До 70 имеется их в России, в том числе почти половина в Московской области. В этих отдельных городах с десятками улиц жизнь была намного лучше обустроена, чем в целом по СССР. Там не было коммуналок, трущоб, очередей, хлама и грязи. На так называемую отраслевую науку военных ведомств государство в конце 80-х годов тратило в год порядка 25 — 50 млрд, рублей. А в «оборонке» рубль до 1990 года всегда равнялся доллару или превосходил его. Миллионам российских ученых и инженеров еще предстоит осознать слова великого советского физика Ландау, сказанные в 1957году: «Если наша система ликвидируется, то войны вообще не будет. Без фашизма нет войны». А вот сегодняшний ответ космонавта Олега Макарова на вопрос о перспективах сбыта нашего космического ноу-хау: «Продать и на эти деньги спасти нашу страну?Можно. Но, во-первых, не купят, во-вторых, не умеем продавать, а в-третьих, у американцев на нас больше нет денег. Русских в космосе они победили и сразу утратили интерес к космическим проектам». Автор дает подробный анализ ситуации в каждом из подмосковных военных городов-заводов. Эти города с самым крупным в России научным и инженерным потенциалом десятилетия работали на войну: Жуковский, Калининград, Пущина, Обнинск, Протвино, Дубна, Долгопрудный, Троицк, Климовск, Фрязино, Дзержинск, Железнодорожный, Зеленоград, Красноармейск, Реутов, Тураево (Лыткарино-1), а также поселки Оболенск, Черноголовка, Болшево-2, Голицыно-2, Дмитров-2, Менделеева. Теперь эти конструкторские бюро, потеряв две трети былого финансирования на военные цели, учатся нормальной жизни, начинают производить то, что требует гражданский рынок. Наукограды, созданные в большинстве своем еще по решениям Сталина — Берии, оказались искусственными образованиями, вне градообразовательных законов и исторических традиций. В каждом городе стоит один фактически институт-завод, и благополучие всех без исключения его жителей связано с военными заказами данного научно-производственного объединения. При Ельцине произошел обвал, ассигнования на «оборонку» урезали и паразитировать на «холодной войне» стало невозможно. Элитные военные «города науки» люмпенизировались за несколько месяцев. Внукам первых поселенцев этих вахтовых городов теперь негде учиться, негде работать, негде жить. В некоторых городах в очереди на жилье состоит до половины населения. Научный потенциал Подмосковья огромен. Это единственный в России регион, где на каждую тысячу жителей приходится около 140 инженеров, ученых и других специалистов с высшим образованием. ВПК стимулировал и содержал девяносто процентов советской науки. Считается, что под Москвой до 20 городов с 1,5 млн. рабочих мест почти полностью обслуживают науку и связанное с ней оборонное производство. Когда едешь где-либо в радиусе до 100 километров от Москвы, то определить род занятий и даже ведомственную принадлежность любого городка за окном достаточно просто. Даже если производственные и научные корпуса, обнесенные заборами с неизменной колючей проволокой, спрятаны вдали от дорог, в лесных массивах. Роскошные, по нашим меркам, многоэтажные дома из красного или желтого кирпича строит в Подмосковье и в примыкающих к нему областях только ВПК. В Москве в таких же домах проживает высшая номенклатура, а в наукоградах домов панельного типа и «хрущоб» не строили. Сегодня несовершенство налоговой политики губит экономику. В тех же наукоградах директорат не очень-то заинтересован развивать бурную деятельность в поисках заказов на продукцию гражданского назначения. Ужас в том, что и директору завода придется отдать государству в виде налогов до 85 процентов от суммы валютной или рублевой прибыли. А если он сохранит сырье на складах и построит рядом еще одно здание-ангар, то с этих ресурсов и основных фондов он будет платить лишь 15 процентов налога. Задача-максимум в таких условиях состоит в том, чтобы не столько работать, сколько захватывать побольше ресурсов, земли и недвижимости и ждать, когда ими можно будет спекулировать. И эта идиотская схема действует ныне во всей российской экономике. Любой производитель, чтобы выжить, должен идти на скрытые нарушения налоговых правил, что очень выгодно для всей чиновной рати: закрывая глаза на явные недоплаты в казну государства, они получают большие регулярные взятки. На таких взятках (услугах и т.