К.Э. Разлогов ЧТО СТРОИМ: КРЕПОСТЬ ИЛИ АВТОСТРАДЫ? ОБ АКТУАЛЬНЫХ НАПРАВЛЕНИЯХ КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ В ГОСУДАРСТВАХУЧАСТНИКАХ СНГ

Все европейские страны (и, фактически, большинство стран в мире) находятся в определенной ситуации, обусловленной глобализацией, - они становятся субкультурами не только на региональном и локальном уровнях, но также и на национальном.

Традиционный взгляд, который нашел свое выражение практически во всех национальных докладах по культурной политике, подчеркивает множественность культур. Каждая из них может быть массовой, но не глобальной (по определению). Каждая из них отражает обычаи и ценности той группы, которая определяет себя как культурно самобытную. Обычно подразумевается, что границы той или иной культуры более или менее определяются этническими группами. В то же время, культурное многообразие имеет множество других аспектов: территориальный (локальные или региональные культуры, будь то в широком смысле, представленном в определениях документов ЮНЕСКО, например в Европе, Центральной Азии, Латинской Америке, либо в европейском понимании региона как субнационального подразделения), религиозный, лингвистический (языковой), гендерный, социально-демографический, надгосударственный (Европейский союз, Содружество Независимых Государств) и т.д.

Во времена Советского Союза так называемые союзные республики (которые обрели независимость после 1991 г.) имели, как правило, два официальных языка для прессы и эфирного вещания - соответствующий национальный язык и русский. После обретения ими независимости русский язык потерял свой статус в большинстве этих стран, но сохранился, хотя и в значительно меньшем объеме, в средствах массовой информации. Фактически, английский как язык транснационального общения заменил русский для новой элиты и молодежи.

Глобализация других частей Европы проходила легче. Крупные транснациональные компании стремились к вне-национальному статусу: Nokia - не финская, Philips - не голландская, Siemens - не немецкая и т.д. Либерализация рынка принесла продукты массовой культуры в Западную Европу ранее Восточной (сразу после Второй мировой войны). Глобализация Восточной Европы проходила позднее, но более активно и быстро. Эти процессы способствовали новому пониманию культурной политики.

Культурная политика как специальное направление деятельности государства была сформирована во второй половине XX века. Уже в это время «право на культуру» и свободное участие в культурной жизни было зафиксировано во Всемирной декларации прав человека (1948), а позднее был ратифицирован Международный пакт ООН по экономическим, социальным и культурным правам (1966). Культурная политика была определена законодательством большинства стран как деятельность, целью которой являлось управление и планирование в сфере культуры. Так, в «Основах законодательства Российской Федерации о культуре» (1992) мы находим следующее определение культурной политики: «Государственная культурная политика (политика государства в области культурного развития) - совокупность принципов и норм, которыми руководствуется государство в своей деятельности по сохранению, развитию и распространению культуры, а также сама деятельность государства в области культуры»1. Такая интерпретация культурной политики была основана в первую очередь на идее государственной поддержки профессиональных искусств, «высокой культуры» и ее популяризации.

В конце XX в. благодаря деятельности ЮНЕСКО произошло переосмысление понятия «культура». Она стала пониматься как образ жизни, общие (для данного сообщества) нормы и ценности во всех видах человеческой активности2.

Проводя дискуссии в области культурной политики во всем мире, ЮНЕСКО стремилось инициировать международное осмысление нового профиля культурной политики, который явится ответом на вызовы устойчивого развития и мира3. Его значение двояко. Во-первых, он позволит стимулировать понятие сферы культуры как таковой (наследие, творчество, культурные индустрии, народные промыслы, культурный туризм), а также актуальные задачи культурной политики, учитывая потребности в области законодательства и профессиональной подготовки менеджеров культуры и помимо этого посредничества и управления культурными ресурсами. Во-вторых, он явится гарантией того, что культура займет свое полноправное место в политике развития - особенно же в области образования, науки, коммуникации, окружающей среды и социальной сплоченности.

Ключевые элементы этой новой стратегии в настоящее время обсуждаются. Пока они могут быть сформулированы в рамках следующих направлений: -

Планирование в сфере культуры должно быть интегрировано в общее государственное планирование, сопровождаемое и поддерживаемое развитием инфраструктуры. -

Институционализация процессов на местах должна содействовать укреплению связей между культурой и социальной сплоченностью, устойчивостью развития и благополучием людей, создавая синергию между различными сферами политики и/или направлениями, выходящими за пределы конкретных отраслей. -

Новые стратегии должны способствовать продвижению межкультур- ных компетенций в планировании и новому осознанию в государственных институтах и общественных организациях того факта, что матери альное обеспечение культуры есть важнейшая часть инфраструктуры национального развития в целом. -

Деятельность в сфере культуры должна учитывать последние теоретические результаты и практические рекомендации межкультурных/ межрелигиозных исследований, межкультурные компетенции и диалог, влияние коллективной памяти, народной культуры, сохранение материального и нематериального культурного наследия, поддержку разнообразных форм культурного самовыражения.

Эффективная координация этих механизмов на национальном и локальном уровнях должна способствовать распространению инновационных подходов поверх традиционных, институциональных или географических границ.

