Г.А. Комарова ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЭТНОГРАФИЯ И ЭТНОСОЦИОЛОГИЯ: ОПЫТ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОЙ ИНТЕГРАЦИИ

Опыт междисциплинарных исследований в отечественной этнографии велик и разнообразен. И он уже достаточно широко представлен в исследованиях российских ученых3. Следует также упомянуть ряд концептуально важных коллективных сборников, изданных в ИЭ АН СССР в 1960-1980-х годах и посвященных новаторским исследованиям междисциплинарного характера сотрудников Сектора общих проблем, Сектора по изучению истории первобытного общества, Сектора этнографии народов Севера и ряда других подразделений ИЭ АН СССР, а также их коллег из других городов и регионов СССР.

Моя статья посвящена опыту интеграции и взаимовлияния этнографии и этно социологии в 60-80-е годы минувшего столетия. Междисциплинарная интеграция отечественной этнографии с науками социогуманитарного цикла, формирование и развитие на их основе таких новых научных направлений, как этническое картографирование, этнодемография, этноэкология, этнография детства, этноэкономика, этнолингвистика, этнопсихология, этностатистика, этносоциология и другие, особенно активно происходила именно в этот период.

Предыстория возникновения этносоциологии

Интерес к исследованию народов глубоко традиционен для российской социально-исторической науки, что весьма наглядно выразилось еще в дореволюционных трудах С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, А.П. Щапова и др.4 Сразу после Октябрьской революции изучение народов велось под лозунгом «переустройства быта на социалистических началах» и имело практическую направленность. Однако унаследованный от классического эволюционизма взгляд на науку о народах как всеобъемлющую еще сохранялся. Неслучайно, в 1925 г. факультет общественных наук МГУ был преобразован в этнологический факультет, и в его учебных курсах духовная и материальная культура рассматривались в контексте социальной жизни5. Но в начале 1930-х годов после бурных дискуссий этнология превратилась в этнографию и обрела статус отрасли исторической науки6. С тех пор этнография в СССР воспринималась как наука об архаике, и вплоть до 1960-х годов о ее соединении с конкретно-социологическим подходом не могло быть и речи. Приоритетным научным направлением в советской этнографии 1940-1950-х годов стало монографическое описание этнографически малоизученных или неизученных народов СССР.

Подобное происходило и в социологии. Соединение социологической теории с эмпирией наблюдалось в России с 1890-х годов. Два наиболее сильных течения социологической мысли в России - позитивизм и марксизм - до начала ХХ в. сосуществовали достаточно мирно, но с победой Октябрьской революции и установлением советской власти ситуация кардинально изменилась. После короткого периода оживления социологии в 1920-е годы надежды нового режима на ее воссоединение с марксистским социализмом не оправдались, в результате чего в СССР началось размежевание между «марксистскими» и «буржуазными» социологами. Вскоре многие из «буржуазных» социологов подверглись репрессиям или покинули страну. Марксистская социология была официально объявлена единственным научным направлением социологии, а к середине 1930-х годов и она оказалась поглощена историческим материализмом. У тоталитарной власти отсутствовала заинтересованность в науке, объективно изучающей социальную действительность, нужен был догматический и апологетический истмат. На протяжении почти 30 лет российская социология находилась в условиях фактического запрета. Фундаментальные и прикладные исследования были прекращены. Развитие эмпирически обоснованной социологии, объективно изучающей социальную действительность, было прервано на долгие годы. Эмпирические данные были сведены к официальной статистике, а социологическая теория - к историческому материализму.

Лишь после XX съезда партии советским ученым было разрешено заниматься социологией с целью подтверждения политики КПСС. В 1960-е годы в СССР появились первые профессионально выполненные эмпирические исследования, ориентированные на разработку фундаментальных проблем социального развития советского общества7.

Причины возникновения этносоциологии

Регулирование межэтнических отношений всегда было камнем преткновения для советской власти. Долгосрочный исторический эксперимент по строительству в СССР федерального государства на этнической основе требовал постоянного осмысления и теоретического анализа.

В советской этнографии тех лет также наметились определенные изменения. Они были вызваны тем, что во внешней политике СССР появился особый интерес к странам, получившим независимость после Второй мировой войны; а во внутренней политике советское руководство стремилось продемонстрировать свои успехи в национальной сфере. Перед этнографами ставилась задача изучения актуальных проблем современности, т.е. процессов и явлений, выходящих за рамки традиционного этнографического знания, к чему они ни теоретически, ни методологически оказались не готовы. В советском этнографическом сообществе (как и в западной науке) наметился кризис, вызванный изменением объекта исследования этнографической науки в промышленно развитых странах, где этническая множественность социальных явлений и усложнившаяся социальная дифференциация этнических процессов уже не могли быть в достаточной мере изучены методами традиционной этнографии. Этнографам «для прорыва в современность» был необходим переход с микроуровня исследований, отражаемого в их работах, на макроуровень, освещаемый социологами8.

Одновременно с этим советские социологи также стремились «расширить границы конкретных исследований и усилить их результативность в понимании исключительно важных для страны социально-национальных процессов»9. Взаимное стремление «социологизировать» этнографию и «эт- нографизировать» социологию (а по сути дела фундаментальный конфликт внутри самих дисциплин) послужило еще одним важным объективным фактором рождения этносоциологии.

Наряду с объективными причинами существовали и субъективные факторы. В 1966 г. директором Института этнографии (ИЭ АН СССР, а с 1990

г. - ИЭА РАН - Институт этнологии и антропологии РАН) был назначен Ю.В. Бромлей. В те годы он не только занимал достаточно влиятельные позиции в Президиуме АН, но и был склонен к научным инновациям. Возглавляя Научный совет по национальным проблемам Президиума АН СССР, он понимал новые задачи и перспективы этнографии.

Перед советскими этнографами стояла дилемма: либо отказаться от изучения современности, либо кооперироваться с социологами. Между тем они знали о том, какие важные изменения происходили в социальной и культурной антропологии на Западе. В частности, было известно, что изучение индустриальных обществ, социально значимых проблем современных народов и межэтнических отношений все более переходило к социологии. Однако дискуссия, разгоревшаяся в западной социологии между «качественниками» и «количественниками» в 1960-1970-е годы10, ярко отразила разочарование ученых в объяснительной силе социальных наук в целом и социологии в частности. Так, В. Филстед утверждал, что «теоретические, методологические и понятийные тенденции углубляют пропасть между социологами и эмпирическим социальным миром ... Возрастающая тенденция к квантификации ведет к уменьшению понимания этого мира ... Если мы хотим лучше понять человеческое поведение, то вместо того, чтобы постоянно увеличивать дистанцию от феноменов эмпирического социального мира, социологи должны вступать с людьми в прямой контакт»11.

Советские этнографы в «споре о позитивизме» участия не принимали. Но среди них были такие, кто также разделял опасение, что увлечение количественной социологией ведет к гигантскому разрыву между миром социальным и миром социологическим, сконструированным учеными. Наряду с этим они считали, что важнейшие, с точки зрения этнографии, методы исследования: неструктурированное включенное наблюдение и нарративное интервью - социологи несправедливо считают второсортными, хотя именно с их помощью можно понимать и анализировать социальные действия.

В 1966 г. в ИЭ АН СССР был создан сектор конкретных социологических исследований, переименованный позднее в отдел этносоциологии, что и положило начало возникновению этого вида советской науки. В ее становлении и развитии в 1960-1980-е годы можно выделить, на мой взгляд, три периода: 1)

1966-1971 гг. - период становления; 2)

1972-1985 гг. - академический период; 3)

1986-1990 гг. - период перестройки.

Период становления этносоциологии

Ю.В. Бромлей полагал, что «наиболее перспективный путь дальнейшего прогресса в изучении национальных отношений - кооперация специалистов, представляющих различные научные дисциплины»13. С целью формирования и развития этносоциологического направления в Институт этнографии АН СССР были приглашены историки, социологи, психологи, философы и даже математики (Ю.В. Арутюнян, В.А. Большаков, Л.М. Дробижева, И.С. Кон, В.С. Кондратьев, А.Д. Коростелев, А.А. Сусоколов, О.И. Шкара- тан и др.). В отдел этносоциологии влились этнографы, профессионально подготовленные к изучению современности: М.Н. Губогло, В.К. Малькова,

А.П. Новицкая, Л.В. Остапенко, С.С. Савоскул, Л.А. Тульцева и др.

Многие «традиционные» этнографы также проявили большой интерес к новому направлению и в дальнейшем работали в тесном сотрудничестве с этносоциологами. Однако в целом советское этнографическое сообщество отнеслось к появлению этносоциологии неоднозначно и настороженно. Были такие, кто считал ее чуждой этнографии. Так, по мнению В.Н. Баси- лова14, «Ю.В. Бромлей, расширив рамки предмета этнографии, по сути дела разрушил эту науку»15. Правда, позднее сам В.Н. Басилов не согласился с такой оценкой своей позиции и откорректировал ее следующим образом: «Ю.В. Бромлей сузил предмет этнографии, отняв у нее задачу исследования современности. У отечественной этнографии в ходе экспериментов Ю.В. Бромлея отнимались и предмет исследования, и молодые кадры, и жизненное пространство»16. Мнение определенной части советских этнографов выражалось в том, что «этносоциология не оправдала связанных с ней ожиданий»17.