д.), которые платил верхам любой директор, держалась вся советская экономика от Хрущева до Горбачева. При Ленине — Сталине воровство и взяточничество были скромнее, так как все очень боялись угодить в ГУЛАГ. Наука в погонах, как и военное производство, представляли собой основу основ России начала 90-х годов. Меньшую, видимую часть айсберга составляли престижные институты АН СССР, в которых на 1 января 1991 года работали 65,5 тысячи ученых, в том числе 337 академиков, 651 член-корреспондент и 6531 доктор наук («Независимая газета», 10.08.1993). Численность же специалистов отраслевых НИИ и КБ превышала миллион человек. Бюджет АН СССР в последний год существования СССР составлял несколько миллиардов рублей, а отраслевая наука тратила в год 25 — 30 млрд. рублей (тех, полновесных, что стоили не меньше доллара каждый). Формально считалось, что АН — это .штаб фундаментальных научных исследований, а отраслевые институты занимались прикладными исследованиями. Вузовской науки практически, за малым исключением, у нас нет. А Академия наук, на правах министерства, была действительно штабом научного обеспечения планов ВПК. Требовалась и организационная увязка усилий ученых с правительством и плановыми органами, со снабженцами и финансистами высшего уровня, с разведками разных сфер подчинения и дипломатическими службами (которые тырили по всему миру то, что было необходимо «научному штабу») — комплексом таких сложных вопросов занимался до 1992 года Госкомитет по науке и технике. Вся иерархия этой системы организации науки на службе ВПК сохранилась нетронутой у нас и по сей день, только под другими названиями составляющих ее звеньев и с урезанными ассигнованиями. Как ни странно, но почти подобная же структура управления наукой сохранилась не только во всех бывших «братских соцстра- нах», но и во Франции. АН там называется CNRS. Усилиями Лаврентия Павловича Берия, правой руки Сталина и шефа тогдашнего КГБ с ГУЛАГОМ вместе, Москва и область были и остаются беспрецедентным в истории местом концентрации военной научнотехнической мысли и производства. Все эти НИИ и НПО, открой они широко свои двери иностранцам, что уже практически произошло, могут своим научным потенциалом, если не улучшить экономическое положение России, то серьезно повлиять на конкурентную борьбу в сферах технологии между Европой, Японией и США. Естественно, что каждый прибывающий в Россию иностранный менеджер думает в первую очередь о собственном кармане. Наши ученые, гнувшие спину в «почтовых ящиках» оборонных ведомств или в академических, министерских НИИ, маркетингу, юридическим тонкостям рынка и патентоведению не обучены, голодны до крайности и поэтому готовы отдать свои научные результаты в руки первого встречного. Тем более что с упадком ВПК наука оказалась никому более в России не нужной. Вот и приезжают к нам вместо былых агентов ЦРУ сотрудники Ливерморской лаборатории ядерных исследований, объезжают 19 российских и один украинский научные центры, оставляют в каждом до 10 — 20 тысяч долларов и увозят отчетов по новейшим, еще вчера секретным исследованиям на огромную — во многие сотни миллионов долларов — сумму, которая таким образом сохраняется нетронутой в бюджете США («Известия», 2.11.1992). Иностранные журналисты еще даже не получили право побывать в большинстве из 10 совершенно секретных городов ядерного оружейного комплекса, а норвежцы летом 1992 года умудрились привезти к себе на неделю в город Ставангере ядерщиков из этих 10 особо режимных городов атомного министерства на переговоры. Первая советская атомная бомба, взорванная на полигоне 29 августа 1949 года, была почти точной копией американской. Но водородную бомбу мы не крали — сделал ее у нас Андрей Сахаров раньше американцев, — взорвали ее впервые 12 августа 1953 года на семипалатинском полигоне. Сахаров получил от Кремля все возможные награды и почести, стал лицом, приравненным по своим правам и привилегиям к члену Политбюро ЦК КПСС. Но не продался власти, а пытался просвещать её, стал великим человеком, приблизившим конец нашей 4холодной войны» с Западом. У Сахарова был другой не менее яркий единомышленник из