Картина общих тенденций и локальной специфики в переходный период везде неоднородна и, следовательно, связывает осмысление будущего развития стран СНГ и с теориями мультикультурализма, и с новым пониманием культурного разнообразия и социальной сплоченности. Последняя определяется следующим образом: «Социальная сплоченность в понимании Совета Европы характеризует способность общества обеспечить благополучие всех своих членов, минимизируя неравенство и избегая поляризации. Сплоченное общество - это сообщество свободных индивидов, преследующих общие цели демократическими методами и ориентированное на взаимную поддержку»4.

Национальное строительство против разнообразия

Исследования в области культурного разнообразия лежат в основании большинства обсуждаемых преобразований. Они стали объективной действительностью во второй половине XX столетия. В новом культурном ландшафте культурное разнообразие превратилось в отличительную особенность каждого общества. Однако есть серьезные опасения, что в ситуации глобализации и культурного разнообразия почти каждое из обществ может быть стремительно вовлечено в политический, социальный или любой другой тип конфликта. Это ощущение нашло выражение во Всемирном Докладе о Культуре (2000)5, где слова «культурное разнообразие, конфликт и плюрализм» вынесены на его титульный лист6.

На протяжении более пятидесяти последних лет Центральная и Восточная Европа явилась привилегированным местом социальных и культурных экспериментов. После трагических событий Второй мировой войны большая часть континента была вынуждена более или менее строго следовать за советской моделью: централизованная плановая экономика и абсолютное право коллективной собственности на средства производства. В терминах культуры это означало идеологический контроль, инфляцию национальных культурных ценностей и недостаточное финансирование по остаточному принципу.

Трансформации 90-х годов ХХ в. принесли свободу прежним «союзникам» и привели к образованию новых независимых государств: Латвия, Литва и Эстония в Балтийском регионе; Белоруссия, Молдова и Украина в сердце Европы; Грузия, Армения и Азербайджан на Кавказе; Казахстан, Узбекистан, Кыргызстан, Таджикистан и Туркменистан в Центральной Азии, и наконец, Россия. Эти изменения сопровождались введением новых правил, продиктованных «рыночной экономикой», глобализацией (часто воспринимаемой как «американизация») и частично Европейским союзом, к которому присоединились Балтийские государства. Культура в традиционном смысле (искусство и наследие) потеряла свое значение (и большую часть субсидирования), уступив место средствам массовой информации, системе звезд и знаменитостей и глобальной массовой культуре, ошибочно трактуемой как антикультура и не-искусство. Все это в начале 90-х годов ХХ в. создало новый контекст для культурной политики.

Вновь образованное Содружество Независимых Государств могло теперь базироваться только на исторически устоявшемся социокультурном и политическом сродстве, экономической взаимозависимости, миграции и личных связях. СНГ оказалось неустойчивой структурой для развития межгосударственных отношений между вновь образованными нациями. Укрепление национальных культур и преодоление негативных последствий глобализации фактически стали главными целями национальной культурной политики для стран-участниц СНГ, так же как и для всего региона в целом. В каждом новом государстве возникла парадоксальная ситуация, ставшая необходимой частью национального строительства: с одной стороны, государства строились, преодолевая сопротивление прежней советской империи, с другой - стремились к принятию и поддержанию предлагаемой тенденции культурного разнообразия. Это противоречие было свойственно также и бывшим югославским республикам.

В то же время развитие инновационной культурной политики в странах СНГ превратилось в одну из ключевых задач для выполнения общих сценариев развития, принятых государствами.

Достижение этих целей находится в контексте преобразований социальных и политических систем, институций и обычаев. Реформы 90-х годов породили пространство, где различные цивилизации и культуры сосуществовали и сосуществуют многие века, где культурное разнообразие - важнейшая часть исторического процесса и где межкультурный диалог является критическим фактором для культурной идентичности, чувства личной принадлежности и психологического комфорта.

В течение переходного периода, который все еще продолжается, каждой стране и каждому сообществу требовалось выбрать свою собственную линию поведения (или протестную позицию) по отношению к постмодернизму и постиндустриальному миру, к информационному или трансформационному обществу, или к «обществу знаний». Во всем мире интеллигенция и художники указывают на противоречия между рыночной экономикой, которая правит в мире, и фундаментальными культурными ценностями, на которые все еще опирается большинство народов мира. Иными словами, на противоречия между экономическим и культурным развитием, которые проявляются, в частности, в форме хронического недофинансирования сферы культуры. До существующего экономического кризиса только экономисты и политики не видели никаких фундаментальных антагонизмов между куль турой и рыночной экономикой, как локальной, так и глобальной. Для большинства из них процесс измерения экономики культуры сосредотачивается исключительно на «добавленной стоимости», означающей приращение богатства благодаря культурному и творческому секторам.

Корни противоречия между позицией интеллигенции и политической элиты уходят далеко в глубь веков. Проект Просвещения в эпоху модерна рассматривал культуру и образование как непреходящие ценности, неизмеримые экономически (даже для Карла Маркса). Эпоха постмодерна (а фактически глобальной массовой культуры XX и XXI веков), основанная на принципе развлечения, напротив, декларировала превосходство экономических критериев во всех сферах.

Ранее предназначение советской культуры заключалось в том, чтобы стать своего рода метакультурой. Однако в 90-е годы этнические и религиозные группы укрепили свою идентичность на основе исключительности, связей с традицией и реконструкции коллективной памяти, так же как общего менталитета, образа жизни, традиционных форм коммуникации и т.д. Новые нации и их влиятельные диаспоры перестроили культурные ландшафты и породили новую игру идентичностей, образов жизни, ценностей и отношения к наследию. Все это культурное пространство делится между коренным населением, диаспорами и миллионами трудовых мигрантов, между новыми социальными сообществами, возникшими на основе возрастных или гендерных групп, в то время как общие объединяющие культурные основания потеряли свое прежнее значение.

