М.К. Горшков СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ФОРМИРОВАНИЯ ГРАЖДАНСКОЙ НАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

К числу проблем, активно дискутируемых сегодня научным сообществом, несомненно, относятся практики становления в России гражданского общества, формирование которого было объявлено руководством страны одной из приоритетных задач российских реформ.

Исходя из того, что сфера «гражданского» пронизывает все важнейшие области жизнедеятельности современного социума (политико-правовую, экономическую, социальную, экологическую и др.), его институты, идеологию, культуру, этнонациональные и конфессиональные отношения, свои точки соприкосновения с проблематикой гражданского общества находят представители практически всех общественных и гуманитарных дисциплин. Мультидисциплинарность исследований позволяет высветить множество граней и аспектов изучаемого явления, однако, обратной ее стороной становится фрагментарность получаемого знания, препятствующая созданию целостной картины состояния «гражданственности» общества в России, выявлению и оценке направления его трансформаций.

Не отрицая непреходящую актуальность данной проблематики как для стабильных демократий, так и для переходных обществ, прошедших сквозь горнило либерализации авторитарных и тоталитарных режимов, зададимся вопросами: какое гражданское общество существует в России в действительности, и существует ли оно вообще?

Дать однозначный ответ на них - дело непростое. Непростое хотя бы в силу той существующей сегодня и потрясающей воображение своими масштабами пестроты мнений наших (и не только наших) сограждан относительно критериев развитости гражданского общества.

Думается, что столь очевидное несовпадение или даже противоположность оценок происходящего объясняется целым рядом моделей развития, к числу которых относится, например, различие «точек отсчета», т.е. тех референтных моделей, с которыми сопоставляется нынешняя российская ситуация. Так, если в качестве подобной модели используется некий идеальный, сконструированный на основе западноевропейских и североамериканских представлений, тип гражданского общества как объединения свободных, независимых индивидов, обладающих определенными правами и способных эти права защитить, то выводы о наличии такового в современной России получаются скорее негативными. Если же сравнивать Россию начала XXI в. с советским обществом времен Л.И. Брежнева, то прогресс гражданского общества несомненен.

Вполне возможно, что истоки радикальных расхождений в оценках состояния российского гражданского общества кроются и в национальных особенностях трактовки, и в весьма разноплановых и многообразных подходах к использованию данного понятия российскими академическими кругами и официальной риторикой3. Отсутствие консенсуса в отношении того, что понимать под «гражданским обществом», широкая интерпретация содержания понятия и использование его как популистского лозунга в политической демагогии могут породить серьезные проблемы. И не только в части, касающейся эффективности практик формирования гражданского общества и развития его институтов. В этом случае есть веские основания ожидать, что призыву «Даешь гражданское общество!» грозит судьба другого слогана, крайне популярного в конце 1980 - начале 1990-х годов и связанного с попытками превращения России в «правовое государство», неумелая реализация которых привела к откровенному нарушению и дискредитации в российских условиях самой концепции государства этого типа.

Немаловажным фактором, предопределяющим восприятие складывающейся в стране ситуации с формированием и укреплением позиций гражданского общества, выступает специфика российского контекста, в котором протекают указанные процессы. Эта специфика обусловлена:

Во-первых, парадоксальными и абсолютно непродуктивными (а, по сути, выливающимися в инициирование государством разнообразных имитаций) попытками развития гражданского общества сверху, властными усилиями.

Во-вторых, практическим отсутствием независимых и неподконтрольных властному официозу СМИ, формирующих общественное мнение.

В-третьих, тем фактом, что права человека и гражданина по-прежнему остаются на периферии массового сознания и общественных практик, равно как и практической деятельности власти5.

В-четвертых, продолжающимся и ведущим к социальной атомизации и дезинтеграции социума размыванием нормативно-ценностного комплекса социального доверия как фундамента любой социальности6.