числа советских физиков — Лев Ландау, у которого никогда не было, в отличие от Сахарова, иллюзий по поводу природы советской власти. Газета «Комсомольская правда» (8.08.1992) опубликовала почти полный текст секретной справки КГБ от 19 декабря 1957 года с высказываниями Ландау из бесед со своими друзьями и коллегами, многие из которых «стучали» на великого физика. «Науку у нас не понимают и не любят, что, впрочем, и неудивительно, так как ею руководят слесари, плотники, столяры. Нет простора научной индивидуальности. Направления в работе диктуются сверху». Ранее Ландау привлекался к выполнению очень важных работ, но еще в 1952 году был занят мыслью сделать как можно меньше, писал гэб- эшный оперативник и приводил слова этого нобелевского лауреата: «Разумный человек должен стараться держаться как можно дальше от практической деятельности такого рода. Надо употребить все силы, чтобы не войти в гущу атомных дел. В то же время всякий отказ и самоотстранение от таких дел должно делаться очень осторожно». Подобного рода рассуждения Ландау неоднократно фиксировались агентами, в частности в январе 1953 года, когда ученый сказал своему близкому другу: «Если бы не 5-й пункт (национальность), я не занимался бы спецработой, а только наукой, от которой я сейчас отстаю. Спецработа, которую я сейчас веду, дает мне в руки какую-то силу. Но отсюда далеко до того, чтобы я трудился «на благо Родины» и пр., что сквозило в твоих письмах ко мне. Такие письма ты можешь писать в ЦК, а меня избавь от этого. Ты знаешь, мне все равно, на каком месте стоит советская физика: на первом или десятом. Я низведен до уровня «ученого раба», и это все определяет.». Ландау называл советскую систему фашистской, членов правительства — палачами, которые по пояс в крови, а Ленина он считал первым фашистом. Нас, советских людей, воспитывали вплоть до последних дней существования СССР на лжи о том, что якобы атомное сверхвооружение СССР удержало мир от третьей мировой войны. Парадокс и фарс истории: немцы оплачивали подрывную деятельность Ленина и его восшествие к власти, Сталин принял активное участие в строительстве гитлеровского милитаризма в 30-х годах. Все усилия СССР по наращиванию ядерной мощи и сверхвооружений в 40 — 80-х годах были полнейшей бессмыслицей, пустой тратой денег. Но если сегодня сказать это любому военному или политическому деятелю России, он оскорбится. Сталинизм жив в нас. 1 декабря 1956 года Ландау говорил: «Если наша система мирным способом не может рухнуть, то третья мировая война неизбежна со всеми ужасами, которые при этом предстоят. Так что вопрос о мирной ликвидации нашей системы есть вопрос судьбы человечества по существу». 4 декабря 1956 года он продолжил эту мысль в беседе с членом-корреспондентом АН СССР Школьниковым: «Я считаю так: если наша система ликвидируется без войны — неважно, революцией или эволюцией, это безразлично — то войны вообще не будет. Без фашизма нет войны». Советская система сделала все, чтобы укоротить жизнь Ландау и Сахарову. Трагедия России XX века в том, что ею правили или недоучки, или сумасшедшие, а иногда и те и другие в одном лице. Американцы, как это не покажется странным, всегда имели официальный или нелегальный доступ практически ко всем нашим секретам. То, что они хотели, они у нас брали, прошибая лбом стены на всех этажах власти, сказал наш летчик-космонавт Олег Макаров. Но на нашей космической станции «Мир» нет ничего, что американцам хотелось бы украсть, отметил Макаров. У них все есть, а какие-то технологические мелочи, на обработку которых у нас ушли десятилетия, мы и так им отдадим. Макаров возмущается, как могла наша нищая страна позволить себе роскошь бесплатно взять в космос на станцию «Мир» американского астронавта — в обмен на никому не нужное катание нашего космонавта на «Шаттле» («Московские новости», 25.04.1993). Возможно, что НАСА соблаговолит разместить на собственной будущей станции «Freedom» разра ботанные в России солнечные батареи, биореакторы, печи для полупроводников. Наши ученые, отобранные самими американцами, уже работают в Университете Мэриленда, по заказам НАСА. Россия, возможно, получит от участия в проекте космической станции «Freedom» несколько сотен миллионов