столетие. Город Муром был поселением муромы и славян, но в XI в. его население полностью обрусело.

Обрусение мери, муромы, мещеры, веси являлось результатом не завоевания, а мирного и постепенного расселения славян на восток, многовекового соседства, взаимного обогащения культуры и языка, причем в результате скрещения распространялись русский язык и русская культура 19.

Влияние восточных .славян испытывала на себе и мордва, особенно эрзя, в земле которой славянские вещи и славянский обряд трупосожжения вместе с самими славянами появляются в VIII—IX вв. В свою очередь в землях славян, особенно северян и вятичей, распространяются мордовские вещи (ножные браслеты, особые застежки — сюлгамы, проволочные перстни, трапециевидные подвески и др.)20,

Распространение обряда трупосожжения среди мордвы говорит о том, что рядом длительное время жили русские, которые и ассимилировали часть мордовского населения. Видимо, от мордовского племенного названия эрзя произошло название Ердзянь, русская Рязань. В мордовских землях еще в XIII в. находилась Пурга- сова Русь.

Среди данников Руси «Повесть временных лет,» называет также загадочную норому (нерому, нарову), в которой некоторые исследователи усматривают латгальцев, а другие эстов, живших по реке Нарове, либь (ливь, ливов), небольшое южное прибалтийское финно- угорское племя, жившее у берегов Балтийского моря, подвергшееся сильному влиянию балтов, а также «чере- мись... пермь, печеру», живущих в «странах полунощных». Перечисление данников Руси в «Повести временных лет», упоминающей либь, чудь, корсь, мурому, мордву, черемись, пермь, печеру, охватывает балтийские и финно-угорские племена, обитавшие от Рижского залива до реки Печоры, от северного побережья Финского залива до лесостепной полосы Правобережья Волги.

Казалось бы, такие огромные территории при тогдашних средствах сообщения и связи, при примитивной государственности не могли войти в состав Древнерусского государства, не имевшего возможности не только установить свои порядки, но даже контролировать земли подвластных племен. Аналогом этого указания «Повести временных лет» является сообщение Иордана о том, что якобы еще готский король Германарих покорил множество племен, в том числе тиудов, васинабронков, меренс, морденс, т. е. чудь, весь, мерю и мордву, что является маловероятным.

По-видимому, в рассказе Иордана речь идет о балтийско-волжском торговом пути, проходившем через земли упоминаемых им финно-угорских племен. В какой-то мере это можно сказать и о рассказе «Повести временных лет» с той только весьма существенной разницей, что эфемерная держава Германариха распалась, не связав эти народы единством или близостью экономической, культурной и государственной жизни, тогда как Киевская Русь — Древнерусское государство сплотило их в той или иной форме и степени21. К. Маркс подчер-

Ш

кивал, что «подобно тому, как империя Карла Великого предшествовала образованию современных Франции. Германии и Италии, так и империя рюриковичей пред- шествовала образованию Польши, Литвы, балтийских поселений, Турции, наконец, самой Московии»22.

Кроме того, балтийский водный путь привел восточнославянских торговцев в земли ливов (либь), куршей (корсь), земгалов (зимигола), латгальцев (летьгола) и других балтийских и финно-угорских племен. Придег пора, и в XII—XIII вв. на Западной Двине возникнут русские княжества Ерсике (Герцике) и Кукенойс (Кокнес), и земли по Западной Двине вплоть до Рижского залива формально будут считаться подвластными русским полоцким князьям.

Что касается северо-востока (перми, печеры и югры), то появление здесь русских следует отнести ко времени не позже X — начала XI вв. Уже в 1032 г. новгородец Улеб ходил к Железным Воротам. Поход был тяжелым и «опять (обратно.— В. Л1) мало их прииде»23. Где ни искать Железные Ворота — в Заволочье, среди проливов Белого моря или видеть в них Карские ворота Новой Земли — важно то, что они находились очень далеко на севере. Под 1096 г. «Повесть временных лет» приводит рассказ новгородца Гюряты Роговича, пославшего своего отрока в Печору («люди, иже суть дань даюше Новгороду»). Оттуда отрок направился в Югру, соседившую с «Самоядыо» «на полунощных странах». Югра, т. е. угры (ханты и манси), рассказали о народах, живущих еще дальше на севере, где «суть горы за йдуче в луку моря», и ведущих меновую торговлю. Следовательно, русские уже в XI в. доходили до Печоры, Югры и гор у Лукоморья, т. е. Урала24.

