Социально-экономический класс
Рассмотрим проблему экономической нестабильности. Частично ее можно отнести на счет избыточного спроса на ресурсы в каждой стране.
Как правило, в большинстве случаев инфляция объясняется избыточным рыночным спросом на товары и услуги. Но инфляционный спрос на многие товары и услуги сегодня «подталкивается» за счет государственных программ соцобеспечения, коллективных сделок и договоренностей, а также множества других способов, с помощью которых корпорации и профессиональные группы используют свои собственные возможности для проведения рыночного обмена, а также чтобы заручиться поддержкой правительства при осуществлении подъема цен3. Одновременный рост безработицы и инфляции в последние годы может быть отражением следующей ситуации: требуемый корпорациями уровень доходности, несмотря на инфляцию их собственных отпускных цен, все равно не является достаточным стимулом для того, чтобы заставить их организовывать производство при максимально высоких уровнях трудоустройства.Теперь есть вероятность того, что полиархические системы с рыночной экономикой уже не смогут больше примирять между собой необходимые привилегированные требования бизнеса — и требования сильных профсоюзов и «государства всеобщего благосостояния» с его системой социального обеспечения. Действительно, отставания Великобритании в экономическом развитии оказалось достаточно, чтобы убедить многих обозревателей в том, что по крайней мере одна страна уже пала жертвой фундаментальной проблемы несовместимости выдвигаемых различными сторонами требований. Шведские профсоюзы и программы социального обеспечения так же хорошо развиты, как и британские, но эти наблюдатели скажут, что найденное Швецией решение проблемы — это всего лишь временная отсрочка, передышка на тот срок, пока шведские компании имеют возможность получать прибыль из нетрадиционных источников и ресурсов, каковыми являются древесина и минеральное сырье, а также за счет других кратковременных и быстро исчезающих «специальных возможностей», которые предоставлены им в сфере международной торговли.
Загадка заключается в следующем: почему все эти проблемы — в США и большинстве стран Западной Европы — возникли сейчас, а не 20 или 50, или даже 100 лет назад? Что произошло? Что изменилось?
Один из вариантов общего ответа — возросшие ожидания, то есть перемены в представлениях людей о том, чего они заслуживают4. Не только рабочие, инвесторы и директора, но и женщины, люди афроамериканского происхождения, широкие массы потребителей и молодежь сейчас выдвигают свои требования и запросы, которых ранее не существовало, что подтверждает и разнообразие «освободительных» движений. Но почему возросли ожидания? Ничто не свидетельствует о том, что в предыдущие годы этим группам не хватало полномочий или они испытывали недостаток средств для выражения своих требований. За исключением, возможно, лиц афроамериканского происхождения в США, никаких крупных сдвигов и перемен в возможностях, предоставляемых обществом этим группам, не происходило, по крайней^ере, за последние 40 лет.
Одно из объяснений, которое может быть предложено, таково: новые ожидания — это всего лишь ожидания, которые и должны были в конечном итоге возникнуть в обществе, провозглашающем приверженность идеалам демократического равенства. Черные хотят равенства с белыми, женщины с мужчинами, а бедняки хотят хотя бы чуть-чуть большую часть того, что имеют богатые. Не более того. В этих требованиях, следовательно, нет ничего необычного, для чего требовались бы особые объяснения.
Но остается вопрос: почему сейчас? Что случилось, что высвободило эти требования? Объяснением может служить спад классовой индоктринации — классового идеологического воздействия. Разумной кажется гипотеза о том, что старые процессы идеологического воздействия со стороны класса и руководства теряют свою силу и действенность. Хотя в прошлом индоктринация смогла на множество долгих десятилетий полностью заглушить какие-либо новые требования, сейчас такие классовые черты, как уступчивость, почтительность и согласие, все больше и больше сходят на нет.
В качестве дополнительного аргумента рассмотрим проблемы отчуждения и адка трудовой этики — сложных явлений неясного происхождения. Мы не можем отрицать, что одной из возможных причин является то, что идеологическая обработка, осуществляемая классом или руководством, больше не имеет прежней силы. Рабочих уже не убедить в том, что работать в сфере промышленного производства выгодно, интересно или каким-то иным образом полезно для формирования характера, во что их учили верить издавна, — по крайней мере со времен Реформации.Или рассмотрим признаки утраты доверия правительству и политическому руководству страны. Особенно часто в процессе индоктринации граждан повторялись тезисы о том, что государственные институты страны разумны и крепки, что лидеры страны знают, что делают. Вероятно, больше в них не верят.