долларов, американцы же сэкономят на нас 7 — 8 млрд. долларов. Обреченные на вечный проигрыш в деловых сделках с Западом директора наших наукоградов вынуждены приобщаться к нормальному экономическому мышлению. Самым полезным для России было бы или полное замораживание деятельности этих технополисов, или их работа в тесной увязке с соответствующими западными партнерами. В годы своего расцвета наша научная оборонка набрала под свои крыши столько народного добра впрок, что еще десять лет директора будут сбывать зарубежным центрам сырье, изделия и ноу-хау за бесценок, убеждая всех, что у нас наше неплохое стоит очень дешево. Неудивительно, что во всех нижеперечисляемых наукоградах и НПО-гигантах с утра до вечера толкутся иностранные коммивояжеры, которые уверены, что на нашем Клондайке они смогут в конце концов окупить свои поисковые усилия. НПО машиностроения в подмосковном городе Реутово. Генеральный директор Герберт Ефремов охотно рассказывает, что радиолокационный спутник «Алмаз» обходится ему в 50 млн. долларов, а на Западе такую станцию строят за 800 млн. долларов. По самым элементарным подсчетам сие означает, что производство одного «Алмаза» приносит России убыток как минимум на 200 млн. долларов. Ведь ни Ефремов, ни его предшественник на этом посту знаменитый генеральный конструктор В.Челомей, не несут и десятой доли тех обязательных расходов, которые должен нести предприниматель. Строя СС-11 и СС-19, противоспутниковые системы и станции радиолокационного зондирования, противокорабельные ракеты и спутники связи, Ефремов получал все от государства за копейки, считай бесплатно. И, переходя на гражданскую продукцию, Ефремов безнадежно застревает на производстве малых партий очень нужных нам вещей. Формально Ефремов делает то, что ему поручает правительство: разрабатывает технологию и оборудование для масложировой промышленности, для хранения пищевых продуктов («Деловой мир», 25.03.1993). Уповает Ефремов при этом на длительность этого бесконечного по своей сути процесса. Потому что, если он и осмелится выпустить большую серию такого гражданского оборудования, то он неминуемо разорится. Кто же свои кровные выложит на то, что заведомо не будет соответствовать даже плохонькому иностранному образцу ни по цене, ни по качеству, ни по уровню сервисного обслуживания. Город Дзержинск, расположенный в 350 км к востоку от Москвы, в свое время имел статус химической столицы страны. За это город получал немалые льготы из бюджета. Удельный вес продукции, производимой в городе частными предпринимателями, колеблется от одного до полутора процентов. Власти жалуются, что Москва отказалась от многих федеральных социальных программ, дав, таким образом, некоторую самостоятельность регионам, и. увеличила налоги с мест. До 57 процентов налогов от прибыли забирает от предприятий только федеральный бюджет. Самому производству и местным городским властям остаются крохи. В подмосковных Подлипках знаменитый ЦНИИмаш с Центром управления космическими полетами и другими громадными зданиями на 50 гектарах стал головной научной организацией Российского космического агентства. Мощности загружены на треть («Красная звезда», 27.03.93). Но никто никуда не спешит. Чтобы адаптироваться к новым условиям, нужно время, считает генеральный директор института академии Владимир Уткин. На эти гигантские стенды для испытания космических кораблей и ракет надо бы водить туристов и школьников — зрелище такое же поучительное и впечатляющее, как пирамиды Хеопса. В городе Протвино Московской области в Институте физики высоких энергий в 1992 году уже был закончен тоннель для 22-километрового кольцевого ускорителя протонов. Американцы все приезжают к нам и думают, а не дать ли нам пару сотен миллионов долларов на завершение ускорителя и тем самым сэкономить 8 миллиардов долларов сооружения своего собственного суперколлайдера в штате Техас. В 1984 году, когда начинали, проект ускорителя для нужд фундаментальной науки в Протвино оценивался не более чем два блока АЭС. Затем, естественно, обнаружилось, что смета была занижена во много раз. Надо ведь ускоритель строить не как АЭС, а действительно на уровне мировых образцов — сегодня выясняется, что сами мы это не можем. «Никаких суперпроектов из престижных соображений мы не потянем и делать не будем», — заявил журналистам министр науки, высшей школы и технической политики России Борис Салтыков. Те, кто затеял данное строительство, — преступники; у нас нет продуктов для диабетиков, почечные больные умирают в очередях на диализ, в стране нет фармацевтики и фармакологии и т.