В.Я. Гросул ОБЩЕСТВЕННОСТЬ РОССИИ В ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ ЕКАТЕРИНЫ II И ПАВЛА I

Если в начале века отсутствие постоянного общения между людьми порождало и особые типы личности - людей угрюмых и нелюдимых или, наоборот, горячих и вспыльчивых, то возвращение в усадьбы людей еще относительно молодых и повидавших мир, посетивших другие страны, внесло в повседневность провинции динамизм и веселость. В 1760-1770-е годы жизнь провинции становится более общественной. Как пишет Н. Чечулин, «вновь поселившиеся помещики значительно увеличили число провинциального дворянства, принесли с собой и сообщили и прежним помещикам большую привычку к обществу, большую потребность во взаимном общении; круг знакомств необходимо становится шире и знакомые чаще виделись между собою; вошло в обычай раза три-четыре в год выезжать из своих домов и недели в две-три объехать всех знакомых на довольно значительном расстоянии»2.

Таким образом, обществом все чаще стали называть места коллективных сборов вне службы и собственного дома. В провинции это были, как правило, другие дома, где осуществлялось общение между людьми, приобретавшее регулярный характер.

Губернская реформа привела к тому, что в городах стало больше дворян и местное городское общество все больше старается подражать столицам. В домах высокопоставленных лиц, обычно у губернатора, устраиваются балы, и представители местного общества не только играют в карты, танцуют и участвуют в разного рода играх, но и ведут разговоры о политике, литературе и искусстве. Явно замечается проявление умственных интересов, вплоть до занятий наукой - ботаникой, астрономией, физикой. В провинции широкое распространение получают визиты, сочетавшиеся с обменом мнениями не только по хозяйственным вопросам, но и о политике, литературе, даже философии. Как заметит впоследствии А.С. Пушкин, «хорошее общество может существовать и не в высшем кругу, а везде, где люди честные, умные, образованные». По мнению исследователей, в XVIII в. хождение в гости было основным способом общения. Именно эта форма связи между людьми стала наиболее частой и разнообразной по своему характеру4.

Строительство больших домов из камня, разведение садов, парков, привлечение музыкантов, званные обеды на десятки гостей, модная одежда, распространение карет привело к большим тратам и, как следствие, усиление требований к крестьянам.

Стремление дворян жить как все приводило порой к жизни выше средств, к разорению. Это была оборотная сторона этого нового процесса приобщения к цивилизации. Как отмечалось, все более распространяется карточная игра. Карты - новый источник разорения. Распространение получает разного рода коллекционирование, прежде всего дорогих предметов искусства, тоже требовавших значительных трат7. XVIII век - век создания и становления нового общества, следовательно, стал и веком дальнейшего наступления на права крестьян. Известно, что обыкновенно барщина занимала половину всего крестьянского рабочего времени, но нередко достигала четырех-пяти дней. В апреле и сентябре рабочий день составлял 11-13 часов, а в летние месяцы - 14-16 часов8. Так крестьянство расплачивалось за требования дво- рян-помещиков. Это был его своеобразный вклад в становление дворянского общества9.

Помещики, однако, не были заинтересованы в разорении крестьян. Существовала и система ссуд, и создание помещиками запасных хлебных магазинов, и совместная крестьян и помещиков помощь погорельцу и т.д.10 Тем не менее, не случайно именно в первой половине 1770-х годов происходит самое крупное в истории России крестьянское восстание под руководством Е.И. Пугачева. Это была реакция на наступление дворянства, прозвучавшая очень серьезным звонком предупреждения. В какой-то степени он был услышан, но не всеми и не навсегда.

К концу XVIII в. при всех значительных изменениях в дворянском обществе во многих свидетельствах очевидцев отмечается падение нравов в высшем обществе.

в. была не хуже, чем в другие времена. Но не только известная книга М. Щербатова, но и ряд других свидетельств показывают, какие были в области нравственности колебания и в лучшую, и в худшую сторону. Элементы развращенности в обществе находят отражение во многих источниках. Это еще одна составляющая издержек общественного прогресса. Несомненно также и падение роли церкви и религиозности общества в XVIII в.

Еще С.М. Соловьев, сам вышедший из духовной среды и хорошо знавший ее, писал: «В XVIII веке смотрели на религию с презрением и не могли не радоваться унизительному состоянию служителей религии»11. Такая тенденция объяснялась несколькими причинами. Петр I, несомненно, ослабил роль высшего духовенства. Не случайно в заговоре, во главе которого стоял царевич Алексей, принимали участие и многие духовные лица. Ряд из них был казнен, а церковь в целом подверглась петровскому реформированию12.

Антицерковные, антирелигиозные выпады прослеживаются и в тогдашней литературе. Исследователи давно обнаружили их в сочинениях А.Д. Кантемира, человека, несомненно религиозного, осудившего «русское высшее духовенство», и в сатире М.В. Ломоносова «Гимн бороде», где известный ученый выступал не только против старообрядцев, но и официального православного духовенства, которое под «покровом святости» было врагом знания и прогресса. Эта сатира обратила внимание Синода, и Ломоносов был привлечен к церковному суду за дерзость и свободомыслие. На этом суде он вступил в полемику со своими судьями, но все-таки сатира его была сож- жена13.