(Другим свидетельством является активизация политической деятельности Профсоюзов в течение последних десятилетий. Еще более значительным подтверждением является рост числа слушателей университетов и институтов профессионально-технического образования. В рамках одного поколения в период с 1940 года число людей в возрасте 25-29 лет, которые окончили среднюю школу, подскочило приблизительно с 40 до 80 процентов; среди молодежи доля выпускников колледжей увеличилась в три раза5. Результатом стал рост как новой «элиты одаренных», которая в ряде важнейших аспектов отделяется от своей классовой принадлежности и следует другим лидерам, так и новой общественности, способной лучше противостоять индоктринации. Признаки упадка в классовом влиянии также были выявлены в ходе исследований значительного уменьшения почтительного отношения к вышестоящим классам среди представителей английского рабочего класса6.
% Если классовая индоктринация и идеологическое воздействие со стороны руководства в действительности теряют свою эффективность, последствия этого мо- 1 ут принести сюрпризы для поколения граждан, которое забыло — если когда-ли- бо вообще знало — аргументы прежних времен в пользу индоктринации как барьера избыточным, крайним проявлениям всеобщего избирательного права и “емократии.
Упадок традиционной индоктринации может привести к росту демагогии, крайних проявлений оппортунизма, политической некомпетентности в различных формах при переходе власти к гражданам, отказавшимся от тех внушенных им принципов, которыми они руководствовались в прошлом, но пока не ашедшим взамен никаких новых принципов. Можно даже легко представить себе, как «испаряются» некоторые пока еще высоко ценимые свободы. Гражданское население, потенциально скептически, бунтарски и недостаточно почтительно настроенное, может проявить все эти качества, пойдя против закона, как в последнее время демонстрируют молодежь и другие меньшинства. Может случиться и так, что напуганные граждане начнут подавлять инакомыслие7.Эта проблема в течение долгого времени стоит перед обществом. Она лежит в основе выдвинутой Гоббсом концепции общества как «войны всех против всех», войны людей за «самих себя, за жен, за детей, за скот». Источники напряженных конфликтов всегда имеются. Выражаясь менее конкретным языком современных общественных наук, люди сражаются, по крайней мере, за две награды: за ресурсы, которых не хватает для всех, и за власть, которая не может быть дана каждому.
Для Гоббса решением представлялась политическая власть, достаточно жесткая, чтобы подавлять и поддерживать порядок среди граждан. В «эпоху демократии» решением в действительности являются — и, вероятно, должны являться — ограничение контроля со стороны класса и руководства над волеизъявлениями общественности. Одно из двух решений, вероятно, необходимо для достижения консенсуса, который считается необходимым условием демократии8. В упадке той индоктринации видится возможность возрождения войны всех против всех.
Эти проблемы могут обостриться из-за устойчивой тенденции полиархичес- ких правительств переводить решение определенных задач из сферы рыночных отношений в сферу правительства. Решения о распределении дохода, например, все в большей степени принимаются как следствие решений правительства о налогах, государственном образовании, государственных программах обеспечения жильем, здравоохранения, пенсионного обеспечения, о выплате пособий по нетрудоспособности и по безработице, а также о других социальных субсидиях.
По мере переноса решения этих вопросов из сферы рыночной экономики в сферу компетенции правительства в политике появляется больше поводов для борьбы, и, соответственно, более тяжелое бремя ложится на любые имеющиеся в наличии политические механизмы, предназначенные для поддержания мира9.Невозможность демократизации?
Таким образом, отсюда может следовать невозможность развивать демократию в какой-либо более значительной степени, чем та, которой удалось достичь в существующей полиархической системе. Больше демократии означает меньше. Вывести общественный контроль из-под ограничений, обусловленных индоктри- нацией волеизъявлений — означает поместить общественный контроль в условия социальных распрей и беспорядков.
Существует возможность, что по мере отказа от индоктринации граждане окажутся вовлеченными в конфликт, вызванный разногласиями. Другая возможность заключается в том, что граждане, привязанность которых к полиархическим режимам никогда не была прочной, под давлением откажутся от них очень быстро, что в некоторой степени подтвердили на своем примере приверженцы и последователи сенатора Джозефа Маккарти, энтузиазм масс по отношению к Гитлеру, перонизм в Аргентине. Третий вариант — возможность того, что элиты или группы, в руках которых находится власть, сами уже не будучи объединены общими убеждениями и идеологией, окажутся вовлеченными в ожесточенный конфликт, который закончится переворотом или гражданской войной. И, наконец, еще один вариант: правительство, которому население больше не оказывает никаких почестей, не имеет стимулов для того, чтобы поддерживать полиархические процессы10. По любой из этих причин демократия может разрушить сама себя еще до того, как достаточно окрепнет и созреет68.