д. Летом 1993 года в подмосковном Обнинске закрыли в целях экономии один из немногих в СНГ онкологических центров. И бывший СССР, узнав об этом из газет, вздрогнул от ужаса. А ведь тамошний Физико-энергетический институт не беден по определению — в нем хранится 260 тонн делящихся веществ, в том числе 10 тонн обогащенного урана и 1 тонна плутония. Делают в ФЭИ «Топаз» — термоэмиссионный реактор для космических аппаратов. У этого ядерного энергоисточника ресурс всего год, надо же — 6 лет, над чем и работают сейчас в институте, надеясь на американские субсидии. Когда-то ученые ФЭИ запустили первую АЭС в стране, сейчас они почти завершили разработку лазеров с ядерной накачкой и вообще продолжают заниматься фундаментальными проблемами термояда. Выпуск радиоизотопов для медицины вроде бы покрывает половину потребностей в них российской медицины. Но рынок сбыта данного товара практически неограничен. США готовы покупать у нас изотопы общей активностью 100 тыс. Кп в год, но мощности института позволяют выпускать лишь 1 тыс. Кп, а на расширение нет инвестиций. Директор ФЭИ Виктор Мурогов, как это принято в ВПК, сетует на отсутствие средств на промышленную разработку ряда действительно стоящих и всем нужных изделий: зернистых фильтров для очистки жидких пищевых продуктов, (молоко, пропущенное через такой фильтр, получает I категорию качества), высокочистых легкоплавких металлов и сплавов (высокочистые галлий, цезий и натрий), фильтрующих устройств на основе трековых мембран (незаменимы в системах очистки и кондиционирования воздуха для «чистых комнат», для электронной, фармацевтической, пищевой и парфюмерной промышленности) («Московские новости», 9.05.1993). Все коммерческие проекты — это как обычно только приманка для богатого западного инвестора, который и денег даст, и за качеством проследит, и покупателей найдет. НИИ приборов и фирма «Силлена» в подмосковном Лыткари- но желает продавать на мировом рынке сверхчистый монокри- стальный кремний. Притом что российская микроэлектроника отстала от всех в мире лет на двадцать, найти покупателя будет сложно. Удалось лишь заключить контракт с германской фирмой на проведение нейтронного легирования кремниевых слитков («Деловой мир», 17.08.1993). Государственное научно-производственное предприятие «Исток» — город Фрязино — один из крупнейших центров ВПК Подмосковья — отметил свой полувековой юбилей. «Исток» специализируется на выпуске всевозможных приборов отечественной электроники сверхвысоких частот. Эти СВЧ-приборы вполне можно делать и для гражданских нужд в медицине, связи, лазерном оборудовании. Генеральный директор «Истока» А.Н.Королев говорил журналистам («Народная газета», 26.08.1993), что военные заказы резко упали, но об освобождении или перепрофилировании производственных мощностей, занятых на военной продукции, и речи и не идет И Королев уверен, что банкротство его фирме не грозит. Никто другой таких приборов, служащих основой всех современных видов вооружений, в России не выпускает. «Исток» уже собирает свои приборы на военных заводах в Китае. Но развитые страны продукцию «Истока» не берут, а предлагают Королеву или заняться производством для них какого-то «грязного продукта», печатных плат, к примеру, или отдельных узлов. По минимальной, разумеется, цене. Королев на это пока не идет. Насчет перспектив выпуска гражданской продукции он честен, иллюзий не строит. Год он выпускал слуховой аппарат за 25 тысяч рублей (22 $), пользовавшийся неограниченным спросом у населения. В августе 1993 года, с повышением цен на энергоносители Королев должен был продавать свой слуховой аппарат уже по 100 тысяч рублей. За такие деньги бедный это не купит, а пенсионер побогаче возьмет импортную модель, где качество пластмассы и дизайн лучше. Объявленный вариант приватизации Королева не устраивает, поскольку «частная» фирма вынуждена будет половину прибыли отдавать на выплату дивидендов тем, кто, не работая на предприятии, приобрел его акции. Да и деньги от продажи акций пойдут не в фонд «Истока», а Госкомимуществу. Всероссийский институт легких сплавов в подмосковном поселке Сетунь тоже юбиляр. ВИЛ Су исполнилось 60, он выпускает созданные в его стенах высокопрочные титановые, жаропрочные никелевые, алюминиево-литиевые сплавы, магниевые сплавы повышенной чистоты, сплавы, легированные скандием, и т.