В этой ситуации осмысление разнообразной и постоянно изменяющейся действительности, ее адекватное представление в дебатах и документах, потребность в инструментализации необходимых понятий и разработки соответствующих определений, которые могут использоваться в законодательстве, становятся жизненно необходимой.

Культурные права против традиционных ценностей

Новые ситуации выдвигают на первый план факторы инклюзивной культуры, которая основана на принципе открытых границ; в правовом поле они опираются на культурные права и обеспечивают культурное разнообразие и межкультурный диалог. С этой целью правовые инициативы, предлагающие формулировки в поддержку культурного разнообразия, укрепляют конституционные гарантии в области культуры и усиливают устойчивость стратегий развития7.

Продвижение нового гражданского и правового мировоззрения, основанного на межкультурных компетенциях, является важнейшим условием создания правовой системы, предназначенной для поддержания культурного разнообразия и межкультурного диалога. Поскольку разнообразный культурный ландшафт стал неотъемлемой характеристикой любого общества, культурное взаимодействие развивается в повседневной практике и на местах, восстанавливая в своих правах конструктивный принцип «мыслить глобально и действовать локально».

Эта концепция противоречит многим традиционным ценностям. Высший Совет Русской православной церкви официально заявил, что западная концепция прав человека не действительна для его конгрегации, поскольку в ней отсутствуют некоторые фундаментальные ценности, в частности прямая ссылка на Бога и человеческое достоинство.

Религиозное возрождение иногда рассматривается как всеобщее спасение. Представителям нескольких религий - православной и католической версий христианства, исламу и даже буддизму в их традиционных ипостасях - обычно не хватает связи с текущими проблемами. Политика национальной культурной автономии не решила всех проблем мусульманских сообществ в России, но помогла смягчить некоторые конфликты. Как подчеркивают представители Министерства культуры России, в стране нет культурной сегрегации мусульман, что доказывают в частности Дни культуры Татарстана в Москве. Однако политические и военные проблемы остаются актуальными во многих регионах Европы и мира.

В докладе о культурной политике Азербайджана говорится в основном о нынешних проблемах азербайджанской культуры со ссылкой на мусульманскую традицию, но военные вопросы не затрагиваются. В документе указывается, что Азербайджан действительно является частью Европы, но испытывает недостаток в контактах с другими европейскими странами.

Более комплексный обзор этнических, религиозных и культурных традиций в их отношениях к противоречиям индустриального и постиндустриального развития дается в скандинавских исследованиях, рассказывающих о вере и судьбе аборигенов Севера, важности их тысячелетнего опыта общения с природой для концепции устойчивого развития.

Многие исследования посвящены этническим конфликтам в различных частях обширной территории Восточной и Центральной Европы и СНГ в их отношении к культуре. Недавние и сегодняшние войны иногда рассматриваются как результат не культурных, а чисто политических конфликтов, в которых культура использовалась лишь в качестве аргумента. При этом подчеркивается роль культурной оппозиции к воюющим режимам.

Большинство ученых отказывается признавать культурные основания современных конфликтов, сосредотачиваясь в основном на их экономических, политических и военных аспектах. Напротив, радио- и телевизионное вещание распространяет по некоторым территориям политически и культурно приемлемые образы принципиально неприемлемых войн и конфликтов.

Рассмотрение общих тенденций и местной специфики различных преобразований в контексте теории мультикультурализма определило многообразие не только культур, но и сценариев будущего развития стран Восточной и Центральной Европы. Главным вопросом здесь является проблема культурной адаптации.

Большинство исследователей полагают, что все еще имеется потребность в некоей протекционистской политике для сохранения существующих культурных идентичностей.

Политика, основанная на уважении и гарантии культурных прав в контексте культурного многообразия, может быть социально эффективной и стимулировать устойчивое развитие в том случае, если она порождает включенность в культурную жизнь. Последняя может быть в общем смысле интегрирована в управление культурой как процесс реагирования на разно образие потребностей любых граждан через увеличение активного и креативного культурного участия и сокращения изоляции.

В этой связи следует рассмотреть понятие «общей культуры», которое основывается на принципах свободы и сотрудничества внутри постоянно меняющегося культурного ландшафта8. Непрерывное мультикультурное образование, содействующее общности культуры, и художественное образование в частности, становятся необходимыми предварительными условиями для того, чтобы научиться понимать разные образы жизни и общаться с людьми, не похожими на тебя самого, избегать негативных стереотипов и влияния ложных представлений, распространяемых, в частности, средствами информации.

Массовая культура и искусство: глобальные преобразования

Традиционные большинства и меньшинства определялись и определяются совместным проживанием. Новые культурные сообщества не только отражаются в информационных структурах (например, каналы меньшинств в Германии), но также во многих отношениях создаются ими. Транслокальные культурные сообщества, сформированные Интернетом, служат наилучшим примером этой последней тенденции. Крупные культурные сообщества определяются своим общим языком, отличным на государственном уровне от государственного и на международном уровне - от английского. Здесь мы снова вступаем в противоречие, отраженное в злободневной шутке о том, что Англия и США - это две страны, разделенные одним и тем же языком. С этой точки зрения, международный английский язык отличается от национальных и региональных вариантов английского, каждый из которых отражает особенности культурного меньшинства. Еще больше это относится к акцентам.