Отношение властей и общества к церкви в XVIII в., однако, было довольно сложным и неоднозначным. Тот же Соловьев упоминал о принятии Петром I самых действенных мер для поднятия материального благосостояния белого духовенства14. Исследователи, изучавшие петровскую эпоху в наше время, отмечают твердую ориентацию власти на сохранение традиционной православной религиозности и усиление контроля над ее соблюдением15.

В Тайной канцелярии и Тайной экспедиции Сената число так называемых богохульных дел умножалось. То, что ими занимались организации политического сыска, не случайно, поскольку богохульство тесно связывалось с борьбой против существующего строя в целом. Простой народ видел связь церкви с государством, с властью и освящение ею крепостного права. Не случайно, как отмечал еще В.О. Ключевский, даже в Комиссии по уложению требовали расширения крепостного права «классы, его не имевшие, например купцы, казаки, даже духовные, к их стыду»17. Такие настроения духовных лиц не могли не замечаться в народе и следовала соответствующая реакция не только по отношению к церкви, но и к религии18. В XVIII столетии отмечено падение уважения к служителям культа. Как отмечал Чечулин, даже в семидесятых годах встречаются еще отзывы о сельских священниках, совпадающих с отзывами о них Посошкова и Татищева, что «от них несет навозом» и что они «совсем от пахотных мужиков неотменны»19.

По мере того как помещики все более приобретали светский облик, заметно повышали образование и свое, и своих детей, все более европеизировались и предпочитали нередко французскую речь, священники утратили свое влияние в помещичьих семьях и «стали сами смотреть на дворян скорее как на господ, чем как на равных, ездили к ним не в гости уже, а на поклон; дворяне, с своей стороны, стали относиться к духовенству как к низшим, а не как к равным»20. Этот процесс стал достаточно заметным в русской провинции и явился одной из особенностей складывавшегося провинциального общества. Свои особенности в этом отношении были и в столичных городах.

В литературе отмечается иное положение двора и царской семьи в Петербурге, нежели в Москве, и в плане их религиозности, поскольку участие в религиозных действиях перестает быть основой официальной придворной жизни.

Все это новые черты формировавшегося петербургского общества. В Москве этот процесс был более медленным. Но и там, при всей московской оппозиционности, тоже наблюдаются те же тенденции, хотя и с определенным опозданием. Там, однако, более сильным было традиционное боярство, но оно чувствовало свою ущемленность. Табелью о рангах 1722 г. оно в значительной степени лишалось своих прежних привилегий. Это повлекло за собой и появление их идеологов (Б.И. Куракин и др.), отстаивавших фамильные привилегии, и сокрушавшихся по поводу ослабления «первых фамилий», прежде всего княжеских. Но и раньше их первенство было тоже относительно. Не случайно в современной литературе пишут, понимая общество как народ, что «русское общество многие века состояло не из иерархии господ, а из иерархии холопов, попиравших один другого»22. Русский XVIII век при этом продемонстрировал заметный процесс возрастания борьбы за личную свободу в среде дворянства, проявление в его среде своеобразной фронды, подмеченной в литературе. Интересна эволюция понятийного аппарата, проявившаяся в соответствующих документах. «Холопы», «сироты» и «богомольцы» XVII в. в 1703 г. по воле Петра I все поголовно стали «нижайшими рабами», а в 1786 г. в соответствии с указом императрицы Екатерины II были названы «верными подданными»23.

Вместе с тем, источники конца XVIII в., фиксирующие дворянские настроения, говорят о возрастании в среде высшего сословия пожеланий именоваться не подданными, а гражданами24. Члены нового общества желали быть личностями, и борьба за личное начало все более возрастала. Это хорошо видела Екатерина II, в условиях после Французской революции не остановившаяся перед репрессиями против ряда видных членов тогдашнего общества. Екатерина, оказавшая значительное воздействие на становление русской общественности, буквально расправилась над одним из властителей ее дум Н.И. Новиковым. Арестам и ссылкам подвергаются А. Радищев и

Ф. Кречетов, Н.Н. Трубецкой и И.П. Тургенев и ряд других деятелей общества. Как подчеркивал В.Н. Бочкарев, «расправляясь так сурово с малейшим проявлением независимого общественного мнения, Екатерина уничтожала ту небольшую группу русской интеллигенции, которая, вполне сознательно относясь к французским событиям, могла в той или иной степени выражать свое сочувствие революционному перевороту»25.