д. Генеральный директор ВИЛСа, ведущий авиаметаллург страны академик Борис Бондарев — желанный партнер не только для Индии и Китая, но и всех ведущих западных государств. Всем нужное великолепно налаженное с помощью западного оборудования металлургическое «грязное» производство практически весь свой доход имеет от иностранных заказчиков («Деловой мир», 25.12.1992, 24.08.1993). В примыкающем к Москве городе Химки находится крупнейшая в России фирма по созданию, сборке и испытаниям ракет для противовоздушной обороны. Генеральный конструктор «Факела» Владимир Светлов гордится, что их передвижной ракетный комплекс SA-2 «Гайдлайн» или С-75 сбил три тысячи бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей в боях во Вьетнаме, на Ближнем Востоке, в Африке. На «Факеле» сделаны ракета В-1000 для перехвата баллистических ракет в верхних слоях атмосферы и ракетные комплексы С-300 (русский «Патриот») для ПВО и для наших атомных ракетных крейсеров «Адмирал Ушаков», «Адмирал Нахимов», «Маршал Устинов». Светлов сказал, что со сбытом военной продукции государству в прежних объемах проблем пока нет («We/Мы», июнь 1993). Но, отдавая дань моде, фирма сделала образцы целого семейства деревообрабатывающих станков, а также машин для изготовления шерстяных тканей и даже стоматологического кресла и возит эти раритеты по выставкам. Но ни чиновники, ни предприниматели не спешат рисковать с выделением средств на серийное производство. А «Факел» тоже свои деньги не вложит в гражданское серийное производство. В тех же Химках есть еще и «Энергомаш». В этом НПО делают ракетные двигатели первой и второй ступеней и считают, что обогнали в этом американцев. Последние охотно приобретают здесь некоторые детали и компоненты для своих ракет. Такие же мелкие заказы делают Китай и Бразилия. А югославы покупают нефтегазовое оборудование, которое начали делать на «Энергомаше». Среди выставочных образцов гражданской продукции ракетная фирма предлагает запуск в серийное производство десятков действительно полезных великолепных вещей. Небольшая в полтонны весом автоматическая газовая горелка может давать горячую воду и отапливать 100-квартирный дом. Есть и небольшая автономная передвижная теплоэлектростанция на 2500 киловатт, цена которой получается раз в 50 меньше ее западногерманского аналога. Но даже и на явно хорошую вещь нет покупателей в катастрофически нищающей стране. Скоро правительство России, возможно, поймет, что дочиста обирать население не имеет смысла, так как оно ничего не в состоянии купить и, соответственно, гибнет экономика. А элитный российский потребитель отечественное никогда не покупал и не собирается это делать и впредь. НПО «Луч» в подмосковном городе Подольске занято изготовлением самой сложной технологической начинки для АЭС. И наверное, еще чем-то, если сумело прославиться тем, что с этого предприятия рабочий сумел вынести три контейнера с 1200 граммами урана-235 и сесть с ними в электричку. Газета «Коммерсант- дейли» (21.10.1992) совершенно справедливо усмотрела в этом в об- щем-то заурядном событии два интересных момента: странно, что злоумышленника поймали, и удивительно, что на заводе никто так и не заметил исчезновения трех контейнеров. Генеральный директор «Луча» Ревмир Фрайштут после краха планов строительства АЭС в связи с Чернобылем сумел создать у себя три СП с японцами (продавать на Запад родное наше ноу-хау), с немцами (по от- верточной технологии собирать телевизоры из западных комплектующих) и со шведами (производство автоматов для розлива молока, сока, воды и их сервисное обслуживание). В Подольске есть и огромный кабельный завод, продукцию которого совершенно невозможно было купить еще пять лет назад, вся она шла на нужды ВПК. 20 процентов нефти, добываемой в СССР, извлекалось