В-пятых, предпринимаемыми социальными архитекторами современности попытками неосмысленного внедрения и развития в стране западных моделей гражданского общества, которые, не будучи адаптированы к российской специфике, неизбежно вступают в противоречие с многовековыми традициями русского народа. Причем попытками, эпигонскими и по духу, и по содержанию, начисто игнорирующими тот факт, что общественный строй - не пустая и мертвая оболочка, которую можно менять, как кому заблагора- судится: он неразрывно связан с жизнью народа, с природой и размерами страны, ее геополитическим положением, историческими судьбами, более того - с характером и духом народа, т.е.

И, наконец, в-шестых, углублением социальных неравенств, воспроизводимых в достаточно устойчивых формах, как отражение политической, культурно-нормативной, но, прежде всего, экономической структуры современного российского социума, и проявляющихся в разном качестве отдельных аспектов жизни россиян - практиках распределения собственности и доходов, социально-психологическом состоянии, здоровье, открывающихся возможностях, степени доступности стратегий адаптации и улучшения своего положения, в восприятии людьми жизни в целом.

Следует особо отметить: тормозя развитие экономики и блокируя ее переход к инновационной стадии, опосредуя поляризацию общества, порождая апатию и пассивность определенных его слоев, подталкивая их к нелегитимным формам протеста и политическому экстремизму, разрушая нравственные устои общественного единения8, социальные неравенства создают климат конфронтационности и нетерпимости, препятствуют достижению национального согласия. В сложившихся условиях ослабевает, если не сказать разрушается, гражданская солидарность - глубинная основа самого понятия гражданства как сопричастности всех членов общества к общенациональным целям и государственной публичной политике. Единение общества затрудняется даже по тем вопросам и позициям, которые, казалось бы, касаются каждого гражданина. Пагубные последствия социального неравенства накладываются на быстро трансформирующееся российское общество, и без того разделенное по целому ряду идеологических и социальных показателей.

Социологам очевидно, что проблема построения гражданского общества в современной России коренится в области практической применимости той или иной модели государственного устройства к данным конкретным социальным условиям при определенных исторических обстоятельствах, включающих географические, климатические, пространственные, ментальные и прочие факторы. Здесь уместно будет заметить, что действенные политические и экономические формы создаются не логическим, но историческим путем: каждый народ приходит к ним самостоятельно в процессе собственного развития.

Думается, что в многонациональной России созидание гражданского общества возможно лишь на наднациональной основе, т.е. при условии превращения россиян в политическую нацию, внутри которой национальные различия имели бы исключительно конфессиональный и социокультурный характер6. Таким образом, одной из базовых предпосылок становления полноценного гражданского общества в России оказывается формирование гражданской идентичности россиян. Настаивая на этом, мы существенно расширяем наш дискурс, выводя его за рамки традиционно обсуждаемых практик укрепления российской гражданственности и проблем, связанных с их реализацией10. К слову сказать, подобный подход к решению актуальной и острой для России проблемы становления гражданского общества вполне соответствует общемировым стандартам и тенденциям определения последнего как «социального пространства, благоприятствующего чувству солидарности между людьми и любви к своему сообществу»11.

Проблема российской идентичности, формирования и укрепления российской нации как гражданского надэтнического политического сообщества оказалась в последние годы в центре научных и политических дискуссий12. При этом отечественные традиции ее обсуждения, разворачиваются на двух уровнях - теоретического анализа и концептуализации политических проектов, направленных на конструирование национальной идентичности.

Вслед за психологами, усилиями которых данный термин и был введен в научный оборот в XX столетии, социологи отмечают, что эпоха modernity и порожденные ею социальные трансформации способствуют ослаблению одних (примордиальных и этнокультурных13) и усилению других (социально-конструируемых) идентичностей, к числу которых, несомненно, относится и принадлежность к государственному образованию - нации14.

Особое звучание проблема идентичности, динамика идентификационных процессов, приобретают в контексте глобализации. Представляя диалектический процесс всеобъемлющей интеграции и столь же масштабной дифференциации, глобализация, с одной стороны, создает невиданные ранее возможности для сближения культур, расширения коммуникативного пространства, обогащения образа жизни людей новыми знаниями, технологиями, идеями, а с другой - порождает множество серьезных проблем и деструктивных тенденций, одной из которых (наряду с культурным хаосом, утратой привычных жизненных ориентиров, формированием кризисного типа сознания) выступает кризис идентичности15.