В 1790-е годы начались репрессии Екатерины II против видных деятелей общества, что не могло не вызвать внутреннего ропота в его рядах. Авторитет императрицы стал падать, хотя многие понимали и ее опасения перед революционными событиями той эпохи. Не случайно она стала готовиться к вооруженному отпору Французской революции. Эволюция политики Екатерины II хорошо прослеживается и по числу политических дел, заведенных при ней. Если в 1740-х годах их было 2478, а в 1750-х - 2413, то в 1760-х - 1246, в 1770-х - 1094, а в 1780-х только 992. Но в 1790-х годах ситуация существенно меняется, и таких дел было уже 286126.

За 34 года ее правления общество значительно укрепилось, повысилась его повседневная активность, возросла грамотность, наметились даже определенные черты размежевания. Но в целом, недовольство общества к концу правления Екатерины II, несмотря на достижения ее царствования, было несомненным. В литературе отмечается ослабление союза образованной элиты и государства, в это время находившее свое проявление на уровне оценочных реакций и терминологических предпочтений27. Все более становилось ясно, что продвижение по службе и награды далеко не всегда зависят от деловых качеств, ума и прилежания. Екатерининский фаворитизм, низость придворных нравов встречали все большее внутреннее неодобрение в широких кругах дворянства28. Следует уход в личную жизнь и в общество, теряет престиж государственная служба, возникают альтернативные ориентации в духовной и идейной сферах.

Сменивший Екатерину Павел I не обладал политическими талантами в такой степени, как его мать. Давние конфликты с ней, когда явно противостояли друг другу екатерининский двор и гатчинский двор Павла I, привели к действиям по принципу «все наоборот». Именно этим объясняется освобождение Н. Новикова, А. Радищева, Т. Костюшко и ряда других общественных деятелей, подвергнутых Екатериной преследованиям, которые, как казалось, сблизят императора с русским и польским обществом. Многообещающим было начало правления Павла и для масонов, а масонство было одним из проявлений общественной деятельности. Еще в 1784 г. И.В. Лопухин написал восторженную песню, где выражал уверенность увидеть в лице Павла истинного масонского императора29. Но торжествовали они недолго. Вскоре масонство вновь было осуждено и постепенно переходит в оппозицию к императору.

Вообще оппозиционным становится подавляющая часть общества, особенно столичного. При Екатерине II дворянин все-таки стал ощущать определенную личную свободу, он стал более независимым в своих действиях. Общественная жизнь стала заметно более разнообразной, чем раньше, и столичное общество отличалось уже довольно высоким уровнем образования и культуры. Как свидетельствовали очевидцы, в момент кончины Екатерины Петербург, после Парижа и Лондона, «был самою оживленною, самою изящною европейской столицей». Это было мнение иностранцев, отмечавших вне шний блеск, роскошь и хороший вкус петербургского высшего общества30. С воцарением Павла произошло внезапное и неожиданное изменение облика российской столицы. Последовали многочисленные запреты, которые касались и моды, и даже словоупотребления. По указу 1797 г. одни слова предписывалось употреблять, другие заменять. Среди них, слово «граждане» было заменено словом «обыватели», а термин «общество» вообще отменяется и ничем не заменяется31. Запрет слова соответствовал образу мыслей и действий тогдашнего российского самодержца, отрицательно относившегося к обществу как таковому и к общественной деятельности в целом.

Когда позднее у Павла I появились апологеты, то известный мемуарист Н. Греч заметил им, что если бы они пожили в годы правления этого царя, то их мнение было бы другим. При всех задумках Павла I по реорганизации управления в стране и регулировании социальных отношений, при его нацеленности на наведение порядка, время его характеризуется как мрачное и нервозное. Многие очевидцы свидетельствуют, что страна как бы оцепенела, люди ушли в себя, внутренне не принимая сложившуюся ситуацию. Как впоследствии писал историк А. Корнилов, «общество даже не пыталось выразить свое отношение к Павлу каким-либо общественным протестом. Оно ненавидело молча, но, конечно, именно это настроение дало многочисленным деятелям переворота 11 марта 1801 г. смелость устранить Павла»32.

При этом нельзя сказать, что при Павле прекратилась всякая общественная деятельность. Как это ни странно, в 1798 г. начал выходить «Петербургский журнал» И.П. Пнина, просуществовавший целый год и имевший черты явно либерального издания33. Не обошлось при Павле и без создания кружков радикального характера. Если при Екатерине II можно говорить о кружке А.Н. Радищева или кружке Ф.В. Кречетова, который в литературе называют организацией, - кружках, несомненно, радикального характера, то при Павле создается кружок отставного полковника В.М. Каховского. Собственно тайных кружков из офицеров воинских частей располагавшихся в Смоленской губернии, было несколько и входило в их состав около ста человек. В их числе называют и будущего генерала А.П. Ермолова, а также полковников П.С. Дехтерева, П. Киндякова, И. Бухарова, Г. Сухотина и др. Хотя эти оппозиционные кружки, которые в литературе называют преддекабристскими, действовали тайно, в 1798 г. они были раскрыты, и их члены подвергаются суровым наказаниям. Некоторые были осуждены на пожизненное заключение, другие сосланы в разные губернии страны, в том числе в Сибирь34. В обществе, таким образом, проявляется оппозиционность и такого рода, ставшая составной частью той самой фронды, о которой пишут в современной литературе. Заметна борьба за духовную свободу, за внутреннюю независимость, даже за независимость от господствующего общественного мнения. Ф.В. Ростопчин даже при этом писал: «Я презираю общественное мнение, подчиненное придворному влиянию и направляемое наглыми глупцами, которые, не имея собственной репутации, посягают на другую»35. И эти слова были произнесены фаворитом Павла I в августе 1795 г., то есть еще при Екатерине II.