Наряду с этим многие отечественные ученые, напротив, полагали, что расширение границ традиционной этнографии и сближение ее со смежными общественными науками - тенденция современного познания мира, и считали огромной заслугой академика Ю.В. Бромлея то, что он понимал и разделял подобный научный подход. По их мнению, «если бы нашим парадом вместо Ю.В. Бромлея командовал Басилов, ни этносоциологии, ни этнопсихологии, ни этнографии детства у нас бы не было»18. А ведь именно фундаментальные исследования в области междисциплинарных направлений позволили советским этнографам и этносоциологам даже в условиях идеологического прессинга изучать реальные процессы развития народов СССР.

Этносоциологию с момента возникновения определили как междисциплинарное направление, изучающее социальные процессы в разных этнических средах и этнические процессы в социальных группах. «Судьбы наций в значительной мере решаются в результате развития и направленности общих социальных процессов - изменения общественных отношений, социальнотерриториальной мобильности народов, интенсивности и глубины межнациональных и социальных контактов, т.е. явлений, выходящих за рамки традиционных этнографических интересов. Это, скорее, проблемы социологические, но, со своей стороны, без этнографического анализа, и в первую очередь внимания к этнической множественности социальных явлений, они также не могут быть осмыслены»19, - таким было представление о новой дисциплине.

Становление этносоциологии сопровождалось дискуссиями о предмете и объекте науки, а также о применении специальных методов получения научного знания. Взаимосвязь общих социальных явлений и процессов с этническими явлениями и процессами составляла предмет исследований этносоциологии в период ее формирования. На следующих этапах развития этносоциологии видение предмета трансформировалось от «общего определения20 к развернутому представлению о предметной области этно- социологии как дисциплины, изучающей социальные аспекты развития и функционирования этносоциальных и этнокультурных групп, их идентичности, интересов и форм самоорганизации, закономерностей их коллективного поведения, взаимодействий этнических групп, взаимосвязей личности, включенной в эти группы, и социальной среды, взаимодействий между личностью и этнической общностью, закономерности социальных действий и коллективного поведения этнических групп»21. Объектом этносоциологии стали народы (этносы) в их социальном многообразии. В советской науке тех лет этносы изучались прежде всего этнографами. Этносоциологический подход отличался тем, что в соответствующих исследованиях объект рассматривался через личность, включенную в этническую группу. Этнические группы в социологическом понимании - это сегменты, части общества, члены которых осознают себя (или считаются, с точки зрения других) носителями общей культуры и обладают чувством солидарности22.

По словам ведущих отечественных этносоциологов23, они сразу же отказались от построений и концепций макросоциологического уровня, сознавая слабость высокоабстрактных теорий. Они предпочли частные теории - среднего уровня или диапазона действия, где теоретико-методологические предпосылки четче соотносятся с эмпирическими данными и ориентируются на изучение именно конкретного избранного предмета исследования. Таким образом, этносоциология в СССР с самого начала формировалась как специальная социологическая теория среднего уровня на основе эмпирических исследований.

Конкретный анализ в этносоциологии осуществлялся как с учетом макросреды (т.е. общих социально-экономических и политических условий в стране), так и различных уровней микросреды (начиная с особенностей этнической и социокультурной ситуации в различных типах городов и сел и кончая средой личного общения людей: работа, учеба, семья и т.д.). С этой целью в дополнение к традиционным этнографическим методам широко используются методики, разработанные в социологии, психологии, статистике, демографии и т.д.

Исследования в этносоциологии базировались на двух видах источников. Во-первых, это - официальная деловая документация, начиная с данных государственного статистического учета в масштабах страны и кончая отчетами государственных учреждений, домовыми и похозяйственными книгами, документами органов ЗАГСа, МВД и т.п. Во-вторых, это - массовая первичная информация, полученная на основе репрезентативных выборочных обследованиях населения. Столь широкая источниковедческая база позволяет получить целостное представление о предмете этносоциологических исследований, а именно - о системной взаимосвязи социальных и этнических явлений и процессов. Неслучайно, начиная с первых же крупных проектов, этносоциологи выделяли две стратегические линии исследований - изучение социальных процессов в различных этнических средах и этнокультурных процессов в их социальном разнообразии.

Как известно, каждая научная дисциплина, в силу специфических, присущих только ей объекта и предмета исследования, выдвигает свои требования к исследовательским методам, ограничивая или расширяя использование одних и модифицируя в некоторой части процедурное содержание других. Это наблюдение в полной мере можно отнести к практике применения в советской этнографии этносоциологических методик, в частности выборочного метода.

Следует отметить, что использование статистических данных в советской этнографии имеет давнюю историю24. Обращаясь к ней, необходимо назвать имена таких исследователей, как М.В. Витов, Т.В. Пучкова (Лукьянченко),

В.Ю. Крупянская, Л.Ф. Моногарова, С.Б. Рождественская, Л.Н. Терентье ва, В.Р. Кабо и многих других, которые в своей практической деятельности учитывали и характеризовали количественную сторону изучаемых явлений. Особенно активно подобное стремление проявилось в деятельности участников Всесоюзной комплексной экспедиции по изучению современности в начале 1960-х годов. Однако, хотя в подобных работах статистические данные и занимали существенное место, их применение носило иллюстративный и усеченный характер. Использование же собственно количественных (статистических) методов в советской этнографии началось в конце 60-х годов и прежде всего под влиянием этносоциологии. Этот процесс происходил постепенно, и в нем можно выделить по крайней мере два этапа.

На первом этапе целый ряд советских этнографов (Ш. Аннаклычев, Л.А. Анохина, К.Д. Басаева, Ю.В. Гагарин, О.А. Ганцкая, А. Даниляус- кас, Л.А. Ефремова, В.Ю. Крупянская, С.М. Мирхасилов, А.С. Морозова, A.

Е. Панян (Тер-Саркисянц), П.П. Фокин, М.Н. Шмелева и др.) при исследовании современных этнических процессов обращались к массовым источникам, получая их в ходе полевой работы с помощью анкет, интервью и другого инструментария. Но при этом они не ставили перед собой задачу строгой представительности первичной информации. Затем, когда в рамках новой дисциплины, этносоциологии, стал широко применяться собственно выборочный метод, многие этнографы (Г.П. Белорукова, В.Н. Белявина, B.

И. Бойко, В.К. Бондарчик, И.Н. Браим, В.Ф. Вавилин, Р.А. Григорьева, З.И. Етоева (Строгальщикова), В.П. Иванов, Н.Ф. Мокшин, В.В. Пименов, Н.А. Томилов, Л.С. Христолюбова, Т.П. Федянович, Н.С. Шаляев, Н.И. Ша- тинова, Г.К. Шкляев, М.Я. Эндзеле и др.) активно использовали его в своих исследованиях, успешно решая тем самым проблему представительности данных в массовых этнографических обследованиях.

Естественно, что дальнейшее развитие не только этносоциологических, но и этнографических исследований потребовало совершенствования методик сбора и обработки массовых данных. В результате этносоциология, адаптировав совокупность социологических методов, сыграла роль передаточного звена этих методик из социологии в этнографию. Важно подчеркнуть, что уже в годы становления этносоциологии ее методики начали «проникать и в “собственно” этнографические исследования современности»25 и оказали плодотворное воздействие на их дальнейшее развитие.

В частности, этнографы обратились к новым подходам, разработанным этносоциологами под руководством Ю.В. Арутюняна и О.И. Шкаратана, при изучении социальной структуры народов с анализом изменений, выделением групп по характеру труда, выяснением темпов межпоколенной и внутри- поколенной мобильности и т.д. Так, разработанная ими методика изучения этносоциальной структуры была удачно применена В.И. Бойко при изучении народов Сибири и Амура26. Позднее в том же исследовательском направлении работали этнографы А.Б. Дзадзиев, О.В. Котов, Р.А. Разин, Ю.П. Шаба- ев и др.

Вслед за М.Н. Губогло, который первым в отечественной науке выделил и плодотворно изучал этносоциальные аспекты национально-русского двуязы- чия27 и тем самым положил начало развитию целого научного направления, новые методы, методики и методические приемы исследования этнолингвистических процессов использовали не только этносоциологи (З.В. Анай- бан, А.П. Галстян, С.Л. Нестерова и т.д.), но и этнографы (Г.П. Белорукова,

Р.А. Григорьева, Н.Ф. Мокшин, М.Б. Рогачев, Н.С. Шаляев, Г.К. Шкляев, Л.С. Христолюбова).

Работы О.И. Шкаратана, выполненные в соавторстве с Ю.В. Бромлеем и раскрывающие необходимость исследования этнокультурных условий протекания экономических процессов и значения этнокультурного фактора в производственной жизни общества28, привели к успешному объединению усилий этносоциологов и этнографов в этом направлении29.

Бесспорно, что социальный заказ на науку в СССР (впрочем, это - общеизвестная мировая практика) носил идеологический характер. И этот факт объясняет, в частности, почему в 1960-е годы становлению этносоциологии уделялось особое внимание. Ей оказывалась не только идеологическая, но и серьезная финансовая поддержка. Например, были выделены большие средства на экспедиционный фонд для организации массовых долгосрочных обследований в регионах. Этносоциологические исследования активно велись с конца 1960-х годов. Так, в Литве, Латвии и Эстонии изучались процессы интернационализации быта и культуры населения; в Узбекистане - проблемы интернационального воспитания молодежи; в Грузии и в Молдавии - межэтнические контакты на промышленных предприятиях; в Таджикистане - межэтнические браки; в Белоруссии - духовная культура различных этносоциальных групп городского и сельского населения, этнические аспекты миграции и семейных отношений. Однако эти исследования, проведенные в рамках отдельных республик, были представительны для конкретных предприятий, групп населения, жителей определенных городов или сельских районов.