Несмотря на всю дискуссионность вопроса о степени интеграции России в процессы глобализации, проблемы трансформации идентичности российского общества в условиях глобального мира (трансформации, потенциально способной дезорганизовать и дезориентировать социум) приобретают с течением времени все большую актуальность и значимость. Именно с ними, а точнее с их решением, связываются сегодня прогнозы дальнейшего развития страны, ее способность отвечать на многочисленные вызовы современного мира, осуществлять полноценную культурную, экономическую, социальную и политическую модернизацию. От того, какие образы идентичности будут доминировать в массовом сознании, что будут представлять собой важнейшие референтные группы самоидентификации, во многом зависят перспективы становления в России структур гражданского общества, эффективность функционирования политических институтов, характер механизмов представительства интересов и политического участия и, в конечном счете, социальный климат общества.

На глобальном уровне сохранение российской идентичности способствует успешному интегрированию России в мировое сообщество и ее позиционированию на международной арене. На личностном же - утверждению жизненных ориентиров, формированию чувства защищенности в рамках «своего» общества, подавлению тревоги и фрустрации на фоне фиксируемого социологами с начала 2009 г. увеличения доли российских граждан, испытывающих чувство страха, ощущающих собственную беспомощность и невозможность повлиять на происходящее вокруг. И это не случайно, ибо только при условии прочной национальной солидарности, ощущения само- тождественности, имея возможность отнести себя к какой-то системе, направляющей его жизнь и придающей ей смысл, человек не рискует остаться в одиночестве перед натиском бури глобализации. В противном случае, утрачивая свои идентификационные качества, человек «теряет себя», поскольку идентичность есть основа онтологической безопасности и непрерывности его бытия. Человеку нужна идентичность как «для всякого плода», по мысли Ф.М. Достоевского, «нужна своя почва, свой климат, свое воспитание».

Активное изучение мировоззренческих аспектов общероссийской идентичности развернулось с начала 90-х годов ХХ в. Многочисленные исследования разных лет убедительно доказали, что ее формирование не было линейным процессом, но проходило в сложном противоречивом контексте культурно-цивилизационных взаимодействий, динамичных социальноэкономических преобразований, распада многонационального государства, встраивания в новую систему отношений, освоения новых социальных смыслов и значений, переосмысления этнического состава населения, политического устройства, рождающихся и отмирающих ценностей, изменяющейся структуры общества.

Отрадно осознавать, что идея «российской гражданской нации», категория гражданско-государственной (или национально-гражданской) идентичности, пришедшая на смену исторически сложившемуся в России пониманию нации как этнокультурной общности, уже не режет слух отечественных политиков. Немалая заслуга в этом принадлежит академику РАН В.А. Тиш- кову - автору многочисленных работ в области изучения наций, нациестрои- тельства и национальной идентичности россиян.

Представление о России как об уникальной цивилизации, соединяющей в себе европейские и азиатские начала, одной из характеристик которой является мирное содружество множества национальностей и религий, понимание российского народа как исторического целого и гражданской нации высказывались неоднократно руководством государства. Эта формула была позитивно воспринята многими интеллектуалами и политиками как единственно возможная для России и полностью отвечающая накопленному мировым сообществом опыту существования крупных многоэтничных государств.

Современная идентичность населения России, по справедливому замечанию профессора Л.М. Дробижевой, представляет собой «.сложный конгломерат новой российской, ностальгической советской, социальной, региональной, локальной, этнокультурной, религиозной идентичностей. Естественно, все политические, социально-культурные, экономические трансформации общества находят отражение в государственно-гражданской идентичности, поэтому по изменениям в ней судят о направлениях в развитии социума, но и она сама, ее характер, масштабность, интенсивность, способствует ориентации и мобилизации людей, становится социальным ресурсом в общественном развитии»16.