Интересную позицию заняла при Павле его супруга, императрица Мария Федоровна. Она, его вторая супруга - немка по происхождению и француженка по воспитанию, как писал ее биограф, «любила Францию, ее блеск, общественную жизнь, моды, литературу, искусство»36. События Француз ской революции отшатнули Марию Федоровну от Франции и французов. С кончиной Екатерины и восшествием на престол Павла, она была поставлена «начальствовать над воспитательным обществом благородных девиц». Всего лишь через полгода она уже была назначена главною начальницею над всеми воспитательными домами, которые основала и опекала Екатерина II. Мария Федоровна будет управлять воспитательными домами 32 года (до 1832 г.), и при своем супруге, и при двух царствовавших сыновьях, и превратит эту отрасль в целое ведомство, известное как Ведомство учреждений императрицы Марии (с 1854 г.). Мария Федоровна создает ряд благотворительных и учебных образовательных учреждений, преимущественно женских, привлекая к их деятельности и значительные общественные силы.

При ней в 1798 г. звание опекунов заменяется званием почетных опекунов, отвечавших за ту или иную сферу деятельности этой разветвленной системы образования и воспитания. Мария Федоровна развила активную деятельность и привлекла к ней ряд видных деятелей общества. Н.М. Карамзин, лично близкий к ней, выражал мнение, что Мария Федоровна была бы лучшим министром просвещения в России, а П.А. Плетнев назвал ее министром благотворительности37. Ее участие в благотворительной деятельности было действительно значительным вплоть до формирования «Императорского батальона», сражавшегося во время антинаполеоновских войн38. Складывалась, таким образом, любопытная картина. Павел I, безусловный противник общественной инициативы, выпускает из заключения ряд видных деятелей общества. Он же, запрещая употреблением слова «общество», назначает свою законную супругу ведать важной отраслью воспитания, образования и благотворительности, т.е., по сути, ответственной за связи с общественностью. Еще один из парадоксов его царствования, имевший, однако, далеко идущие последствия, поскольку императорская фамилия нисколько не желала оставлять все усиливавшиеся позиции общества без внимания и контроля. Именно с тех пор супруги императоров стали своеобразными связующими звеньями между верховной властью и обществом.

Говоря о составе общества, необходимо видеть в нем не одних только дворян, хотя они и составляли подавляющее большинство новой общественности. В общественной жизни принимали участие и купцы39, и мещане, и даже крепостные крестьяне, прежде всего крепостная интеллигенция. Сыном костромского купца был Ф.Г. Волков - основатель первого в России профессионального театра. Из купцов происходил В.В. Крестинин, избранный в 1791 г. членом-корреспондентом Академии наук. Видными общественными деятелями были Ф.В. Каржавин и другие выходцы из купечества40. Что касается дворян, то среди них следует выделить не только служилых и неслужилых, но и противоречия между служилым и родовым дворянством. Это противоречие заметно проявилось во время Комиссии по выработке нового уложения 1768 г. Оно было столь заметным, что в литературе даже пишут о «двух дворянствах»41. Вообще, поляризацию русского общества выделяли многие иностранцы, поскольку она явно бросалась в глаза. М. Вильмот, прибывшая в Россию в самом начале XIX в., подчеркивала: «Для здешнего общества характерно резкое деление на высших и низших». И далее она подчеркивала, что в России нет средних классов, характерных для Англии42.

Как уже отмечалось, большинство из них были дворянами. При этом хорошо известно отличие столичного общества от провинциального. В 50-х го- дах XVIII в. И.П. Елагин, выпускник сухопутного кадетского корпуса, уже известный как автор стихов довольно фривольного характера, пишет сатиру «На петиметра и кокеток». Много позднее В.О. Ключевский, описывая нравы дворянского общества, счел необходимым остановиться на двух, как он писал, «любопытных типических представителях», блиставших в царствование Елизаветы. Они получили название «петиметра» и «кокетки». Кокеток также называли щеголихами. Петиметр - великосветский кавалер, воспитанный во французском духе и презирающий все русское, даже русский язык. Кокетка - великосветская дама, тоже воспитанная по-французски. Главная ее цель состояла в том, чтобы продемонстрировать свои наряды и изящные манеры43. Вся жизнь этих двух столичных общественных типов заключалась в бесконечных перемещениях по домам великосветского общества, манерни- чании и распространении различных слухов44.