Как бы ни смущала та гипотеза, что демократия в ее увечной полиархической форме — это лучшее из того, что нам доступно, для некоторых умов такая гипотеза удобна. Она предполагает, что полиархия при всем несовершенстве существующей формы является разновидностью осуществимого компромисса демократических устремлений.
Можно даже сравнить ограничения в полиархии с ограничениями, которыми устойчивая личность регулирует процесс выбора, совершаемого взрослым человеком. Жизнь человека вечно до краев наполнена различными второстепенными возможностями выбора (как второстепенными политическими альтернативами, которые относительно свободны от ограничений индоктри- нации в полиархической системе), но число самых важных, главных вопросов выбора у человека всегда ограничено. Человек таков, каков он есть. Он не смог бы сохранить здравый ум, если бы ему пришлось считать открытыми все фундаментальные вопросы выбора: образ жизни, методы выработки личных суждений, характеристики восприятия. Все это формируется в процессе развития того, что принято считать его уникальной человеческой личностью.Другие не найдут ни в намеке на компромисс, ни в аналогии с развитием личности ничего, кроме самодовольного оправдания. Каждое общество, скажут они, состоит из множества отдельных личностей. Даже если каждая из этих личностей имеет тенденцию к непреклонности и жесткости выбора, взаимодействие между ними, тем не менее, должно всегда, в соответствии с демократическими устремлениями, оставлять открытыми все наиболее важные возможности выбора среди имеющихся институтов и политических решений. А так как люди учатся, те, кто уже не может сам учиться, могут передавать знания дальше, следующим поколениям, — демократия всегда остается движением, а не состоянием равновесия.
Рассматривая вероятность того, что спад идеологических воздействий со стороны класса или верховной власти может подорвать основы полиархии, мы должны напомнить себе, что те же самые ужасные последствия мы часто предсказывали и демократии, как, например, во многих случаях, когда проходили дебаты по расширению избирательного права11. До настоящего времени в истории демократии не произошло ничего из того, что было предсказано. Нам пришлось обратиться к самым последним событиям в области развития демократии, чтобы обнаружить скрытые признаки упадка демократической системы. В более долговременной перспективе история развития демократии является историей постоянного опровержения предсказаний о ее невозможности.
Есть одна особая причина, которая позволяет верить в то, что упадок индок- тринации, хотя и приводит к появлению новых конфликтов, не может представлять угрозы для полиархии. Умы, в меньшей степени подвергнутые идеологической обработке, могут быть более гибкими и дружелюбно настроенными. Таким образом, разногласия, хотя и более частые, легко улаживаются при помощи поли- архических процедур.
Соответствует истине и то, что, по крайней мере, в принципе, существует альтернатива установления общественного строя путем подавления силой, с одной стороны, или путем индоктринации со стороны класса или верховной власти — с другой. Это развитие самоконтроля и саморегулирования как отдельными личностями, так и общественными группами. Маловероятная перспектива, скажет кто-то. Но, опять же, не более маловероятная, чем те, которые в более ранний период дали возникнуть и окрепнуть самой полиархии. Люди учатся. Общества, при свойственной им преемственности поколений, учатся еще лучше.
Таким образом, демократическое движение, освобожденное от идеологизированных мнений, которые в настоящее время калечат его и наносят ему ущерб, было — и до сих пор является — революционной силой, которую по-прежнему можно реализовать за пределами всего, что уже достигнуто в настоящее время. Даже Карл Маркс одно время в это верил. О чартистском движении он писал: «Всеобщее избирательное право является эквивалентом политической власти для рабочего класса Англии, где пролетариат составляет большую часть населения... Введение всеобщего избирательного права в Англии, таким образом, было бы гораздо более социалистической мерой, чем все, что когда-либо удостаивалось столь гордого названия на континенте. Следовательно, неизбежным результатом этого является политическое господство рабочего класса»12.