при помощи нефтепогружных насосов с бронированными кабелями подольского производства. Но зато прак тически каждый новосел, желая получить телефон, годами слышал от властей стандартную отговорку — «кабеля нет». Теперь ВПК скис, кабель есть, но ни у министерства связи, ни у будущих телефонах абонентов нет денег на кабель. Символом великой державы был еще недавно Объединенный институт ядерных исследований в Дубне. Этот роскошный город для физиков в 100 км от Москвы строили с 1956 года. На советские деньги здесь удовлетворяли свое научное любопытство физики теоретики и экспериментаторы со всех «братских стран социализма». Два ускорителя работали здесь тридцать лет, построили еще один в Серпухове, сейчас никак не могут закончить, как уже говорилось выше, ускоритель-гигант в Протвино. И тем не менее в 1992 году принято решение заложить в Дубне три огромные стройки под два ускорителя и один реактор. То, что называлось ОИЯИ, на самом деле было объединением разбросанных по окрестным лесам и болотам огромных заводов-лабораторий, в каждом из которых были заняты тысячи рабочих и специалистов. В Дубне для кучки акаде- миков-ядерщиков, обитавших в десятках отдельных коттеджей, когда-то действительно был рай. Специалисты среднего уровня жили в роскошных кирпичных башнях, а рабочий люд автобусами свозили на работу из окрестных деревень и поселков, по своему внешнему облику отстававших от ослепительной международной Дубны как минимум на два столетия. Ныне правительство США целевым порядком субсидирует развитие медицины в Дубне; полмиллиона долларов вот привезли («Народная газета», 14.07.1993). В Дубне ведь мечтают что-то полезное и для американцев сделать. Награбленного у советского народа на всех хватит, считает российское руководство. И оно по-своему право. Что нам теперь делать с прорвой физиков? Выплачивать им высокое пособие по безработице обошлось бы налогоплательщикам во сто крат дешевле строительства новых ускорителей (за наши деньги, но во славу американской науки). Трагедия нашей науки в том, что она совершенно не соответствует реальным нуждам общества, в котором мы живем, говорил корреспонденту «Московских новостей» (15.11.1992) директор Центра биологических исследований РАН в Пущино академик Евгений Головлев. Он, как и многие его коллеги, предлагает для отрады того же западного научного сообщества повысить уровень преподавания в наших вузах за счет слияния их с отечественными центрами. Головлев предлагает и другой вариант: если США будут и дальше скаредничать, надо научным коллективам в полном составе отправляться по контрактам в страны «третьего мира», куда нас еще пока зовут. Головлев считает, что именно в связке с «третьим миром» Россия может заставить Запад платить более справедливую цену за наши невосполнимые природные ресурсы и в конечном итоге за разорение нашей окружающей среды. По мнению академика, Россию всегда будет тяготить неравноправное партнерство с Западом, подсовывающим нам за наше сырье не очень экологически чистые технологии среднего уровня. Такая точка зрения тешит самолюбие и очень удобна для самооправдания тех недоумков, которые умудрились все разорить в России. Половина ведущих ученых из Пущине уже эмигрировала, но университет в Пу-щино известный наш эколог-политик Головлев создал. Москва и сама является крупнейшим технополисом мира. В цехах научно-производственного центра «Техномаш» и Тушинского машиностроительного завода собирали знаменитые ракету-носитель «Энергия» и прилепленный к ней космический корабль-челнок «Буран». Три «Бурана» там сделали. Один слетал в космос и благополучно вернулся, другой переоборудовали. под ресторан и отправили на вечную стоянку в московский Парк культуры и отдыха им. Горького. Генеральный директор «Техномаша» Вячеслав Булавкин особо не тужит и говорит, что надеется на созданные у него двести ноу-хау. Как и все его коллеги-директора, Булавкин может читать журналистам многочасовые лекции о возможных сферах гражданского применения его аэрокосмических технологий. Сделать на «Техномаше» способны действительно многое. Но продать. На шее государства сидеть, хоть и у скудеющей кормушки ВПК, куда как спокойнее. Сделали однажды 20 тысяч искусно сработанных из новейших материалов