Были ли эти типы господствующими в период становления нового общества? На этот вопрос ответить нелегко, но еще тогдашняя русская литература обратила их в объект насмешек и сатиры. Не только Елагин, но и А.П. Сумароков подвергли их язвительной критике. По всей вероятности они были характерны для раннего периода истории общества, когда особенно было принято подражательство, и легковесность подменяла образование. Даже в 1760-х годах примерно 8% отставных дворян, т.е. уже прошедших военную или гражданскую службу, были неграмотными45. Но еще Ключевский отмечал изменение ситуации, наполнение внутренней духовной и идейной пустоты, развившейся склонностью к чтению. Поначалу чтение было средством заполнения досуга, затем переходит в моду, а далее становится характерной чертой благовоспитанности. Неразборчивое чтение приобретает затем определенный уклон в сторону изящной словесности, чувствительной поэзии. Как писал Ключевский, «от всех этих явлений остался сильный осадок в понятиях и нравах общества, которым и характеризуется елизаветинский момент в развитии дворянского общества. Этот осадок состоял в светской выправке, в преобладании наклонности к эстетическим наслаждениям и в слабонервной чувствительности»46.

Уже в XVIII в. выделяются люди, которых в литературе называют вождями общества. К ним относят Д. Голицына, В. Татищева или, например, членов кружка Петра III (в то время, когда он был еще наследником47), позднее возглавлявшегося братьями Воронцовыми. Одной из заметных фигур столичного общества был русский барин новой формации, человек образованный, светский и хлебосольный. В литературе сохранились многочисленные описания той поры, где фигурируют портреты этих представителей общества. Такой общественный тип сложился в середине XVIII в., как бы в противостоянии боярам прежней эпохи, не отличавшихся ни образованием, ни изысканностью. В конце этого столетия «истинным патриархом и коноводом высшего общества столицы», т.е. Петербурга, считался родственник правящей династии Л.А. Нарышкин48. Был он обершталмейстером и занимал видное место при дворе. Выдвинулся он еще при Елизавете Петровне и затем, по словам М.М. Щербатова, был «главным любимцем» Петра III. После непродолжительной опалы он занял видное место и при дворе Екатерины II, которая ценила Нарышкина за его остроумие и находчивость. Но одновременно дом самого Нарышкина был одним из центров притяжения петербургского общества и не только высшего.

Любой дворянин, с хорошей репутацией, а также любой заслуженный офицер мог быть представлен хозяину и затем хоть каждый день мог обедать и ужинать в его доме. Л.А. Нарышкин особенное внимание уделял известным литераторам, хорошим музыкантам, художникам, а также людям остроумным, умевшим украсить общество шутками и каламбурами. Хозяин сам разыскивал таких людей и старался привлечь в свое общество, тем самым делая его особенно привлекательным. Примечательно, что к нему в дом нередко приезжали люди ему даже не знакомые по фамилиям, но всех он принимал с одинаковым радушием. Что любопытно, у него в доме не было карточной игры, столь распространившейся в тогдашнем обществе и ставшей первейшей страстью дворянства и в провинции, и в столицах. В доме Нарышкина предпочитали музыку, танцы, разного рода игры. Каждодневный стол состоял из шести блюд на обед и четырех на ужин. Парадный стол и балы, на которые приходили гости уже по специальному приглашению хозяина, отличались поистине лукулловыми пирами.

Одним из центров притяжения петербургского общества был и дом графа А.С. Строганова, куда приходили только приглашенные хозяином гости. От имени Л.А. Нарышкина и А.С. Строганова ежедневно раздавали милостыню деньгами и продуктами и разного рода пособия. Постоянную помощь от них получал ряд бедных семей. Подразумевая Нарышкина и Строганова, Екатерина II в шутку часто говорила: «Два человека у меня делают все возможное, чтоб разориться и никак не могут!»49 Действительно, после смерти оба они оставили огромные состояния и весьма незначительные долги.

Л.А. Нарышкин скончался в 1799 г. и, как пишут в литературе, общество лишилось своего главы, но сыновья его продолжили традиции отца. А.Л. и Д.Л. Нарышкины стали достойными продолжателями дела отца. Оба они бесподобно умели сочетать в обхождении благородный тон и естественную фамильярность, сохраняя к себе глубокое уважение. Дом А.Л. Нарышкина называли Афинами. Как и отец, он тоже жил открыто, и у него собирались многие петербургские знаменитости. Хозяин собирал людей талантливых и веселых и сам отличался умом и остроумием. Его брат Д.Л. Нарышкин, женатый, как пишется в литературе, на первой красавице столицы княжне М.А. Четвертинской, жил несколько другой жизнью. Его дом тоже был одним из центров притяжения Петербурга, но отличался некоторой официальностью и меньшей свободой. Сюда гости приходили по приглашению.