Сравнительные исследования советских наций реализовывались поэтапно. В 1967-1969 гг. было проведено первое репрезентативное исследование в Татарской АССР. Коллективная монография «Социальное и национальное: опыт этносоциологического исследования в Татарской АССР» обобщила его результаты и явилась преддверием следующего общесоюзного исследования, завершив тем самым первый период развития советской этносоциологии.

Академический период этносоциологии

В 1972 г. в стране отмечалось 50-летие образования СССР. Для этносо- циологов этот год стал началом проведения первого общесоюзного исследования, одного из самых масштабных в мировой практике. По своей выборке, задачам и избранным для анализа ситуациям оно было сходно с Гарвардским проектом по социальным и культурным аспектам развития, проведенным под руководством А. Инкелеса30, американского социолога и антрополога, изучавшего в русле постэволюционистских идей факторы модернизации путем фундаментальных массовых опросов в ряде стран Европы, Азии, Африки и Америки.

Направление и ход общесоюзного этносоциологического исследования определяла специально разработанная программа «Оптимизация социальнокультурных условий развития и сближения советских наций» (далее: ОСУ). Генеральная гипотеза ОСУ «сводилась к идее детерминации культурного развития и сближения наций общими социальными факторами. Предполагалось, что принципиальное сходство этих факторов - прежде всего единая социально-политическая и экономическая система, процессы индустриализации и урбанизации создают основу для общности в образе жизни и культуре народов, в процессе трансформации которой национальные особенности, чем дальше, тем больше перемещаются из сферы материальной в духовную, социально-психологическую, связанную с национальным самосоз- нанием»31.

Комплексные исследования в рамках ОСУ велись в Эстонии, РСФСР, Молдавии, Грузии, Узбекистане по единой программе сотрудниками отдела этносоциологии Института этнографии АН СССР под руководством Ю.В. Арутюняна вместе с учеными, в том числе и этнографами, из союзных республик Ю.Ю. Кахком, С.М. Мирхасиловым, В. Квачахия, Р. Грдзелидзе и

В.С. Зеленчуком.

По сходной программе были проведены обследования в Армянской ССР, Киргизской ССР, а также в ряде автономных республик - в Карельской АССР, Кабардино-Балкарской АССР, Северо-Осетинской АССР, позднее - в Саратове, в Калининской (Тверской) области, Краснодарском крае. Дополнения, вызванные спецификой отдельных регионов, делались таким образом, чтобы не нарушать принципов строгой сопоставимости полученных материалов. В итоге были собраны два массива данных: информация о среде, отражающая социально-культурные условия жизни; и материалы, характеризующие поведение социально-этнических групп населения. Выборка на разных ступенях охватила 30 тыс. респондентов в возрасте 18 лет и старше в 42 городах и 250 сельских поселениях. Исследование завершилось в 1982 г. Методическое обоснование проекта ОСУ и его научные результаты нашли освещение в ряде коллективных научных монографий32.

Проект ОСУ стал одним из первых, в ходе которого удалось осуществить комплексный подход, т.е. исследовать особенности не только макросреды, но и мезосреды, и микросреды. Проведение комплексных исследований обычно сопровождается большими трудностями. Во-первых, задача обеспечения комплексности требует серьезной финансовой поддержки и долгосрочных исследований в масштабах всей страны. Во-вторых, обеспечивать такие исследования должен крупный коллектив ученых, имеющих одну научную школу. В-третьих, о динамике социальных процессов в различных этнических средах можно говорить, лишь опираясь на результаты серий замеров, проводимых в разное время по сопоставимым методикам. На данном этапе развития этносоциологии все эти задачи были выполнимы. Удачному проведению комплексных исследований, в частности, способствовало то, что они не только хорошо финансировались за счет бюджетных средств, но и имели разные формы поддержки со стороны партийных и правительственных органов.

Осуществление масштабных проектов также стало возможным благодаря удачному решению кадрового вопроса в этносоциологии. К началу 1970-х годов в Институте этнографии уже сформировался творческий научный коллектив, состоящий из молодых ученых с разным базовым образованием, но прошедших общую школу становления этносоциологии. Многие из них к тому же получали дополнительно второе образование (математики - историческое, историки - социологическое и т.п.). Для работы в области этносоциологии приглашались выпускники философского, экономического и исторического факультетов МГУ. Школа этносоциологии также создавалась через аспирантуру ИЭ АН СССР, где ей ежегодно отводилось 25-30% всех мест. Среди них были так называемые целевые места, выделявшиеся специально для представителей отдельных республик, в результате чего во многих союзных и автономных республиках возникли коллективы этносоциологов, участвовавшие как в совместных общесоюзных проектах, так и проводившие собственные исследования. Здесь нелишне напомнить, что первыми аспирантами в секторе конкретных социологических исследований ИЭ АН СССР были Е.И. Клементьев, Л.В. Остапенко, Аустрис Апситис, Г. Трапезников, М. Кумахов и др.

Помимо таких крупных научных центров СССР, как Москва, Ленинград, Новосибирск, Казань, на рубеже 1970-1980-х годов в Армении, Эстонии, Латвии, Литве, Грузии, Молдавии, на Украине, в Белоруссии, Казахстане, Узбекистане и Киргизии начали работать кадры этносоциологов, обученные в большинстве случаев в Москве и Ленинграде. В Академиях наук Армении, Украины, Белоруссии, Казахстана и Узбекистана были сформированы отделы этносоциологии. В 14 из 16 автономных республик РСФСР также работали этносоциологи, подготовленные в основном в Институте этнографии АН СССР. Все это позволило проводить широкомасштабные репрезентативные исследования не только в союзных республиках, но и во всех республиках Урало-Поволжья, в Туве, Кабардино-Балкарии, Карелии, Коми, Северной Осетии, в других регионах страны.

В эти годы этносоциологи активно разрабатывали социальные и социально-психологические проблемы33. В этнокультурной тематике внимание фокусировалось на особенностях этносоциального поведения, процессах модернизации, а также соотношении современных и традиционных элементов в культуре социальных групп, городских и сельских жителей34. Под руководством О.И. Шкаратана продолжалось изучение влияния этнических факторов на модернизационные процессы в городах Татарии, Узбекистана и др.35

Исследования этноязыковых процессов также являлись одним из важных направлений этносоциологических исследований. Именно в эти годы этносоциологи изучали степень влияния на различные факторы (социальное продвижение, мобильность, урбанизационные и, в целом, модернизацион- ные процессы) знания второго (русского) языка представителями народов СССР; выявляли роль школы, армии, этнической среды и контактов людей в различных сферах жизнедеятельности в качестве факторов распространения русского языка как средства межнационального общения; устанавливали потребности населения союзных и автономных республик в школах с тем или иным языком обучения и др.36

Одним из наиболее популярных направлений этносоциологии этого периода стало исследование межэтнических браков. Их изучение в разных регионах СССР позволило этносоциологам выявить основные теоретические принципы, которые связали отдельные региональные исследования в этой проблематике: взаимосвязь этнической и социальной разнородности межнациональных браков; влияние национального состава этнически-смешанных браков на межэтническую трансмиссию культуры, на развитие этнического самосознания и т.д. Этносоциологи (И.М. Гришаев, М.Г. Панкратова,

А.А. Сусоколов, Р.Н. Мусина, В.В. Гриценко, А.П. Новицкая, А.П. Пономарев, Л.И. Семенова, И.А. Снежкова и др.) находили в этой проблематике свой аспект. В их поле зрения оказывались этнические традиции, влияющие на состав семьи и внутрисемейные отношения, и характер влияния специфически этнических отношений на социальную мобильность, распределение ролей в семье37.

В то же время тема семьи и семейно-брачных отношений народов СССР по-прежнему была очень популярна среди советских этнографов. Но с развитием этносоциологии их исследования получили новый импульс. Многие этнографы (Е.П. Бусыгин, Н.В. Зорин, Н.Ф. Беляева, Р.А. Григорьева, Э.-Б.М. Гучинова, В.П. Иванов, П.П. Кальнюс, Г.А. Комарова, М.Б. Рогачев, Г.Р. Столярова, Т.П. Федянович, П.П. Фокин, Р.И. Уразманова, М.Я. Устинова, Н.И. Шатинова и др.) плодотворно использовали конкретно-статистический подход при изучении современной семьи, национально смешанных браков, семейно-брачных отношений, семейной обрядности у народов СССР. Состав семьи, внутрисемейные взаимоотношения, функции современной семьи и ряд других проблем рассматривались при этом в комплексе и во взаимосвязи с учетом социально-профессиональной и национальной принадлежности членов семьи, их демографических характеристик и т.п., что способствовало пониманию особенностей современных социальных отношений.