Ладожане еще в далекие времена ходили на север, в край, представлявшийся им пушным Эльдорадо. Старики бывали в Югре и Самояде задолго до 1114 г., под которым Ипатьевская летопись помещает рассказ о пушных богатствах Севера25. О проникновении ладожан на север рассказывает сага о Гольфдане, сыне Эйстейна26.

К 40—60-м годам XI в. относятся и рассказы Гюряты Роговича, и поездки ладожан, и, видимо, основание первых русских поселений в Заволочье, от «Емцы до моря». В начале XII в. на Севере возникли Иван-погост, Кегре- ла, Ракула, Пинега, Вихтуй, Усть-Вага, Холмогоры. Повсюду русские мирно селились рядом с аборигенами, передавая им свою более высокую культуру, подчиняли их своему культурному влиянию. Говоря о Новгороде, К. Маркс подчеркивает, что «его жители сквозь дремучие леса проложили себе путь в Сибирь; неизмеримые пространства между Ладожским озером, Белым морем, Новой Землей и Онегой были ими несколько цивилизованы» 27.

Таким образом, летописный рассказ о данниках Руси в определенной степени отражает реально сложившиеся и развивавшиеся в определенном направлении отношения между племенами балтийских и финно-угорских языков и восточными славянами, создавшими свое государство 28.

Как западные, прибалтийско-финно-угорские и балтийские племена, так и восточные, поволжские и при- камские финно-угры в VIII—IX вв. не вышли за пределы первобытно-общинного строя, не пошли дальше племенных и родовых объединений с кровной местью и родовыми старшинами, больших патриархальных семей и территориальных общин. Они знали имущественное неравенство и патриархальное рабство, торговлю и власть вождей, но все это в формах, свойственных первобытно-общинному строю.

Русское влияние ощущается и среди мари (черемис, цармис), и камских, или волжских, болгар и в Хазарии. С камскими болгарами восточные славяне познакомились также очень давно. Не случайно Ибн-Фадлан упорно называет главный город камских болгар Булгар городом славян, болгарского хана — «царем славян». Шемс-ад-Дин-Димешки говорит о болгарах-мусульма- нах, паломниках, шедших через Багдад в Мекку, которые на вопрос — кто они, отвечали: «Мы булгары, а булгары суть смесь турков со славянами». Конечно, можно предположить, что «славяне» восточных писателей, т. е. «сакалиба»,— это местные, приволжско-камские финно-угорские племена. Но среди этих «сакали- бов» были подлинные восточные славяне. Это подтверждают, в частности, находки русских вещей на Средней и Нижней Волге, Камской Болгарии, где была целая русская колония в Великих Булгарах29.

Русские проникали и дальше на юго-восток, в Нижнее Поволжье, о чем пишут восточные источники, сооб щающие о целом районе столицы хазарии Итиля, населенном славянами («Славянская часть»), о судьях для славян, совершающих суд по языческим обычаям30.

Обрусело болгаро-хазарское население степей По- донья. Русской Белой Вежей стала хазарская крепость Саркел, превратившаяся в ремесленный и торговый центр, в город31.

В Поднепровье, на территории Днепровского Левобережья и в Посемье славяне ассимилировали древнее ираноязычное население. Это были аланы — «ясы» русских летописей, потомки сарматов, создатели салтово- маяцкой оседлой культуры земледельцев' и скотоводов, к тому времени сильно тюркизированные болгарами. На связь скифо-сарматов и славян указывают топонимика, древние иранские мотивы в культуре восточных славян, волынцевская культура (Сумская область) с гончарным кругом, керамикой салтовского типа, жилищами с очагами, бескурганными могильниками, созданная ославяненными аланами, северянские спиральные височные кольца, сходные с двухспиральными височными кольцами иранцев Левобережья VI—VII вв. Под влиянием славян в жилищах у северных салтов- цев — алан появляются печи, меняется пища (у ясов — алан, родственников осетинов, появляется слово каша), распространяются смешанные погребальные обряды (отсутствие погребальных насыпей и урн, тайники, кремация).

