Творчество

Новые идеи, производимые творцом, не подчиняются закону сохранения. Если хлеб, выращенный в этом году, мы съедим, и на следующий год снова необходимы рутинные операции земледелия, то идеи, произведенные в этом году, возникнув однажды, не разрушаются и не исчезают при использовании, а существуют столько, сколько существует не только синхронная коммуникация с современниками, но также — с предками и потомками. Творчество преодолевает время, все мы оказываемся бессмертными гражданами республики человечества.

Творчество это не только коммуникация между людьми, так сказать, “по горизонтали”, но и способ общения с Богом, приобщение и причащение к Абсолюту. Творчество человека — это продолжение божественного творения, секуляризированное новоевропейской цивилизацией как всеобщий труд на благо культурного прогресса.

Творчество как возникновение нового, как превращение единичного во всеобщее способно в принципе преодолеть (и реально, каждодневно преодолевает) засилье цивилизационных артефактов, —давление отчужденной от человека техносферы. Оно воочию демонстрирует тот непреложный факт, что человек при всей своей вселенской хрупкости и незначительности, человек как единичное, частное, приватное обретает возможность стать значительным в рамках своей страны, человечества, в масштабе Вселенной наконец.

Человек — единственное существо, сознающее свою смертность, и единственное существо, выработавшее способ достижения бессмертия — творчество. Имея в своей основе снятие смерти, оно амбивалентно связано с ним. Биологическое выживание, сохранение своего субстрата, своего тела бледнеет перед лицом возможного бессмертия, а потому тело становится последней козырной картой, когда решаются творческие дела. Совершение творческого подвига важнее, чем выживание, а потому готовность пойти на жертву становится лакмусовой бумажкой серьезности и значительности творческого акта. Человек гибнет, а его творческое дело живет. По легенде, жандармы, расстрелявшие Гарсиа Лорку, свершив свое черное дело, напевали про себя его песни. Так идея жертвы включается в социальную антропологию.

Очевидно из сказанного, что социальная антропология рассматривает творчество шире чем просто решение интеллектуальных задач. Творческий акт — это не только и не столько мысль, сколько дейст

вие, сама жизнь, человеческая жизнь. Творчество обязательно включает в себя волю к действию, императив. Люди не потому творят, что могут это делать. Они потому творят, что не могут иначе. Этот императив, конечно, может быть рационализирован (скажем, я потому изобретаю, что заинтересован в достатке, богатстве, продвижении по службе и тому подобное). Но рационализации эти имеют внешний характер и только маскируют бессознательный характер нудитель- ности к творчеству. Если какие-то обстоятельства мешают человеку в обнаружении его творческой активности, хотя в остальном он вполне благополучен, то возникает тенденция к немотивированной агрессии (в частности, направленной и на самого себя — суицид), к другим формам аномального поведения.

Бессознательная императивность творчества направлена, в конечном счете, на отождествление единичного и всеобщего.

“Но лишь божественный глагол До слуха чуткого коснется,

Душа поэта встрепенется, г Как пробудившийся орел”.

Новое становится значимым, казавшееся невозможным становится необходимым.

Творческий акт и есть содержание подлинного человеческого бытия, в известном смысле — собственное человеческое бытие как таковое. Теперь мы можем наполнить конкретностью утверждение о возможностности человеческого бытия. Это — возможностность человеческого творчества. Именно в этом смысле человек и может стать тем, чем он уже является. В творческом акте ценность онтологически уже задана, а само воплощение этой ценности находится на попечении человеческой свободы.

Мы говорили выше, что чтение не ниже письма. Творческое свершение и в самом деле не зависит от формы публикации. Последняя лишь способ социальной укоренности, тиражирования, существенная в плане проверки результата. Творческий акт — интимное дело индивида (перед лицом других). Письмо может быть и не творческим (даже у Канта), а чтение — творческим (даже у читателя, кажущегося посредственным).

Внутренняя тождественность человеческого бытия и творчества замыкает всю систему категорий социальной антропологии. Говоря кратко, непосредственность телесности тела снимается коммуникацией, артефакт предстает как необходимое инобытие коммуникации, а инобытийность артефакта (или артефактность инобытия) снимается человеческим бытием творчества.