Очень важной темой в этносоциологии стала проблематика, исследующая сферу межэтнических отношений и этническую идентичность. Ранее уже упоминалось о том, что этносоциологи выделяли и разрабатывали два уровня исследования национальных отношений: институциональный (межреспубликанский) и межгрупповой, межличностный. Отметим, что исследование межгрупповых межэтнических отношений на межличностном уровне проводилось впервые в отечественной науке и в то же время было наиболее востребовано мировой научной общественностью. Важно напомнить, что существовавшая в те годы изоляция отечественной науки порождала как ее своеобразие (оригинальность советской теории этноса), так и определенный провинциализм. Однако ведущие советские этносоциологи стремились, во-первых, преодолевать оторванность от мировой науки, знакомясь с ее идеями не только в виде критики буржуазных теорий, но и в оригинале, и, во-вторых, вносить в нее и свой вклад. В частности, изучение групповых межэтнических отношений стало как раз той тематикой, с которой советская этносоциология входила в мировую науку. Этносоциологи рассматривали межэтнические отношения (как это было принято и в мировой науке тех лет) не только в широком, но и в более узком смысле. В первом значении они изучались при исследовании взаимодействия культур (социально-культурная тематика), а во втором значении (социально-психологическая проблематика) - как межэтнические, межнациональные, или межгрупповые отношения, проявляющиеся на межличностном уровне. Этнографы, хотя и не сразу восприняли подобный уровень исследований, но постепенно и в их сообществе этот подход получил признание и достаточно широкое применение. Опыт и достижения этносоциологов (Л.М. Дробижевой, Р.К. Трдзелидзе, Г.В. Старовойтовой и др.) в этой области знаний в своих исследованиях использовали многие этнографы (Т.С. Гузенкова, В.П. Иванов, О.В. Котов. Н.Ф. Беляева, Л.С. Христолюбова, Г.К. Шкляев и др.).

Комплексность как задача-максимум в проведении исследований в 1970-1980-е годы стимулировала этносоциологов в поиске нестандартных исследовательских подходов. Наиболее актуальными проблемами для них в этот период были: общесоюзная унификация программ по основным исследовательским направлениям и совершенствование системного подхода в изучении этносоциальных процессов. Особое внимание уделялось использованию опыта прикладной социологии в области сбора и обработки информации (методы проверки надежности первичной информации, методы статистико-математической обработки и применения ЭВМ). Все большее распространение получали методы формализации, типологизации, квантификации и моделирования. В результате дискуссий были сформулированы главные методологические принципы этносоциологических исследований: конкретное, комплексное, всестороннее и целостное изучение проблемы в ее историческом развитии.

Стремление рассматривать явления и процессы в исторической перспективе было характерной чертой этносоциологических исследований второго периода. Важный шаг в этом направлении был сделан теми научными коллективами, которые проводили повторные исследования, сохраняя основной блок вопросов в анкетах с тем, чтобы иметь возможность сравнивать динамику изменений. В результате были созданы банки данных исследований, проведенных по сопоставимым программам (Татарстан, Эстония, Грузия, Узбекистан, Молдова, ряд областных центров РСФСР: 1967-1968, 19711976, 1984-1986, 1991-1994 гг.). Их научная ценность бесспорна, так как современные методики и технические достижения предоставляют возможность вторичного анализа имеющихся материалов. Данный факт необходимо особо отметить.

Несомненно, на втором, наиболее благоприятном, этапе своего развития этносоциология проделала серьезное движение по пути сочетания теоретического и эмпирико-методологического компонентов этносоциологическо- го знания. Но все же разрыв между теоретическим анализом и практикой, между огромным разнообразным материалом, полученным в ходе конкретных исследований, их результатами и их интерпретацией был одним из основных недостатков этносоциологии этого периода. Во многих работах тех лет наблюдался известный отрыв теории от практики: либо добросовестно описывалась эмпирическая информация без серьезных попыток ее теоретического обобщения, либо преподносилась чистая «теория», иллюстрируемая отдельными фактами, подменяющими глубокий анализ всей совокупности данных. Вот почему возможность вторичного анализа данных исследований 1970-1980-х годов представляет несомненный научный интерес.

И все же наиболее важной особенностью рассматриваемого периода стала дальнейшая крепнущая кооперация этносоциологов с этнографами, причем этот процесс был взаимополезен. Например, этносоциологи в своих исследованиях помимо количественных методов опроса (анкетирование и интервьюирование) все чаще использовали этнографические (качественные) методы, в том числе неструктурированное включенное наблюдение и нарративное интервью. Традиционные для этнографии приемы сбора информации они применяли на первых этапах своих исследований с целью предварительного обследования изучаемого объекта, что позволяло выбрать и выдвинуть проблемы для представительного статистико-этнологического исследования, выдвинуть новые гипотезы, поставить новые и скорректировать старые задачи, которые могли быть решены при повторном исследовании и т.д. Отметим при этом, что «включенное наблюдение» в этносоциологии (в отличие от этнографии) - это, когда «исследователь вступает в сетевые отношения социальных акторов на объекте исследования»38.

В свою очередь, этнографы, понимая, что возможности количественных методов не исчерпываются простым привлечением массовых данных или использованием методов изучения статистических связей, корреляционного анализа и другой техники, уже вошедшей в их употребление, не ограничивались накопленным капиталом. Вслед за этносоциологами они вели разработку новых для них методов, необходимых для более углубленной интерпретации массовых данных и нацеленных не только на статистическую представительность, но и на глубину понимания отдельных ситуаций. Например, с целью экспериментальной проверки метода экспертных оценок в 1973 г. в Удмуртской и Мордовской АССР параллельно с массовым обследованием населения был проведен опрос экспертов39.

Как известно, этнографы в своей практике и ранее постоянно обращались к мнению некоторых своих наиболее компетентных информаторов (обычно из среды местной сельской интеллигенции) по поводу изучаемых объектов или процессов. Но эти оценки были случайными, никак не упорядочивались и специально не обрабатывались. На материалах удмуртского и мордовского обследований этнографы, вслед за этносоциологами, применили метод экспертных оценок в этнографии на качественно новом уровне. В последующие годы его разработку этнографы проводили и в других регионах Урало-По- волжья (В.Н. Петров, С.К. Жидкова, Л.С. Христолюбова). Метод экспертных оценок позволял, по их мнению, выявить общие тенденции и закономерности современных этнических процессов, их типологии, характеристики соотношения тенденций развития разных народов и т.д.40 Помимо того, этнографы рассматривали экспертные оценки как базу «для научно обоснованного планирования и организации массовых обследований: определения объектов (представителей типов), программ и проблематики обследований.

Вслед за этносоциологами Л.М. Дробижевой, М. Лауристин, В.К. Мальковой, первыми в нашей стране применившими качественно-количественный анализ содержания массовых однотипных документов (контент-анализ) для изучения национальных проблем, этнографы также широко использовали этот метод в своих работах, прежде всего при анализе материалов СМИ. Этнографы высоко оценили возможность применения контент-анализа для перевода информации нарративных источников в количественную форму и ее дальнейшего статистического анализа41.

Этнографы, не без влияния этносоциологов, расширяли и круг этнографических источников. Например, Г.А. Комарова первой использовала материалы Службы знакомств, возникшей в 1980-е годы в СССР. Информационные карты абонентов Службы знакомств, брачные газетные объявления и архивы и т.д., содержащие не только количественные, но и качественные характеристики представителей разных этносов, позволяли использовать их в качестве ценных этносоциологических источников. Их безусловные достоинства состояли в том, что они носили массовый характер, содержали оперативную текущую информацию, отличались высокой степенью достоверности и сопоставимости42.

Весьма ценным и взаимополезным стало в эти годы совместное участие этнографов и этносоциологов в общих научных проектах (в частности, в международном проекте Венского научного центра «Культурная деятель ность в рамках семьи и трансмиссия культуры» и т.п.), в объединенных научно-методических семинарах, конференциях, ежегодных полевых сессиях, в заседаниях ученых советов, в совместных полевых экспедициях, в выпуске междисциплинарных научных изданий и т.п. Первая научно-практическая этносоциологическая конференция была организована в Кабардино-Балкарии в 1975 г., затем были проведены школы-семинары в Ереване, Баку, Киеве, Львове, Элисте, Ташкенте и Таллине.

В результате тесных и взаимополезных контактов с этно социологами советские этнографы с середины 1970-х годов все чаще проводили массовые этностатистические опросы, выборки которых были обширными, а их тематика - все более многоаспектной и многофакторной. И это было весьма закономерно, так как круг проблематики всякой науки в значительной мере определяется возможностями и уровнем развития ее методического инструментария. Применение количественных методов в этнографии на рубеже 1960-1970-х годов, о чем ранее уже упоминалось, расширило технический арсенал ее средств и позволило обратиться к решению ряда новых содержательных задач, выдвигаемых не только логикой развития самой науки, но и современной практикой. Привлечение массовых статистических материалов в этнографических исследованиях, в отличие от традиционного сбора сведений от довольно ограниченного числа информаторов, позволяло судить об общих тенденциях в современных этнических процессах и обращаться к новой для советской этнографии проблематике. Так, В.В. Коротеева изучала этносоциальные аспекты рождаемости, Г.А. Комарова первой из этнографов исследовала гендер как инструментарий этносоциологического анализа, Н.Ф. Беляева выявляла этническую специфику процесса социализации детей и подростков в МАССР и т.д. Важно подчеркнуть, что не только эт- носоциологи, работавшие на базе Института этнографии, имели в эти годы достаточные финансовые и интеллектуальные возможности для проведения крупномасштабных полевых исследований. Помимо репрезентативных исследований под руководством крупнейшего этносоциолога Ю.В. Арутю- няна в автономных республиках Поволжья в эти же годы были выполнены представительные исследования этносоциальных процессов под руководством известного этнографа В.В. Пименова, с именем которого связывают становление статистико-этнологического подхода в этнографии43. Это научное явление заслуживает особого внимания, поэтому остановимся на нем поподробнее.