Что же представляет собой идентичность россиян как ресурс государства и общества? Каковы социальные основы формирования гражданской нации в России? Попытаемся ответить на эти вопросы, опираясь на результаты ряда общероссийских исследований, осуществленных ИКСИ РАН и ИС РАН за последние 12 лет17.

Еще в ходе исследования 1998 г. были получены веские доказательства того, что после первой семилетки радикальных реформ структура российского социума продолжала обеспечивать достаточно надежную трансляцию базовых жизненных ценностей, мотиваций и способов восприятия действительности. Среди доминант массового сознания выделялись смысложизненные установки, имеющие глубокие социокультурные корни и характеризующие тип «среднего» россиянина как человека, готового к неожиданным поворотам судьбы, обладающего хорошими адаптационными способностями и склонного к автономности. Свое призвание он видел не столько в приумножении благ, сколько в стремлении жить как хочется, получая от этого моральное удовлетворение.

В то же время на первый план выходил преимущественно «неэкономический» характер положительных качеств русских, объективно тормозящих вхождение России в рынок, но, вместе с тем, способствовавших менее болезненному восприятию ими реалий постиндустриальной цивилизации. Устоять и выжить в условиях радикальных изменений всего и вся, сопровождавшихся к тому же глубочайшим системным кризисом, русскому человеку помогали смелость, изобретательность, приспособляемость и терпеливость.

Жизненные ценности российских граждан, их представления о том, «что такое хорошо, а что такое плохо», являются смысловым и психоэмоциональным ядром национальной идентичности. Сравнительный анализ значимости для россиян различных сфер их жизни (семья, друзья, работа, свободное время, религия, политика) не выявлял (и не выявляет сегодня) каких-либо качественных особенностей, отличающих ситуацию в России от тех, что складываются в ряде других стран (Германия, США, Великобритания, Швеция). Самой значимой для россиян сферой их жизни выступает семья. Что же касается наиболее типичной для них идеальной модели жизни, то она может быть описана формулой «любимая работа, счастливая семья, хорошие друзья, чистая совесть и уровень жизни не хуже, чем у других”. Эта же модель предполагает хорошее образование, интересную и престижную работу, хорошие отношения между супругами и т.д.

Гораздо меньше распространены в России «достижительные» установки, такие ценности, как власть, известность, желание попасть в «статусный» круг или иметь собственный бизнес. Вместе с тем, десятилетняя динамика последних говорит о том, что со временем они набирают все большее число сторонников, тогда как такая базовая для подавляющего большинства россиян сфера их жизни, как работа утрачивает значение важной формы самореализации и способа общения, приобретая все более инструментальный характер (способ заработка).

Повторное обращение к данной проблематике произошло в середине 2000-х годов, когда пережившее дефолт российское общество вошло в полосу относительно устойчивого экономического и политического развития. Как трансформировался в этих условиях ценностный мир россиян, их мировоззренческие установки, мотивация поведения и жизненного выбора?

Первое, что вновь привлекло наше внимание - это плавность, с которой, несмотря на радикальный характер происходивших в стране перемен, изме нялись социокультурные стереотипы, определявшие общий склад сознания российских граждан.

Анализируя историческое самосознание россиян, мы вынуждены были признать: слегка пошатнувшись под натиском «разоблачений» первой половины 1990-х годов, советская парадигма оказалась на удивление устойчивой. Как следствие, несмотря на существование вполне естественной поколенческой и региональной специфики в отношении к различным этапам и явлениям российской истории, подавляющее большинство россиян продолжало считать основными предметами общенациональной гордости события и достижения советской эпохи, не допуская возможностей для ценностного раскола российского общества.