Средства информации могут использовать разные языки. Некоторые меньшинства (в Западной Европе больше, чем в Восточной по экономическим и иногда политическим причинам) имеют газеты и телевизионные каналы, вещающие на их родных языках, отражая новые тенденции политики мультикультурализма. Некоторые меньшинства все еще добиваются таких возможностей. Как правило, эти средства информации не могут содержать сами себя и выживают за счет государственных средств или помощи диаспорам с «родины».

Основной проблемой в отношениях между обществом и средствами информации становится культурное разнообразие в пределах глобальной массовой культуры. С этой точки зрения, внешние отношения превращаются во внутренние, и процессы общения становятся еще более сложными. Разгадкой этого является разница в значении терминов «популярный», «народный» и «массовый».

Существуют разные виды популярной культуры: балканская культура, а внутри нее хорватская культура; существует популярная культура в России и в отдельных регионах России, во Франции, а также в Бургундии, Эльзасе и в марсельском регионе. Каждый раз, когда что-то нравится всему народу, а не только образованной его части, к нему может быть применен термин «популярный». «Народный» обозначает культурную продукцию, создаваемую самодеятельно. Поэтому мы можем сказать, что во всем мире существуют различные популярные культуры, и они нередко взаимодействуют одна с другой. Когда европейцы говорят «массовая культура», они обычно имеют в виду «ужасный призрак» американизации, который насаждается среди бедных людей по всему миру, и те просто не знают, что со всем этим делать и как противодействовать его «плохим» последствиям. Глобализация понимается как культурная унификация.

Есть другая точка зрения. Некоторые исследователи не считают, что «массовая культура» представляет собой однородное явление, они полагают, что она обладает объединяющей силой: стремясь покрыть весь земной шар, понравиться любому возрасту и любому социальному слою, массовая культура пытается быть универсальной. Конечно, она никогда по-настоящему не достигает успеха, какую бы ее часть мы не взяли - музыкальный хит, фильм-блокбастер или звезду, - но благодаря своему разнообразию (с которым никогда не сравнится ни одна отдельная популярная или даже «высокая» культура), способности очень быстро, еженедельно или ежедневно, переключаться от одной мелодии, одного общественного деятеля или бестселлера к другому, она непрерывно адаптируется к разным видам аудитории, объединяя их в более или менее глобальную сеть.

Использование слова «сеть» здесь не случайно, поскольку каждый, по крайней мере в Европе (Западной и Восточной), говорит о налаживании сетей связей и знакомств. Тем не менее огромное расстояние разделяет формирование сети культурной политики, установление связей между группами интеллектуалов и потенциальный глобализм телевизионных сетей или киберпространства, включая все: от видеоигр до всемирной паутины. Массовой культурой управляют импульсы, главным из которых является коммерческий импульс - получение максимальной прибыли. Для этого надо максимально увеличить аудиторию, что означает необходимость найти общий знаменатель для населения всей планеты.

Как таковое, это население делится на группы и, как я уже подчеркивал, каждая имеет свою популярную неспециализированную культуру. Они формируют закрытые миры, несмотря на существование некоторой взаимосвязи между ними. Племенная культура части Африки и российская традиционная фольклорная площадка могут быть связаны группами посещающих их туристов. Но между ними двумя нет никакой интеграции. На самом деле по ряду причин такая интеграция невозможна. Эти два вида популярной культуры просто недостаточно близки друг другу, чтобы начать настоящий диалог. И, конечно же, существует великое множество схожих, но с небольшими местными различиями, популярных культур.

Каковы их отношения с глобальной массовой культурой? Большая часть этих локальных культур не имеет никаких шансов заполнить глобальные сети средств информации. Но иногда это происходит.

Если мы посмотрим внимательно на российскую часть глобальной массовой культуры, мы обнаружим самые разные явления: адаптации (дайджесты либо фильмы и телесериалы) классических романов, особенно произведений Льва Толстого или Достоевского, идея «русской души», Путин и Распутин, русская мафия, водка и теннисистки...

Самым недавним и единственным примером ассимиляции элементов российской индустрии развлечений является группа «Тату»: две очень юные певички, притворяющиеся лесбиянками-тинэйджерами, больше орущие, чем поющие о своих страстях и своей боли. Любовь и секс интересуют молодую аудиторию повсюду.

И другой пример того же рода: в одном из регионов Алжира мы находим местную разновидность популярной музыки, в которой поется в основном о любви и сексе. Подобные местные непристойные частушки существуют повсюду. Здесь эта музыка называется «раи». И этот маленький региональный продукт, не пользующийся особой популярностью даже в Северной Африке, почти случайно (и в этом он очень схож с российскими певичками) вошел в глобальную массовую культуру и какое-то время был ее феноменом. Это можно объяснить частично тем, что, как водится, большинство людей интересуют две основные вещи - секс и насилие, которые могут выражаться самыми разными способами. Но как именно: «Тату», раи, регге или ламбадой?