Напомним, что использование статистических данных в советской этнографии имеет давнюю историю, однако применение собственно количественных (статистических) методов произошло под влиянием этносоциологии. И в дальнейшем, по словам В.В. Пименова, статистическое направление в этнографии формировалось частично во взаимодействии, а частично параллельно с этносоциологией44.

К сожалению, в работах представителей этого направления (подхода) нет терминологической ясности и определенности. Еще в 1976 г. казанские этнографы, работающие под руководством Е.П. Бусыгина и Н.В. Зорина, предложили называть исследовательское направление в этнографии, использующее количественные (преимущественно статистические) методы сбора и анализа этнографической информации, «статистической этнографией». Однако в работах В.В. Пименова и его последователей это направление опре делялось как «системный или, точнее, системно-статистический подход»45, затем как «системно-структурный» подход46 и т.п. Позднее эти же исследователи вслед за казанскими этнографами в некоторых своих работах47 обозначали его «статистической этнографией», но потом вновь вернулись к прежней терминологии48.

В любом случае системно-статистический или системно-структурный подход, родоначальником которого стал В.В. Пименов, получил определенную популярность в советской этнографии 1970-1980-х годов и был связан с формированием системных представлений об этносе, что определялось господствующей в тот период в СССР марксистско-ленинской теорией этноса. Представители этого направления определяли этнос как «относительно обособленную динамическую самовоспроизводящую социальную систему чрезвычайно высокой степени сложности, структурные компоненты которой входят в нее “на правах” также весьма сложных подсистем, а последние “подвижно скреплены” между собою многочисленными и разнообразными связями, имеющими характер отношений числа, порядка, направления, силы, координации и субординации». Исследователи представляли «этнос сложным сочетанием следующих компонент: демографической структуры данной общности, ее экономики, территориального размещения (расселения), социальной структуры, языка или языков, функционирующих среди членов данной общности, материальной и духовной культуры (фольклорной и профессиональной), быта (иначе говоря, стереотипных форм поведения) членов данной общности, их этнического самосознания и некоторых (этнических) черт психики. Другими слова, этносы суть большие группы людей, “взятые” в реальном контексте социальных, культурных, языковых и иных отношений и характеристик»49.

Впервые проблема целостного (системного) анализа этноса с помощью статистических методов была поставлена и изучена в трудах В.В. Пименова50. Их автор рассматривал исследования подобного рода как попытку дальнейшего развития идей и принципов, ранее сформулированных советскими этнографами, социологами, этносоциологами и психологами. В.В. Пименов стремился расширить понятийный аппарат этнографии путем введения в научный оборот терминов «компонента этноса», «этнофор», «основание этноса», «социально-этническая ситуация» и др. По его определению, «этнофор» - это личность, выступающая в качестве носителя этнических черт и характеристик; «компонента этноса» - это его структурная единица высшего порядка, его существенная сторона, имеющая (в свою очередь) сложное строение и членящаяся на элементы (признаки, переменные, факторы) более низкого таксономического порядка; «социально-этническая ситуация» - совокупность характеристик объекта на момент его исследования и т.д.

С рубежа 1960-1970-х годов Институтом этнографии АН СССР совместно с научными учреждениями Урало-Поволжья был осуществлен целый ряд массовых этнографических (статистико-этнографических) исследований, посвященных изучению современных этнических процессов в республиках Поволжья и Приуралья (руководитель - В.В. Пименов). Такие исследования прошли в Удмуртии (1968, 1979), в Мордовии (1973), Чувашии (1981), Марийской республике (1984-1985), Калмыкии (1985), Башкирии (1986). Отметим, что в качестве объекта этнографического изучения начиная с 1973 г. наряду с коренной национальностью республик выступало и местное насе ление других национальностей. В результате этнографы ИЭ АН СССР в сотрудничестве с исследователями из институтов и университетов Казани и Ижевска, Саранска и Чебоксар, Уфы и Йошкар-Олы и некоторых других поволжских городов провели серию массовых многоаспектных обследований, в программах которых учитывались самые различные проблемы.

В результате этих и последующих обследований этнографы с позиций системного подхода изучали очень широкий круг проблем: семью и семейно-брачные отношения (Р.А. Григорьева, Э.-Б.М. Гучинова, В.П. Иванов, Г.А. Комарова, М.Б. Рогачев, Г.Р. Столярова, Т.П. Федянович, П.П. Фокин, М.Я. Устинова и др.); пищу (Н.Ф. Гайнуллина, Р.А. Григорьева, А.С. Лузгин, П.М. Мезин, А.Е. Пахутов, Е.Я. Трофимова, Л.С. Христолюбова), жилище и поселения (В.Ф. Вавилин, З.И. Етоева, А.Д. Коростелев, Г.К. Шкляев), одежду (Г.Б. Матвеев, Т.Л. Молотова, Г.А. Никитина, С.В. Суслова), обряды (Э.-Б.М. Гучинова, Н.И. Шатинова, Т.П. Федянович, М.Я. Устинова), межэтнические отношения (В.А. Балашов, Т.С. Гузенкова, В.П. Иванов) и т.д. Был также накоплен опыт исследования статистическими методами эт- нотерриториальных групп, живущих в условиях иноэтничного окружения (Р.А. Григорьева, В.П. Иванов, М.Д. Киекбаев, А.Д. Коростелев, О.В. Котов, Г.К. Шкляев).

Большое внимание уделялось методике проведения подобных исследований. Инструментарий строился с расчетом на получение как формализованных данных для переработки их на ЭВМ, так и протокольно фиксированной информации, пригодной для традиционной разработки, разнообразия описания и т.п. Переработка данных на ЭВМ позволяла преобразовать информацию и получить ее в форме промежуточных и окончательных результатов. Промежуточные результаты (двумерные и многомерные, т.е. таблицы и статистические распределения) давали возможность исследовать связи между факторами и охарактеризовать каждый из показателей, заложенных в инструментарий исследования, получить представление о динамике, определить тенденции в развитии изучаемых явлений.

Системный подход в этнографии, по мнению В.В. Пименова, выражал тенденцию к изучению этноса как целостности с ее внутренними и внешними связями, отношениями и взаимодействиями51. Однако, как утверждали сторонники системного подхода в этнографии, «собственно системно-статистический анализ этноса, включающий выявление внутренней структуры отношений между его компонентами и более мелкими таксономическими единицами, образующими “живую ткань” изучаемого этноса, начинается лишь с переходом к его структурному моделированию»52. Такое моделирование осуществлялось путем исчисления так называемых информационных коэффициентов связи, выражающих меру связи каждого фактора со всеми остальными. В результате довольно сложных исследовательских процедур строились «вполне обозримые и пригодные для дальнейшего анализа модели этноса в виде графов». Анализ общей модели этноса, по мнению В.В. Пименова, выявляет ее принципиальную структурную композицию, дальнейший анализ связей, вскрытие их характера и особенностей, определение меры их существенности и ролей в системе отношений. Иначе говоря, познание логики отношения между факторами - таков главный путь исследования модели53.

Использование структурного моделирования давало возможность исследования общих свойств этноса, выступающего как целостность. Системностатистическому подходу к этносу свойственны такие черты и особенности, как применение статистических процедур при сборе, переработке и анализе этнографической информации, а также соответствующих приемов, открывающих возможности моделирования структуры этноса, логический анализ моделей, их интерпретация на основе всей суммы этнографических знаний, определение детерминирующих «начал» и выявление системного характера детерминации этнических структур и процессов54.

К середине 1980-х годов в различных этнографических центрах СССР (Москва, Ленинград, Петрозаводск, Казань, Саранск, Ижевск, Чебоксары, Уфа, Йошкар-Ола, Горноалтайск и др.) не только отдельные исследователи, но и научные группы работали с применением различных статистических методов и приемов. Однако степень и характер их использования в этнографических исследованиях имели большой диапазон: от элементарного соблюдения требований статистических методик и арифметических подсчетов тех или иных характеристик до анализа качественных изменений и использования системного анализа и моделирования структур при изучении этноса и его отдельных компонент55.

При этом сами исследователи осознавали, что, изучая модели, те или иные статистические тенденции, нельзя забывать, что «за формальными построениями скрыты живые люди и их реальные судьбы». Они отмечали, что системно-статистический подход к этносу имеет не только достоинства, но и значительные ограничения. «Мы научились выявлять и изучать структуры, но еще плохо умеем воспроизводить движение, процессы (в частности, этнические). Наши модели пока статичны». Системно-статистическое направление в этнографии имело также и сторонних критиков, считающих что «в его (В.В. Пименова) увлечениях системными подходами и теорией информации были случаи надуманности или просто незнания достоверной статистики»56.

Истины ради следует отметить, что, действительно, наряду с успешными результатами в истории кооперации этнографов и этносоциологов встречались и неудачи: например, недостаточно корректное использование отдельными исследователями математических методов, их чрезмерное увлечение «этническим» моделированием, квазинаучные поиски «ядра этноса», конструирование «структуры наций и народностей» и все то, что могло дискредитировать достижения этносоциологии. Однако подобные экспериментально-исследовательские опыты просуществовали недолго, не получив одобрения прежде всего со стороны этносоциологов.