Значимые расхождения выявлялись, пожалуй, лишь в связи с историческим выбором общества, в котором россиянам хотелось бы жить в данный период времени. Повторное исследование продемонстрировало, с одной стороны, явное стремление молодежи и представителей средних (наиболее активных в экономическом плане) возрастных групп жить в нынешней России со всеми присущими ей проблемами и противоречиями, а с другой - очевидную ностальгию представителей старшего поколения по жизни в СССР, их желание оказаться в обществе «брежневского образца». К слову сказать, если в 1998 г. сторонники жизни «в брежневском обществе» доминировали над «современниками» в соотношении 46% на 25%, то в условиях пореформенной России (а именно в 2007 г.) в общенациональном сознании россиян произошел примечательный перелом: около 60% сделали выбор в пользу современного российского общества, и только 20% - в пользу общества брежневского типа.

В современной социологии принято использовать и такой интегральный показатель состояния социального самочувствия, как самооценка гражданами своего положения в обществе, иначе говоря, своего социального статуса. В этой связи необходимо отметить следующий, весьма показательный, результат: за время преодоления системного кризиса 1990-х годов в российском обществе произошло радикальное переосмысление социальных статусов. Доля россиян, довольных своим социальным положением, стала доминировать над долей недовольных им в соотношении 4 : 1. По всей видимости, мы имеем дело с весьма существенным обстоятельством, являющим собой не только важнейшую предпосылку социальной стабильности, но и значимое для людей условие комфортности их социально-психологического состояния в целом.

В настоящий период можно утверждать: социальная структура российского общества, построенная на основе оценки самими гражданами своего места в нем, приближается к модели, характерной для стабильно развивающихся стран. Социологический анализ показывает, что изменения в самоощущениях людьми своего места в обществе за последние 7-8 лет поистине колоссальны. И проявляются они, прежде всего, в значительном сокращении числа тех, кто ощущает себя «социальными аутсайдерами», и, одновременно, в росте рассматривающих себя в качестве представителей средних слоев. И это, безусловно, влияет на укрепление стабильности российского общества. Обнадеживает и то, что в последние годы коренной перелом в социальных самоощущениях произошел во всех без исключения возрастных группах населения.

Однако успокаиваться рано. Исследуя социальную структуру российского общества посредством использования индекса уровня жизни, учитывающего широкий спектр не только денежных, но и любых других доступных населению экономических ресурсов, а также возможности удовлетворения групп потребностей, связанных с различными видами внепроизводс- твенной деятельности людей18, мы приходим к выводу, что большинство (59% населения на начало 2009 г.) россиян характеризуется сегодня тремя параметрами уровня жизни: «ниже черты бедности», «на грани бедности» и в состоянии «малообеспеченности». Наиболее тревожными в этом контексте выступают проблемы бедных слоев населения. При этом особую обеспокоенность вызывает не столько численность бедных, сколько причины попадания в бедность, свидетельствующие как о неадекватности государственной социальной политики, так и о нездоровой ситуации на рынке труда.

Понимание особенностей и социальных основ формирования российской гражданской нации невозможно вне анализа тех социальных общностей, с которыми отождествляют себя наши сограждане. Результаты исследования идентификационных характеристик позволяют считать, что в пореформенной России концентрируется огромный социально-психологический ресурс, выступающий основой осуществления модернизационного прорыва, в котором столь остро нуждается сегодня российский социум.

По данным, ИС РАН роль россиянина, гражданина России является в настоящее время наиболее распространенной «Я-идентификацией» (почти 60% поддержки). Такая идентификация как «житель определенной местности» и даже «представитель конкретной национальности» от нее заметно отстают. Добавим к этому, что и в структуре «Мы-идентификации» чувство общности с россиянами с той или иной частотой испытывают свыше 80% населения страны. Приведенные данные свидетельствуют о достаточно высокой и нарастающей внутренней интегрированности российского общества и даже о возможности формирования в обозримой перспективе в России гражданской нации.

Еще в начале 90-х годов ХХ в., после краха великой державы - СССР, многие не понимали, в какой стране они живут. На вопрос «Что такое Россия?» - респонденты четкого ответа дать не могли. Сегодня «простые люди» его дают. Россию считают страной, которая имеет собственные цели развития, может их выражать и защищать, не заискивая перед Западом. С соци- олого-политологической точки зрения, это можно назвать «возрождением державности», новым обретением чувства гордости за свою страну.