Следует ли воспринимать серьезно эти перспективы? До сих пор, как мы видели, что-то сдерживало революционную силу демократического движения: оно развивается медленно и осторожно. Должны ли мы вновь обратиться за объяснением к нашему более раннему рассмотрению классовой индоктринации как ограничения в полиархии? Возможно, классовая индоктринация, даже если она необходима для поддержания полиархии на низшем уровне, в конце концов является основным препятствием к более полному расцвету демократии.
Мы должны предостеречь себя против переоценки классового воздействия на торможение развития демократии. Предоставление всеобщего избирательного права было, в понимании Маркса, мощным орудием устранения ограничивающего воздействия класса на демократию. Мы также знаем, что в других аспектах классовое влияние уже во времена Маркса несколько снизилось. Ситуацию изменило резкое и значительное улучшение доступа к возможностям получения образования. Другими важными событиями были: возникновение новых обществ, освободившихся из-под влияния феодальной традиции, как, например, в Америке; отмирание крайних форм проявления почтительного отношения нижестоящего к вышестоящему по мере расширения демократического движения; появление формально гарантируемых законом — и не теряющих своей важности даже в случае их несоблюдения — свободы слова и других гражданских свобод, предоставляемых всем и каждому независимо от классовой принадлежности. Как бы ни была велика роль класса в десинхронизации общественного управления, он совсем не обязательно служит единственным достаточным объяснением крайне медленного процесса демократизации.
Таким образом, мы возвращаемся к корпорации. Возможно, рост корпораций компенсировал — или даже более чем компенсировал — упадок класса как инструмента идеологизации. То, что корпорация является мощнейшим инструментом ин- доктринации, мы уже подтвердили ранее. То, что по мере размывания межклассовых границ она заняла важное положение в обществе, — достаточно очевидно. То, то она создает новую основу, ядро богатства и власти для развивающегося нового высшего класса, а также сама становится одним из самых мощных, заглушающих юлыиинство других голосов в общественном «хоре», — также вполне понятно. Глава крупной корпорации является по многим параметрам современным анало- Г гом помещика из более ранних эпох, с голосом, многократно усиленным благодаря технологиям массовых коммуникаций. Одно-единственное выступление представителя корпорации на телевидении в вечернем эфире может охватить аудиторию, по своей численности превышающую совокупное количество слушателей каких бы то ни было выступлений с любых трибун на всех митингах во всем мире в течение нескольких предшествующих веков. Таким образом, автономность частной корпорации в большей степени, чем класс, может быть основным и особым институциональным барьером, мешающим более полному развитию демократии.
Любопытной характерной особенностью демократического мышления является следующее: все это время оно не может примириться с тем, что частная корнора-
|цня — это особенная, своеобразная организация в системе видимой демократии. Огромная, богатая ресурсами корпорация, как мы видели, управляет более значительными средствами, чем большинство правительственных структур. Она может также в самом широком диапазоне осуществлять давление на правительство с целью добиться выполнения своих требований, даже если они противоречат требованиям граждан, выражаемых ими посредством полиархических средств управления. Более того, корпорации не берут самоотвода и в выполнении своей роли — скрытой роли — гражданина, так как, с точки зрения закона, корпорация является «лицом». Они обладают широкими полномочиями использовать «вето», которых нет у большинства других групп. По всем этим параметрам, как мы видели, корпорации характеризуются непропорционально большим влиянием и властью. Крупная частная корпорация сочетается с демократической теорией и демократическими взглядами весьма странно. На самом деле она совершенно с ними не сочетается.
Еще по теме Социально-экономический класс:
- ВВЕДЕНИЕ: Экономические теории как отражение социально-экономического развития общества
- Тема 3 СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СРЕДА ОРГАНИЗАЦИИ
- 7.3. Социальные и социально-экономические системы
- Социально-экономический класс
- Глава 17. Социально-экономический класс
- 3.5. Использование группировок в социально-экономической статистике
- СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА БОЛЬШЕВИЗМА (МАРТ—НОЯБРЬ 1918 г.)
- 4. Социально-трудовые и социально-экономические конфликты
- Глава 1 ПОНЯТИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА И ЕГО ВОЗДЕЙСТВИЕ НА СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ГОСУДАРСТВ
- 7.3. Социальные и социально-экономические системы
- Тема 3 СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СРЕДА ОРГАНИЗАЦИИ
- Глава 17 СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КЛАСС
- Социально-экономический класс
- Глава 17. Социально-экономический класс
- 2. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
- Глава 5.3 СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
- § 2. Социально-экономические условия