Особые реальные трудности этносоциологии были связаны с тем, что национальная проблематика в СССР принадлежала, в первую очередь, представителям научного коммунизма. Этносоциологи находились с ними в постоянном конфликте, так как «в отличие от “научных коммунистов” они не просто толковали цитаты столетней давности, а обсуждали реальные проблемы межнациональных отношений»57. По словам этносоциологов, «было прямое идеологическое давление. Например, мы не могли опубликовать прямые данные о межэтнических установках населения Эстонии. Мы их публиковали в закодированном виде, в индексах, чтобы нельзя было установить абсолютные числа по социальным и этническим группам. По Грузии были “плохие” дан ные. Их тоже “камуфлировали”, но специалисты могли понять суть. Данные об азербайджанских стереотипах в Армении были столь разительны, что о них вообще нельзя было упомянуть». И все же, по мнению Л.М. Дробижевой, преувеличивать давление идеологии на этносоциологию тех лет не следует: «Все-таки мы родились уже в другую эпоху, и можно было заниматься своей профессией без страха. Конечно, все наши труды брали “на просмотр”. Но надо было соблюдать определенные правила... Иногда помогало специфическое умение интерпретировать данные. Например, количество желающих обучаться на родном языке и обучающихся на нем не совпадают. Это можно интерпретировать как признак скрытого конфликта, но можно показать и как свидетельство успеха культурного строительства. О социальных и национальных конфликтах можно было думать, но писать было нельзя. Зато мы никогда не говорили о расцвете и сближении наций и народностей: это было прерогативой научного коммунизма. “Расцвет” мы считали ботаническим понятием. В наших работах не было словосочетания “развитой социализм”. Аргумент у нас был простой: социализм не может быть “недоразвитый”»58.

Сравнительно спокойное существование этносоциологии в СССР обычно объясняют тем, что она развивалась в лоне этнографической науки. Так, западные ученые, отмечая, что в отличие от советских историков, творческий потенциал и научные возможности которых сковывала и ограничивала жесткая зависимость от марксистского подхода к историографии, полагали, что советские этнографы в своей работе не имели подобных ограничений, так как власти рассматривали этнографию как идеологически безопасное поле59. Отечественные ученые также подчеркивали, что этнография в 1970-1980-е годы контролировалась не столь пристально, как, например, социология или философия. У этносоциологов «не было и половины тех бед, которые были у других, например в Институте социологических исследований и в Институте философии. В значительной степени научная и психологическая атмосфера в институтах зависела в те годы от личности руководителя... Не случайно, коллеги из других институтов отмечали, что уровень теоретического мышления, включая и возможность научных дискуссий, в Институте этнографии был выше, а психологическая атмосфера лучше, чем в других исторических, не говоря уже о философских, учреждениях»60.

Безусловно, этносоциология в рассматриваемый период по-прежнему выполняла социальный заказ господствующей в СССР идеологии. Это сдерживало, но не останавливало ее развитие. Это был хотя и специфический, чрезвычайно непростой, долгосрочный, но тоже путь познания, неоспоримым итогом которого стали новые научные знания, новые идеи. Но все же главный результат состоял в том, что благодаря этносоциологии этнография в эти годы, во-первых, в целом преодолела былую традицию делить культуру на материальную и духовную, без учета социального контекста и сложных социальных взаимодействий; во-вторых, начала активное исследование этнических проблем современности и, в-третьих, перестала восприниматься лишь наукой об архаике. В итоге все это позволило покончить с существовавшей в СССР практикой изоляции этнографии как науки о культуре от наук о человеке и обществе.

Немаловажно также напомнить о том, что лучшие научные труды этносо- циологов заметно повысили в эти годы интеллектуальный уровень и престиж этнографии как в СССР, так и за рубежом61. Не случайно, ряд зарубежных ав торов62 специально привлекали внимание западных ученых к работам таких сотрудников Института этнографии АН СССР, как Арутюнян, Бромлей, Кон, Шкаратан, отмечая, что «некоторые глубокие теоретические моменты в них представляют особую ценность для социологии».

Американская исследовательница Л. Гринфелд, указывая на «многочисленные примеры этно социологического подхода в советской этнографии», особо подчеркивала, что «Арутюнян и Сусоколов63 продемонстрировали методологические преимущества совместного исследования социоэкономи- ческих и демографических индикаторов в переписях населения с этническими и культурными показателями. Многие другие (советские ученые. - Г.К.) провели “этносоциологический” анализ урбанизации, семейных отношений, демографических тенденций, производительности труда, классовой структуры в различных советских республиках»64.

Другой авторитетный эксперт - Дж. Волзайнер, оценивая работы И.С. Кона, выполненные в рамках этносоциологии, писал о том, что подход к развитию ребенка, разрабатываемый в ИЭ АН СССР, «более эрудирован, чем его западные аналоги», поскольку он «интегрирует историческое, семиотическое, этнографическое и социально-психологическое знание», что редко делается в западноевропейской и североамериканской психологии65. Попутно отметим, что труды И.С. Кона и его коллег по этнографии детства (прошу не путать с пресловутой «этнопедагогикой». - Г.К.) по-прежнему высоко оцениваются зарубежными и отечественными специалистами, утверждающими, что подобное исследовательское направление и ныне остается весьма значимым и перспективным для науки. Уже упоминавшаяся выше Л. Грин- фелд, в свою очередь, описывая примеры этносоциологического подхода в советской этнографии, также подчеркивает заслуги И.С. Кона, который «в 1983 году предложил и сделал первую теоретическую попытку применить это в исследовании гендерной стратификации»66.

Зарубежные ученые, знакомя западное научное сообщество на рубеже 1980-1990-х годов с состоянием наук гуманитарного цикла в СССР, особо выделяли целый ряд важных достижений советских этносоциологов: во-первых, «они хорошо знали работы западных социологов и использовали их как источник сравнительных данных»; во-вторых, их исследования «содержали массу интересных социографических материалов»; в-третьих, советские эт- носоциологи, «в отличие от советских социологов, давали не просто сырые данные, но и старались интерпретировать свои материалы, объяснять их и стремились к пониманию реальности»67.

Столь высокая оценка работ советских этносоциологов западными коллегами, обычно скупыми на похвалы, наряду с другими рассмотренными выше обстоятельствами дают нам полное основание считать второй период развития советской этносоциологии «академическим».

Период перестройки в этносоциологии

Начавшиеся во второй половине 1980-х годов процессы перестройки поначалу оказали на развитие этносоциологии достаточно благотворное влияние. Этносоциологи оценивали эти годы для себя как «романтиче- ские»68. Деидеологизация и академическая свобода советской науки; рост общественного интереса и внимания СМИ к деятельности этносоциологов;

возрастание удельного веса внебюджетного финансирования (поддержка научных фондов, государственных и частных организаций); компьютеризация (распространение персональных компьютеров, приобщение к электронной почте и Интернету); интеграция в мировую науку (участие в международных научных конференциях; выполнение зарубежных заказов; совместные международные проекты; обмен научными визитерами; возможность профессионального общения с зарубежными специалистами); активизация грантоискательской деятельности ученых; возможность осуществления интердисциплинарных проектов; крепнущая кооперация с представителями других наук - все это настраивало этносоциологов на оптимистический лад.

Они «впервые за двадцать лет перестали ощущать себя аутсайдерами»69 и в самой социологии. До этого научные контакты этносоциологов и социологов были минимальными. Работы этносоциологов, как правило, публиковались в исторических изданиях и не выходили на широкую социологическую аудиторию. Социологи не интересовались деятельностью этносоциологов, считая их маргиналами, изучающими социальные проблемы «народов». К тому же специальный курс этносоциологии читался лишь в нескольких вузах, причем нерегулярно. В результате, в 1970-1980-е годы этносоциологи постоянно, планомерно и, на мой взгляд, достаточно успешно «вводили» социологию в этнографию, однако «ввести» этносоциологию в социологическую сферу им долгие годы не удавалось.

Лишь в годы перестройки, когда национальная проблематика в СССР стала крайне актуальной и вышла на первый план в академических исследованиях, социологи оценили заслуги и достижения своих коллег. Этносоциология была принята в социологию. Этносоциологи установили прочные контакты с социологами, проводили совместные исследования, публиковались в социологических изданиях, участвовали в научных дискуссиях, конференциях, симпозиумах, были приглашены на Первый съезд советских социологов, где впервые открыто говорили о межнациональных конфликтах, о возможности выхода Прибалтийских республик из СССР, о других жгучих проблемах современности. Именно в этот период знания и идеи этносоциологов были широко востребованы обществом на всех уровнях: от ЦК КПСС до национальных движений. «На заседаниях Комитета по этнической социологии Советской социологической ассоциации (председатель Л.М. Дробижева), образовавшегося Комитета по этнополитологии (председатели Г.В. Старовойтова и И.М. Крупник), конференциях этносоциологов в Киеве, Львове, Москве, Бишкеке обсуждались проблемы национальных движений в Прибалтике, на Украине, конфликты в Нагорном Карабахе, Южной Осетии и др., принимались прямые обращения в Правительство, ЦК КПСС. Этносоциологи Л.А. Арутюнян из Армении и Г.В. Старовойтова, избранная тоже от Армении, социологи М. Лауристин и К. Халлик стали народными депутатами СССР и активно выступали с трибуны съездов. Специалисты по этносоциологии приглашались консультантами в Верховный Совет СССР, затем РСФСР и Российской Федерации, Государственную думу, Совет Федерации, правительственные учреждения (М.Н. Губогло, Л.М. Дробижева, Э.А. Паин, ставший членом Президентского совета, А.А. Сусоколов, В.Н. Шамшуров - заместитель министра по делам национальностей и региональной политики и др.»70