Был в Петербурге и ряд других домов, отличавшихся своими приемами и собиравших у себя представителей прежде всего высшего общества. К ним, например, относился и дом князя А.Б. Куракина (князь Алексей), который, как и его брат Александр, занимал высокие посты и при Павле I, и при Александре I. Он был активным членом общества, где отличалась особой любезностью его супруга Н.И. Куракина. Может быть, даже больше чем в Петербурге подобный тип русского барина был заметен в Москве50. Там гремело имя А.Г. Орлова, родного брата фаворита Екатерины II Г. Орлова, одного из тех братьев Орловых, которые активно участвовали в перевороте 1762 г. Среди братьев он был наиболее энергичным и являлся главным организатором переворота и даже виновником кончины Петра III. Активно участвуя в государственных делах, а затем и в русско-турецкой войне, он, после того как его брат попал в немилость, в конце 1775 г. ушел со службы и переехал жить в Москву. Здесь, и в самом городе, и в собственных имениях он приобрел ши рокую известность своим гостеприимством и различными затеями. Вообще, как сообщало впоследствии III отделение «Во времена Императрицы Екатерины II высшее московское общество представляло собой как бы особый род аристократической республики и руководило общественным мнением»51.

Общественные деятели типа Нарышкиных и Орлова были явлением редким по своему размаху, но они были своеобразными общественными магнитами, притягивавшими значительное число москвичей и петербуржцев, навязывая им своеобразный образ жизни, который постепенно уходил в прошлое, но в свое время играл весьма заметную роль. Это была общественная мода той поры, накладывавшая заметный отпечаток на все общество. Отнюдь не всегда лидеры общества были только общественными деятелями в полном смысле этого слова. Многие из них одновременно могли быть и на государственной службе. Но они же были и членами общества и, порой, даже больше членами общества, нежели государственными чиновниками.

Интересно, что уже в первой половине XVIII в. заметную роль в качестве руководителей общественных предприятий стали играть и женщины. Отмечают роль М. Кантемир, княжны Черкасской, дочери канцлера А.М. Черкасского, а также и других женщин, например, молодую Елизавету Петровну, когда она не была еще ни императрицей, ни даже не числилась наследницей престола. Как пишет А. Кизеветтер, «в 30-40-х годах XVIII в. видную роль в высшем обществе Петербурга и при самом дворе играла дочь кн. Трубецкого Анастасия Ивановна, бывшая замужем сначала за бывшим молдавским господарем Кантемиром, потом за герцогом Гессен-Гомбургским. Блиставшая красотой и образованием, Анастасия Ивановна была любимицею императрицы Елизаветы»52. Вообще, как отмечается в литературе, кружок «родственных душ» собирался чаще всего не вокруг хозяина, а вокруг хозяйки дома53.

Ситуация складывалась таким образом, что на протяжении XVIII в. общество все чаще возглавляли люди, тесно связанные с художественной литературой, зарождающейся журналистикой, с театром, в меньшей степени с наукой54. Литература все больше приобретала характер владычицы умов, и в обществе постепенно усиливается влияние писателей. Они становятся желанными гостями в домах знати, в салонах, в сельских и городских усадьбах. Чрезвычайное влияние приобрел театр как место общения, не говоря уже о его эстетическом и идейном влиянии. В Москве к концу XVIII в. было уже 5 театров, из которых лишь один казенный55. В России появляется и крепостной театр, да и вообще крепостная интеллигенция (музыканты, актеры, танцоры, художники). Из них вышли В.А. Тропинин, А.Н. Воронихин, П.И. Жемчугова, Е.С. Семенова, Е.А. и М.Е. Черепановы. Часть из них по своему образованию и таланту как бы органически входят в состав формирующегося общества. По повелению Н.П. Шереметева от 21 марта 1799 г., актерам его театра назначалось жалованье, и больше всех получала П. Жем- чугова56, которой ее хозяин дал вольную, а затем вступил с ней в брак. Домашние спектакли устраивались во многих знатных домах Петербурга57.

Вожди общества были людьми разных взглядов и разных подходов. Первым теоретиком русского либерализма А.А. Кизеветтер называет В.Н. Татищева58. Это мнение можно оспорить. Единства взглядов, конечно, не было, хотя еще рано говорить о каких-то идейных направлениях. М. Щербатов, А. Радищев, Н. Новиков, которые в обществе были хорошо известны, конечно, не отличались единым подходом в оценке тогдашних явлений. Но появление вождей общества, имевших авторитет и влияние, побуждало власть выработать к ним и обществу вообще свою линию поведения, которая не была неизменной и испытывала немалые колебания. Должно было определиться и общество по отношению к власти.

Вождь общества или, как нередко его называли, душа общества был неформальным лидером в местах общения людей. Он не всегда являлся представителем власти и мог быть не самым знатным или самым богатым. Общество выдвигало своих руководителей, способных овладеть обществом и вести его в определенном направлении. Лидеры общества могли вступать в противоречие с властями и, например, как произошло с Новиковым, подвергаться этими властями преследованиям. Со временем менялось и само понимание общества, шла его эволюция, развитие в разных направлениях. С одной стороны, под обществом разумелась публика, т.е. такое общество, в которое не входил простой народ, а были представлены как властные структуры, так и неслужилая часть верхов. Когда применялось выражение «у нас было общество», то под этим разумелись гости, а они могли быть разного происхождения. С другой стороны, формируется новое общество, как бы общество в обществе. Сердцевиной этого последнего поначалу становится неслужилое дворянство. Оба этих процесса, оба этих общества стали, по существу, порождением XVIII в.

