Проблемы собственности, справедливости и свободы в контексте определения приоритетов перспективного развития

О собственности

Первым из обстоятельств прямо влияющих на выбор той или иной идеологии в качестве государственной является необходимость определения в вопросе о собственности. (Нельзя браться за решение частных вопросов не решив вопросов главных.)

Все мыслители на протяжении веков вели дискуссию на эту тему. Существуют две основные модели организации человеческой жизнедеятельности:

1. Модель основанная на гарантированной государством неприкосновенности частной собственности.

2. Другие идеалом организации общественной жизни считают господство общественной собственности (чаще всего понимаемой как государственной). (Т. Мор, и др.).

Вопрос о собственности тесным образом связан с вопросом о свободе. Человек свободен только тогда, когда его жизнь обеспечена им самим. Самому обеспечить свою жизнь можно только имея собственность. Свободные граждане – свободное государство, богатые граждане – богатое государство. Страна богатеет, когда богатеют ее жители. Люди могут стремиться к богатству только тогда, когда это их богатство, их частная собственность. Частная собственность это тогда, когда собственность можно оставить детям и потомкам.

Частная собственность – основа семьи Запрещение частной собственности разрушает семью. Из бедности отдельных граждан нельзя построить богатое государство. Мы постепенно возвращаемся к старой народной истине, которая учит, что богатство державы создается старательностью хозяина, мастера, его уверенностью в себе и в своем достатке. Не хозяин не может быть и никогда не будет хозяином.

Без собственности нет нравственности. Истина банальная для всех исследователей, политиков и мыслителей. Именно с учетом этого простого суждения большевики формировали «новый класс – номенклатуру».

Следует иметь ввиду, что материальная приватизация лишь частично способствует распространению нравственности. Главной составляющей является интеллектуальная приватизация, т.е. создание профессиональных гильдий и сообществ, независимых от государственного «права на труд» и основных свободных профессий: юристов, врачей, ученых, политиков, священослужителей, артистов и художников. А в сфере остальных профессий – свободных профсоюзов. Именно профессиональные сообщества защищают интересы интеллектуальной собственности на профессиональное знание, поэтому культивируют у своих членов профессиональную этику, гильдийную гордость, честь и достоинство. Именно эти нравственные категории в первую очередь дают силу и волю добиваться правды и справедливости, а не терпеть беззаконие и ущемление прав, свобод, и достоинства людей. Члены профсоюза это уже не люмпены, даже не пролетарии. У них есть собственность, профессиональная честь и человеческое достоинство, им есть что терять кроме собственных цепей. Мелкий, люмпенский бизнес, не допускающий у своих наемных рабочих профсоюзной деятельности, плодит из своих работников только люмпенов, таких же, как мелкие хозяева этого бизнеса.

Таким образом напрашивается логический вывод, что без крупной приватизации не преодолеть люмпенизацию белорусского населения.

Крупные корпорации являются условием нравственного оздоровления тогда, когда возникают и становятся на ноги сообщества, профессиональные объединения и гильдии как собственников, так и наемных рабочих.

В «Трехгрошовой опере» Бертольда Брехта неоднократно повторяются слова: «Сначала хлеб, а нравственность потом». Как ни печально, но это похоже на правду. Тотальная пролетаризация обывателей оставляет актуальными только две ценности, на которые ориентированы люмпены и пролетарии: «хлеба и зрелищ». В пространстве, координатами которого являются эти две ценности, нет места долгу, чести, достоинству, всему, что дает возможность реализоваться «нравственному закону в себе». Промежуточным уровнем между физиологией и духовной жизнью выступают потребности в безопасности, которые представляются как уверенность в том, что низшие потребности не только удовлетворены, но их удовлетворению и в будущем ничего не угрожает. Сытый и «развлеченный» люмпен не способен приобщиться к более высоким ценностям, поскольку его сытость ему подарена кем-то, хозяином, начальником, государством. Как подарена, так может быть и отнята. Чувства безопасности у него не возникает. Советский чиновник может пользоваться всеми желаемыми материальными благами, «пока ведет себя хорошо», если он перестанет себя так вести, то может всего лишиться.