Этносоциологи повсюду выступали в качестве экспертов, их охотно печатали, приглашали на телевидение. Этносоциологи активно участвовали в работе Советской социологической ассоциации, создав свой комитет этносо- циологии под руководством Л.М. Дробижевой. Но уже вскоре часть ученых вышла из него и образовала новый комитет этнополитической социологии во главе с Г.В. Старовойтовой и И.И. Крупником. Вызвано это было тем, что наиболее «радикальные» этносоциологи хотели участвовать в перестройке не только в качестве экспертов, но и практически. Позднее некоторые из них ушли из науки в политику, стали народными депутатами, лидерами национальных движений, госчиновниками высокого ранга и т.д. Из этносоциоло- гии в этот период шла не только внутренняя, но и внешняя утечка мозгов. К тому же после распада СССР произошло отделение республиканских ученых. Все это не могло не нанести определенный урон этносоциологическому сообществу. Этносоциологию не миновали и проблемы рубежа 1980-1990-х годов, приведшие затем российскую науку к кризису: разрушение системы научных коммуникаций, плохая обеспеченность информацией, кризис системы воспроизводства кадров, двойная и прочая занятость ученых, падение престижа научного труда и др.

К счастью, этносоциологии удалось преодолеть все эти симптомы кризиса достаточно быстро. Даже в эти сложные годы они сумели осуществить ряд таких важных проектов, как, например, исследования отдела этносоци- ологии Института этнографии АН СССР совместно с учеными из Таллина (1988, 1991 гг.) и Ташкента (1988, 1991). Наряду с этим они активно использовали и обширный банк данных предыдущих обследований. Именно в эти годы тематика этносоциологических исследований даже расширилась и актуализировалась.

Вывод о негативной трансформации современной российской науки уже банален. Одной из основных ее причин обычно называют плохое финансирование. Однако причина негативной трансформации науки в современной России - это ее глубокий функциональный кризис. Ее главные проблемы связаны с теми основными функциями, которые наука призвана выполнять в обществе. При всем разнообразии этих функций их обычно сводят к четырем основным: познавательная, образовательная, технологическая, экспертная. Соотношение между основными функциями науки и их конкретное наполнение не постоянны, а зависят от общества и избранной им траектории развития.

Современные проблемы российской науки вызваны ее функциональным кризисом, состоящим в том, что прежние, советские функции - оборонная, престижная, идеологическая - не востребованы (или востребованы в незначительной степени), а к потреблению первостепенной (как принято в передовых странах) функции науки - технологической современное российское общество не созрело. В результате наметился своеобразный «функциональный вакуум». Как отмечают российские ученые, в современной России произошло «переключение отечественной науки с прежней “космической” траектории развития на новую “политическую” траекторию»71. И в этих новых обстоятельствах положение любой науки, в том числе и нашей, зависит от социального заказа. И даже не от его характера, а от самого факта существования этого заказа. В советские времена и этнография, и этносоциология достаточно успешно выполняли функции, возложенные на нее обществом, прежде всего познавательную, идеологическую, престижную и др. В условиях перестройки и в последующие годы они (и прежде всего этносоциология) оказались востребованными в основном лишь для выполнения экспертной функции. Безусловно, подобный социальный заказ в свое время помог и этнографии, и этносоциологии, как и некоторым другим социогуманитарным наукам, справляться с проблемами кризисного периода.

Однако это в целом позитивное явление в последние 10-15 лет вызвало к жизни ряд далеко не однозначных тенденций в развитии науки. В частности, имея лишь один вид социального заказа на выполнение экспертной функции, даже самые великие ученые, поглощенные зарабатыванием денег, причем не только для себя и своей семьи, но и для своего научного подразделения, своего научного коллектива, вынуждены меньше времени и сил отводить анализу и теоретизированию. Существующая ныне стратегия выживания ученых сказывается и на проведении эмпирических исследований. Они менее тщательно готовятся и проводятся, многие этапы работы перепоручаются аспирантам, студентам и даже непрофессионалам, хотя общеизвестно, насколько важны в нашей работе все этапы, так как никакая высокая теория руководителя проекта не исправит те провалы, что были допущены другими его участниками.

Еще один пример. Увеличение количества этнологических и этносоциоло- гических подразделений в стране, особенно в различных ее регионах, можно оценить как факт положительный. Но зачастую это происходит за счет малооправданного и малоэффективного дробления прежних исследовательских коллективов или (что еще печальнее) в результате волшебного перерождения бывших научных коммунистов, историков партии, бывших партчиновников и т.п. - в этнографов, этносоциологов и т.д. Причем с единственной целью - для получения экспертных заказов, т.е. для получения денег. И конечно же в таких случаях ни о каких фундаментальных научных исследованиях речь не идет. И соответственно, результаты деятельности подобных «экспертов и аналитиков» лишь профанируют науку этнографию.

Можно называть различные причины, мешающие продуктивной научной деятельности. Но все они лишь производные от функционального кризиса отечественной науки, главный симптом которого - падение престижа научного труда в современном российском обществе. Повторим, что в советские времена наша наука успешно выполняла функции, возложенные на нее обществом, прежде всего идеологическую и престижную. В условиях перестройки, переключившись в основном на выполнение экспертной функции, она также оказалась востребованной. Отталкиваясь от подобного функционального подхода к науке, можно представить обозначенную выше схему развития советской этносоциологии в 1960-1980-е годы (период становления, академический период, период перестройки) в виде следующей «функциональной» периодизации: 1)

1966 - 1971 гг. - идеологический период, 2)

1972 - 1985 гг. - престижный период, 3)

1986 - 1990 гг. - экспертный период.

Экспертный период (или период перестройки) этносоциологии продолжается и по сей день. Его первый «романтический» этап закончился в конце 1980-х годов, и затем в развитии этносоциологии наметился процесс размежевания. Начало новому этапу положило создание Центра по изучению межнациональных отношений (ЦИМО), который возглавил М.Н. Губогло. Затем выделилась группа О.И. Шкаратана. Вскоре произошло структурное деление отдела этносоциологии ИЭА РАН на два сектора, возглавляемые Ю.В. Арутюняном и Л.М. Дробижевой. По сути этот процесс обозначал не только административное размежевание, но и расщепление самого предмета этносоциологии на субпредметы.

И все же важнейшим итогом периода перестройки для советских этно- социологов, на мой взгляд, стало то, что они начали изучать этническую проблематику по новому для себя кругу источников. Фундаментальный пересмотр теоретической базы в конце 1980-х годов подготовил почву для многочисленных научных дискуссий. Они были вызваны потребностью разработки новых теоретических подходов и особенно активно велись в 1990-е годы. Одним из результатов подобных дискуссий стало то, что в современной российской этносоциологии существует большое разнообразие теоретических направлений и течений. Их невозможно представить в виде логично завершенной схемы. Причина заключается в сложности и неоднозначности интерпретации различными учеными природы объекта этносоциологии - этноса.

Анализ современного состояния этносоциологии не входит в мою задачу. Однако следует отметить, что о значении отечественной этносоциологии и ее вкладе в науку красноречиво говорит тот факт, что сегодня представители других, причем не только гуманитарных наук (социологи, психологи, культурологи и т.д.), но и психиатры72, математики73 и другие готовы «породниться» с этносоциологией, широко используя и ее достижения, и ее методологию. 1

Тишков В.А. Нелишне узнать из первоисточника (с бывшим зам. директора ИЭ АН СССР С.И. Бруком беседует В.А. Тишков) // ЭО. 1995. № 1. С. 94. 2

История и социология / Ред. В.В. Альтман, В.А. Куманев. М., 1964. С. 252-253. 3

Об этом подробнее см.: Комарова Г.А. Этнография детства: междисциплинарные исследования. М., 2010. С. 3-29. 4

Лашук Л.П. Введение в историческую социологию. М., 1977. 5

Преображенский П.Ф. Курс этнологии. М.; Л., 1929. 6

Тишков В.А. С Т.А. Жданко беседует В.А. Тишков // ЭО. 1994. № 1. С. 118-133. 7

Социология в России / Ред. В.А. Ядов. М., 1998; Развитие социологии в России (с момента зарождения до конца ХХ века) / Ред. Е.И. Кукушкина. М., 2004. 8

Интервью Л.М. Дробижевой, данное Г.С. Батыгину. М., 2003 // http://www.nir.ru/socio/ scipubl/sj/sj4-01drob.html. 9

Арутюнян Ю.В. и др. Социально-культурный облик советских наций: по результатам этносоциологического исследования. М., 1986. С. 3. 10

Ковалев Е.М., Штейнберг И.Е. Качественные методы в полевых социологических исследованиях. М., 1999; Семенова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию. М., 1998. 11

Filstead W.J. Soziale Welten aus erster Hand // Exploratoren Sozialforschung / Hrsg. K. Gerdes. Stuttgart, 1979. S. 29. 12

Интервью Л.М. Дробижевой, данное Г.С. Батыгину. 13

Основные направления изучения национальных отношений в СССР / Ред. М.И. Кули- ченко. М., 1980. С. 319. 14