В этом столетии, даже когда существовал закон об обязательной службе, всегда была определенная прослойка неслужилого дворянства. С десятилетиями она увеличивалась, но особенно она расширилась после указа 1762 г. С 1762 по 1771 гг. с государственной службы уволились 74% служилых, из них 5902 военных и 636 чиновников уволились на свое пропитание, т.е. без пансиона. В полную отставку за тот же срок уволились одних офицеров 5413 человек, что составляло 47,8% офицерского корпуса59. Перемещение значительного числа офицеров в свои имения, с одной стороны, способствовало оживлению общественной деятельности на местах, с другой - породило проблемы у местной администрации. Одно дело, когда в имениях жили женщины, инвалиды или глубокие старики, другое, когда приехали боевые офицеры, многие из которых участвовали в военных действиях, например, в Семилетней войне. Независимое положение молодого офицерства сразу же бросалось в глаза местной администрации, привыкшей к бесконтрольным действиям. Этот процесс не мог не привести к определенным шероховатостям во взаимоотношениях формирующегося общества и бюрократии. Создание дворянских собраний с их корпоративной системой и заметным самоуправлением, куда, однако, входили как служилые, так и неслужилые дворяне, также добавил администрации новые проблемы.

Все-таки поместное дворянство имело свои собственные экономические и социальные интересы и по мере возможности их отстаивало. В этом одна из объективных причин складывания дворянского общества. Имевшее тенденцию к обособлению еще до начала XVIII в. светское общество стремилось к самоорганизации для отстаивания своих интересов. Оно, по мере ощущения своей силы, желало воздействовать и на страну в целом. Одной из форм деятельности общества стало участие его в разного рода филантропических акциях. Первое российское студенческое общество - «Собрание университетских питомцев», созданное И.Е. Шварцем и Н.И. Новиковым в 1781 г., известно также своими филантропическими акциями. Ими же создается в 1782 г. «Дружеское ученое общество», которое организовало в Москве публичную библиотеку, бесплатную аптеку, а также две школы. Во время голода 1787 г. члены общества оказывали помощь нуждающимся крестьянам60.

Это был один из самых первых примеров активного участия в борьбе с голодом светского общества. Используя свои издания, Н.И. Новиков обратился за помощью к обществу с предложением помочь голодающим, и начались сборы денежных средств как среди членов самого «Дружества», так и людей в него не входивших. Только один московский богач, купец Г.М. Походяшин выделил 50 тыс. рублей61. На собранные деньги Новиков и его сподвижники организуют раздачу хлеба в Москве и ее окрестностях. Этой помощью смогли воспользоваться до 100 казенных и помещичьих селений. Затем создается, за счет возвращаемого крестьянами хлеба и денег, постоянный хлебный магазин, существовавший до 1792 г.62 Таким образом, наряду с церковной и государственной благотворительностью63 появляется и благотворительность общественная, потребовавшая и соответствующей организации. 1

См.: Минц С.С. Социальная психология российского дворянства последней трети XVIII - первой трети XIX в. в освещении источников мемуарного характера: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1981. 2

Чечулин Н. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII века: Исторический очерк. СПб., 1889. С. 58, 59. 3

Елисеева О. Жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины. М., 2008. С. 183. 4

Рабинович М.Г. Город и городской образ жизни // Очерки русской культуры XVIII века. М., 1990. Ч. 4. С. 252, 284. 5

Тихонов Ю.А. Дворянская усадьба и крестьянский двор в России 17 и 18 веков: Сосуществование и противостояние. М., 2005. С. 418. 6

Там же. 7

Дворянская и купеческая усадьба в России XVI-XX вв.: Исторические очерки. М., 2001. С. 282. 8

Кизеветтер А. Русское общество в восемнадцатом столетии. Ростов н/Д, 1904. С. 32. 9

Лютш А. Русский абсолютизм XVIII века // Итоги XVIII века в России. М., 1910. С. 36. 10

Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. С. 424, 425. 11

Соловьев С.М. Мои записки // Соч. М., 1993. Кн. XVIII. С. 540. 12

Церковь в истории России (XI - 1917 г.): Критические очерки. М., 1967. С. 171, 172. 13

Сиповский В.В. Этапы русской мысли. Пг., 1924. С. 37-39. 14

Соловьев С.М. История России с древнейших времен // Соч. М., 1993. Кн. XII. С. 243. 15

Агеева О.Г. «Величайший и славнейший более всех градов в свете.» - град святого Петра: Петербург в общественном сознании начала XVIII века. СПб., 1999. С. 315. 16

Анисимов Е. Дыба и кнут: Политический сыск и русское общество в XVIII в. М., 1999. С. 24-26. 17