На юге распространения салтовской культуры жили болгары. Типичным их памятником являются Зливки. Здесь, в частности в междуречье Прута и Днестра, жили «черные болгары» «Повести временных лет». Это были те тюрки, с которыми, как и с аварами, славяне столкнулись еще на заре своей письменной истории. Видимо, и древнейшие тюркские заимствования в языке восточных славян связаны с болгара*ми. Часть болгар оттеснили на север лесостепи позднейшие пришельцы—- венгры и печенеги. Потомками этих древних тюрок- болгар следует считать черниговских «былей» «Слова о полку Игореве»: шельбиров, ольберов, ревугов, татра- нов. Это не «свои поганые» — торки и коуи, тюркоязычные кочевники, обосновавшиеся на Руси и становившиеся подданными русских князей. Это — именитое черниговское боярство, давно обрусевшая знать, тюркское проис хождение которых было основательно позабыто ко временам Игоря Святославича. Сам термин быль уводит нас в Дунайскую Болгарию, где он был заимствован славянами у тюрок-болгар, и в Орхоно-Енисейский край, где в древних тюркских надписях он выступает в значении сановник.

Несомненно влияние славян на более позднее кочевое и полуоседлое население степей и лесостепной полосы. В 30-х годах IX в. в степях появляются кочевники венгры. Выходцы из Прикамья, ближайшие родичи югры (хантов и манси), венгры (мадьяры) долгое время соседствовали с восточными славянами. Из языка восточных славян они заимствовали такие слова, как воевода. борона, ясс, немет (немец), ленгиель (поляк), челедь7 золга (слуга), верша, болто — ботало (шест для загона рыбы в сеть), сежа, тоня и др.

Летописцу известны «угры белии». «Угры черные» проходили «мимо Киев горою», оставив память о себе в названии Угорское и угринов в составе княжеских дружнн32. Кочевая тюркская степь всегда являла опасность для Руси. Печенеги, вытеснившие угров, овладевшие степью в конце IX в., сменившие их торки (гузьг) и, наконец, самый страшный и опасный враг славян — половцы (куманы, кипчаки) постоянно угрожали Руси, совершали грабительские налеты, уводили пленных в свои вежи. Но русские разбили печенегов, ушедших в Паннонию и на Дунай, разгромили тор ков, и только половцы угрожали Руси вплоть до появления полчищ Чингисхана и Батыя.

Остатки печенегов и торки стали в подчиненное положение к киевскому князю вначале в качестве федератов, а затем вассалов. Они несли сторожевую, пограничную службу, участвовали в войнах и поддерживали киевского князя в междуусобной борьбе. Печенеги, торки и берендеи обосновались в Поросье, под влиянием русских переходя к оседлости. То же влияние Руси обусловило у них возникновение феодальных отношений, появление городов (Торчин, Канев, Юрьев). У берендеев насчитывалось шесть городов. Чаще всего кочеьники тюрки, ставшие вассалами киевского князя и оседавшие на Руси, назывались «черными клобуками» (кара-калпаки). Летописям и «Слову о полку Игор^ве» известны их отдельные племена и колена: коуи, каепичи, турпеи.

По боуты. Кое-где на Руси оседали и половцы («свои поганые»). Главной силой «черных клобуков», видимо, являлись берендеи. «Черные клобуки» жили не только в Поросье, но и под Черниговом, Переяславлем, на реке Трубеже, у Белой Вежи. «Черные клобуки» находились под большим влиянием Руси. Развивающееся земледелие, оседлость, распространение русских изделий (керамики, оружия, украшений и т. п.), зарождение феодальных отношений, наконец, взаимоотношения с другими государствами и с «дикими половцами» — всем этим «черные клобуки» были обязаны Руси.

Нет сомнения в том, что в их язык проникали славянские слова, имели место смешанные браки, распространялось христианство.

К Руси, несомненно, тяготели так называемые «половецкие города»: Балин, Чешуев, Сугров и Шарукань с их христианским, видимо, аланским или алано-болгар- ским населением. В летописях оно выступает под названием ясы. Немало русских князей женилось на ясынях и держало у себя на службе ясов. Смешанные браки приводили к обрусению половецкой знати (Даниил Кобякович, Роман Гзич, Глеб Тириевич, Ярополк Томза- кович). Где-то в степях на огромном пространстве, от Подонья до Трансильвании и Подунавья, среди кочевников и полукочевников жили бродники, русское население степей, далекие предшественники казачества33.