Я изучаю массовую культуру и считаюсь специалистом в этой области. Однажды я выехал за пределы Москвы в старинный город Тверь, обладавший большой властью в Средние века, но сейчас превратившийся в глубоко провинциальный и значительно уступающий своими размерами столице, с которой когда-то соперничал. Здесь я познакомился с ламбадой. Ее танцевали все, хотя я, изучающий популярную культуру, в то время ничего о ней не слышал. Потом я узнал, что ламбаду танцевали не только в Твери, но и по всему миру. Танцующие не занимались исследованиями популярной культуры, это были обычные люди, живущие в массовой культуре. Я смог познакомиться с популярной мелодией из Латинской Америки в небольшом российском городе только потому, что она стала универсальным глобальным явлением, превратившимся в доступное для всего мира благодаря средствам массовой информации.

Конечно, помимо ламбады в Латинской Америке существуют тысячи других мелодий. Имеются различные виды музыкальных групп в России и типов популярной музыки в Северной Африке, а рядом с «Тату» и раи можно найти сотни и тысячи (и даже миллионы) других исполнителей, которые никогда не пытались или которым не удалось войти в состав глобальной массовой культуры. Просто случается, что массовая культура может адаптироваться и находить способ интегрировать эти популярные культурные явления, и диалог между «Тату», регге, раи и ламбадой может состояться повсюду, в том числе и здесь, на европейской или российской территории. И этот вид диалога фундаментально отличается от традиционных путешествий художников или туристов. В глобальных сетях разнородные культурные явления не экзотичны, а равны.

Другой вопрос - отношение между массовой культурой и субкультурами, включая на этот раз не только региональные или национальные, но также «высокую», «молодежную» и другие культуры, в том числе культуры «меньшинств». Эти и другие субкультуры имеют тенденцию также становиться закрытыми мирами, они явно не хотят быть частью сети средств массовой информации, предпочитая культивировать групповые идентичности.

Последней общей тенденцией стал структурный сдвиг к искусству: хотя в целом количество библиотек и культурных центров сокращается, к концу XX в. число театров, концертных залов, музыкальных исполнительских групп, музеев и художественных галерей стало возрастать. Творческий потенциал и упрощенная процедура создания новых учреждений культуры изменили соотношение кадровых ресурсов в пользу «новых», т.е. небольших театров, трупп, музеев и галерей. (В случае библиотек и культурных центров наблюдается обратный процесс: их становится меньше, но они укрупняются.) Кино Фонограммы Программное обеспечение, офис Программное обеспечение, развлечения Книги Общие

потери* Потери* Доля

пиратства Потери* Доля

пиратства Потери* Доля

пиратства Потери* Доля

пиратства Потери Украина 45 90% 125 75% 59 91% д/нет 85% д/нет 229 Россия 275 75% 405 64% 704 87% д/нет 80% 40 1424 Беларусь д/нет д/нет 22 74% д/нет д/нет д/нет д/нет д/нет 22 Болгария 4 25% 7 80% 16 71% д/нет д/нет 0,3 27,3 Венгрия 20 30%. 8 30% 55 42% д/нет д/нет 4 87 Латвия д/нет 85% 10 80% 10 57% д/нет 95% д/нет 20 Литва д/нет д/нет 13,5 85% 10 58% д/нет 90% д/нет 23,5 Польша 30 30% 34 45% 171 58% д/нет д/нет 5 240 Румыния 8 35% 18 80% 28 73% д/нет д/нет 2 56 Словакия 2 25% д/нет д/нет 24 50% д/нет д/нет д/нег 26 Источник: Долгий А. Экономика символического обмена. М., 2006. С. 495-497. *В млн долл. США. Другая сторона кризисного управления проявилась в индустрии культуры, которая, как считалось, способна функционировать по строго рыночным правилам. Ключевым понятием здесь была приватизация. На самом деле, глобализация пришла к власти там, где потерпели поражение региональные блоки. Эти процессы породили кардинальное трансформирование понимания культурной политики.

В частности, полностью частный (и пиратский) видеобизнес возник по всей Центральной и Восточной Европе и в странах СНГ, поскольку государственные предприятия оказались абсолютно неконкурентоспособными из-за бюрократических ограничений и необходимости соблюдения законодательства в области авторского права. Пиратство было главным итогом рыночной мантры, провозглашающей невмешательство государства в экономику9. Новое законодательство о правах на интеллектуальную собственность, воплощенное в жизнь в большинстве постсоциалистических государств, свелось к пиратству.

Кино и телевидение стали ключевыми сферами культурного развития на перекрестках Искусства и Индустрии, связывающими различные культурные сообщества. За исключением устаревших производственных единиц больших студий, по-прежнему принадлежащих государству, и совместных производств с государственными телеканалами, производство фильмов в Европе по большей части осуществляется частными компаниями, иногда создающимися специально для одного-единственного фильма. Это не означает, что они не используют государственные деньги. Напротив, европейская система организована таким образом, что требует состыковки грантов от различных национальных и наднациональных фондов и учреждений, таким образом, перераспределяя то, что является по существу бюджетными средствами. В Восточной Европе принцип перераспределения государственных средств работает еще более явно.

В некоторых странах СНГ каждый сектор кинопроизводства и кинопроката субсидируется отдельно. Например, в России частный прокатчик может получить фильм, финансируемый государством, почти даром, затем попросить субсидию на фильмокопии и рекламу и продать фильм региональным и местным прокатчикам (которые используют деньги из региональных и местных бюджетов). Вся система работает только благодаря государственным средствам, поскольку низкая посещаемость и минимальные цены лишают кинотеатры возможности покрыть даже текущие расходы (электричество, отопление, водоснабжение и т.д.). В результате доход большинства частных прокатчиков поступает полностью из государственных источников. Единственным исключением является возрождение кинорынка России, где местные блокбастеры после 2000 г. пользуются большим успехом, чем голливудские.