Результаты наших исследований говорят и о том, что в пореформенной России сосуществуют традиционалистски настроенная часть общества и те сограждане, в сознании которых доминируют идеи личной ответственности, инициативы, индивидуальной свободы, иначе говоря, носители модернистского сознания. Выделяется и та часть населения, которую следует охарактеризовать как носителей промежуточного типа сознания, сочетающего в себе элементы традиционализма и модернизма.

Анализ динамики национального самосознания позволяет сделать принципиально важный вывод: преодолев системный кризис 1990-х годов, кризис, опасный своей способностью поражать все без исключения ячейки и сферы общества, Россия реформирующаяся превратилась в Россию пореформенную, где относительно сложившиеся и укрепляющиеся государственные, политические и общественные институты опираются на поддержку гражданского большинства, стабильные общественные умонастроения. Не отрицая очевидных проблем, мы видим, что современная Россия «...уже не то полупарализованное полугосударство, каким была еще десять лет назад»19. Она самоопределяется, постепенно встает на ноги, обретает собственную субъектность, причем не только на внешнеполитической сцене, но и как страна с самостоятельной судьбой, собственными планами на будущее.

Вместе с тем, национальное самосознание россиян остается противоречивым. Слабость, недостаточная интенсивность общегражданской идентичности, во многом носящей пока что формальный характер, компенсируются в ряде случаев усилением роли этнических компонентов, включающихся в процесс формирования самосознания. Однако за стремлением испытать чувство общности с русскими стоят в большей степени социокультурные, нежели какие-либо иные, факторы.

Русский радикальный национализм остается уделом меньшинства, а доля его носителей в течение последнего десятилетия стабилизировалась на отметке в 11-15%. Еще меньше тех, кто идентифицирует себя с политическими организациями радикально националистической направленности.

И еще один момент. Общенациональное сознание пореформенной России характеризуется резким повышением удельного веса в нем массовых суждений и оценок внешнеполитической направленности.

Подобное явление имеет свое объяснение. К середине 90-х годов ХХ в. в массовом сознании россиян постепенно утвердилось мнение, согласно которому при всей своей привлекательности западный путь развития, опыт которого переносился когда-то на отечественную почву, для России не приемлем. Как следствие, культурно-историческая самобытность российского общества стала интерпретироваться в качестве непреходящей базовой ценности. В соответствии с новой парадигмой стало переосмысливаться и отношение между «Мы» и «Они», в том числе применительно к внешнеполитическим задачам государства.

Отметим, что Запад выступает в российском самосознании в различных образах, сменяющих друг друга в зависимости от конкретных условий. В качестве доминирующего субъекта международных отношений он представлен разного рода политическими, военно-политическими и экономическими структурами, наиболее проблемной из которых является в глазах россиян НАТО, отношение к которому в российском обществе продолжает оставаться устойчиво негативным в течение ряда лет.

Что думают россияне по поводу перспективы интеграции России с Евросоюзом? В 2002 г. количество «еврооптимистов», связывающих будущее России с ее вступлением в объединенную Европу, превышало количество «евроскептиков» в соотношении 42% на 30%. К началу 2009 г. картина полностью изменилась: противники объединения с Евросоюзом составляли около 50%, в то время как доля еврооптимистов упала до 30%.

Означают ли приведенные данные, что россияне в большинстве своем являются откровенными противниками сближения России и Европы. Нет, не означают. Даже при том, что психология и культура российского общества, а также конкретная внешнеполитическая ситуация накладывают на эту про блему целый ряд условий ограничительного характера. В отличие от какой- либо другой внешнеполитической ориентации подобный процесс не вносит в российское общество нежелательной психологической напряженности и не провоцирует в нем значительных духовных расколов. Образно выражаясь, осуществление разумной стратегии сближения с Европой не потребовало бы от россиян «переступить через самих себя». И это само по себе достаточно важно. В конечном счете «европейский путь» может быть без особого внутреннего сопротивления (хотя и с определенными оговорками) принят всеми основными социально-демографическими группами и слоями населения. При условии, что движение по данному пути не принесет россиянам очевидных и болезненных разочарований, что зависит уже не только от России, но и от ее партнеров. *

* *

Подводя итоги, заметим, что, с социологической точки зрения, у России есть все основания для формирования и укрепления российской нации как гражданского надэтнического политического сообщества.