протезов рук и ног, в которых нуждается (то, что делают протезные заводы, — на уровне начала века) три миллиона жителей СНГ. А продать не сумели и прекратили производство. За 70 лет советской власти отечественный ВПК сумел воздвигнуть прочный занавес и не допустить перетока новых технологий в гражданский сектор. Считалось выгоднее в целях сохранения секретности на десятилетия уничтожить или просто положить под сукно какое-то технологическое достижение, чем опубликовать его. Генеральный директор НПО «Алмаз» (разработка и производство систем ПВО) Николай Поляшев считает, что военные заводы редко заняты крупносерийным, массовым производством и говорить об их вхождении в гражданскую экономику бесперспективно («Россия», 26.05.1993). По его мнению, заслуга Гайдара, резко прекратившего в 1992 году бюджетные вливания в ВПК, несомненна — он пытался таким образом заставить директоров начать конверсию. Поляшев объясняет, что на производство одного отечественного цветного телевизора у нас уходит 8 часов, иностранный делают за 40 минут за счет технологичности конструкции и совершенства оборудования. Трудозатраты у нас в 12 раз выше. Продаем мы наш телевизор в два раза дешевле иностранного — авторитета нет. По количеству занятых наши цеха раза в два-три многолюднее иностранных. Умножение вышеперечисленных показателей показывает, что мы работаем хуже в 70 раз. Это не считая уровня качества (надежность и долговечность, дизайн, отделка и т.д.). Не случайно, что на Западе редко встречаются фирмы, целиком ориентированные «на войну»: как правило, процентов 80 занимаются гражданской продукцией, массовый выпуск которой несравненно сложнее и рискованнее штучного ручного производства по предварительно оплаченным заказам, У НПО Поляшева несколько заводов, а на отработку шасси для цветного телевизора он потратил три (!) года, чтобы добиться приемлемого качества. Конверсия в России еще не стала необратимой. Поэтому и генеральный директор московского объединения «Салют» В.П.Оле-ва- нов, рассчитывает, что его новейшие военно-морские радиолокационные станции правительство разрешит продавать в Китай («Комсомольская правда», 20.08.1993). Китайцы предлагают вообще продать им все оборудование и наладить выпуск этих радаров в КНР. Будет ли в ожидании такой манны небесной государственный чиновник Олеванов всерьез заниматься выпуском бытовой кухонной техники? Массового покупателя на которую не существует в России. Другое дело — глубинные насосы для нефтяников, бытовые газовые плиты, самовары, огнетушители, радиаторы: все это массовыми сериями, сотнями тысяч делают на огромном тульском военном заводе «Штамп». За бесценок иностранцам ничего не отдают, лучше подождать несколько лет, освоить внутренний рынок, получить зарубежный сертификат качества на нашу продукцию, и вот тогда нам дадут настоящую цену, считает директор «Штампа» Валентин Митин. Город Тула, входящий в Московский военный округ (а это почти вся Европейская часть России), знаменит десятками своих оружейных заводов и КБ. Здесь миллионами производят боеприпасы и стрелковое оружие, пряники и самовары. В кипятке из самовара солей нет (они оседают на стенках), поэтому немцы с англичанами, разочаровавшись в кофе, покупают тульские самовары. А из всех горячих точек России и СНГ приезжают в Тулу оптовые покупатели винтовок и автоматов, револьверов и пр. Вполне освоил выпуск гражданской продукции и 15-тысячный коллектив НПО «Тулачермет». И сами умеют многое сделать и продать, и от западноевропейских, японских заказчиков отбоя нет — «грязное» производство в России всегда найдет сбыт на Западе. В Туле и приватизация (акционирование) на ВПК хорошо пошла, и народ не так бедствует. Фирма «Полема», бывший цех «Тулачерме та», отпочковавшись, стала кроссовки выпускать вместе с австралийским концерном — на его сырье и западном же оборудовании. Все виды обуви туляки будут делать два года на импортном сырье, а потом будут стараться переходить на отечественное. Тульские директора поверили в реформы Гайдара и стали их осуществлять. В 1993 году было акционировано каждое третье предприятие области, в том числе и самые крупные. И иностранные предприниматели поверили в серьезность намерений администрации Тульской области.