Транскультурализм - ключевое слово для будущего профиля культурной политики

Ученые и политические деятели сходятся в том, что невозможно автоматически адаптировать традиционные «восточные» ценности к западным стандартам. Неправильная адаптация или радикальный отказ от модернизации заводит в тупик. Что касается двух других сценариев - выборочной адаптации и коадаптации или модернизации конвергентного типа - их ре зультаты зависят от специфической комбинации ведущих национальных культур и культур меньшинств, а также их взаимосвязи в каждой стране, выявляющих патологии переходного периода. Для каждого из этих случаев требуются различные политические опции. Однако диалог культур, понимаемый в духе последних международных документов10, остается основным средством обеспечения устойчивого развития.

Главным вопросом является необходимость адаптировать политику модернизации к культурным традициям и стандартам, включая культуры большинства и меньшинств (см. http//www.culturalpolicies.net). Темой, регулярно встречаемой в исследовательских работах и особенно в западных публикациях, ориентирующихся на Восток, является необходимость сохранения некоторых преимуществ государственного культурного сектора коммунистического периода в условиях рыночной экономики11.

Экономические трудности переходного периода создали необходимость значительной государственной поддержки не только традиционной и классической культуры, но также индустрии культуры и средств массовой информации. Однако основным направлением культурной политики и политики развития должно быть не нынешнее состояние так называемых развитых стран, а будущие этапы информационного и даже пост-информационного общества, где роль культуры должна чрезвычайно возрасти.

В то же время глобализация является частью повседневной жизни во всем мире. Конечно, существуют отдельные интеллектуалы, которые объявляют себя невосприимчивыми к глобализации: они не смотрят (и даже не имеют) телевизор дома и не ходят в «Макдоналдс», предпочитая французские рестораны, не слушают ту музыку, которую слушают их дети (или водители такси), а посещают симфонические концерты. Но они не правы в отношении иммунитета: эти концерты сами прошли через сети рыночной экономики так же, как их платья и костюмы, офисное оборудование или мебель. Даже если мы хотим держаться в стороне от этой ужасной массовой культуры, на деле мы ее часть как потребители и/или участники. Вопрос в том, как глобальная культура взаимодействует с сетью субкультур, локальными, демографическими и прочими культурами?

Нынешние понятия мультикультурализма (сосуществования многих культур в одном обществе) и даже интеркультурализма (взаимодействия между этими культурами) очень быстро устаревают. Откуда понятие транскультурализма, означающее возможность выйти за пределы своей собственной (суб)культуры и перейти в соседнее, более крупное или просто другое культурное сообщество, расширяя контекст, что может (а может и нет) означать конец глобализации. Это становится повсеместно возможным благодаря Интернету и другим новым коммуникационным технологиям. Этот аспект не предусмотрен в традиционной концепции культурного разнообразия, ограничивающегося мультикультурализмом - сосуществованием этнических культур. Именно поэтому транскультурализм показывает путь в будущее.

Традиционно культурное лидерство означало представление интересов и ценностей культурного сообщества перед внешним миром. В большинстве случаев лидеры представляли свою собственную культуру, но некоторые культурные лидеры действовали как поверенные другой стороны. Ярким примером являются идеологи марксизма, выступавшие от имени рабочего класса, или колониальные защитники прав аборигенов.

Приведенные примеры могут рассматриваться как предвестники пост- постмодернистской концепции культурного лидерства, основанной на необходимости преодолеть последствия культурного разнообразия, сохраняя принцип плюрализма культурных сообществ. Не случайно и то, что Владимир Ленин был первым, кто указал на существование (по крайней мере) двух культур в каждой национальной культуре. Для него они виделись: первая - прогрессивной, пролетарской, вторая - реакционной, буржуазной, а для нас сегодня их стало значительно больше: этнические, гендерные, религиозные, социально-демографические и т.д.

Современная концепция культурологии и культурной антропологии возникла в Великобритании в 50-е годы XX в., когда некоторые социологи обнаружили, что рабочий класс, живущий в тех же городах и разговаривающий в основном на том же языке, имел культуру (обычаи, традиции и ценности), отличную от культуры британских же университетских профессоров. Распад колониальных империй (последней из которых считалась советская) узаконил культурный плюрализм, ведущий к множественной идентичности и/или к множеству культур, носителем которых может одновременно выступать отдельный индивид.

Тем временем мультикультурализм по-прежнему основывался на отдельном лидерстве в каждом культурном сообществе. Интеркультурализм ввел в оборот концепцию диалога между сообществами (и их лидерами). Следующий шаг - это признание транскультурализма как парадигмы новой концепции лидерства.

Какие профессии и личности способны породить новых лидеров? Мы можем найти их прототипы в реальной жизни, а также в виртуальном и воображаемом мирах, где они существуют как результат художественного творчества. Вот несколько примеров: -

переводчики (устные более, чем письменные), сближающие людей, говорящих на разных языках; -

дети от смешанных браков (этнических, национальных, религиозных и т.д.), воспитанные в двух (или более) культурах одновременно; -

транссексуалы и бисексуалы, сближающие представителей разных полов, сексуальное большинство и различные типы сексуальных меньшинств; -

приграничные торговцы как локальная версия транснациональных корпораций; -

люди, много путешествующие по миру и не имеющие постоянного места жительства; -

атеисты как единственные люди, способные сблизить между собой разновидности религиозного фундаментализма; -

блоггеры и другие «сетевые люди», живущие в виртуальной реальности больше, чем в реальном мире, и способные произвольно менять собственную виртуальную идентичность; -

воображаемые персонажи разного рода, особенно оборотни, сближающие человеческий и животный мир...