Ключевский В.О. Курс русской истории // Соч. М., 1989. Т. V. С. 127. 18

См.: Кауркин Р.В. Антицерковный протест как одна из форм социального протеста народных масс во второй половине XVIII в. в России // Феодализм в России: Тез. докл. и сообщ. М., 1985. С. 210, 211; Комисаренко А.И. Русский абсолютизм и духовенство в XVIII веке: (Очерки секуляризационной реформы 1764 г.). М., 1990. 19

Чечулин Н. Указ. соч. С. 38. 20

Там же. С. 39. 21

Агеева О.Г. Указ. соч. С. 316-321. 22

Анисимов Е. Россия без Петра. СПб., 1994. С. 147, 186. 23

Марасинова Е.Н. Власть и личность: Очерки русской истории XVIII века. М., 2008. С. 300. 24

Там же. С. 303-305. 25

Бочкарев В.Н. Русское общество Екатерининской эпохи и Французская революция // Отечественная война и русское общество: 1812-1912: в 7 т. М., 1912. Т. 1. С. 62. 26

Черникова Т.В. «Государево слово и дело» во времена Анны Иоанновны // История СССР. 1989. № 5. С. 157. 27

Марасинова Е.Н. Власть и личность. С. 307. 28

Там же. С. 337-339. 29

Иванов В.Ф. Русская интеллигенция и масонство: от Петра I до наших дней. М., 1999. С. 139. 30

Шильдер Н.К. Император Павел Первый: Историко-биографический очерк. СПб., 1901. С. 300. 31

Клочков М.В. Павел и Франция // Отечественная война и русское общество. Т. I. С. 66. 32

Корнилов А. Курс истории России XIX в. М., 1912. Ч. 1. С. 67. 33

Кизеветтер А. Из истории русского либерализма: Иван Петрович Пнин // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. М., 1912. С. 72. 34

Семенова А.В. Временное правительство в планах декабристов. М., 1982. С. 103-105; Светлов Л.А. Н. Радищев и политические процессы конца XVIII века // Из истории русской философии XVIII-XIX вв.: Сб. ст. М., 1952. С. 66-71. 35

Цит. по: Марасинова Е.Н. Власть и личность. С. 344. 36

ГАРФ. Ф. 663 (Мария Федоровна). Оп. 1. Д. 123. Л. 4. 37

Шумигорский Е.С. Императрица Мария Федоровна (1759-1828): Ее биография. СПб., 1892. Т. 1. С. VI. 38

ГАРФ. Ф. 663. Оп. 1. Д. 123. Л. 6-6 об. 39

Нилова О.Е. Московское купечество конца XVIII - первой четверти XIX века: Социальные аспекты мировосприятия и самосознания. М., 2002. С. 197, 198. 40

История предпринимательства в России. М., 2000. Кн. первая: От Средневековья до середины XIX века. С. 292-295. 41

Ключевский В.О. Курс русской истории // Соч. Т. V. С. 194; Романович-Словатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. СПб., 1870. С. 63. 42

Дашкова Е.Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987. С. 220240. 43

Ключевский В.О. Курс русской истории // Соч. Т. V. С. 154. 44

Зоммер В. Крепостное право и дворянская культура в России XVIII века // Итоги XVIII века в России. С. 393-397. 45

Фаизова И.В. «Манифест о вольности» и служба дворянства в XVIII столетии. М., 1999.

С. 53. 46

Ключевский В.О. Курс русской истории // Соч. Т. V. С. 156. 47

Кизеветтер А. Русское общество в восемнадцатом столетии. С. 18, 21. 48

Воспоминания Фаддея Булгарина. СПб., 1846. Ч. 2. С. 77. 49

Там же. Ч. 1. С. 221. 50

См: Пылаев М.И. Замечательные чудаки и оригиналы. СПб., 1898. 51

ГАРФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 1. Л. 5; Россия под надзором: Отчеты III отделения 18271869. М., 2006. С. 18. 52

Кизеветтер А.А. Один из реформаторов русской школы // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 123. 53

Елисеева О. Указ. соч. С. 233. 54

См.: Илизаров С.С. Московская интеллигенция XVIII века. М., 1999. 55

Чечулин Н. Указ. соч. С. 80. 56

Курмачева М.Д. Крепостная интеллигенция в России. М., 1983. С. 114. 57

Елисеева О. Указ. соч. С. 237. 58

Кизеветтер А.А. Из истории русского либерализма: Иван Петрович Пнин. С. 63. 59

Фаизова И.В. Указ. соч. С. 197. 60

Кизеветтер А.А. Московский университет и его традиции // Кизеветтер А. Исторические отклики. М., 1915. С. 328. 61

История предпринимательства в России. С. 287-292. 62

Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1995. Т. 3. С. 369-370; Нилова О.Ю. Указ. соч. С. 168-190. 63

Ульянова Г.Н. Благотворительность в Российской империи: XIX - начало XX века. М., 2005. С. 20-39.