Басилов В.Н. Этнография: есть ли у нее будущее? // ЭО. 1992. № 4. С. 8-9. 15

Кон И.С. Несвоевременные размышления на актуальные темы // ЭО. 1993. № 1. С. 3-8. 16

Басилов В.Н. Письмо в редакцию // ЭО. 1992. № 6. С. 161. 17

Басилов В.Н. Этнография: есть ли у нее будущее? С. 9. 18

Кон И.С. Указ. соч. 19

Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Кондратьев В.С., Сусоколов А.А. Этносоциология: цели, методы и некоторые результаты исследований. М., 1984. С. 4. 20

Социальное и национальное: опыт этносоциологического исследования по материалам Татарской АССР / Ред. Ю.В. Арутюнян. М., 1973; Бромлей Ю.В., Шкаратан О.И. О соотношении истории, этнографии и социологии // СЭ. 1969. № 3. С. 3-19; Они же. О соотношении предметных областей этнографии, истории и социологии // СЭ. 1978. № 4. С. 3-18. 21

Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоколов А.А. Этносоциология. М., 1999; Губогло М.Н. К изучению проблемы адаптации населения в условиях общественных преобразований в постсоветской России // Отечественная история. 2002. № 6. С. 110-129; Интервью Л.М. Дробижевой, данное Г.С. Батыгину. 11

Дробижева Л.М. Этносоциологическое изучение современности // Расы и народы. М., 1976. Вып. 4. 23

Арутюнян Ю.В. и др. Социально-культурный облик советских наций; Губогло М.Н. Современные этноязыковые процессы в СССР: основные факторы и тенденции развития национально-русского двуязычия. М., 1984. 24

Толстов С.П. Русские крестьянские постройки: критический обзор литературы // Этнография. 1927. № 2. С. 362 -363; Маторин Н.Н. Мордовия на путях культурной революции // СЭ. 1934. № 3; Абузов С.С. Комплексная экспедиция по изучению Мордовии. Революция и современность. М., 1935. 25

Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973. С. 251. 26

Бойко В.И. Опыт социологического исследования проблем развития народов Нижнего Амура. Новосибирск, 1973; Он же. Социальное развитие народов Нижнего Амура. Новосибирск, 1977. 27

Губогло М.Н. Развитие двуязычия в Молдавской ССР. Кишинев, 1979; Он же. Современные этноязыковые процессы в СССР: основные факторы и тенденции развития национально-русского двуязычия. М., 1984. 28

Бромлей Ю.В., Шкаратан О.И. Национальные традиции в социалистической экономике // Вопросы экономики.1983. № 4. 29

Перепелкин Л.С. и др. НТР и национальные процессы. М., 1987. 30

Inkeles А. What is Sociology? An Introduction to the Discipline and Profession. Prentice Hall: Englewood Cliffs, 1964; Idem. (with contribution by D. Smith, K. Miller, O. Singh, V. Bengston, J. Dowd). Esploring Individual Modernity. N.Y., 1983; Инкелес А. Личность и социальная структура // Американская социология. М., 1971. С. 37-53. 31

Арутюнян Ю.В. и др. Социально-культурный облик советских наций. C. 6. 32

Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Кондратьев В.С., Сусоколов А.А. Этносоциология; Арутюнян Ю.В. и др. Социально-культурный облик советских наций; Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М. Многообразие культурной жизни народов СССР. М., 1986; Губогло М.Н. Развитие двуязычия в Молдавской ССР; Он же. Современные этноязыковые процессы в СССР...; Он же. Язык и национализм в постсоветских республиках М., 1994; Дробижева Л.М. Духовная общность народов СССР: историко-социологический очерк межнациональных отношений. М., 1981; Какх Ю.Ю. Черты сходства. Таллин, 1973; Сближение социально-классовой структуры советских наций / Ред. Ю.В. Бромлей. М., 1977; Социологические очерки о Советской Эстонии / Ред. Ю.В. Арутюнян. Таллин, 1979; Тенденции изменения социально-классовой структуры советских наций и народностей / Ред. Ю.В. Арутюнян. М., 1978. 33

Арутюнян Ю.В. и др. Социально-культурный облик советских наций; Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М. Этносоциологические исследования в СССР // Социс. 1981. № 1; Они же. Многообразие культурной жизни народов СССР. М., 1986; Старовойтова Г.В. Этническая группа в современном советском городе. Л., 1987; Шкаратан О.И. Этносоциальные проблемы города. М., 1986. 34

Бойко В.И. Указ. соч.; Бондарчик В.К., Иванов В.Н., Браим И.Н., Белявина В.Н. Изменения в быту и культуре городского населения Белоруссии. Минск, 1976; Губогло М.Н. Развитие двуязычия в Молдавской ССР; Какх Ю.Ю. Указ. соч.; Этнические процессы и образ жизни (на материалах исследования населения городов БССР) / Ред. В.К. Бондарчик. Минск, 1980. 35

Шкаратан О.И. Указ. соч. 36

Губогло М.Н. Современные этноязыковые процессы в СССР. 37

Дробижева Л.М. Этносоциологическое изучение современности; Сусоколов А.А. Межнациональные браки в СССР. М., 1987. 38 Дробижева Л.М. Этносоциология сегодня. Проблемы методологии междисциплинарных исследований // Междисциплинарные исследования в контексте социально-культурной антропологии / Ред. М.Н. Губогло. М., 2004. С. 16. 39

Христолюбова Л.С. К вопросу о возможности применения метода экспертных оценок в этнографии // Статистика в этнографии. М., 1985. С. 50-59. 40

Пименов В.В., Кондратьев В.С. и др. Статистика в этнографии. М., 1985. С. 52. 41

Там же. С. 7. 42

Комарова Г.А. Современная чувашская женщина в семье и в обществе (по материалам этностатистических обследований в ЧАССР). М., 1987. 43

Пименов В.В., Филиппов В.Р. Массовые этнологические исследования. Методы и техника. М., 1995; Коростелев А.Д. [Рец.] В.В. Пименов, В.Р. Филиппов. Массовые этнологические исследования. Методы и техника. М., 1995 // ЭО. 1997. № 2. С.146-147. 44

Пименов В.В., Кондратьев В.С. и др. Статистика в этнографии. М., 1985. С. 5. 45

Пименов В.В. Удмурты. Л., 1977. 46

Пименов В.В., Кондратьев В.С. и др. Указ. соч. С. 156. 47

Там же. С. 5. 48

Исследования по древней и современной культуре чувашей / Ред. В.П. Иванов и др. Чебоксары, 1987. 49

Пименов В.В. Удмурты. 50

Пименов В.В., Христолюбова Л.С. Удмурты. Этносоциологические очерки. Ижевск. 1976; Пименов В.В. Удмурты. 51

Пименов В.В. Удмурты. С. 4. 52

Пименов В.В., Кондратьев В.С. и др. Указ. соч. С. 89. 53

Там же. С. 90. 54

Там же. С. 97. 55

Там же. С. 5. 56

Соколовский С.В., Перепелкин Л.С. Этническая социология. Новосибирск, 1996. 57

Кон И.С. Несвоевременные размышления на актуальные темы // ЭО. 1993. № 1. С. 3-8. 58

Интервью Л.М. Дробижевой, данное Г.С. Батыгину. 59

GreenfeldL. Soviet Sociology and Sociology in the Soviet Union // Annual Review Sociology. 1988. Vol. 1. P. 119.

60Кон И.С. Несвоевременные размышления на актуальные темы. С. 3-8. 61

GreenfeldL. Op. cit.; Valsiner J. Developmental Psychology in the Soviet Union. Bloomington, 1988. С. 303-306; Миронов Б.Н. Социология и историческая социология: взгляд историка // Социс. 2002. № 10. С. 55-62. 62

Gellner E. The Soviet and the Savage // Current Anthropology. 1974. Vol. 16(4). P. 595-601; Idem. Ethnicity and Anthropology in the Soviet Union. Archive European Sociology // 1977. Vol. 18. P. 201-220; Idem. Review of M. Matthews and T.A. Jones. Soviet Sociology 1964-1975 // Slavic East Europa Review. 1979. Vol. 57. P. 473-490; Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991; Plotkin V.I., Howe J. The Unknown Tradition: Continuity and Innovation in Soviet Ethnography // Dialectical Anthropology. 1984. Vol. 19. P. 1-4; Voronitsyn S. A Directory of Prominent Soviet Economists, Sociologist and Demographers by Institutional Affiliation. Radio Liberty Researches // RL (Radio Liberty). 1987. Vol. 183/87. 63

Арутюнян Ю.В., Сусоколов А.А. Переписи населения СССР как источник качественного анализа этнокультурных процессов // СЭ. 1983. № 5. С. 13-23. 64

GreenfeldL. Op. cit. P. 120. 65

Valsiner J. Op. cit. P. 306. 66

GreenfeldL. Op. cit. P. 120. 67

Plotkin V.I., Howe J. Op. cit.; Voronitsyn S. Op. cit.; GreenfeldL. Op. cit.; Valsiner J. Op. cit.; и др. 68

Интервью Л.М. Дробижевой, данное Г.С. Батыгину. 69

Там же. 70

Там же. 71

Юревич А.В. Новая траектория развития российской науки: из космоса в политику. М., 1999. C. 118. 72

Немировский Д.Э., Тургетов Д.И. Этносоциология и психогигиена (опыт взаимодействия). Харьков, 1996. 73

Гуц А.К. Глобальная этносоциология. Омск, 1997.