Общей чертой всех этих (и других) потенциальных лидеров является их способность не только трансформировать себя, адаптируясь к различному окружению (принцип хамелеона в «Зелиге» Вуди Аллена), но также преодолевать различия между культурами и соединять их вместе, используя внутренний индивидуальный транскультурный опыт.

Принцип метаморфоз становится основным механизмом выживания и развития людей, сообществ, наций и человечества в целом. Будущее лежит не только в расширенном информационном обществе, но и в трансформационном обществе. Люди, готовящие всех нас к этим изменениям, являются транскультурными лидерами завтрашнего дня.

Многие интеллектуалы стараются ограничить глобализацию политикой и экономикой. Они вынуждены согласиться, что транснациональные корпорации активно действуют повсюду, но для них не существует такого явления, как глобализация культуры. Невозможно согласиться с этим мнением. Глобальные культурные явления существуют, включая «Макдоналдс» и «Кока- Колу», но не ограничиваясь ими. Когда в период распада Советского Союза видеопиратство возобладало над социалистическим процессом образования, российская молодежь через популярную голливудскую или гонконговскую продукцию смогла приобщиться к той же системе ценностей, что и молодежь в Китае, Африке, Латинской Америке и других частях самой Европы. Подростки слушали те же песни, любили (или не любили) те же фильмы, восхищались теми же звездами спорта и т.д. Это был гигантский шаг вперед по сравнению с изоляцией периода «холодной войны» (даже если, будучи интеллектуалами, мы не любим всю эту продукцию популярной индустрии).

Как упоминалось выше, культурное разнообразие стало неотъемлемой чертой каждого общества. Принимая во внимание этот факт, следует рассматривать культурное разнообразие в качестве предпосылки мирного развития, источника интеллектуального, эмоционального и духовного благополучия и средства социально-экономического прогресса и экологической устойчивости. Культурное разнообразие, признаваемое и ценимое в международных высказываниях, рассматривается иными как угроза национальной стабильности и социальному согласию. В ответ на эти опасения международное сообщество все больше и больше признает ценность межкультурного диалога в понимании и позитивном оформлении процесса культурных преобразований и трансформаций, которые переживает общество. Транскультурализм - следующий шаг в этом направлении.

Таким образом, культурная политика, следуя за меняющимся пониманием культуры, эволюционировала с годами. Однако всегда сохраняется зазор между институциональным реагированием и новыми задачами и последними событиями, требующими внимания. Это справедливо в отношении культурного разнообразия, межкультурного и транскультурного взаимодействия. В любом случае инновационные политические подходы должны принимать во внимание сдвиг в понимании культурного разнообразия от статически расположенных рядом единиц, идеально соответствующих границам наций- государств, к представлению о культурном разнообразии как процессе, обладающем способностью регенерировать культуры, вызывая скрытый или открытый диалог.

На пороге XXI столетия культура и культурная политика были объединены в концепции устойчивого развития, а культурная перспектива признана жизненно важной для воплощения целей и стремлений индивида в обще- стве12. Однако обоснование поддержки культуры искалось и принималось на внекультурных основаниях даже от имени самой узко понимаемой сферы культуры. Также одобрялось влияние культуры на различные виды деятельности, повышающее их эффективность, в то время как ценность культуры сама по себе и культурное развитие ради него самого ставились под сомнение. В известной мере подобное отношение обобщенно представлялось в следующем виде: «Признание развивающей роли и социального вклада культуры поэтому своевременно и важно. Это не только позволит культурному сектору играть более центральную роль в жизни многих миллионов людей, но также поможет сфере культуры выразить свою ценность в контексте главных социальных, экономических и политических вопросов наступающего столетия»13.

Оценивая происходящий в настоящее время мировой кризис, бывший Генеральный директор ЮНЕСКО г-н Коитиро Мацуура (1995-2009 гг.) подчеркнул его комплексный характер: «Финансовый кризис осложняет продовольственный кризис, энергетический кризис и кризис развития. Мы должны признать, что, взятые вместе, эти кризисы аргументированно предупреждают нас, что наши модели развития просто не устойчивы. Однако мы также должны признать, что вместе с кризисом появляется уникальная возможность для изменения. Мы должны ухватиться за этот шанс и использовать его для формирования общества, предоставляющего всем более равные возможности, для обеспечения более стабильного и равномерного роста и более ответственного характера потребления. ... Мы также должны взглянуть на моральные основы нашего международного сообщества. Наши институты сильны ровно настолько, насколько сильны ценности, лежащие в их основе»14.

Глобальная «возможность для изменения» ставит задачу подвергнуть переоценке культуру и культурную политику, изменить направление интересов, переместив их на сферу, производящую ценности и формирующую мнения, и на общую приверженность культуре во всех обществах. Курс на культуру может быть наилучшим политическим и юридическим образом установлен при должном внимании к культурному разнообразию, межкуль- турному диалогу и транскультурному взаимодействию как к инструментам устойчивости. В связи с этим необходимо предпринять следующее. Шаг 1 - ввести понимание культуры как основного социального актива. Практический шаг 2 - интегрировать планирование культуры в более широкий процесс планирования. Уникальный опыт стран СНГ, все еще переживающих интенсивные преобразования, может дать необходимый пример выживания и развития в нынешнем мировом кризисе.