Не стоит забывать, что нация являет собой «.не просто результат этнокультурной унификации и “длительного исторического формирования”, а результат целенаправленных усилий политической и интеллектуальной элиты по утверждению среди населения представлений о народе как нации, общих ценностях, символах, устремлениях»20. Такие общие представления существуют в странах и с более разобщенным населением, чем в России. В современной России наблюдается складывание реальной общности россиян на основе исторических и социальных ценностей, патриотизма, культуры и языка. И важно, чтобы усилия элиты общества были направлены на утверждение этой общности через многие механизмы и каналы, но прежде всего посредством обеспечения гражданского равноправия, системы воспитания и образования, государственного языка, культурного и масс-медийного производства. 1

Факт существования в России гражданского общества ставится под сомнение не только в ряде серьезных публикаций (см., например: Гражданское общество в России: проблемы самоопределения и развития: мат. научн. конф. Москва, Институт федерализма и гражданского общества. 7 дек. 2000 г. М., 2001. С. 11, 19, 20), но и в оценках и мнениях рядовых граждан. Так, по данным Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), в начале 2008 г. лишь 25% опрошенных считали, что гражданское общество в России уже сложилось и существует. При этом наиболее часто респонденты объясняли существование «гражданского общества» тем, что «есть законы, и они соблюдаются» (3%); «есть право отстаивать свои права» (1%); «есть митинги и акции протеста» (1%); «есть партии, общественные организации» (1%) и т.п., что, разумеется, никоим образом не исчерпывает характеристик гражданского общества.См.: Ка- нунников А.А. Гражданское общество в России: настоящее и будущее // Мир и политика. 2008, № 12. 2

Гражданское общество в России: проблемы самоопределения и развития. С. 132. 3

См., например: ОльшанскийД.В. Политико-психологический словарь. М.: Академический проект, 2002; Дилигенский Г.Г. Что мы знаем о демократии и гражданском обществе? // Pro et Contra. 1997. Т. 2, № 4; Кара-Мурза С.Г. Истмат и проблема Восток - Запад. М., 2002 и др. 4

Зиновьев А.А. Катастройка. Повесть о перестройке в Партграде. М., 2003. 5

Патрушев С.В. Результатом становления и критерием гражданского общества является гражданин // Горбачевские чтения. Вып. 5. Гражданское общество: настоящее и будущее.

1937-2007: память и ответственность. М.: Международный фонд социально-экономических и политологических исследований (Горбачев-Фонд), 2007. 6

Речь в данном случае идет об обобщенном, или социальном, доверии, уровень которого снизился в период с 1989 по 2007 гг. с 54% (данные ВЦИОМ) до 18% (данные ФОМ). Иными словами, в середине относительно благополучного, с социальной точки зрения, 2007 г. лишь 18% россиян полагали, что большинству людей можно доверять, тогда как 78% считали, что в отношениях с людьми следует быть осторожными. Подробнее см.: Факторы развития гражданского общества и механизмы его взаимодействия с государством / Под ред. Л.И. Якобсона. М., 2008. С. 168-169. 7

Здесь уместно и должно вспомнить слова великого русского философа, писателя и публициста И.А. Иванова, писавшего, что государственный строй - это не «одежда», которую можно сменить в любой момент; это, скорее, органически свойственное ему «строение тела», его костяк, несущий мускулы, органы, кровообращение и кожу. Только политические верхогляды, считал философ, могут воображать, будто народам возможно «даровать» их государственное устройство, будто существует единая государственная форма, «лучшая для всех времен и народов», а посему нет ничего опаснее и нелепее стремления навязывать народу то, что не соответствует его историческому бытию. См.: Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России: в 2-х томах. М., 1992. Т. 1.