Чувство безопасности дает только неотъемлемая собственность. Если государство гарантирует «священное право частной собственности», обыватели начинают приобретать чувство безопасности за собственное будущее и будущее своих детей. Кроме собственности как таковой, они передают это чувство безопасности по наследству своим детям. Это справедливо и по отношению к интеллектуальной собственности. Человек должен быть уверен, что если он что-то делает хорошо, то это его умение и профессиональное знание может его прокормить. Чувство долга, чести и собственного достоинства являются принадлежностью людей, чей статус и материальное благополучие не зависят от действий властей, т.е. они принадлежат аристократам по рождению или людям, живущим в обществе с гарантированной неприкосновенностью частной собственности.

Когда горел костер Яна Гуса в Констанце, бедная старушка подбросила в него вязанку хвороста. Она проголосовала за решения Констанцкого Собора, считая их добром. Ян Гус отреагировал словами: «Святая простота».

О справедливости

Другой важный вопрос, вопрос о справедливости. По этому вопросу существуют следующие утверждения:

1. Справедливо равенство.

2. Справедливо неравенство.

Почему это важно? Потому, что определении в этих скелетообразующих вопросах напрямую влияет на выбор самой государственной модели (идеологии).

В марксизме принято считать, что власть появилась вместе с классовым неравенством, эксплуатацией и государством. Но неравенство – категория не столько социологическая, сколько онтологическая и антропологическая. Люди индивидуальны и поэтому изначально неравны друг другу. Неравенство нельзя понимать как историческое грехопадение человека, преодолимое в перспективе того или иного «земного рая». Там где поборники полного равенства видят отклонение, философия плюрализма видит иные личности, истории и культуры.

Преступление Сальери сродни преступлению уравнительного левого радикализма, закончившего тоталитаризмом. Сначала левый радикализм требовал равенства стартовых условий, полагая, что этого достаточно для установления социального равенства. Когда же обнаруживается, что и в равных условиях разные люди получают неодинаковые результаты, поборники равенства требуют обезличить уже не обстоятельства, а самого человека. Так логика равенства влечет за собой смерть человека. Начав с искоренения исторического наследия, как повинного в неравенстве стартовых условий, поборники равенства заканчивают искоренением свободы творчества.

О свободе

Что же неожиданного вносит сюда свобода творчество?

Она преодолевает последние бастионы социологического натурализма всюду, и в частности в экономике, демонстрируя, что основным богатством общества является творческая свобода человека. Рабы тоталитарных режимов не покладая рук делали муравьиную работу, но воздвигнутые ими монументы – каналы и дамбы, БАМЫ и повороты рек – находятся по ту сторону и мира богатства, и мира Красоты.

Что мы должны в связи с вопросом о свободе уяснить? Чем больше в гражданском обществе автономно действующих субъектов, тем больший круг проблем оно способно охватить своим вниманием, тем успешнее развеществляется мир, обретая человеческое лицо. С этим, в частности, связан современный бум мелкого предпринимательства на Западе. Речь идет о бесконечном множестве альтернативных экономических проектов, которые выдвигают венчурные фирмы, осваивая новые рынки, ресурсы, технологии. Как пишет один итальянский экономист, « … в стране, которая всегда была бедна природными ресурсами, общество сумело произвести в изобилии один продукт – предпринимательство, который с течением лет стал фундаментальным ресурсом.

Моносубъектный характер тоталитарных обществ, где все решения принимаются центральной властью, порождает особого рода дальтонизм: огромное множество проблем, затрагивающих повседневную жизнь людей не замечается и остается бесхозным. Наша административно-командная система семьдесят лет билась над проблемой: как сделать систему предписаний полной и всеохватывающей – такой, которая бы сделала работу миллионов чисто исполнительской, «претворяющей в жизнь» верховные замыслы. Иными словами она озабочена тем, как уменьшить риск от человеческого присутствия в мире, заменив субъекта соответствующим механизмом. В результате хаос нарастает, ибо бесконечный мир не может уложиться в конечную систему предписаний. Принцип самодеятельного гражданского общества реализуется посредством другой, партнерско – субъектной стратегии: через поиски свободного другого, способного осуществить деятельность, которая почему-либо не дается мне (одновременно заинтересовав его тем, в чем я сам творчески неповторим).