Русское влияние распространилось на Тамань, на Северный Кавказ, где кабардинцы усвоили русскую письменность.

Всюду в степях, до Белой Вежи и Тмутаракани, распространялся длинноголовый европеоидный расовый тип с незначительной примесью короткоголового. В то же самое время среди степняков-кочевников преобладают монголоидные расовые типы.

На самом юго-западе Руси, в междуречье Днепра и Прута, восточные славяне смешивались с романизированными потомками древнего гето-дакийского населения края. Это были далекие предки волохов. В их романском языке сохранились заимствования из славянских языков периода существования в них носового звука он, который дал в восточнороманских языках ын и ун (дунге — черта от древнеславянского донга, мындру — гордый, древнеславянское мондр). Восточнороманские племена занимались скотоводством. Об этом говорят романские корни их скотоводческой терминологии и славянские — земледельческой (плуг — плуг, бороанэ — борона, бразде—борозда, овэс — овес, лопатэ — лопата, рышнина — ручная мельница и др.)34.

На огромном пространстве от Наровы и берегов Ладожского и Онежского озер до нижнего Дона и Тамани, от Западной Двины до низовьев Оки и Средней Волги шел процесс ассимиляции восточными славянами племен балтийских, финно-угорских, иранских и тюркских языков. Аль-Бекри сообщает, что «главнейшее из племен севера говорит по-славянски потому, что смешалось с ними»35. Другие иноязычные племена сохранили свою речь и культуру, но подпали под влияние славян. При этом, конечно, и первые (особенно), и вторые в свою очередь вносили вклад в язык восточных славян, в их материальную и духовную культуру. Если печенеги судили по своим законам, а во главе мадьярских орд стояли воеводы, то и в речи русских встречались финно- угорские и тюркские слова (лахта — залив, соломя—- пролив, чага и кащей — рабы и т. п.).

М. Н. Покровский переоценивал роль финно-угорского населения в формировании великорусской, а следовательно, и древнерусской народности. Говоря о финно- уграх, ассимилированных русскими, он писал, что «в жилах великороссов течет 80% их крови»36. Противоположной точки зрения придерживался Д. К. Зеленин* отрицавший сколько-нибудь значительную роль ассимиляции славянами финно-угров и полагавший, что славяне не столько ассимилировали коренное финно-угорское население, сколько оттеснили его37.

Имеющиеся в нашем распоряжении материалы не дают основания разделять обе крайние точки зрения. Не только народности, но и племена нередко являлись результатом смешения и меняли свой язык.

«Что понимать под племенем? Тварей одного вида, зоологический тип с врожденными ab ovo племенными особенностями, как у племенных коней, племенных коров? Мы таких человеческих племен не знаем...»,— писал Н. Я. Марр38.

«В формировании местного славянина, конкретного русского, как, впрочем, по всем видимостям, и финнов, действительное доисторическое население должно учиты ваться не как источник влияния, а как творческая материальная сила формирования»,— развивал он свою мысль, к которой, как нам кажется, следует присоединиться39. Следует также иметь в виду, что распространение древнерусского языка, его влияние на местные финно-угорские, балтийские и другие языки являлось отнюдь не всегда и не обязательно результатом быстрого и массового, а, наоборот, медленного, постепенного расселения, культурно-экономического воздействия и включения в орбиту политического влияния складывающегося и быстро расширяющегося Древнерусского государства. Таким образом, следует признать, что в формировании древнерусской народности, в складывании русского народа из восточнославянских племен, союзов племен, этнических образований отдельных земель, «на- родцев» (Ф. Энгельс) принимало участие и неславянское население Восточной Европы.

«В составе славянства немалая часть населения принадлежала когда-то финно-угорским, балтийским, фракийским и иным племенам, однако никто из славян не причислит себя к какой-либо другой этнической группе... Практически невозможно находить среди славян бывших иранцев, балтов и т. п. Одним словом, для всех должно быть очевидным, что со сменой языка происходит и смена этнической принадлежности населения»,— пишет выдающийся советский языковед-славист Ф. П. Филин40.

Сталкиваясь на протяжении ряда столетий с русскими, соседи восприняли их более высокую материальную и духовную культуру, в свою очередь обогатив ее своим вкладом. Это наблюдается в жилище, утвари, одежде. Такова этническая карта Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства и на начальном этапе складывания древнерусской народности.