С. 194. 8

Красин Ю.А. Социальное неравенство в политическом измерении [Электронный

ресурс] // Режим доступа: politicheskom_izmerenii_2008-11-4-16-29.htm>. 9

Гуторов В.А. Современные концепции гражданского общества [Электронный ресурс] // Режим доступа: . 10

Зарщиков А. Проблемы становления Гражданского общества в современной России [Электронный ресурс] // Режим доступа: . 11

Havel V., Klaus V., Pithart P. Civil Society After Communism: Rival Visions // Journal of Democracy. January 1996. Vol. 7, No. 1. P. 18. 12

См., например: Арутюнян Ю.В. Россияне: проблемы формирования национальногражданской идентичности в свете данных этносоциологии // Общественные науки и современность. 2009. № 4; Денисова Г.С., Дмитриев А.В., Клименко Л.В. Южно-российская идентичность: факторы и ресурсы. М., 2010; Дробижева Л.М. Процессы гражданской интеграции в полиэтническом российском обществе // Общественные науки и современность. 2008. № 2; Горшков М.К. Российская идентичность в условиях трансформирующихся процессов // Вестник российской нации. 2008. № 1; Паин Э.А. От Третьего Рима к гражданской нации // Независимая газета. 14 февр. 2006 г., № 30 (3710); Российская идентичность в Москве и регионах / Отв. ред. Л.М. Дробижева. М., 2009; Россия на рубеже веков / Отв. ред. М.К. Горшков. М., 2000; Русская идентичность на постсоветском пространстве / Под ред. С.Ю. Пантелеева. М., 2008; Тишков В.А. Нация и национальная идентичность в России // Вестник российской нации. 2008. № 1 и др. 13

К этой группе относятся прежде всего положение в аскриптивных группах (половозрастных, семейных, расовых), а также принадлежность к различным формам культурных групп (цивилизационной, этнокультурной, конфессиональной). Подробнее см.: Денисова Г. С., Дмитриев А.В., Клименко Л.В. Указ. соч. С. 10-11. 14

Там же. 15

Мартынов В.Ф. Альтернативное пространство глобализации // Диалог культуры и перспективы социокультурной глобализации в современном обществе: Сборник научных статей / Под ред. В.Ф. Мартынова. М., 2005. С. 5. 16

Дробижева Л.М. Указ. соч. 17

Здесь и далее мы будем обращаться к результатам исследований: «Граждане России: кем они себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить?» (Институт комплексных социальных исследований, 1998 г.); «Новая Россия: десять лет реформ» (Институт комплексных социальных исследований, 2001 г.); «Европа и Германия глазами россиян» (Институт комплексных социальных исследований, 2002 г.); «Богатые и бедные в современной России» (Институт комплексных социальных исследований РАН, 2003 г.); «Социальное неравенство в социологическом измерении» (Институт социологии РАН, 2006 г.); «Городской средний класс в современной России» (Институт социологии РАН, 2006 г.); «Российская идентичность в социологическом измерении» (Институт социологии РАН, 2007 г.); «Малообеспеченные в России: Кто они? Как живут? К чему стремятся?» (Институт социоло гии РАН, 2008 г.); «Чего опасаются россияне» (Институт социологии РАН, 2009 г.); «Российская повседневность в условиях кризиса: взгляд социологов» (Институт социологии РАН, 2009 г.); «Готово ли российское общество к модернизации?» (Институт социологии РАН, 2010 г.). 18

Исходной гипотезой при построении индекса выступало предположение, что дифференциация российского населения проявляется не только в том, что у него есть, но и в том, чего у него нет. Тем самым, рассмотрение реального уровня жизни включает не только оценку уровня благосостояния, но и оценку уровня депривации - испытываемых лишений и ограничений в общепринятом наборе потребительских благ. Подробнее см.: Российская повседневность в условиях кризиса / Под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, Н.Е. Тихоновой. М., 2009. 19

Медведев Д. Россия, вперед! // Российская газета: Федеральный выпуск. 11 сентября 2009 г. № 4995 (171). 20

Тишков В.А. Нация и национальная идентичность в России.