Источники

UNESCO

Convention for the Protection of Cultural Property in the Event of Armed Conflict (1954) Convention for the Prohibiting and Preventing the Illicit Import, Export and Transfer of Cultural

Property (1970).

Convention on the Protection of the World Cultural and Natural Heritage (1972).

Universal Declaration on Cultural Diversity (2001).

Convention for Protection of the Underwater Cultural Heritage (2001).

Convention for the Safeguarding of the Intangible Cultural Heritage (2003).

Convention on the Protection and Promotion of the Diversity of Cultural Expressions (2005). World Report on Cultural Diversity (2008).

Report of the Alliance of Civilizations (2006).

Final Communique of the Expert Meeting on Mainstreaming Principles of Cultural Diversity and

Intercultural Dialogue in Policies for Sustainable Development (May, 2007). European Cultural Convention (1954).

European Outline Convention on Transfrontier Co-operation between Territorial Communities or Authorities (1980).

Framework Convention for the Protection of National Minorities (1995).

Opatija Declaration (2003).

Framework Convention on the Value of Cultural Heritage for Society (2005).

Faro Declaration on the Council of Europe’s Strategy for Developing Intercultural Dialogue (2005).

Baku Declaration for the Promotion of Intercultural Dialogue (2008).

White Paper on Intercultural Dialogue «Living Together as Equals in Dignity», Launched by the Council of Europe Ministers of Foreign Affairs at their 118th Ministerial Session (Strasbourg, 7

May 2008).

Актуальные проблемы культурной политики современной России / Ред.-сост. Б.Ю. Сорочкин. М., 2008.

Бенхабиб С. Притязания культуры: равенство и разнообразие в глобальную эру. М., 2005. Десять лет, которые потрясли культуру: очерки культурной жизни России на рубеже веков / Ред. Б.Ю. Сорочкинн. М., 2002.

Мир культуры. Международная мозаика: сравнительный анализ культурной политики зарубежных стран / Сост. Е.И. Кузьмин, В.Р. Фирсов. М., 2003.

Пахтер М. Культура на перепутье: культура и культурные институты в XX в. М., 2003. Право и культура / Под ред. В.К. Егорова, Ю.А. Тихомирова, О.Н. Астафьевой. М., 2009. Разлогов К. и др. Трансформация образовательных технологий гуманитарного профиля в условиях множественности культур и идентичностей: научно-методические материалы. СПб., 2008.

Эволюция культурной деятельности в новом столетии: в 3-х т. / Под общ. ред. А.Я. Рубинштейна, Б.Ю. Сорочкина. СПб., 2005.

Сouncil of Europe / ERICarts. 2008. Compendium of Cultural Policies and Trends in Europe: 9th ed. 2008, see http://www.culturalpolicies. net Everitt A. The Governance of Culture: Approaches to Integrated Cultural Planning and Policies. Strasbourg, 1999.

HeldD. et al. Global Transformations (in Russian). 1999. (Глобальные трансформации: политики, экономика и культура: пер. с англ.). М., 2004.

Liutkus V. «Lithuania». Privatization / Desetatisation and Culture: Limitations or Opportunities for Cultural Development in Europe? (Conference Reader), Amsterdam, 1997. P. 136-138.

Ohana Yael. Rapporteur General. Supporting Cultural Actors of Change in Belarus, Moldova and Ukraine. Synthesis Report. Bratislava, September 2007.

Robinson K. Culture, Creativity and the Young: Developing Public Policy, Strasbourg, 1999. 7 См., например: Культурные права и проблемы, связанные с их признанием // Сб. очерков, посвященных празднованию 50-й годовщины принятия Всеобщей декларации прав человека. М., 2003. 8

См.: Council of Europe. Draft European Manifesto for Multiple Cultural Affiliation. [Strasbourg], 2007. P. 26. 9

Bennett O. Cultural Policy in the United Kingdom: Collapsing Rationales and the End of a Tradition // European Journal of Cultural Policy. 1995. Vol. 1(2). P. 199-216. 10

Белая Книга о межкультурном диалоге «Living Together as Equals in Dignity» дает следующее определение: «Межкультурный диалог понимается как открытый и уважительный обмен мнениями между отдельными лицами, группами лиц различного этнического, культурного, религиозного и языкового происхождения и наследия на основе взаимного понимания и уважения. Он действует на всех уровнях - внутри обществ, между обществами Европы и между Европой и остальным миром». 11

Bakacsi G. et al. Eastern European Cluster: Tradition and Transition // Journal of World Business. 2002. Vol. 37. P. 69-80. 12

См.: European Task Force for Culture and Development. In from the Margins: a Contribution to the Debate on Culture and Development in Europe. Strasbourg, 1997. 13

Matarasso F., Landry Ch. Balancing Act: Twenty-one Strategic Dilemmas in Cultural Policy. Strasbourg, 1999. P. 17. 14

2 марта 2009 г. вступительное слово Генерального директора ЮНЕСКО г-на Коити- ро Мацууры на первом Форуме Будущего «Глобальный финансовый и экономический кризис: его последствия для системы многосторонних отношений и деятельности ЮНЕСКО». См. http://portal.unesco.org/en/ev.php